Immortal soul

      Кузница — мать всех ремесел. Так говорил отец Инсина, когда тот был совсем маленьким. Беловласому всю его осознанную жизнь внушали о пользе и важности профессии железоковца. Его уверяли — он поверил. Его подстрекали — он им стал. Работенка сложная, но платят, по меркам среднестатистической зарплаты на Сяньчжоу, прилично. Да, быть может, иногда он надрывает суставы, тонет в собственном поту, задерживается допоздна, но Инсин из тех, кто вряд ли будет жаловаться на житейские вещи.       Так уж он воспитан: добрым, скромным, что самое главное для своего рода деятельности — терпеливым.       Мокрая от пота белая рубашка прилипает к телу Инсина, точно повторяя его форму. Шея и лицо блестят от пота, поэтому мужчина приподнимает подол рабочего фартука и вытирается, мысленно отмечая, что эту вещь следует постирать в немедленном порядке.       — О-ох, ну и вонь! — Цзин Юань морщится, не успев зайти в мастерскую. — Ты бы хоть помылся. От тебя разит аж до Облачной переправы.       Кузнец подкидывает уголь в огромный горн, тем самым заставив температуру в мастерской подняться еще выше.       — Я тоже рад тебя видеть, — спокойно отвечает он на замечание, не отрываясь от работы.       Цзин Юань вздыхает, прежде чем ловко запрыгнуть на нерабочую наковальню.       «Чугунный до невозможности. Как и всегда.»       Другого ответа на свое заявление он и не ждал. Это же Инсин, черт возьми! Не очень разговорчивый и закрытый, словно запыленная книга на самой дальней полке. Тем не менее это неважно, потому что Цзин Юань здесь не для того, чтобы упрекать. По крайней мере, не за запах…       — Можешь поздравить, — оповещает парень нарочито беззаботно, — я без пяти минут лейтенант.       Наконец Инсин отрывает свои голубые глаза от заточки, чтобы посмотреть на друга. Он довольно сдержанный, поэтому любому незнакомцу будет сложно прочитать его эмоции, но Цзин Юань знает точно — приятель искренне рад этой новости.       — Обычно ты дремлешь даже на работе, а тут сразу лейтенант, — Инсин еле заметно улыбается, вновь приступив к ковке металла. — В чем секрет? Помолился какому-то Эону?       Цзин Юань цокает. Куда же без ответной издевки в его адрес? В такие моменты существование долгожителя становится не таким уж безотрадным.       — Ага, и за тебя тоже. Поэтому прекращай торчать в этой парилке — ты упускаешь возможность подниматься вместе со мной.       Тяжелый вздох.       Они уже говорили об этом. Тогда, естественно, Инсин лишь посмеялся, потому что он всего-навсего смертный с уготовленной судьбой. Простой человек не допускается на высокие военные должности не по соображениям какой-либо дискриминации, а из-за своей короткой жизни. Вышестоящие посчитали, что это справедливо по отношению к обычному народу. Всё для их блага. Всё для сохранения и так укороченного существования.       — Зачем мне это? — спрашивает Инсин. Он не напоминает о писаном законе, потому что Цзин Юань не всегда воспринимает их в буквальном смысле. Вместо этого кузнец идет другим путем, чтобы дать понять другу о своей невозможности получить должность выше: — Ты прекрасно знаешь, что кузнечное дело у меня в крови. Меня всё устраивает.       Рожден, воспитан, обучен этому для того, чтобы другие были довольны. Ему не будут рады в других местах, потому что свое законное место он уже обрел.       — Твоя жизнь не вечна, а ты хочешь тухнуть в этой мастерской.       — Кто-то ведь должен этим заниматься.       Тишина. Такая холодная, что её, кажется, можно ощутить чуть ли не физически. Непоколебимость Инсина — тоже.       Поняв, что Цзин Юань больше не станет наседать, кузнец откладывает подручные инструменты в сторону, чтобы посмотреть на друга.       — А если серьезно, почему тебя вдруг повысили до лейтенанта? Не думал, что такую должность можно получить сразу в лоб. Обычно на подготовку может уйти несколько лет.       Цзин Юань хмурится. Не так, будто бы обескуражен вопросом в самом плохом смысле. Это, скорее, похоже на некое воодушевление от факта, что его вот-вот поднимут в должности. Да что уж там, ему льстит заинтересованность Инсина!       — Вообще-то, поэтому-то я и пришел за тобой, — парень пожимает плечами, спрыгнув с наковальни. — Пошли, ты должен увидеть всё своими глазами.       