История солдата с другой стороны

- Как звать, рядовой? - мужчина средних лет с уставшими серыми глазами обратился к молодому бойцу, которому, на вид, только недавно исполнилось восемнадцать. - Ван Линг, командир, - солдат отдал честь. - Слушай меня, рядовой Ван, отныне твоя задача будет допрашивать пленных. Любых, которые только попадуться к нам в руки. Мало ли кто может скрывать здесь тайны. Ясно? - Да, командир! - Можешь приступать, он тебя проводит. Мужчина махнул в сторону другого паренька, на губах которого растянулась улыбка. Подойдя к нему, солдат понял, почему он так рад. - Полудемон, - протянул Шэнь Цинцю Ван Линг и усмехнулся - Не думал, что встречу тебя здесь. - Я тоже на это не надеялся, Учитель, - парень скопировал его улыбку, а после добавил - Я бы хотел, чтобы мы больше не пересекались. Собеседник приподнял в немом вопросе и удивлении бровь, но кивнул. - Я бы тоже этого не хотел. Сейчас у нас другая жизнь, в которой мы будем пересекаться очень редко. Здесь не будет места ненависти. Я испортил тебе детство прошлого, ты сломал мне оставшуюся жизнь. Мы в расчете. - Согласен. Это то, что он запомнил. Его первый день. Первый день на войне, которая только началась, но уже предсказывалась, как Великая. И ему должно было быть все равно, все его прошлое связанно с грязью, он сам грязь, моральный урод, убивший десятки демонов, монстров, тварей и людей. Он не должен сожалеть, когда на его руках столько крови. Тем более, он не должен ужасаться, когда смотрит на все эти приборы, лезвия, банки, комнаты, ящики, животных, которыми теперь он будет пользоваться. То,чем он будет работать. Он не боится. Он так думал. Он смотрит с ужасом, когда видит, кто перед ним сидит. Первая жертва. Даже не его. Ему лишь будут показывать, как надо работать. И от этой мысли становится тошно, потому что для них люди - всего лишь инструменты, которых можно использовать так, как душа пожелает. А он ненавидит такое обращение. Потому что однажды испытал его сам. Но он ничего не предпринимает. Это война. Война означает лишь то, что перед тобой стоит враг, которого надо пытать. Это твоя работа. Но перед ним девушка. Молодая девушка с васильковыми глазами, наполненными ужасом. Но эта девушка со стальных хребтом. Он понимает, когда девушка кричит и проклинает их, материт на своём языке, желает им всем гореть в аду и терпит. Она до самого конца не говорила своего имени, из какой она роты, под чьим командованием. Только проклятья. И это страшное зрелище. На момент смерти она не была похожа на человека. Нечто изуродованное, с торчащими костями, без глаз и языка и торчащим изо рта стальным прутом. Последнее - чтобы умерла в муках. Он не выдержал. Его слишком сильно тошнило, чтобы сдержаться. И не его одного. Как минимум половина таких же парней и девушек, как и он согнулись напополам, выплевывая содержимое желудка вместе, казалось, с ним самим. Как же отвратительно и бесчеловечно. - Диди, ты такой добросердечный! Он понял, что тот мальчишка был с ним даже нежен. Даже тот урод был добрее, чем сейчас его новый начальник с девчушкой. Даже заклинатели так себя не вели. Никто не был настолько безжалостен по отношению к другим. А ведь она даже не была монстром. Человек. Такой же человек, как и все они. У неё не было другой крови, других устоев, другой морали, не было жажды крови, не было желания захватить весь этот чертов мир. Она просто была из другой страны, язык в которой ничем не отличался от их. Когда мир настолько скатился, что человек без жалости мучает другого человека, ещё и показывает это совсем молодым ребятам? Он не знает. Не понимает. В тот же день он просит перевести его на первую линию фронта. Уж лучше убивать людей быстро и безболезненно. Так, чтобы они даже не почувствовали этого. Он никогда не опустится до мучений. Генерал лишь посмотрел на него с насмешкой. В тот же день его отправили обучаться стрельбе и некоторым приёмам. Их было немного. Обучение длилось несколько дней, а потом его забросили, как он и просил, в самый эпицентр событий. Если в тех местах, где он должен был находиться изначально было тихо - прекрасная звукоизоляция, ведь крики мучеников мешали бы спать - то на линии огня все оказалось совсем наоборот. Танки, выстрелы, взрыв, мины, кровь, крики, приказы - все это смешалось в один сплошной комок из раздражающих звуков, мешающих соображать. Несколько раз он чуть не погиб, если бы не его внимательность и паранойя, которая всегда была с ним. Благодаря ей он выживал. И его сердце с каждым днем покрывались все более толстым и прочным слоем брони. С каждым днем он становился все более равнодушным к чуждым смертям, и все так же был рад тому что он не стоит сейчас в тёмном помещении, заливая в рот жертвы раскаленной металл. Он был жесток, но не достаточно для того, чтобы мучать других людей. Пока однажды он не попал в плен. - Нельзя быть слишком добрым к другим, А-Лин. Они не будут также настроены к тебе. С ним никто не церемонился. Никого не заботило то, что он тоже был человеком. Кажется, это вообще беспокоило только его самого. Они были чудовищами. Эти шрамы, наверное, никогда не заживут, но они будут напоминанием. Он смог сбежать. Спустя несколько дней он уже сам выпытывал информацию у какого-то пленного. Но что стоят чьи-то страдания, когда он наконец понял: Если они проиграют, то что станет с его семьёй? Той единственной, кто о нём заботились? Он этого не допустит. Даже если для этого придется убить тысячи и тысячи. Он защитит дорогих ему людей любой ценой. Уж лучше он сам умрет, чем допустит их смерть. Только ради них он и пошел сюда, на войну. Только ради них он бросил все, что только делал и любил. Они - все, что у него есть. С прошлым его ничего не связывает. Есть настоящее, и в настоящем есть дорогие сердцу родные люди. Он не понимал почему так думает, пока однажды не встретил человека, которого по праву считает самым никчемным и слабым. Того, кто без сомнений моментально откидывает всю гордость и падает в ноги более сильным. Того, кто хватается за свою жизнь всеми силами. Того, кто знает слишком много, но бездумно рассказывает всю эту информацию, лишь бы выжить. Он отвратителен. Он спускается в тот подвал лишь для того, чтобы посмотреть, как этот отброс сдать всю свою страну. И он удивляется, когда тот, спустя часы, молчит или же кидает насмешки, провокационные фразы и ничего более. Молчит, стискивает зубы, явно воет от боли, но не показывает этого. Почему он ведёт себя так? Разве то ничтожество не должно было сдаться ещё до первого гвоздя? Он находит ответ быстро. Вернее, ему говорят об этом. и он понимает этого урода. У них обоих не было семьи, их обоих не приняли в ордене, над ними обоими издевались и принижали. У них никогда не было дома, за который они могли держаться и знать, что их поддержат. У них не было причин любить, заботиться, беспокоится, оберегать и, тем более, сохранять верность месту, в котором они были изгоями. А здесь они это получили. - Мой малыш ещё такой маленький, но такой храбрый. Твоя мама будет защищать тебя. И твой брат тоже. Наше солнышко, мы тебя не бросим, обещаю. И они никогда не предадут свои семьи. Он видит это во взгляде человека напротив, что готов умереть. Он видит это утром следующего дня в отражении зеркала. В память об этом, так похожем на него человеке, он обезопасит всю его семью от всех невзгод. Потому что они дали любовь и смысл жить такому же пустому, как и он созданию. И воспитали в нём то, что, как казалось, невозможно. Безграничная преданность.