Фант

      — У меня есть отличная идея!       Чимин светится словно светодиодная лента в кромешной тьме и хлюпает вином за три тысячи долларов, подаренным Тэхену дядей на совершеннолетие. Тэхену ничуть не жаль, просто у Чимина под вино не бывает хороших идей, и, возможно, от дороговизны вина напрямую зависит крутизна этих самых идей.       Чимин не ждет реакции Тэхена, который безучастно залипает в телек, где крутят старые мультики, и глубже зарывается в капюшон флисовой толстовки, а придвигается к тому ближе, чтобы засунуть свою светилку Тэхену прямо в капюшон:       — Отличнейшая идея, Тэ.       — Нет.       — Да ну ты послушай сперва! Так вот, — Чимин прочищает горло, точно готовится к важному заявлению, — сегодня будет грандиозная вечеринка в честь окончания учебного года у Ёны…       — Нет.       — … и я намутил нам приглашения…       — Нет.       — … и считаю, что нам обоим будет не лишним развеяться. После всего случившегося, — у Чимина конец предложения словно поглощается грустью и выходит тихим и нервным. У Тэхена эта манипуляция не вызывает никакого отклика, и он отодвигает грустную Светилку подальше от своего капюшона, в котором он планирует жить ближайшие годы.       — Ты можешь сходить туда один, — Тэхен прибавляет громкость и внимательно наблюдает за тем, как на экране бесятся мышь с котом. Ему, конечно, больше всех известно, что так просто от Чимина не отделаться, тем более что тот по-настоящему решительно настроен — отставляет вино на столик и снова липнет к Тэхену, словно может передать ему свои желания через касания.       — Ты не можешь сидеть здесь вечно, Тэхен.       — Очень даже могу!       — Ты хоть знаешь, сколько людей хотят попасть в это место?! — Чимин вскидывает руки и у него выходит заслужить тэхенов взгляд.       — Ну пусть и идут, раз хотят. А я хочу сидеть тут и ничего не предпринимать. Как хорошо, что, в конечном итоге, все могут делать, что вздумается.       Чимин недовольно сужает глаза, и они почти теряются на лице. Тэхену всегда с этого ужасно смешно, и, возможно, именно из-за этого им с Чимом так тяжело ссориться.       — Так, слушай сюда, я еще не сказал тебе, но там будет придурок Чибин с этим своим новым парнем, и, знаешь, это отличный шанс показать ему, что у тебя все хорошо и без него!       У Тэхена при упоминании имени бывшего парня лицо превращается в маску, а пальцы на руках сцепляются в крепкий замок. Он, возможно, мог бы запросто таким образом задушить человека.       — Не хочу я его видеть, — но Тэ лукавит. Ему бы, конечно, хотелось предстать перед ненавистным Паком в выгодном свете, желательно таком, чтобы заставить бывшего давиться слюнями от зависти. Но ведь он все тот же Ким Тэхен, которого бросили ради парня с перспективами, намекнув при этом, что он никогда не умел хорошо одеваться, да и в целом слегка скучноват, душноват, нудноват и сильно заучка.       Тэхена душит злость и жалость к себе, но больше всего ненависть к человеку, которого, как ему казалось, он безмерно любил. Тем больнее было чувствовать унижение от его слов и узнавать от третьих лиц, что ему вообще-то уже давно изменяли и высмеивали за спиной.       — Я никогда больше не хочу с ним пересекаться.       — Вы все еще учитесь в одном универе, Тэ, — наседает с аргументами Чимин и наваливается на Тэхена как маленькая версия пизанской башни. — И в новом учебном году будете ходить на совместные пары. Ты не можешь бросить учебу из-за парня, тем более такого жалкого, как Пак. И я считаю, что чем раньше ты сможешь отпустить эту ситуацию, тем проще будет потом.       — У меня все еще нет настроения и никакого понятия, как сделать так, чтобы он понял, что у меня все идет хорошо и без него, ведь это не так.       — Но у тебя есть я! — Чимин довольно скалится и начинает загибать пальцы. — Во-первых избавимся от твоей одежды…       — Да что с ней не так?! — восклицает Тэ и замолкает, когда Чимин цокает на него.       — Все эти твои комфортные шмотки, конечно, классные и совсем не повод обзывать тебя чуваком без вкуса, но они слишком бесформенные и скрывают твою офигенную фигуру. Поверь мне, у тебя все шло спокойно до этого момента только потому, что ты не интересовался модой, Тэхен. И сегодня я тебе это докажу! Во-вторых, ты сейчас же берешь и пьешь это вино, а я быстро сгоняю за одеждой. Только запомни, Тэ, нам не нужно, чтобы ты наклюкался в стельку, ок?       У Тэхена даже выходит слабо кивнуть, хотя он все еще не понял, когда это согласился на авантюру Чимина. И почему тот ведет себя так, словно они с Тэхеном идут на чертову вечеринку, на которой будет бывший Тэхена, которого он видеть вообще-то не хочет.       Тэхен берет бутылку с вином, закидывает ноги на диван, пододвигая колени к груди, и откидывает голову на спинку дивана. Вино заливает в себя с закрытыми глазами, прямо из горла, и надеется накидаться до состояния неспособности идти на какие-либо вечеринки до прихода Чимина.       Вообще-то Тэхен, конечно, не всегда был таким домоседом. Раньше его и домой-то загнать удавалось с трудом. Пропадал с друзьями, возвращался под утро, шел на уроки, спал на переменах, и так по кругу. И нравилось, и хватало сил.       А потом университет, серьезная специальность, работа, отношения. Откуда бы ему сил еще и на вечеринки взять? Так и одежда подобралась поудобнее и развлечения, чтобы элементарно отдохнуть, — кино дома, либо в компании Чимина, иногда спокойные прогулки по городу. Скучно? Скучно. Пак Чибин с самого начала не вписывался вот в такую жизнь. Популярный симпатичный парень с кучей знакомых, вечными авантюрами, встречами, походами в клубы. Амбициозный, немного ветреный, болтливый, достаточно сообразительный, чтобы понимать, что в жизни оценки не главнее связей. Он и на экзаменах едва тройками перебивался, потому что на парах спал, если вообще на них приходил, да и умел очаровать преподов своей харизмой. И Тэхена ею же околдовал. В середине первого курса столкнулся с ним в университетской кафешке и быстро взял в оборот спокойного паренька с синдромом отличника и обаятельным лицом. Тэхен, наверное, и очаровал его тем, что не походил на его знакомых, да и сам особо знакомиться с ним никогда не рвался. Они с Паком начали встречаться уже спустя две недели после знакомства, а через месяц, казалось, что знают друг друга всю жизнь.       А потом оказалось, что Тэхен скучный, плохо одевается, мало перспективен и вообще сам виноват, что Чибин ему изменял.       Что ж, будет Тэхену уроком — одних чувств недостаточно для отношений.       И еще одним — доверять Пак Чимину опасно для жизни.       — По-твоему, это нормально? — спрашивает он у Светилки спустя время, стоя у зеркала с блестящими глазами и злым лицом.       Друг постарался на славу. Из дома он притащил половину гардероба и заставил Тэхена все эти вещи перемерить, пока не обнаружил нужный образ. Рубашку-бомбер карминового цвета с жемчужинами, нашитыми в районе груди и талии, черные кожаные штаны, которые Тэхен еле на себя натянул и которые обтягивали его совершенно по-блядски, а также черные лоферы с ярко блестящими стразами. Потом Чимин посадил Тэ на стул и достал черный карандаш и тени — Тэхен для храбрости выпил еще вина, благо, что бутылку уже приноровился с собой таскать — и нарисовал ему насыщенные смоки.       От вида в зеркале Тэхену поплохело.       — Нормально, — удовлетворенно замурчал Чимин, вставая рядом и ослепляя белоснежной рубашкой и длинными худыми ногами в рваных на грани приличия джинсах. — Я бы сказал: СОВЕРШЕННО! Где там твой армани? — Чимин достал тэхеновы духи и попшикал сразу обоих. — Ну вот, теперь все в курсе, что мы настроены серьезно. Не дрейфь, солнце, вечер перестает быть томным.       Тэхен был склонен Чимину не верить, но безропотно последовал за ним в такси, не забыв прихватить с собой бутылку вина, которую они прикончили на двоих, пока ехали к месту назначения.       Чимин не соврал — мероприятие выглядело грандиозно. Огромный дом родителей О Ёны, любезно предоставленный для вечеринки, пестрил гирляндами и мигающими шарами, а музыка звучала, кажется, на весь район. Машины приезжали и уезжали, а людей было не счесть.       — Ёна весь универ позвала? — проворчал Тэхен, наблюдая за тем, как открывается стекло со стороны Чимина и тот показывает пригласительные, чтобы их пропустили внутрь.       — Ну формально здесь пирамида нашего студсовета, — Чимин высунул голову из окна и повернулся к Тэ, рассказывая о вечеринке, — Ёна состоит в студсовете, они там все дружат своей активисткой компашкой, решили организовать свою тусовку и позвать своих друзей и близких друзей своих друзей и так далее. Так что людей и правда, наверное, многовато. У нас довольно общительный студсовет.       — А тебя-то кто позвал? — Тэхен не то чтобы сомневается в общительности Чима — тот, если ему надо, и рыбу разговорит — просто хотел знать, кто там в злополучной пирамиде виноват в его нынешнем положении, чтобы потом Чимину это до конца жизни припоминать.       — Ну, вообще было несколько вариантов, во-первых, я отлично общаюсь с нашим старостой Сокджином, а он, в свою очередь, близок с Ким Бомом, который брат чувака, у которого лучший друг состоит в отношениях с девушкой, которая подруга девчонки из студсовета. Так что при большом желании можно было попросить взамен на какую-нибудь организаторскую помощь. Но потом я вспомнил, что Намджуни, мой дорогой двоюродный брат, вроде как хорошо общается с компашкой Чонгука, а ты же знаешь, им вообще везде двери открыты. Ну и подкатил по-братски.       Да уж, кто не знал Чон Чонгука? Тэхен, конечно, лично с ним знаком не был, да и не интересовался особо, но, во-первых, было невозможно учиться с этим парнем в одном месте и не знать, кто он такой, а во-вторых, Чибин его одно время реально с этим Чоном доставал, очень хотел с тем подружиться, чтобы завести полезные знакомства. Но не повезло, со злорадством подумал Тэ. Чибин оказался, видимо, для Чон Чонгука таким же мелким и недостойным, как он сам для Чибина.       Что неудивительно — Чон Чонгук ни много ни мало являлся сыном и старшим наследником промышленного конгломерата страны, был ослепительно красив, вежлив, общителен, хорошо одевался, владел тремя языками, отлично учился, миллиардер, филантроп, плейбой и просто хороший человек, как говорится. И друзья у Чонгука были под стать — дерзкий Чон Хосок, сын генерального комиссара, и обманчиво спокойный Мин Юнги — сын кандидата в президенты и известной бизнес-леди. Не парни, а настоящие бриллианты своего времени.       Так что Чимин правильно рассудил, что если через них попробуешь что-то получить, то это непременно случится.       — А твой Намджун не промах, — прокомментировал Тэ немного уважительно — у Чимина была обеспеченная семья, просто Чон Чонгук, извините, — совсем другой уровень.       — Да я сам прикурил, — Чимин, стоило им вывалиться из такси, сходу запеленговал какой-то стол с закусками и коктейлями и потащил туда Тэ. — Он как-то за семейным ужином упомянул об этом, знаешь, такую бучу вызвал. Главная надежда наша теперь. Луч света, — Чимин хохотнул и внимательно рассмотрел дымящийся коктейль, который взял со столика. — Твое здоровье! Давай, Тэ, оторвемся сегодня.       Тэхен Чимина, которого воспитывали в строгости и все время требовали от него прыжка выше головы, вгоняя в жесткие рамки, конечно, поддержал. Другу, как и ему, было нелегко. Ему и отдохнуть-то позволили только несколько дней после кровью и потом выстраданных на высшую оценку экзаменов. А дальше — работа на все лето в семейном бизнесе.       Тэхен Чимина, которому уже и будущий брак организовали, и работу, и даже друзей и знакомых для полезных дел, вообще-то немного жалел, а потому, наверное, и давал себя раскручивать на подобные авантюры, чтобы его любимая Светилка могла почувствовать себя счастливой.       Тэхен то и дело оглядывался, понятное дело, выискивал человека, на которого в глубине души уже хотел произвести впечатление — Чимин зря старался, что ли? Вот некоторые его знакомые из универа точно оценили, так как видеть такого Тэхена совсем не привыкли. Провожали его глазами и, наверное, немного обсуждали за спиной. Но Тэхену-то было все равно, только хотелось посмотреть высокомерно на Чибина и его нового парня и красиво уйти, взяв под руку такого же красивого, как и он, Чима. Последний, кстати, все подходил к знакомым и может быть просто левым чувакам, пил с ними за любовь, за дружбу, за великих армани и гуччи, и, судя по блестящим глазам, успел хорошенько набраться. Во время очередной такой «дружеской» встречи, Тэхен пойти с ним отказался и пошел отдохнуть от шумной толпы под сенью дуба.       Неподалеку от него опорожняла желудок парочка подруг, совершившие ошибку всех новичков — набравшись, не поев.       Прямо по курсу на маленьком танцполе самые веселые прыгали под наркотрипичную музыку и обливались мартини.       В зоне, где поработал ландшафтный дизайнер, всех желающих фотографировал известный фотограф. Все желающие в половине своей пьяные и бесцеремонные просто ржали на камеру и портили бедному человеку работу.       Ведь там неподалеку вырисовывалась по-настоящему эстетичная картина, так и просящаяся на фото — компания самых настоящих Олд Мани. Чон Чонгук и компания курили, смеялись, просто существовали, но выглядели и звучали красиво. Простые, спокойные, впечатляющие непритязательностью в выборе одежды — обычные футболки и джинсы. Они никого не старались впечатлить, потому что им это было не нужно.       Тэхен даже ненадолго залип. Богатый человек Чон Чонгук берет сигарету, подносит к полуулыбающимся губам, затягивается, выдыхает сизый дым ввысь. Смеется. Выглядит непередаваемо красиво.       Тэхену просто интересно, смог бы такой человек, как Чон Чонгук, унизить своего парня ради выгоды? Растоптать человеческие чувства, просто потому что человек, хоть и неплохой, но неподходящий?       У Чон Чонгука добрые глаза и обаятельная улыбка, а также клеймо репутации идеального парня.       Тэхен думает, что он, скорее всего, убивает людей ночами. Этими своими черными пропастями глаз, которыми внезапно, на пару секунд, смотрит на Тэхена.       Чимин прибегает к нему с возбужденным лицом и тут же вцепляется в руку:       — Тээээ, там, говорят, день рождения у Юны, и ребята играют в пошлые фанты и поздравляют ее. Пошли посмотрим! — повисает на руке, заглядывая в глаза.       Нам Юна, дочь министра обороны — своего рода краш Чимина с первого курса. Он следил за ней в твиттере, лайкал фотки в инстаграме и утверждал, что эта девушка его идеальный типаж. Но, фактически, она была в принципе идеальным типажом любого — довольно высокая миловидная брюнетка с темными блестящими волосами, красивой фигурой и ослепительной улыбкой. Тэ подозревал, что пухлые губы и выразительные скулы — дело рук искусных хирургов, но все равно не мог не признать, что она на самом деле была по-настоящему красивой. К тому же вела популярный блог и имела сотни тысяч подписчиков.       К месту сбора фанатов и друзей Юны они продирались сквозь беснующуюся толпу. Тэхен Чимина, конечно, немного проклинал и готов уже был развернуться и бросить его в этой хаотичной массе в одиночестве, как заметил знакомую фигуру.       Чибин, одетый как всегда с иголочки, стоял облокотившись о какую-то стойку, широко улыбался и в одной руке держал стакан с перламутровой жидкостью, а другой уверенно обнимал худощавого высокого парня. Тот доверчиво к нему жался и тоже не жалел широкой улыбки.       Тэхен на какой-то миг выпал, даже не замечая, что кого-то случайно задевает. Он так же, не глядя, извинился, а потом крепко вцепился Чимину в плечо.       Тот, почти добравшийся до точки назначения, обернулся к Тэхену и, заметив странное выражение на его лице, проследил за его взглядом. Сначала Чимин нахмурился, так как его однофамилец не вызывал в нем добрых чувств, а потом решительно схватил Тэ за руку и повел прямо к обнимающейся парочке.       Находящийся в ужасе Тэхен если и хотел что-то сделать, то не успел.       — Ой, надо же какие люди, — громко воскликнул Чимин, выскакивая прямо перед удивленным Чибином и его новым парнем. — Ну, приветик, Чибин!       