Инсин не успевает ответить, потому что Цзин Юань хватает его за локоть и почти грубо ведет в сторону выхода.       — Никаких «нет». Тут недалеко.       — Если отец увидит, что меня нет на рабочем месте, то быть беде.       — Может, это повод задуматься о смене работы?       Дневной свет почти бьет кузнеца по лицу, когда они оказываются на улице. К большому сожалению, Инсин обычно не в состоянии застать в небе солнце, потому что приходит в мастерскую до наступления рассвета, а уходит — с приходом луны. Такая уж печальная благодать кузнечного ремесла, с которой мужчина ничего не может поделать. С которой он обязан смириться.       Благо, Цзин Юань не обманул — от мастерской они отошли не очень далеко. Будущий лейтенант облокачивается о деревянные балясы, самодовольно наблюдая за Инсином. Инсин же, в свою очередь, не понимает, чего именно добивается его приятель.       — Хочешь, чтобы я подышал свежим воздухом? — иронизирует кузнец, уже готовясь развернуться и пойти назад. Недосказанность Цзин Юаня уже начинает раздражать даже такого терпеливого человека, как Инсин.       — И это тоже, — тот пожимает плечами. — А теперь, взгляни-ка вниз.       Мужчина хмыкает, но следует указанию друга. Он делает два шага вперед, выглядывая за ограждение, за которым, как оказалось, проходит торжество. Разноцветное конфетти разлетается в разные стороны, покрывая собой все головы, находящихся снизу. За таким фейерверком мало, что можно понять, но, судя по всему, мероприятие проводят в честь какого-то государственного оборота. Об этом свидетельствует наличие символа Облачных Рыцарей на всём, что располагается на нижней улице.       Инсин недовольно вздыхает.       — Я только зря теряю время. Если думаешь, что это то, ради чего я готов отлынивать от работы, то ты ошибся. Я пойду.       — Власть избрала нового генерала.       Заявление надоедливого друга заставляет остановиться. Не то чтобы эти слова принуждают Инсина замереть на месте лишь для того, чтобы поддаться радости вместе с остальными. Нет. Инсин застыл на месте лишь для того, чтобы понять, на что намекает Цзин Юань.       — И что? — спрашивает он. — Я думал, ты в курсе, что раз в несколько столетий избирают нового генерала. Метишься в лейтенанты, но не знаешь о таких вещах?       Цзин Юань насмешливо хмыкает, будто бы получает удовольствие от потерянного лица своего друга. Инсин же подозрительно сужает глаза. Он уверен, что приятель тянет резину, потому что желает выпытать из него уточняющий вопрос.       — Я должен сам догадаться? — голос Инсина звучит уже почти зловеще.       — Ага.       Кузнец фыркает и разворачивается, чтобы вернуться на рабочее место.       — Увидимся позже, я пошел.       — Погоди, — Цзин Юань хватает друга под руку, вновь заставляя остановиться. Вообще-то, он понимает, что сейчас не время ехидничать над Инсином, потому что вид его больше похож на человека, который вот-вот выгорит от всего и всех, но не разрядить эту гнетущую атмосферу Цзин Юань не мог. Жаль, что у него это не вышло… — Человек, которого избрали генералом, — недолгожитель.       «Недолгожитель…» — мысленно повторяет Инсин. «Странно. Не припомню, чтобы однажды простому человеку позволили получить такую влиятельную должность.»       В любом случае это его не касается. К чему вся эта суматоха? Цзин Юань никак не успокоится и всё еще желает доказать Инсину о его большой значимости в другом месте, а не в раскаленной мастерской?       Да, Инсина это не касается, но внутри всё равно пробивает на легкую тоску о несбывшихся мечтах. Кто он? Где он? Где он и человек, которого избрали генералом? Простых смертных на Сяньчжоу почти по пальцам пересчитать — они так в этом похожи.       Но в то же время так далеки друг от друга…       — О-ох, — Цзин Юань вздыхает, взглянув в экран вопящего от звонка телефона, — эта женщина из-под земли достанет.       Даже Инсину нетрудно догадаться, о ком речь. Цзинлю снова дает о себе знать в самый кульминационный момент.       — Вероятно, твой мастер ищет тебя…       — Да, поэтому мне лучше поторопиться, — парень кладет гаджет в карман и беззаботно улыбается. — Однако на этом сюрпризы не заканчиваются, поэтому на следующей неделе постарайся выкрасть хотя бы один выходной день. До скорого!       