Забытый.

Он умолял его остаться. Он был тем, кому действительно был дорог этот холодный, словно заполярный дворец, парень. Тарталья не понимал, почему же произошло именно так. Он не понимал, чем Скарамуччу не устраивала его нынешняя позиция. Он не понимал, зачем шестой предвестник хотел уйти с гнозисом. Парень был зависим от него. Был зависим от манящего блеска его фиолетовых, как самое красивое во всём Тейвате небо, глаз, был зависим от самого его присутствия… Тарталья был зависим от Скарамуччи. Он не хотел расставаться с ним ни на секунду, он хотел соединить их жизни вплоть до того, как они лишатся их одновременно. — Я прошу тебя, Скарамучча… останься… останься со мной. Зимний день в Снежной обернулся удивительно грустным, давящим на душу зрелищем. Тарталья буквально молил шестого предвестника остаться, понимая, что все тщетно. В руках Скарамучча сжимал еле светящийся гнозис, говорящий о том, что отказываться от него он не собирается. На глазах рыжего парня выступили слёзы, руша его обычно веселое и беззаботное выражение лица. Скарамучча просто развернулся и, заставляя снег хрустеть под его ногами, начал уходить. Следующей реакцией Тартальи стал крик. Злой, настоящий, но в нем сквозила непрекрытая, отчаянная боль. Предвестнику было плевать, как отреагирует кто-то, если увидит. Он боялся отпускать Скарамуччу, боялся, что не увидит его больше никогда. Он не хотел, чтобы парень сбежал с гнозисом вот так. Он не хотел оставаться один. Ему бы никто не заменил его, его родного и дорогого, как свою семью, Скарамуччу. — Стой! Пожалуйста, стой! — Тарталья кричит в отчаянии. В лесу все еще видно шляпу Скарамуччи, который, пряча слёзы, смахивая их украдкой, уходит. Аякс пустился догонять Куникудзуси и крепко, не желая выпускать, схватил его за руку и, пытаясь отдышаться, пока прозрачные слёзы текли по его лицу, выпалил: — Почему ты поступаешь так?! Почему ты поступаешь так со мной?! Почему ты хочешь уйти, Скарамучча?! Почему, почему, почему?! Скарамучча опустил глаза вниз и, придав своему лицу обыкновенно надменное выражение, свободной рукой смахнул с щеки слёзы и взглянул на Тарталья исподлобья, освобождая свою руку из его теплой хватки. — Это конец, Аякс. Если бы я хотел, я остался бы с тобой дольше. Прощай. Скарамучче хватило лишь немного смелости сказать это в лицо своему любимому, после чего он развернулся и быстрым шагом вновь пошел по обширному лесу Снежной, гадая, куда же он пойдет. Куникудзуси старался не волноваться на тот счет, что он буквально только что оставил Аякса один на один со всеми своими страхами, но ему было просто больно. В груди давил неприятный груз, будто бы огромная наковальня из кузницы Амэнома упала прямо на сердце, лёгкие, придавила горло болезненным комом, мешая дышать. Суровый мороз обдувал щеки холодным воздухом, заставлял ноги подкашиваться и дрожать, хотя обычно Скарамучча никогда не мерз. Аякс долго не мог поверить в то, что его любимый просто взял и ушёл. Ушел и попрощался так, будто бы между ними ничего не было. Ушел бесстыдно, без капли грусти или сожаления в его необыкновенно холодных, как космическое пространство, глазах. Тарталья не верил в то, что Куникудзуси предпочел вернуться к своему прошлому, забрав гнозис и уйдя в пустоту. Он просто не мог в это поверить. Тарталья помнил, как он буквально прошлой ночью просил Скарамуччу остаться с ним, на что тот обещал, что никуда не уйдёт. Никуда не уйдёт от него, Тартальи. Он соврал. Последний предвестник помнил, как прошлой ночью, при свете потекших свечей, он пытался убедить Скарамуччу не совершать эту ошибку. Тем вечером случился, кажется, последний раз, когда Тарталья был так близко к Скарамучче и ласково, так по-доброму звал его Скарой. Тем вечером Аякс пытался удержать паренька максимально близко к себе, пытался забыться, но, увы, суровое утро заставило забыть обо всём. Руки сжимаются в кулаки, а из глаз на рыхлый снег капают слёзы. У обоих.