Поддатый Чимин становился довольно агрессивным, а также отличался отсутствием тормозов. Тэхен на всякий случай вцепился ему в рукав обеими руками. Тэхен на самом деле не был уверен, держит ли он Чимина, либо ухватился, чтобы позорно не сбежать от до боли знакомого взгляда, который как раз обратился к нему с легким удивлением.       Чибин внимательно его, Тэхена, осмотрел, медленно водя взглядом снизу вверх, и явно был его новым образом поражен. В глазах Пака читался вопрос, и Тэхен в момент успел устыдиться своему порыву — ну что он пытался сделать? Выставить себя унизительно, припершись сюда в лучшем виде, чтобы указать, какого классного его Чибин потерял? И ради кого так старался, спрашивается? Хорош, что говорить. Остается только не опозориться еще больше, и Чиму, у которого в глазах горел огонь праведной мести и пьяные всполохи, тоже не дать этого сделать.       Хотя, в глубине души, Тэхен понимал, что Чибин это полностью заслужил.       — Привет, парни. Не ожидал, что вы здесь будете. Как поживаешь, Тэ? — Тэхена от такого обращения передернуло.       Однако ответить он не успел, потому что Чимин гневно тыкнул в Чибина пальцем:       — Вау, как мы заговорили! — у Чимина горели глаза и нутро, словно он становился драконом и готовился спалить все к чертям. — А может еще на брудершафт выпьете? Какой же ты все-таки подонок! — Чимин не был бы Чимином, если бы не нарывался.       У Чибина в глазах тоже не осталось ничего приятного. Он и парня своего напуганного за спину спрятал, чтобы никого не ранить, сражаясь с Чимином на первой линии.       — А ты все такой же верный цепной пес, Пак. Так привык подчиняться своей семье, что не можешь с другими иначе?       — Ты смешон, — Чимин ядовито улыбнулся и совсем не повелся на провокации оппонента. — Это называется «дружбой», но откуда тебе знать, да? Ты же не умеешь строить отношений с людьми, кроме как используя их. Детка, — это он ухмыльнулся в сторону нового парня Чибина: — Беги от этого пиздакраша, он социальный мусор. Попользуется тобой и бросит.       — Тело выросло, а мозг не успел, да, Пак? — Чибин тоже зло полыхал глазами и обволакивал губы гадкой усмешкой. — Прежде, чем говорить о социальном мусоре, задумался бы вообще о своем статусе и с кем ты общаешься. Что там у тебя в будущем? Перспективы. Но ты их просираешь, общаясь не с теми. Одними отношениями сыт не будешь. В будущее надо смотреть заранее.       — Ой, блять, пидарас ебанный! — Чимин закатил глаза, явно сдерживаясь (еще и рукой Тэхена) от того, чтобы Чибину не зарядить по морде. — Так и будешь лизать чужие перспективные задницы всю жизнь. Нахуй вообще подходили. Пойдем отсюда, Тэ! — он схватился за ту же руку, которой Тэхен его держал, и так же стремительно, как его сюда притащил, так и увел обратно, сквозь столпившихся людей, игнорируя ядовитое бурчание в спину: «Если ты его нарядил, то это не значит, что к его ногам падет каждый, придурок».       — Прости, Тэ, — Чимин подвел Тэхена к столику с напитками и фруктами, который находился подальше от Чибина и поближе к Юне и ее друзьям, которые активно заставляли толпу участвовать в немного некультурных фантах.       Саму именинницу посадили в центр на похожее на трон кресло и каждый раз, когда подзывали нового человека, ее подруга повязывала на глаза повязку, а толпа вокруг радостно переговаривалась, ожидая, что такого максимально пошлого сделает следующий кандидат. Какой-то незнакомый Тэ паренек в данный момент под подбадривающие свистки танцевал стриптиз под «Сатисфакшн», весь красный, но при этом отчаянно смелый — короче, пьяный.       — Забей, — Тэхен взял в руки бокал шампанского и залпом осушил.       Он вообще-то Светилке был благодарен. Оказалось, что посмотреть на Чибина ему было остро необходимо, чтобы понять — не екает. Не болит, не чешется, не ноет, не хочется умирать от тоски и боли и страдать в одиночестве, перебирая в памяти, словно тасуя колоду знакомых и затертых карт, совместные воспоминания. Как увидел — отрезало, словно выданная кем-то болезненная отрезвляющая пощечина.       — Он лузер, — добавил Тэ, чокаясь с поддерживающим его Чимином, уловившим настроение друга, и с большим интересом посмотрел на очередную участницу, вылизывающую живот какого-то незнакомого ей паренька.       В целом все шло ровно и весело до того момента, пока толпа не взорвалась возбужденным шумом — к участию в игре припрягли того самого Чон Чонгука, которого смущенно и мило улыбающегося, вытолкали в спину собственные же друзья. Тот вроде и посмотрел на них сурово, но особо не сопротивлялся, словно воспринимая любой опыт положительным и полезным для жизни.       Так что смиренно встал перед Юной, у которой уже были завязаны глаза и посмотрел на ее подругу, которая подавала той сигналы о том, что можно приказывать.       — Что нужно сделать этому фанту?       Юна на несколько секунд задумалась, немного таинственно улыбаясь. Окружающие находились в заметном предвкушении — нечасто можно было увидеть, как знаменитого Чон Чонгука заставляют что-то делать на потеху публике. Тэхен так вообще видел подобное впервые.       — Этому фанту… — Юна хитро улыбнулась и только после паузы продолжила: — Этому фанту необходимо поцеловать самого красивого человека, которого он в данный момент видит. По-настоящему поцеловать, с языком и всякое такое.       Толпа заулюлюкала, задрожала, практически вскипела от возбуждения. Юна резко сняла с себя повязку и сразу посмотрела на того, кому загадывала желание — лицо ее при этом сразу же наполнилось восторгом и предвкушением.       Лицо Чон Чонгука не отобразило ни одной эмоции, словно ему ежедневно приходилось выполнять подобную ерунду.       И пока все вокруг подначивали Чонгука, а его друзья и вовсе, крайне довольные сложившейся ситуацией, подоставали свои смартфоны, чтобы заснять на видео компромат на друга, Чимин с Тэхеном переглянулись и, чокнувшись, выпили по бокалу чего-то красного, а Тэ еще и вишню следом в рот засунул — даром, что ли, целое блюдо рядом стояло.       Чимин же доверительно Тэ зашептал:       — Юна это точно спланировала. Думаю, у них с подружкой был особый знак на случай участия Чона. Все же знают, как она по парню уже сто лет сохнет, вот и решила взять дело в свои руки, ведь Чон ее всё время игнорит. Забавно наблюдать. Но я, конечно, не уверен, что для него это что-то будет зна…       Чимин замолк внезапно, точно выключили звук, лицо у него приняло крайне странное выражение. Он посмотрел прямо, а Тэ, хотевший спросить, что такое, вдруг осознал, что вокруг, кроме музыки, больше ничего не слышно.       Звук выключили не конкретно у Чимина. Все как-то разом смолкли.       Тэхен почуял неладное, хотя пока и не понимал причины. Он на всякий случай осторожно повернул голову туда же, куда смотрел Чимин, — и как-то разом охуел. То есть настолько, что так и не раскусил вишню, только что закинутую в рот, и пролил немного красной жидкости из бокала прямо на свои блядские кожаные штаны.       Чон, мать его, Чонгук, миллиардер, филантроп, плейбой, сын маминой подруги, уверенно шел в его сторону, удерживая его, Тэхена, фигуру взглядом.       И если в первый миг Тэхен подумал, что это какое-то глупое недоразумение, мало ли к кому этот парень направлялся, то когда Чонгук остановился буквально в нескольким сантиметрах от него, впервые так близко, что реально можно было увидеть колючие тени от ресниц на его щеках, маленькие созвездия едва заметных родинок, миловидные глаза цвета катастрофы и неглубокий шрам на щеке, и заглянул ему в глаза с какой-то непоколебимой решительностью, Тэ просто не смог сдержать удивленно поднятых бровей.        Он разомкнул губы, но его вопрос так и остался неозвученным.       Потому что Чон, мать его, Чонгук сократил и без того критически мизерное расстояние, что было между ними, и, уверенно зарывшись одной рукой в его тщательно уложенные Чимином волосы просто и обыденно, точно делал такое сотни раз, его, Тэхена, поцеловал прямо в приоткрытые от шока губы.       Рядом послышался звон — это Чим навернул от шока свой бокал.       Да что там какой-то бокал, у Тэхена мироздание навернулось — он почувствовал во рту язык Чонгука.       Язык. Чон Чонгука. У. Себя. Во. Рту.       