Цзин Юань покидает это место, оставляя Инсина наедине с праздничной суетой и мыслями, которые ему не очень приятны. Кузнец внутренне окидывает взором прожитую жизнь, чтобы свериться с ожиданиями, а затем приходит к выводу, что все его результаты нельзя назвать существенными.       Где он, а где тот человек, получивший должность генерала…       Может, Цзин Юань прав в своем стремлении переубедить его сменить работу?..       Нет, глупость.       Инсин усмехается, не веря в то, что поддается такому жалкому состоянию. Благо, отвлечься удается благодаря мелодии, которая начинает звучать за его спиной.       Мужчина разворачивается, чтобы увидеть источник приятного шума, и видит неподалеку женский силуэт в бархатно-изумрудном плаще. Девушка воодушевленно играет на бамбуковой флейте, заманивая к себе прохожих красивой музыкой. Она ударяет не только в уши Инсина, но и в его грудную клетку, почти приказывая подойти поближе и снабдить душу крыльями.       Кузнец медленно приближается к очагу возгорания и останавливается за спинами сяньчжоуцев, которые выстроились в полукруг перед девушкой. Мужчина пытается рассмотреть лицо музыканта, но, к большому сожалению, её глаза перекрывает объемный капюшон, оставляя только открытую часть от носа до ключиц.       Инсину всегда нравилось слушать уличных творцов, и за это он каждый раз благодарит их, вручая по серебряной монетке. В этот раз не исключение: он лезет в карман своего рабочего фартука, чтобы поискать хотя бы грош. И пока мужчина судорожно продолжает поиски, флейта прекращает играть, а сяньчжоуцы, поняв, что выступление окончено, потихоньку начинают расходиться.       — Госпожа, вот вы где! — доносится мужской голос где-то сзади Инсина.       Кузнец слегка теряется и роняет найденную монету на землю, отчего та звонко ударяется о деревянный настил и катится к ногам девушки с флейтой. Она ловко покрывает своей подошвой грош, заставляя остановиться, затем тянется вниз, чтобы поднять.       — Кажется, вы обронили, — девушка улыбается и протягивает монету Инсину.       Кузнец же замер, наблюдая за её тонкой кистью руки, которая стала доступна его взгляду из-за слегка поднявшейся ткани. Не обратить внимание на такую красивую кожу невозможно, особенно человеку, у которого из-за сферы деятельности она полностью огрубела.       — Госпожа, — снова слышится голос уже справа от Инсина, — нам нужно возвращаться. В такой значимый для вашего отца день, вы обязаны находиться рядом с ним. Идемте.       Девушка тяжело вздыхает и убирает флейту в карман.       Только сейчас до кузнеца доходит, что она всё еще протягивает ему упавшую монету.       — А-э, вообще-то… — Инсин слегка теряется, потому что не рассчитывал на то, что эту самую монету будет получать обратно. — Она для вас. С-спасибо. За музыку. Очень красиво.       Это звучит так робко, но чувственно, что девушка не в состоянии сдержать улыбку на своем полузакрытом лице. Мужчина не видит её глаз, но одной улыбки оказалось достаточно для того, чтобы он понял, насколько красива эта девушка.       — Поздравь, Шемуэль, — она обращается к молодому парню, который ранее окликал её госпожой, — я получила первый заработок за свое творчество. Как думаешь, отец гордился бы мной?       Шемуэль тупит взгляд.       — Насчет гордости не знаю… Но уверен в том, что нам обоим не поздоровится, если ваш отец поймет, что вы не там, где должны быть. Госпожа, пожалуйста, пойдемте!       Девушка прячет подаренную монету в карман и снова обращает внимание на рядом стоящего Инсина.       — Благодарю. Всего вам хорошего.       Двое незнакомцев скрываются из виду, оставляя кузнеца снова наедине с собой. Нет, безрадостные мысли не возвращаются, чтобы напомнить ему о своем никчемном существовании — наоборот — они растворяются в таком неожиданном душевном покое…       Но, по правде говоря, вместо дурных размышлений в Инсина ударяет собственный запах пота.       Мужчина хватается за ворот рубашки и принюхивается, чтобы уж точно убедиться в том, что воняет именно от него. Нюхает, убеждается и расстраивается от того, что позволил себе находиться в таком отвратительном виде рядом с милой девушкой.       Жизнь явно играет с ним в злую шутку.

