***
— Так вы правда порвали? — Он поцеловал тебя прям в библиотеке? — Гарри, ты как? Вопросы посыпались на парня, стоило ему только перешагнуть порог гостиной гриффиндора. Слухи по замку расползаются быстро. Их с Томом точно видели в библиотеке вместе. И наверняка не только гриффиндорцы уже знали, что произошло. Отвечать не было ни сил, ни желания. Всё, чего ему хотелось — это просто лечь и умереть. От стыда, от ощущения совершённой ошибки, от странного чувства пустоты и болезненно-тянущего предвкушения. Это ведь Том. Он не отпустит его вот так просто. Только не контролирующий всё до маниакальности староста, который одним взглядом вводил в ужас половину Хогвартса. Отмахнувшись от друзей, Гарри поспешил скрыться в спальне, где, скинув сумку на пол, просто рухнул на кровать, не переодеваясь и спеша забыться в тревожном сне. После разговора в библиотеке дни полетели на удивление быстро. Несмотря на то, что шестой курс, в отличие от пятого и предстоящего седьмого отличался меньшей загруженностью, профессора будто задались целью взрастить в них юных гениев! Задания становились всё более творческими, где уже не получалось отделаться банальной зубрёжкой без полного понимания предмета. От этого часто приходилось засиживаться в библиотеке или в общей комнате, обложившись книгами. Гарри впервые учился с небывалым рвением, погружаясь с головой в новые темы, экспериментируя, разбирая сложные задачи и поражаясь, как раньше он мог не замечать, что учиться — это так увлекательно. Теперь он понимал Тома и его любовь к учёбе. Том… Вот о ком-о ком, а о старосте Слизерина, лучшем ученике Хогвартса за последнее столетие, парень старался не думать. Поначалу Гарри всеми силами избегал его, проводя всё свободное время в гостиной факультета, пока не осознал, что его усилия напрасны. Том его и сам не замечал, будто и не существовало никогда для него Гарри Поттера. Когда гриффиндорец наконец это осознал, первой реакцией было неверие, переросшее в дикий восторг. Его жизнь была вновь только его! Счастье от обретённой свободы огорчал лишь тот факт, что пуффендуец, которым Гарри увлёкся и ради которого, как он думал, бросает Тома, оказался мелочной скотиной. Когда парень наконец решил признаться ему в чувствах, тот лишь поднял его на смех перед доброй половиной школы. Обиднее всего было то, что Том видел его унижение. Справиться с ущемлённым чувством собственного достоинства, как и с разбитым сердцем, помогла учеба. Гарри упорно пробивался в лидеры школы, но до Реддла ему было всё ещё далеко. Медленно всё налаживалось. Друзья всё так же звали с собой в Хогсмид пропустить по паре бокалов сливочного пива, профессора хвалили за успехи, отработок стало в разы меньше, он даже пару раз сходил на свидание! Правда, они ни к чему не привели, но позволили развеяться и почувствовать себя живым, интересным и привлекательным. Покоя не давало лишь едва заметное ощущение пустоты в груди. Оно появлялось поздно ночью, когда парень в очередной раз боролся с бессонницей, рассматривая местами протёртый балдахин над кроватью. Раньше он часто любил нарушать правила и мог прокрадываться в спальню Тома. Будучи старостой и находясь в хороших отношениях с деканом Слизерина, Реддл добился отдельной спальни ещё на пятом курсе, чем они нередко пользовались. Засыпать на груди Тома, чувствуя его тяжёлую руку на талии и слушая мерный стук сердца, было высшим наслаждением. Том часто читал ему перед сном. Он вообще много читал. Гарри был уверен, что не осталось ни одной книги в библиотеке школы, которую бы слизеринец не прочёл. — Почитаешь? — гриффиндорец любил задавать этот вопрос, уютно устроившись на кровати старосты, забрав себе его подушку. Ему нравилось