Тот реально его целовал. Реально вот это «с языком и всякое такое», где всякое такое оказалось покусыванием его губ, изучением рта Тэхена и воровством так и оставшейся во рту вишенки. Так нагло, дерзко, обдавая ароматом колы и сигарет, что Тэхену вообще не пришло в голову что-то с этим сделать. Только попытаться не потерять душевную организацию, ускользающую сквозь порванные артерии, и способность здраво мыслить, которая: давай, пока, закончишь — пиши.       И если бы Тэхена спросили, то он бы сказал — лучший поцелуй в его жизни. Он и целовался словно впервые, точно все, кто был до Чон Чонгука, просто понятия не имели, что же это за дело такое навороченное — поцелуй (привет, Чибин! И пока). Что от этого сводит ноги, живот, мышцы, вселенная схлопывается в наношар, а тот бьет под дых, лишая дыхания. Что в легких от того, как его касался чужой язык, вырастают цветы, и от того Тэхен задыхается. И все чувства превращаются в квинтэссенцию желе, кроме одного — наслаждения. Тэхен, пожалуй, впервые в жизни мог бы разрыдаться от ощущения касаний теплых губ.       Чон Чонгук целовал его глубоко, мокро, настойчиво и так, словно он, Тэхен, ему полностью и целиком принадлежал. Обдавал магией своего запаха, своей энергии и, кажется, решил быть тем, кто остановит сердце Тэхена — очень аккуратно уткнулся теплыми мокрыми губами в Тэхенову щеку, а после провел по ней носом, словно пытался собрать запах, подобно цветочной пыльце.       У Чон Чонгука глаза цвета катастрофы и что-то магическое в руках, вызывающих в Тэхене дрожь.       А во рту тэхенова вишня, которую он с хитрой полуулыбкой, глядя в глаза Тэхена, раскусил и съел. Так разрывается и прожевывается сердце, оказавшееся в плену Чонгука.       Но позади все еще не схлынула волна возбуждения. Пьяные студенты бесновались и не без повода, — вообще-то, все, что касалось личной жизни Чонгука, всегда было покрыто тайной. Ему, конечно, приписывали тайные романы и со звездами, и с обычными девушками из универа, и с его друзьями попеременно, и вообще, судя по всему, трахал он все подряд без перерыва, но Чон Чонгук, мало того, что никогда и никак не подтверждал и не опровергал эти слухи, так ни разу ничем не выдавал своего неплатонического интереса к другому человеку.       Он флиртовал, он очаровывал, он был желанен и наслаждался этим. Но ни разу ни на кого свои права не заявлял.       До этого момента.       Чимин потерял свою челюсть вместе с бокалом и держался за стол, чтобы не свалиться на пол.       Лицо Юны пошло красными пятнами, и она явно сдерживала слезы, рассматривая Тэхена с эмоцией, близкой к ревности.       Друзья Чонгука казались самыми спокойными из всех. Они с улыбками переговаривались и показывали друг другу видосы, выясняя, у кого вышло лучше.       Чибин, явно шокированный, не отрывал взгляда от руки Чонгука, которую тот выпустил из волос Тэхена и опустил вниз, сцепив их руки.       Тэхена сцепленные руки тоже, вообще-то, волновали. И Чонгук, беззастенчиво разглядывающий его и совершенно не обращающий внимания на ажиотаж вокруг, тоже волновал. Этот Волнорез реально, что ли, при всех сейчас выставил Тэхена самым красивым человеком на данный момент? В любой вселенной Чон Чонгука сочли бы сумасшедшим! И Тэхену пусть от этого было не легче, но все же хотелось с нахала сполна спросить.       И хорошо, что Чонгук заранее Тэхену задачу облегчил — пальцы свои продел, словно в петли, в тэхеновы и накрепко их сцепил — так что Тэхен Чонгука просто взял и за собой потащил. Хотя тот не особо и сопротивлялся, только фирменно полуулыбнулся и покорно последовал за ним, позволяя уводить себя от толпы.       Чиму Тэхен только в глаза глянул, чтобы знал, что Тэхен его после найдет и обязательно из состояния охуевания выведет. Если сам выгребет — все-таки за ним следовала катастрофа.       Чонгука Тэхен вел уверенно и властно, игнорируя настойчивые попытки раскочегаренных студентов перекинуться парой слов с местной знаменитостью. Там, где об инциденте слух еще не распространился, стало заметно спокойнее, и Тэхену даже пришло в голову отпустить чонгукову руку. Но а вдруг тот сбежит? У него же очевидна склонность к спонтанным твистам. Тэхен решил на всякий случай теплую ладонь из захвата не выпускать.       А потом осознал, что его тянут в другую сторону.       — Послушай… — начал он, но Чонгук мягко его прервал, не забыв одобряюще сжать пальцы, мол, успокойся, последняя нервная клетка Тэхена, я тебе не наврежу.       — Тут людно. У меня поблизости машина — там сможем спокойно поговорить, — деловито успокаивает Тэхена, перенимая на себя роль проводника.       Чим ему, может, что в коктейль подмешал? Мерещится всякое… немыслимое. Вот Чон Чонгук открывает перед ним дверь своего черного внедорожника. Медлит с рукой Тэхена, точно боится, что тот исчезнет, стоит эту руку выпустить. Вот он садится рядом, сразу доверительно поворачивая корпус и без смущения заглядывает Тэхену в лицо.       Вот запах Чонгука, какой-то ягодно-сладкий, возможно ядовитый, залетает Тэхену в легкие и там суетится в поисках трещин, сквозь которые можно и дальше заполнить Тэхену организм.       Ну какая тут реальность, к черту?       Тэхен вообще-то никакой речи не подготовил. Это он на эмоциях готов был того на край света потащить, чтобы добраться до истины. Ну а на деле? Что он вообще чувствует? Злости точно нет. Можно было бы загнать за нормы приличия и морали, за то, что Чон его поцеловал, ни здрасти, ни извините. Но как бы… Тэхен-то на эти нормы с высокой колокольни плевал. Чонгук, вообще-то, Тэхена вроде красивым считает, ну а что парень комплименты своеобразно преподносит, так по-честному, Тэхену, возможно, так приятно и в жизни-то не было.       А вот чего этот Чонгук добивается? В машину свою привел. Тэхену на самом деле вот что непонятно — дорогая же машина, места в достатке, а все равно ощущается, как будто Чон Чонгук сейчас его своим крупноватым носом в щеку ткнет. Накатать бы этим создателям дорогих машин отзыв, мол, подумайте о своих клиентах получше…       — Тэхен? — голос у Чонгука мягкий, немного взбудораженный, как игристое вино в бокале. И тэхеново имя выходит неожиданно многогранным и таким же искрящимся. Непривычно его, конечно, слышать от Чон Чонгука. — Ты в порядке?       Нет.       — Нет.       У Тэхена голос хрустит, как иссохшая ветка, и скрипит, выдавая сухость горла.       У Чон Чонгука, идеального человека, вшитая в прошивку забота откликается мгновенно, — он тянется к дверке и выуживает маленькую бутылку с вишневой колой. Тэхен безропотно ее принимает, ему бы все сошло, лишь бы унять лихорадку по имени «Чонгук». Кола теплая, приторно-сладкая, такая же навязчивая, как напряжение, поселившееся в машине и смешавшееся с ягодным запахом вокруг Тэхена и внутри него.       — Тэхен, я тебя обидел? — у человека с глазами-катастрофами беспокойство в голосе. — Тем… что произошло?       У Чонгука красивый голос. Тэхену почему-то кажется, что если представить, что его голос расползается цветными звуковыми волнами по пространству, то можно будет обязательно увидеть, как те спускаются к тэхенову желудку и скручивают содержимое.       — Обидел? Ты… Чонгук, ты разговариваешь со мной впервые в жизни, мы с тобой не знакомы. И ты только что поцеловал меня на глазах у толпы. Я не уверен, что чувство, которое я испытываю, можно назвать обидой, — Тэхен прав. С Чонгуком лично он знаком не был, их никогда друг другу не представляли, в одной компании они не общались. Тем страннее сейчас сидеть в одной машине и выдыхать чужое имя, словно так и надо.       У Чонгука красивое лицо. И очень эмоциональное — каждая эмоция рисуется мышцами, глазами, губами, бровями. Тэхен так не умеет. Ему проще натянуть маску и не позволить никому разглядеть, что он чувствует. Так ведь и поступают люди — защищают себя забралом от возможных ран.       Чонгук — он другой. У него тревожатся глаза и поджимаются нервно губы.       — Тогда что ты испытываешь?       Ему хочется верить, в том плане, что он на самом деле заинтересован в ответе. Возможно, его шутка с поцелуем и правда зашла слишком далеко и перед Тэхеном Чонгуку хочется извиниться. От его ярких эмоций Тэхену немного больно, точно его глаза засвечивает солнце.       — Я удивлен, Чонгук. Удивлен и растерян. Я тебя не понимаю. Ты… если это какая-то шутка…       — Не шутка, — у Чонгука серьезность во взгляде и немного суровый тон — он Тэхена как будто отчитывает или, быть может, немного зол, что тот позволяет себе произносить слово «шутка» в контексте личности Чона. — То есть, — Чонгук заминается и кажется, что он пытается подобрать правильные пазлики слов для того, чтобы Тэхен его понял: — Происходившее походило на фарс. Это правда. За это я хотел попросить прощения. Прости. Правда. Дурацки вышло, — Чонгук, он милый, суетливым жестом зарывается пальцами в свои волосы и создает на голове какое-то подобие беспорядка.       Тэхену вообще-то нехорошо от таких мелочей. Он это не планировал, но… Чонгук сразу ему нравится. Он увлекает Тэхена мимикой лица, плавностью движений, окрасом интонаций голоса и катастрофой глаз. Он извиняется и, возможно, ему перед Тэхеном правда неловко, но вот он выставит его сейчас из своей машины, и Тэхену ничего не останется, как украдкой выискивать Чонгука в толпе студентов, не мечтая больше никогда с ним встретиться, но и не имея возможности забыть о том, что Чонгук его вообще-то поцеловал.       Думать об этом также плохо, как сидеть рядом с Чонгуком в машине, пропитанной его запахом.       — Не шутка? — уточняет Тэхен и находит смелость снова заглянуть Чонгуку в глаза, чтобы уловить момент, когда тот начнет транслировать всеми своими чертами объяснение.       Но Чонгук — это один сплошной поворот на 180 градусов в жизни Тэхена.       — Прокатимся? — он ранит Тэхена вопросом-полуулыбкой и тянется рукой, чтобы завести двигатель. — Мне есть, что тебе сказать, и я очень хочу донести информацию верно, но боюсь все испортить.       Тэхен на эти слова недоверчиво фыркает.       — Я не пил алкоголь, — Чонгук трактует возмущение Тэхена по-своему. — Я не позволяю себе водить в нетрезвом виде, — в это охотно верится, ведь Чонгук — это репутация, манеры и сверхчеловек.       Тэхен пристегивается и мотает головой.       — Не в этом дело. Ты, — Тэхен позволяет себе манерно указать в сторону Чонгука рукой, вызвав его интерес, — ходячая перспектива этого мира, у тебя изумительная семья, отличные друзья, ты из этого круга, как говорят, сливки общества, хорош собой и известен, вот он ты, говоришь мне, маленькому человеку, которого по имени-то назвал сегодня впервые жизни, что тебе есть что мне сказать?       — Есть, Тэхен, — Чонгук отвечает серьезно, но выдает себя проблесками смеха в глазах. — Ты бы мог быть моим личным маркетологом. «Ходячая перспектива»?       — Открыта вакансия? — иронизирует Тэхен, впрочем, понимая, что рядом с Чонгуком это предельно легко.       — Одна точно да, — у блядской чонгуковой полуулыбки нет никакой совести, так что Тэхену приходится отвернуться к окну, чтобы не думать о том, что же за секреты закутывает в слова Чон Чонгук.       Они молчат какое-то время. Тэхен вспоминает о том, когда он впервые Чонгука увидел.       Почти три года назад — первое сентября, линейка первокурсников, на которую Тэхена затащил Чим, заманив тортом и своим сомнительным обществом. Ну правда, кто нормальный линейки утром устраивает? Вот и пришли они с Чимом презентабельно-сонные, творчески помятые, чтобы душевно посопеть на заднем ряду большого зала.       Тэхен еще тогда проснулся как раз к моменту, когда ректор рассказывал о достоинствах и перспективах молодых специалистов, которыми они все вырастут, и обратил внимание на двух подруг, которые хихикали и перешептывались, и смотрели в сторону, противоположную той, где выступал ректор.       Тэхен еще и Чима разбудил, потолкав того в плечо:       — Чим, кто это?       — А? Где? — сонный Чимин подозрительно огляделся, чтобы понять обороняться ему или улыбаться.       — Да вон, справа, — Тэхен дернул головой в сторону, куда то и дело поглядывали не только хихикающие первокурсницы, но и другие студенты. Там сидел красивый парень и внимательно слушал слова ректора, иногда наклоняясь к соседу, чтобы послушать, что тот ему шепчет.       Чимин растер сонные глаза и посмотрел, куда указывал Тэ.       — А. Это. Чон Чонгук. Типа мажор. Понравился? — хмыкнул Чим, широко зевая и заваливаясь на плечо Тэ.       — Ой, иди ты, — возмутился Тэхен, — Просто на него пялятся.       — Ну еще бы не пялились! Единственный сын того самого Чона из большой промышленности, который, считай, у нас у власти сидит. Тут наверняка где-то его охрана по тихой под студентов косит, чтобы с наследником не дай боженька не случилось беды. И вообще странно, что у него не какое-нибудь вип место с удобным диваном. Он тут на особом счету. Вот увидишь, о пацане еще не раз услышим.       Ну не то чтобы Чимин внезапно прозрел, но про Чонгука они и правда там и тут что-то слышали.       Вот Чонгук первый в истории первокурсник, победивший в невероятно сложной олимпиаде. Вот Чонгук участвует в постановке студсовета, так что весь универ поперся смотреть. Вот Чонгук на обложке журнала, посмотрите, какой он интересный и разносторонний. А вот у Чонгука международная конференция, и он представляет там кафедру, университет, планету и, наверное, целую вселенную. Вот Чонгук пришел в столовую и внезапно не осталось свободных мест. Вот Чонгук и вот толпа его фанаток, которую приходится расталкивать, чтобы пробраться к нужной аудитории.       Если прислушиваться, то Чонгука и правда было многовато всегда, но Тэхену не было до этого дела, он фильтровал шум. Ну и потом: университет, серьезная специальность, работа, отношения. Откуда бы ему сил еще и на разговоры и мысли о Чон Чонгуке взять? Тем более, что думать о том, с кем общаться не собираешься — довольно глупо.       Так что у Тэхена собирательный образ Чон Чонгука сложился хаотичным безумием и чужими языками — а сегодня и языком самого Чона. Возможно, если поразмышлять, Тэхен Чонгуку немного завидовал — вот этому его спокойствию, миролюбивости и правильности. У него все так легко получалось… и Чонгука бы точно не бросил ни один парень или девушка в здравом уме. Определенно, Чонгука Тэхен считал красивым. Таким что… ух. Даже не просто красивым, а каким-то притягательным на молекулярном уровне — все, что ни делал Чонгук, выглядело гармонично. Эти его черты, высвеченными внутренней красотой, живостью ума, яркостью эмоций, настолько завораживали, что влюбиться в Чон Чонгука оказывалось самым простым делом на свете.       Тем более вот как сейчас, когда Чонгук уже успел заехать в кофейню и принести два напитка — один горький американо для себя и сырный раф для Тэхена.       И, возможно, он просто угадал, но…       — … твой любимый, — у Чонгука красивые пальцы, длинные и тонкие, ими только и вырывать сердце из груди, чтобы забирать себе насовсем.       — Откуда… откуда знаешь?       — Тэхен, ты все же не пугайся, ладно? Ладно. Я… — Чонгуку по жизни так повезло, что все-то ему дается легко, но сейчас у него на лице промелькивает особенного вида мука, которую он прячет за медленными взмахами острых ресниц, да так и разговаривает, зашторившись от Тэхена дрожащим полотном век: — Я не сталкер и не сумасшедший, Тэхен. Ты просто мне… — он запинается и хмурится, словно то, о чем он говорит, совсем не вписывается в истинность мыслей: — Я люблю тебя.       В приоткрытое окно пробирается запах звездного неба и ночного города. Он свежий и раскрепощенный, живой. Но Тэхену все равно тяжело даются вдохи и выдохи, словно грудную клетку сломало сердце, которое бьется изнутри до синяков и грозит пробиться насквозь.       Чонгук, который смелеет и распахивает глаза, смотрит на Тэхена с залежавшейся грустью и обнаженной, словно оголенный провод, честностью. Чонгук — одна сплошная эмоция, растерянность, решительность, тоска и извинение.       Тэхен — он просто маленький человек, а потому ему Чонгука так просто не понять.       — Как… это? — у Тэхена тонким и старым пергаментом скрипит голос. — В каком плане… Любишь?       — В общем-то, — Чонгук и голос понижает, настолько ему страшно, — во всех. Я просто хотел, чтобы ты знал. Не потому, что мне надо взаимности. То есть… хотелось бы, конечно. Но только, если ты сам захочешь. Я сто раз себе представлял этот разговор и так часто отчаивался, что ты мне сходу откажешь, что почти каждый раз планировал опускаться до мольбы. Тэхен, ты просто подумай, ладно? Вот прям сейчас я ничего не требую. Только понимания.       