***

      Безжизненные красно-янтарные глаза почти светятся в полумраке. Блэйд не помнит, какого цвета они были до наступления новой жизни. Блэйд не помнит своего прошлого имени. Блэйд не помнит ничего, кроме мерзкого состояния, которое отзывается странным болезненным чувством в области искалеченной груди.       Или, быть может, просто не желает вспоминать?..       Каждый раз, когда тысяча осколков его воспоминаний собираются воедино, плоды проклятия дают о себе знать, не позволяя Блэйду контролировать собственный рассудок. Мара проникает в каждую клетку, растекаясь по уже безжизненному организму мужчины. Она не щадит. Не позволяет противиться ей. Всё, что остается Блэйду, — перешагивать через бассейны крови тех, кто встает на его пути. Но всё, чего желает Блэйд, — перешагнуть через бассейны крови тех, кого ненавидит, прежде чем данное ему обещание наконец вступит в силу.       Весь внутренний дискомфорт наступил сразу, как только охотники за Стелларонами стали подготавливаться к посадке на Лофу Сяньчжоу, и, по всей видимости, уходить не собирался. Благо, это не усложняет ситуацию, потому что чуть что — контроль Кафки подчинит сознание Блэйда.       Мужчина небрежно одергивает ворот плаща, затем берет свой треснувший клинок и не спеша направляется в сторону выхода. Ему пока не известно, кто их следующая цель, но уверенность в том, что всё пройдет гладко, следует прямо по его пятам.       В ухо же нашептывает само проклятие. Оно напевает ему о вершении хаоса. В такие моменты Блэйд сосредотачивается только на танце с мечом и на готовности вкусить запах крови всех, кто встретиться на пути.       Наличие чертовой Мары снова дает о себе знать…       Блэйд хоть и выжил из ума, но всё еще способен задавать самому себе здравомыслящий вопрос: где бы он был, не будь Кафки рядом?       Впрочем…       Может, не так уж это и плохо? Не плохо, если бы он никогда не повстречал эту женщину? Без контроля Кафки сознание Блэйда окончательно погибло бы, а это значит, что его уже почти мертвая душа никогда бы не смогла очнуться от проклятого сна.       «Дерьмо…» — проносится в голове у Блэйда, когда он ловит себя на мысли о своей… потерянности?       Такой разбитый. Прямо как собственный клинок.       Жалкий.       А точно ли он окончательно перерожден в бесчувственную оболочку? Точно ли Блэйд утратил все чувства, которые свойственны любому смертному?       Иначе как объяснить всё то, что происходит внутри него?..       Всё это настолько смехотворно, что, кажется, Блэйд не сможет сдержать свой распирающий злорадный смех. Благо, рассмеяться не удается из-за того, что мужчина успевает дойти до главной комнаты, где велено собраться Охотникам.       Но из Охотников тут только Кафка, которая, судя по лицу, выжидает его уже слишком долго. Она внимательно вглядывается в глаза Блэйда и чуть ли не физически обжигается об его горящий фанатический взгляд.       Его глаза говорят лишь об одном.       О желании убивать.       — В последнее время Мара стала проявлять себя чаще, — отмечает женщина. — Как думаешь, наступит ли когда-нибудь день, когда я не смогу владеть твоим рассудком?       По правде говоря, Блэйду плевать. Если какие-то человеческие чувства иногда проскальзывают в его разуме и в сердце, то безразличие никогда не покидает его. Безразличие к себе и к остаткам человеческой сущности, разумеется… Поэтому-то вся его человечность сразу же теряется, затухает в ярком пламени черствости.       Безразличие к себе, к чужой жизни и маниакальная ненависть к кое-кому — три кита, на которых стоит его безжизненная жизнь.       Кафка усмехается.       — Ты всегда нравился мне, Блэйди, — она медленно ступает вокруг мужчины, почти напевая ему в ухо. — Такой молчаливый, послушный. Ты отлично справляешься и без моих приказов, однако… — Кафка останавливается, всматриваясь в его безжизненное лицо. — В этот раз ты работаешь один, поэтому без моего вмешательства не обойтись.       Охотница нежно прикасается к лицу Блэйда, заставляя посмотреть в её глаза. Будь мужчина человеком, смертным, он, вероятно, был бы смущен таким жестам, но от человека у него только слабые отголоски прошлой жизни, которые никак не способны повлиять на его нынешние чувства.       Разве что вызвать в нем мимолетную жалость к собственному существованию.       — Послушай, Блэйди, твоя цель — старик по имени Унхва Ванг — владелец местной аптеки «Зал долголетия». Избавься от него. Убей всех, кто засвидетельствует его смерть. Убей, и тогда тебе даруют желанную смерть.