наблюдать, как Том закатывает глаза, как слегка поджимает губы, как тяжело вздыхает, и всегда знал — он ему не откажет. Наедине Реддл был другим. Чуть более мягким, чуть более нежным и внимательным. Он будто сбрасывал с себя все маски, все замки и возведённые вокруг него ледяные стены. У него было прекрасное чувство юмора и дивный тихий смех. Поняв, что больше не может находиться в комнате, Гарри с раздражением встал с кровати и принялся быстро одеваться. — Проклятый Реддл! Даже после того, как мы расстались, и я наконец смог распробовать вкус свободы и жизни, он отравляет меня собой, — парень с раздражением пытался попасть ногой в штанину, но запутался и с грохотом упал. — Гарри? — донеслось с соседней кровати. — Спи, спи, — раздражение на себя и на каждую деталь вокруг нарастало. Чертыхнувшись, парень наконец справился с брюками и, прихватив с собой палочку, выскользнул из спальни. Свежий воздух во внутреннем дворе Хогвартса слегка отрезвил Гарри и остудил бушующий в груди гнев. — Ты в каждой мелочи, — Поттер с ненавистью осматривал двор. Весь Хогвартс был наполнен воспоминаниями. Зажмурившись до цветных кругов перед глазами, Гарри быстро нагнулся, зачерпнул пригорошню снега и растёр им лицо. А потом ещё и ещё, пока щёки не начали неметь, а нос не покраснел и не начал хлюпать. — Простынешь, — знакомый голос раздался откуда-то сбоку, заставляя парня вздрогнуть и отпрыгнуть в противоположную сторону. — А тебе какая разница? Том был прекрасен. Это тот факт, та неизменная, что была, есть и будет всегда. В чёрном костюме с накинутой поверх мантией с зелёной, в цвет факультета, оторочкой, озарённый лунным светом и холодным мерцанием снега он выглядел как великий волшебник из сказок. На вопрос Гарри Реддл лишь легонько пожал плечами, удерживая на губах лёгкую улыбку. Это спокойствие невероятно раздражало гриффиндорца. «Да что он о себе возомнил? Как смеет лезть ко мне после того, как игнорировал столько месяцев!» — Гарри сам не замечал, как распаляет себя ещё сильнее. — Румянец от простуды тебе не идёт, — наконец заговорил Том. — Мне больше нравился другой твой румянец, Гарри. Когда ты лежал подо мной и шептал моё имя в исступлении. — Хватит! Не смей! — гриффиндорец подскочил к Тому, едва не кипя от вновь вспыхнувшей злости пополам со смущением, и прежде, чем успел подумать, опустил ему на голову комок снега, который держал в руках. Раньше бы Гарри несомненно испугался своих действий и наказания, которое последовало от Тома, но сейчас ему было всё равно. — Не смей, — уже чуть тише повторил Поттер. — Не смей всё вновь рушить, Том. Я смог забыть тебя, — «ложь», — я смог стать счастливым! Лгать оказалось на редкость приятно. Особенно когда лжёшь этому человеку уже не в первый раз, особенно, когда думаешь, что он тебе верит. — Ты ищешь меня в каждом встречном, мой милый, — Том ухмыльнулся, с превосходством смотря на Гарри. И прежде, чем тот успел дёрнуться, вновь поймал пальцами его подбородок, удерживая и целуя в губы, совсем так же, как пару месяцев назад в библиотеке. Мягко, нежно, постепенно углубляя поцелуй; лаская губами и языком. Сместив пальцы с подбородка на щёку, поглаживая. Показывая и доказывая, насколько аккуратным, насколько чутким он умеет быть. Вслушиваясь в первый лёгкий стон гриффиндорца, который в очередной раз терял себя. И обрывая поцелуй столь же резко, отступая на шаг. Смена с тепла от тела Тома на щиплющий кожу мороз почти отрезвила Гарри. Когда же гриффиндорец, наконец, полностью пришёл в себя и переборол стыд, смытый злостью, и открыл глаза, староста Слизерина исчез. — Я всё равно больше тебя не люблю, — упрямо прошептал Гарри, не замечая скрывшуюся в густой тени высокую фигуру. «Глупый мальчик,» — Том с удовольствием смотрел на потерянного и злящегося парня, любуясь алыми от возбуждения и гнева щеками.***
