золото

Сюэ Ян кошкой проскальзывает в окно, и ставни в ответ едва скрипят, точно от порыва ветра. Мэн Яо не оборачивается. В огромное зеркало видно осколок её лица — алую линию губ, острые брови, уголки прищуренных глаз. Видно холодное равнодушие и изящные пальцы, которыми она берёт со столика гребень — и запускает в пышные волосы. Движения плавные, выверенные, как и каждый шаг по её канатной тропе, и второй рукой она перекладывает пряди вперёд, обнажая спину. С левого плеча чуть съехали нижние одежды. И тонкая косточка чуть выпирает, когда Мэн Яо чуть передёргивает плечами, будто от сквозняка. Какой грубый расчёт. Сюэ Ян облизывается и опирается спиной на оконную раму. Мэн Яо резко опускает гребень на стол — и в ответ на стук сама же кривит губы. Невольно выходит из роли. — Зачем ты пришла? Что с Тигриной печатью? Даже от окна можно почуять тошнотворную смесь тысячи масел на её коже. Хочется припасть к этому кусочку кожи на плече, прямо над гранью ключицы, и вонзить зубы до кости. Хочется сожрать и выплюнуть, чтобы от Мэн Яо ничего не осталось. Но Сюэ Ян только трёт нос, чтобы избавиться от мерзкого запаха — и облизывается снова. В её убийстве нет нужды. Она красива, как кукла, когда просыпается и долгие несколько минут смотрит в потолок, — Сюэ Ян наблюдала, как трепещут при этом её ресницы, будто она вот-вот красиво, беззвучно заплачет, — и прекрасна, как гранёный бриллиант, когда появляется на отцовских приёмах. Больше всего ей к лицу красный — у Цзинь Гуаншаня тяжёлая рука — и золото. — Я принесла тебе подарки. Сюэ Ян спрыгивает с окна и останавливается за её спиной. Они обе теперь в зеркале — красота и смерть. Вечно рука об руку. Но Мэн Яо закатывает глаза, и образ рушится. — Ты опять купила дешёвые украшения, да? — её тонкие пальцы снова сжимают гребень. Подарок госпожи Лань. Сюэ Ян кладёт горячую ладонь на оголённую кожу, и представляет как на белых нижних одеждах появятся красные разводы. Мэн Яо пойдёт. Мэн Яо идёт всё, что она не хочет принять. — Они мне не нужны. Мэн Яо ненавидит золото, но не может от него уйти. Вторая ладонь Сюэ Ян ложится ей на шею вместе с ожерельем. Золотые капли стекают в ямочку между ключицами. — Я не разрешала себя трогать. Она пытается холодно отмахнуться, но пальцы Сюэ Ян за своё держится крепко. Пальцы ложатся на подбородок. — Тебе идёт, Яо. Сегодня ты особенно красива. Так хочется… Красота и смерть всегда идут рука об руку. Смерть оглаживает линию челюсти, а Красота поворачивается к ней лицом и останавливает своей рукой. — Если ты ещё раз начнёшь лезть ко мне, я убью тебя. — Ты не сможешь, — Сюэ Ян ласково оглаживает её лицо — и вешает золотой дождь на висок. — Я сильнее. Украшения жалко звенят, когда Мэн Яо встаёт со стула и кидает их об пол. — Хватит! Убирайся! Мэн Яо даже злится красиво. Её грудь часто вздымается, нижнее одеяние сползает всё сильнее, и так не хватает красного, что Сюэ Ян стискивает её плечи когтями. В её жизни никогда не было красоты. Была смерть, была боль, был кошмар и озноб, но не было утончённого, величественного, дорогого. Сюэ Ян тянет Мэн Яо обратно к стулу. Мэн Яо замахивается, и красный брызгает ей на рукав. Щека горит. — Убирайся, я сказала! — она не замечает ни наготы, ни смазанной помады. — Совсем сошла с ума! Твою мать! Сюэ Ян думает о том, что даже сейчас Мэн Яо красивая — её и такую можно накрыть золотым покрывалом и положить в гроб. Сюэ Ян говорит: — У меня нет матери. По крайней мере, она не была шлюхой. Смех распирает — потому что когда-нибудь Мэн Яо обязательно подчиниться. Она сломается, когда взглянет на себя в зеркало в золотой короне, когда поймёт, что красота, единственное, что ей досталось от матери, когда поймёт, что никто в целом мире не сможет принять её так, как смерть. Какая-то книга ударяет в грудь. Сюэ Ян хмурится. — Сегодня ты слишком много меня ранишь, — она делает шаг вперёд, но Мэн Яо к этому готова. С тигриной свирепостью она толкает Сюэ Ян к подоконнику и заставляет вывеситься из приоткрытого окна. Даже свежий воздух не может выветрить запах масел из лёгких. Мэн Яо нависает над ней, растрёпанная, нагая, красивая, и её руки крепко сжимают шею. — Что, всё-таки хочешь меня? — Чтоб ты сдохла! — Мэн Яо говорит с примесью дворовой собаки, но это можно простить. Сюэ Ян всё равно тянет к ней руки, цепляет чёрные волосы и хрипло смеётся: — Ты моя, Яо. Так должно быть. Мэн Яо и сама это знает — потому что рано или поздно все люди от неё отвернуться. Она с тихим рычанием крепче сжимает руки.