— Прекрати! Хватит! — Гарри посылал заклинание за заклинанием в лениво защищающегося Тома. Крики гриффиндорца испуганными птицами метались по залитой лунным светом полянке на опушке Запретного Леса. Снег уже сошёл, оставив после себя грязные лужи и слякоть, на которой в очередной раз и поскользнулся Поттер, упав и больно ударившись бедром и локтем. Сил, чтобы встать, не было. С того самого поцелуя с Томом на заснеженном внутреннем дворе Хогвартса прошло почти три месяца. И с того момента Гарри не мог спать. Каждую ночь ему снился Том. Не важно, о чём было сновидение, Реддл неизменно появлялся в нём, перетягивая всё внимание на себя. Но тяжелее всего стало в последний месяц. После того, как Гарри сходил на свидание с другим слизеринцем и оказался в его постели. Первый сон, который увидел Гарри, засыпая в объятиях нового любовника, в которого в тайне даже от самого себя начал влюбляться, стал кошмаром. Том, конечно, был там. Внешне не скажешь, что он был зол, но гриффиндорец слишком долго был рядом и слишком хорошо его знал. Чуть сведённые брови, опущенные уголки губ, обманчиво расслабленная поза и чернота глаз. Почти всегда Реддла выдавали глаза, превращаясь из двух глубоких океанов в две бездны. — Милый, — хриплый голос и едва заметная, скользнувшая по губам улыбка напугала Гарри, едва не выбросив из сна. — Думаю, тебе стоит преподать урок, — и столько обещания было в его голосе, столько холода!.. В то утро гриффиндорец проснулся весь бледный, в испарине. Его новый любовник, хмурясь, пытался выяснить, что же такого приснилось парню, что он так напуган, а потом долго пытался доказать, что сможет его защитить. Но ни спокойный и самонадеянный голос слизеринца, ни утренний секс не смогли вытравить из головы те картинки, что показал ему Том. Его сокурсник, что посмел лечь с Гарри, что посмел тронуть его — умрёт. Медленно, кроваво, и Том ясно дал понять, что именно Поттер будет виноват в его смерти. Но день сменялся днём, Гарри проводил с любовником почти всё своё свободное время и почти каждую ночь, а ничего не происходило. Его новый слизеринец был с ним чуток, нежен, невероятно щедр, он осыпал его подарками и вниманием. Они разделяли многие интересы. Например, квиддич и мётлы. Гарри нравилось летать вокруг замка, иногда отлетая подальше вместе со слизеринцем, и заниматься любовью под звёздами. Том не любил летать и никогда бы не согласился на близость в столь отвратных, по его мнению, условиях. Спать же Гарри возненавидел. Каждое утро после снов последнего месяца встречало его болезненным возбуждением, сбитым дыханием и румянцем стыда и похоти на щеках. Том мучил его во сне. Том ласкал его. Говорил с ним. Мерлин, он никогда не говорил ему столько пошлостей и не делал с ним того, что вытворял в этих снах! Парень метался по постели каждую ночь, постанывая и пытаясь наконец достигнуть пика наслаждения, к которому Реддл искусно подводил его, но ни разу не позволив достичь. — Ты стонешь его имя. Как-то утром, нежась в постели после быстрого секса с любовником, тот впервые заговорил о том, что происходит ночью, когда гриффиндорец спит. — О чём ты? — Гарри попытался приподняться на локте и вовлечь слизеринца в поцелуй, чтобы избежать неловкой темы, но тот увернулся. — О Томе. Ты стонешь его имя во сне, Гарри. А потом просыпаешься и буквально набрасываешься на меня, достигая пика в пару невинных прикосновений, — обида и отчаяние скользили в голосе юноши. — Я осознавал, что я вряд ли смогу заменить тебе Тома и что вообще рискую головой, затаскивая тебя к себе в постель, но я люблю тебя, Гарри. А ты? Кого любишь ты? Гарри тогда долго уверял своего любовника, что любит только его. Что Том в прошлом, что он расстался с ним почти полгода назад и больше не испытывает к нему чувств. Только так и не было ясно, кого больше он убеждал: слизеринца или себя самого? — Перестань приходить ко мне во снах… — голос осип от предыдущих криков. Гарри так и остался лежать на холодной земле в грязи. Злые слёзы текли по щекам парня. — Как ты не поймёшь, я полюбил другого! — Эти сны во главе со мной доставляют тебе больше наслаждения, нежели твой новый партнёр, милый. Том медленно подошёл к лежащему на земле любимому. «Мой упёртый мальчик, — холодный взгляд синих, как океан, глаз прошёлся по ещё более исхудавшей фигурке. — Скоро ты поймёшь ценность моего урока. Ты никогда не сможешь принадлежать никому другому. Ты только мой, Гарри Поттер!» Староста Слизерина плавным, текучим движением склонился над гриффиндорцем, поворачивая его голову к себе и с наслаждением слизывая солёные дорожки на щеках. Он нравился ему таким. Опустошённый, почти отчаявшийся, цепляющийся за иллюзию свободы и надежду жить без него, с отголосками только что выплеснувшейся ненависти, с отдающим кислинкой шлейфом страха. Мерлин, как он возбуждал! Том был почти готов наплевательски отнестись к своим предпочтениям о занятии любовью в удобных и чистых местах и взять своего мальчика прямо там, на холоде и в грязи, но усилием воли удержал себя, отметая возбуждение. Урок должен быть преподан до конца. Смазанный, быстрый, больше похожий на укус поцелуй — всё, что он позволил себе прежде, чем уйти, оставляя Гарри на земле в отчаянии.***
Близился конец года, и ещё никогда Гарри не хотел так сильно уехать из Хогвартса. Уехать и больше никогда не возвращаться. Всё пошло наперекосяк с самого начала. Нет. Всё пошло не так после того, как он решил, что больше не любит Тома и бросил его. Как же он ошибался! «Мерлин, как же мне плохо! — парень брёл вперёд, не разбирая дороги. В груди поселилась тупая боль. Казалось, его оглушили Ступефай, а потом разворошили грудную клетку несколькими Бомбардо, а может, так бы ощущалось Круцио. — Какой же я идиот!» Голова болела, сердце ныло и кровоточило. А ведь Гарри действительно влюбился в своего любовника, в того мерзкого и отвратительного слизеринца, который, оказалось, спал с ним за деньги! Он был лишь спором для них! Над ним все эти месяцы смеялся и лицемерил весь Хогвартс! Они всё знали… И только Том пытался его предупредить. Но он был слеп и не верил ему. Глупец! Как и все тайны, правда о споре на Гарри Поттера открылась ему так же случайно. Они всё спланировали заранее. Семикурсники и некоторые из ребят с курса Гарри и Тома поспорили, что смогут не только отбить Гарри у старосты, но и влюбить его в себя. И у них получилось. Слушая отчёт — а по-другому это не назовёшь — его нынешнего парня перед остальными, Гарри кусал губы и пытался унять душащие его слёзы. Не в силах больше терпеть, он заклинанием выбил двери класса, где вёлся разговор спорщиков, и наградил каждого парочкой простых заклинаний. Поттер не знал ничего запрещённого или тёмного, только то, что преподавалось на занятиях. Том всегда держал его подальше от Тёмной магии, и раньше Гарри никогда не был против, о чём сейчас ужасно жалел. Выплеснув боль на уже бывшего любовника и его друзей, гриффиндорец почти бегом кинулся туда, где точно сможет найти Тома — в библиотеку. Староста слизерина был на своём обычном месте, в закутке между дальними стеллажами. Приблизиться к нему у Гарри не хватило сил и духу. Не после всего, что он натворил. Он предал Тома, отказался от него и от его любви. Реддл доверился ему, открылся, подарил свою любовь, заботился и оберегал, и как Гарри отплатил ему? Он предал его, сказал, что влюбился в другого. Том никогда его не простит. — Я нуждаюсь в тебе, — едва слышный шёпот и полный отчаяния взгляд на столь желанную и, Мерлин, любимую фигуру старосты — всё что позволил себе гриффиндорец, прежде чем убежать куда подальше от разбитого собственноручно сердца. «Мой глупый мальчик», — Том довольно улыбнулся, смотря вслед убегающему в слезах и растрёпанных чувствах Гарри. Его урок этому строптивцу почти завершён. Осталось лишь закрепить эффект. Староста неспешно поднялся, собрав книги и свитки, и отправился на поиски неудачников-соблазнителей, пешек, что отыграли свои роли и больше не нужны. Ноги вывели Гарри к Чёрному озеру, воды которого лениво накатывали на гальку. Парень не знал, сколько времени провёл там, пытаясь понять, что делать дальше и стоит ли вообще пытаться, когда за спиной послышались чьи-то лёгкие шаги. Знакомый запах морской соли и хвои окутал, принося тепло и умиротворение. Так пах лишь один единственный человек — Том. Парню хотелось обернуться, упасть на колени и рассказать, как он виноват, как он ошибался, как хочет всё исправить, но так и не смог найти в себе силы шевельнуться. Лишь стоял, бессильно зажмурившись и ожидая своей участи. Том подошёл почти вплотную, едва ощутимо проводя пальцами по спине, поднимаясь от талии вверх, к плечам. Погладив шею, длинные сильные пальцы скользнули вперёд, и стальная хватка на горле почти лишила парня возможности дышать. — Мой бедный мальчик, — шёпот Реддла опалил ухо Гарри, посылая волну мурашек по коже. Как же он соскучился по этой властности, по его контролю! А последовавший за шёпотом влажный поцелуй за ухом вырвал у парня жалобный всхлип. — Они наказаны, милый. Так, как я показывал тебе во снах. — Том, — Гарри пытался выразить, как он благодарен Реддлу, как ценит его заботу несмотря на то, что не достоин её, ведь он сделал ему невероятно больно, бросив ради сиюминутной влюблённости. — Ш-ш-ш, тише, милый, — староста Слизерина погладил шею Гарри большим пальцем, пока другая его рука скользнула на его живот, надавливая и вынуждая парня облокотиться и прижаться сильнее к нему, заставляя ощутить его желание. — Ты мой, Гарри Поттер. Всегда был, есть и будешь. Хватка на горле чуть ослабла, а рука на животе подтолкнула, призывая гриффиндорца повернуться к Тому лицом. Гарри тут же выполнил безмолвный приказ, и стоило развернуться, как тот утянул его в долгий, глубокий, влажный поцелуй, заставляя гриффиндорца плавиться в его руках, терять голову и вспоминать, какого это — принадлежать наследнику самого Салазара Слизерина. — А сейчас, мой хороший, — разорвав поцелуй и притягивая парня к себе, буквально заставляя его уткнуться носом себе в шею, лениво говорил Том, — мы пойдём на ужин, тебе нужно хорошо поесть, ты похудел и осунулся. Позже нас ждёт много дел. Ты так и не занялся каллиграфией, а оценки по ЗОТИ и зельям всё ещё оставляют желать лучшего. К следующему году следует хорошо подготовиться, у меня составлен план твоего обучения. Также займёмся дуэлями. Меня удручает то, что я увидел на этих глупцах. Это очень плохо, милый. Дальше Гарри не слушал. И пусть Том его потом накажет. Плевать. Том Реддл составил план его обучения. Он наказал его обидчиков. Он здесь, держит его в объятиях и рассуждает об их будущем, а значит, у него ещё есть шанс. Ведь он так любит Тома и, оказывается, обожает чувство, когда тот контролирует его жизнь. Ведь с ним она столь проста и понятна. А Том любит своего строптивца. И пусть ему пришлось потратить один год, чтобы донести эту простую мысль до любимого, и позволить ему быть с другим. Но он наследник Салазара, а для них все средства хороши, если цель достигнута.