У Чонгука красивые губы, испещренные созвездием маленьких трещинок и раскрашенные нежным розовым оттенком. Тэхен уверен, что многие продали бы душу за то, чтобы эти губы просто поцеловать. Но что придется отдать Тэхену за произнесенные этими губами слова?       Охренеть.       Охренеть просто.       Чон Чонгук планировал упрашивать Тэхена ответить ему взаимностью? Да он же над ним смеется, нет?       — Чонгук, ты же понимаешь, что мне трудно в это поверить? — Тэхену даже смотреть на него не нужно, он и так представляет лицо, прошедшее волной эмоций, и гневный всплеск в темных туннелях глаз. — Это наш первый разговор в жизни. И ты сразу мне… в любви признаешься, — у Тэхена тон понижается до шелеста, чтобы не пробудить этими словами какую-то субстанцию, которая долбится в груди, защемляя нервы. — Больше похоже на розыгрыш.       Тэхен, он же отличник, умный парень, и прекрасно знает, как любят красивые мальчики, наподобие Чибина или Чонгука, разводить обычных парней вроде него самого. И у него уже разбито сердце, еще одно разочарование точно превратит его в каменную реплику.       — Не веришь мне, — грустно хмыкает Чонгук. — Думаешь, мне пришло в голову развлечься, потешив публику безнаказанностью действий физического характера, выбрав рандомного ноунейма из присутствующих, а потом ради прикола признавшись ему же в любви? Это у тебя такое мнение обо мне? — Чонгук всеми чертами возмущен и, кажется, очень хочет повысить голос, но старается сдерживаться.       — Нет у меня о тебе никакого мнения, Чонгук, — Тэхену хочется донести свою позицию правильно, но как разговаривать с человеком, которого буквально не знаешь? — И не может быть, за исключением слухов и домыслов. Мы жили своими жизнями и друг о друге ничего не знали. Ты просто налетел на меня, как ураган, реально как будто рандомно выбрав свою жертву, а теперь, вероятно, думаешь, что я упаду перед тобой на колени сразу, стоило тебе признаться мне в любви.       Гнев Тэхена вполне понятен, так он обороняется от возможного вреда, который могут и умеют причинять люди.       Гнев Чонгука смешан с пониманием и принятием ситуации, в которую он Тэхена окунул с головой.       — Ну, во-первых, я знаю о тебе довольно много, Тэхен. Я в какой-то момент реально тобой помешался. Это ты… мною не заинтересован, — Тэхен все еще в шоке, а Чонгук всё еще умеет удивлять: — Ну и, во-вторых, — кажется, ну куда уж ближе и интимнее, чем их разговор в тесном пространстве машины, но Чонгук как будто совсем Тэхена не жалеет — склоняется к тому и как-то совсем убивающе шепчет, обдавая дыханием щеку: — Ты даже представить себе не можешь, как я хочу опуститься перед тобой на колени, Ким Тэхен.       Чонгук, он по-блядски сексуален, и, кажется, совершенно прямолинеен, точно кинжал ассасина, предназначенный, чтобы проткнуть живот Тэхена насквозь.       Это просто кошмар.       — И еще, Тэхен, я могу тебе доказать, что выбор тебя сегодня был вполне конкретным, и что я совсем не шучу о своих чувствах. Но я бы хотел, чтобы ты мне верил. Позволь мне…?       Тэхену все еще плохо от предыдущих слов, и он точно не переживет эту ночь, но заставляет себя робко кивнуть, потому что у Чонгука на лице просьба и решительность, а еще что-то темное и неукротимое — точно он сдерживает себя от того, чтобы на Тэхена прямо здесь накинуться.       Чонгук отодвигается, достает смартфон и подключает его к акустике машины. Чонгук ничего не объясняет и просто ждет, пока по салону не раздается голос:       — Гуки? — по салону раздается немного хрипловатый голос Мин Юнги. На заднем плане громко играет музыка и слышны голоса. — Ты где? Поговорил с Тэхеном?       — Поговорил, — Чонгук осторожно смотрит на Тэхена, словно привлекая его участником в разговор.       — О… Рад слышать. Ну, то есть… у вас все хорошо? Или тебя, Гук, отшили, и ты звонишь поныть? Вообще, он еще молоток, я бы врезал тебе, налети ты так внезапно с поцелуями. Ты учти, что Хосок заебет тебя по поводу сегодня шутками до конца жизни. Он уже там стишки сочиняет, как там было… Ааа, «вишенка рот в рот — и никто никого не ебет». Юморист хуев. Достал меня.       — Как хорошо, что главная аудитория его шуток — он сам.       — Ага. Ну мы вообще-то приехали на хату к Мингю, чет там скучно после вас, ребяток, стало. Бучу, конечно, ты устроил! Так… мы вас с Тэхеном ждем? — у Юнги последняя часть выходит мягкой, словно он Чонгука боится своими словами расстроить. — Или все-таки отшили? Ты говори, мы соберем для первой помощи виски, колу, караоке с грустными песнями… Гук? Ну, хочешь, я сам твоему Тэхену позвоню, пока еще не всё потеряно? Могу тебя прорекламировать, чисто по-дружески, рассказать, что ты не только язык в рот пихать умеешь? Еще можешь днями напролет про него ныть и плакать в подушку..?       — Вот умеешь же поддерживать, Мин. Что б я без тебя делал? — Чонгук улыбается, и, судя по всему, на том конце связи улыбаются тоже.       — Захлебнулся бы своими слюнями и слезами, че! Ты попробуй ему поныть, он, лишь бы не утонуть, будет вынужден дать тебе положительный ответ. Положительный же?       — Я не знаю, Юнги. Не знаю, — Чонгук на Тэхена смотрит с грустной нежностью. Тэхен перманентно не верит своим ушам, глазам и прочим внутренним ориентирам, которые сбились к чертям собачьим. — Все сложно, хах.       — Сложно — это выслушивать в одного хосоковские подъебки. А у тебя, Гуки, все получится. Будь мужиком!       — Богу в уши бы твои советы.       — Ну не знаю, что там в ушах, но в бардачке презики, смазка, сигареты и скитлс. Не благодари!       — Скитлс-то зачем? — Чонгук краснеет в лице и немного смущенно на Тэхена поглядывает. На контрасте с тем, что он недавно хотел встать на колени, это выглядит предельно мило.       — А хуй знает! По акции был. Короче, файтинг, бро. Ты знаешь, мы тут за тебя кулачки держим.       — Брехня. Вы, по-любому, по уши в бухле и чипсах. Но попытка засчитана.       — Ты мне не заливай! Знаешь же, что мы тут все переживаем, засранец ты мелкий. Короче, мы тут ждем тебя или вас, неважно, скорее всего останемся до утра, так что времени у тебя вагон, чтобы со всем разобраться. Давай, Гук, целую, обнимаю!       — Ой, иди на хер!       — Сам такой!       Чонгук Юнги отключает и на Тэхена смотрит с видом немного растерянным, но облегченным. Словно ему Тэхену до боли хочется высказать все, выплеснуть, залить его, утопить в своем нутре и не видеть больше этого потерянного выражения на чужом лице.       Тэхену всего лишь кажется, что он попал в сон и никак не может проснуться.       — Ты разговаривал обо мне с друзьями? — Тэхен заставляет себя быть смелым. Ему, конечно, далеко до Чонгука, но кто вообще до такого дотянется. Приходится лишь бродить у основания и надеяться, что эта гора не пойдет землетрясением.       — Я им все уши про тебя прожужжал. Им, родителям, всем ближайшим родственникам. Видишь ли, я так долго был на тебе помешан, что не мог держать это в себе.       — Так… долго?       Чонгуку от мысли насколько, кажется, физически больно. Он группирует себя на кресле и сцепляет руки в замок.       — С первого курса. Я тогда тебя еще на празднике для первокурсников увидел. Ты с другом своим спал на заднем ряду, я случайно голову повернул, хотел осмотреться, и у меня что-то щелкнуло в голове, когда тебя заметил, даже не знаю, как объяснить. Типа, когда свое находишь, и всё разом на это откликается. Какой-то ментальный маркер словил просто на вид… И вроде ну ничего такого, парень и парень. Я вообще не по парням был, никогда не целовался даже с ними. А тут возникло что-то… Думал, ты меня просто из-за внешности заинтересовал. Редко такую красоту встретишь. Не сразу понял, что к чему, конечно. Потом стал выглядывать, чтобы разобраться. А ты, как назло, вообще в другом крыле учился. Только и удавалось, что редко в коридорах видеть, во дворе иногда и столовке. И, знаешь, так радостно сразу становилось, когда просто смотрел на тебя. Я как-то твоего старосту выловил, ваше расписание выяснил, про тебя немного расспросил… Но, когда во всем разобрался и смелости набрался, стало поздно.       — Поздно? — у Тэхена на автомате получается шевелить губами. Он вообще существует на одних рефлексах и только как губка питается чужими словами, которые окрашены тонами нежности, настойчивости, упрямства и грусти. Бесконечно протяжной грусти.       Чонгук словно плотина, которая прорвалась, и Тэхена теперь только и может, что потопить.       — Ну ты уже с этим павлином отношения завел, — при упоминании Чибина тон у Чонгука сменяется, становится резче и грубее, таким можно и ранить, и убивать. — Ты таким счастливым выглядел, а он… Конечно, не нравился мне. Я тогда лезть не стал, думаю, ну кто я такой, просто ревнивый придурок, получается, если влезу в чужую жизнь? Если ты светишься от счастья, значит, надо это принять и порадоваться, и он на самом деле тебе подходит. Но нет, павлин и правда оказался ужасен. У тебя дурной вкус на парней, Тэхен.       — А ты, получается, лучше? — Тэхен слабо сопротивляется, чтобы сохранять хоть какое-то подобие целостности. У него и так уже защемляет слезные железы, кажется, еще немного, и из него вытечет вся растерянность, удивление и… наверное, признательность Чонгуку. За его слова, за его чувства, за каждую несдержанную эмоцию и жест.       За такое не принято благодарить, но разве вся эта настоящая форма жизни не достойна хотя бы такой маленькой щедрости?       — Я, Тэхен, тебя уже почти три года люблю. И я ни разу ни на кого не променял, — тон у Чонгука ровный, словно мертвый пульс. Таким сообщают о погоде, последних новостях или рассказывают астрологический прогноз.       Таким не стреляют по Тэхену бесконечной картечью на поражение.       — Боже, это… мне нужно на воздух.       У Тэхена от притока кислорода кружится голова. У него кружится голова, трясутся руки, дрожит грудная клетка. В нем столько эмоций, которые вызвал один разговор с Чонгуком, что он просто не знает, как их в себе удержать.       У Тэхена из глаз текут слезы. Это ведь самые болезненные слова в жизни Тэхена. И эта совсем не та боль — эту боль ты просто принимаешь сквозь слезы и глубокие вздохи.       «Редко такую красоту встретишь».       Чон Чонгук — ты так красив внешне и внутренне, что смотреть на тебя больнее, чем на летнее полуденное солнце.       «Если ты светишься от счастья, значит, надо это принять и порадоваться».       Если бы я заметил тебя раньше, стал бы я в целом на три года счастливее, смог бы избежать разбитого сердца? Не дал бы ты ему разбиться? Сохранил, уберег, спрятал? Забрал себе? Хранил бы, как самую дорогую драгоценность этого мира?       «Когда свое находишь, и все разом на это откликается».       У тебя острые ресницы, которые оттеняют мягкое сияние глаз. Твои глаза — настоящая катастрофа для каждого, ведь они показывают твою душу, а она сияет так ярко, словно нетронутый снег под палящим солнцем. Твои эмоции, словно сама жизнь, яркие и беззащитные, ими хочется питаться, точно магическими фруктами. Твои губы мягкие и немного безумные — они сводят с ума. Твое тело всего лишь оболочка ослепительного тебя, но и оно вышло лучше, чем кто-либо мог когда-то представить.       На тебя, Чон Чонгук, невозможно не откликаться.       «Я, Тэхен, уже почти три года тебя люблю. И я ни разу тебя ни на кого не променял».       Тебя, Чон Чонгук, возможно, никто и никогда не будет достоин. Но если попытаться, то кто кому в конечном счете будет принадлежать?       «Я люблю тебя».       Ты, Чон Чонгук, в три слова облек что-то такое необозримое и непередаваемое и знаешь, что этого недостаточно, чтобы описать чувство, которое заставляет тебя хотеть что-то свое — себе.       Ты, Чон Чонгук, заставил цветы расти в моих легких, и, хотя они прекрасны, я не могу дышать.       — Тэхен.       Чонгук останавливается возле Тэхена и немного растерянно, словно не знает, что ему делать, смотрит на то, как тот тихо плачет, запрокинув голову к звездам. Он тэхеновы слезы воспринимает настолько болезненно, что окончательно жалеет о том, что только что ему наговорил.       Чонгук не может сдержаться и аккуратно эти тихие слезы вытирает ладонью, едва прикасаясь к мокрым прохладным щекам.       Тэхен руку Чонгука резко останавливает, и, опуская голову, смотрит тому прямо в глаза. Чонгук, конечно, уверен, — прикасаться к Тэхену у него права никакого нет. У того нечитаемый мокрый взгляд, дрожат губы, а рука холодная и наверняка бездушная.       Но Тэхен — это один сплошной поворот на 180 градусов в жизни Чонгука.       Он мягко захватывает чужую крупную ладонь с длинными пальцами и подносит ту к губам, целуя костяшки. Целуя пальцы, целуя вены, целуя саму жизнь, что течет в этих руках.       Тэхен Чонгуку, который в ступоре смотрит на него, этим действием себя всего вручает. Не раздумывая, не взвешивая, не растрачивая себя на пустые сомнения.       — У тебя дурной вкус на парней, — голос у Тэхена хриплый и тихий, но в ночи звучит громче выстрела.       — Кто бы говорил, — Чонгук осторожно улыбается и все еще боится спугнуть счастье в своих руках. Он боится, что не так Тэхена понял, и это извинение — отказ, а не согласие, его, Чонгука, чувства, принять. Он замирает, и кажется, даже вздохи у него тихие и редкие, как пугливые зверьки.       — Я тебе, Чон Чонгук, совсем не подхожу.       — Я постараюсь тебе соответствовать, Ким Тэхен.       Тэхен тихо фыркает и чонгукову руку сжимает в крепком захвате, а потом подносит ту к месту, где трепетно бьется сердце, которое тоже до Чонгука хочет дотронуться.       Чонгук своему счастью так просто не верит и немного подвисает на том, как чужая грудь вздымается под его пальцами. Ему так хочется сделать и сказать так много сразу, что, кажется, он сейчас взорвется. Глазами он мечется по лицу Тэхена, подмечая остатки слез, нежность во взгляде и мягко сжатые губы.       Тэхен, он ведь на самом деле мягкий, точно превратившееся в человека облако, он точно сшит из нежности и прострочен уютом. Даже вульгарный образ не перебивает этого его особого шарма.       Тэхена себе хочется забрать до невозможности. Забрать, укутать и спрятать.       Свое — себе.       Чонгук Тэхена к себе прижимает, как самую ценную вещь на свете. Он обвивает его руками, утыкается носом в изгиб шеи и наконец-то спокойно вздыхает, тут же наполняясь чем-то родным и правильным — словно до этого дышал вполсилы ядовитым воздухом, а теперь, наконец-то, нашел противоядие.       Чонгук прижимает его крепко, так крепко, что между ними не остается ни грамма пространства. И только тогда испытывает облегчение, которое не испытывал уже как три года. Словно все пазлы встают на свои места, собирая правильную картину их жизней. Зарывается одной рукой в волосы, а другой ведет от лопаток к пояснице и назад, запоминая касаниями каждый фрагмент родного существа.       Тэхен не такой смелый. Он лишь осторожно приподнимает руки, чтобы слегка коснуться чонгуковой спины, почувствовав, как тело под ним дрожит от чувств. От Чонгука пахнет домом.       — Я сейчас нахрен свихнусь, — шепчет Чонгук в ушную раковину, оставляя убийственно короткие поцелуи на местах своих слов. Ему вообще смотреть больно на Тэхена в своих руках, кажется, что сдохнет, если того так близко разглядит, мало того, что чувствует каждой клеточкой тела. — Я так часто это делал в своих мечтах, но сейчас сойду с ума, если ты не реален, а окажешься лишь очередной игрой воображения.       Тэхену за себя перед Чонгуком хочется извиниться — никто никому ничего не должен за чужую боль от чувств, но разве это объяснишь сердцу и душе, которые принимают этот удар на себя и за несколько мгновений переваривают годы чужой тоски. Так мясорубка превращает в фарш душу. Тэхен ведет руками по чонгуковым плечам, словно успокаивая волны чужого сумасшествия, замыкает пальцы на крепкой шее, выводит узоры на подбородке, щеках, глазах и лбу — изучает, изучает, изучает кому себя вручает и излечивает обоих от шрамов.       На небе все загораются новые и новые звезды, но красивее звезд, чем глаза Чонгука, Тэхен в жизни еще не видел.       — Тэхен, — чонгуковы губы так близко, что их дыхание смешивается и это страшно и восхитительно. — Со мной не будет просто. У меня есть определенные обязательства и последствия с этим связанные. Ты готов их принять?       — Ты просто… не разбивай мне сердце, ладно?       Чон Чонгук все еще тот, кто он есть, а Тэхен просто недостаточно сильный для такого, как он, но абсолютно точно Чонгуку верит.       — Никогда.       В этот раз Тэхен плавится совсем иначе, когда чувствует мягкое касание губ. Они трепетные и теплые и нежно прикусывают тэхеновы. В этот раз Тэхена медленно изучают, отстраняются, заново приникают, медленно зацеловывают до звезд в глазах. Тэхен за Чонгука держится, потому что его дрожащие колени точно не удержат на ногах такой груз чувств. Чонгук Тэхена боится отпустить, потому что до сих пор не верит, что ему все это позволено.       Чонгук облизывает губы Тэхена и забирается языком Тэхену в рот, настойчиво его изучая. Одна его рука зарывается куда-то Тэхену в затылок, другая притягивает к себе ближе (хотя куда уж!) за талию. Он так крепко вцепляется, что Тэхену немного больно, но чувственно всхлипывает он совсем не поэтому: чужой язык бьется об его и совсем сводит с ума. Кружит, борется и изучает с маниакальным бесстыдством. Чонгук до него дорвался и убийственно его трахает своим ртом.       Тэхен оказывается одним резким движением прижат к машине. Его целуют мокро и глубоко, выкапывая из нутра низкие стоны удовольствия. Чонгук мажет языком по щеке, прикусывает кожу на шее и лезет прохладными пальцами под рубашку, словно планирует забрать все и сразу. Тэхену ничего не жаль для Чонгука — он не считает, что тот торопит события, просто так правильно в конкретно их случае. Он Чону заранее во всем поверил, так что просто позволяет себе рассыпаться на миллион атомов в его руках и собираться сгустками желаний в местах, где проходятся чонгуковы пальцы.       Он дергает Чонгука за бедра, притягивая еще ближе и мажет руками по крепкой груди и животу. Чонгук перебирается короткими вздохами и смотрит на Тэхена мутными от желания глазами.       Вот она — катастрофа.       — Я хочу тебя съесть, — признается Чонгук, утыкаясь лбом в плечо Тэхена. — Всего остального, мне кажется, недостаточно. Это странно?       — Нет, нет. Я могу это понять. Но, Чонгук… я хочу тебя… просто хочу. Ты разочаруешься, если я занимаюсь сексом на первом свидании?       Чонгук мягко смеется, улыбается, целуя Тэхена в висок, трется об него щекой и льнет точно огромный кот:       — Я, Тэхен, почти три года тебе принадлежу. Почти три года тебя хочу до блядских мушек. Меня просто переклинило сегодня, когда я увидел тебя, наконец-то, без твоего гребанного павлина. Тебя, такого красивого и свободного. Они все пялились, и я так хотел вырвать каждому из них глаза. Хотел тебя забрать себе наконец-то. Я поэтому и полез к тебе с этим дурацким фантом, просто, чтобы никто не успел раньше. Так что… Это чертовски медленно, все что у нас сейчас происходит, Тэ. У меня просто не получается сделать все разом. Но все, что ты мне позволишь, все это случится.       Тэхен улыбается вслед за Чонгуком и прижимается к нему снова и снова, чувствуя, как его скручивает от возбуждения. Он наклоняется к уху Чонгуку и опаляет то горячим шепотом:       — В таком случае… ты даже представить себе не можешь, как я хочу, чтобы ты опустился передо мной на колени, Чон Чонгук.       У Чонгука блядская полуулыбка и бесконечно горячие пальцы — пока они рассекают воздух ночного города, явно с превышением скорости мчась к Тэхену домой, Чонгук не перестает сжимать бедро Тэхена, выводя на нем какие-то сатанинские возбуждающие рисунки. Тэхен отвлекается скитлсом («Юнги, скотина, все-таки оказался догадливым»), а также звонком перенервничавшей Светилке.       Голос у Чимина взбудораженный и пьяный:       — Тэ, гребанный ты засранец! Так ты в порядке?       — Конечно, да. Ну а что мне будет-то, Чим?       Чимин возмущенно булькает и гневно на Тэхена наезжает:       — Хм, дай-ка подумаю… ты, блять, просто взял и сел в машину к Чон, мать его, Чонгуку, уехал непонятно куда, непонятно зачем, ни разу не написал, телефон был недоступен, и я уже решил, что этот мутный тип тебя в лесочке приговорил. Пиздец, ни одного повода для беспокойства!       — Мутный тип тебя прекрасно слышит.       — Ну так ПЕРЕДАВАЙ ЕМУ ПРИВЕТ! Сука. Какого черта у вас происходит? Ты бы видел лица присутствующих! Чибин, кажется, готов был разорваться нахрен от того, как ты с Чонгуком сначала целуешься, а потом сваливаешь с вечеринки, как будто так и надо. Отвечаю, он про парня своего забыл напрочь и поседел в один момент! И я, между прочим, тоже! У меня дома закончился ликер, а через полчаса я планировал звонить в морги! Что этот Чон от тебя хочет? Почему ты до сих пор с ним?       Чего хочет? Он в данный момент вполне осязаемо и ментально хочет всего и всем. Глазами, руками и своим существом.       — Ну, если коротко, то с мутным типом мы теперь вроде как… встречаемся, — Тэхену слово дается легко, но говорить его определенно непривычно. Такое же неподходящее, как любить, но необходимое для понимания формальностей.       — Ты че, жук, скрывал от меня роман с Чонгуком? — обиженно икает Чимин после короткой паузы, и Тэхен, даже не видя его, представляет, как раздуваются чиминовы ноздри.       — Ничего подобного! — Тэхен бы не смог позволить себе скрывать что-то подобное от Чимина. — Просто все… сложно. Я тебе все обязательно расскажу. Позже.       — Ну конечно расскажешь. Ты мне все подробно расскажешь, Ким Тэхен, иначе я из тебя кишки выдерну и ими же тебя удушу! Тебя, Чон Чонгука твоего и себя, чтоб мне сдохнуть от всей этой поеботы!       — Чим, все хорошо же.       — Да ну вас нахуй. Все, я тебя при встрече задушу, щас все равно сил не хватит. А я это, пошел блевать — ликер явно был лишним…       Чимин отключается внезапно, но в голосе явно прозвучало облегчение от того, что с Тэ все в порядке и, в целом, можно не бежать спасать его с полицией, мчс и бутылкой рома.       Чонгук рядом ржет.       — Представляю, что будет, когда они с Юнги познакомятся.       — Коллапс. Будет коллапс, — уверенно заявляет Тэхен, сжимая Чонгукову руку и думая о совсем другом коллапсе, который происходит сейчас у него. У них.       Потому что его, сразу при выходе из машины, втягивают в такой поцелуй, от которого у Тэхена все органы, кости, суставы, жидкости в теле трансформируются в желе. Он виснет на руках у Чонгука, хорошо, что тот сильный и не такой развалившийся и может его практически на себе держать. В лифте Тэхен просто позволяет прижать себя к стенке и облизать всю шею, лицо и уши. И это так странно, что совсем непохоже на первый день знакомства, — возможно, Чонгук прав, и где-то на молекулярном уровне они изначально были предназначены друг другу.       У входной двери происходит очередная катастрофа — у Тэхена так дрожат руки, что он дважды роняет ключи, пока Чонгук прижимается сзади и оставляет короткие, заряженные электричеством поцелуи на шее, лезет руками под рубашку и несдержанно водит большими пальцами по кромке тэхеновых брюк. Чонгук Тэхену и не думает помогать, только мешает его слюну со своей, чтобы уж наверняка вписаться в его кровь, мозг и днк. Он бы и грудину руками вскрыл, чтобы там свое имя вывести, и в голову бы залез, чтобы из Тэхена все другие мысли стереть.       Только тот уже. Позволяет все — и Чиминову рубашку в непонятном направлении кинуть, и себя на тумбочку задрать, чтобы удобнее было выцеловывать ключицы, грудь и тереться бедрами до рваных вздохов и стонов. Тэхена скрупулезно изучают — руками, губами и темными катастрофическими глазами.       Тэхена бесконечно и до самого нутра — любят.       Чонгук без предупреждения подхватывает охающего Тэхена под бедра, не переставая покусывать губы и тут же беспощадно вылизывать из Тэхена стоны языком, тащит того до ближайшей мягкой поверхности — дивана. Аккуратно кладет, прижимаясь своей грудью, в очередной раз испытывая непередаваемое ощущение кайфа от близости. Позволяет Тэхену стянуть с себя футболку и в восхищении провести по рельефу груди и пресса, приникнуть губами к темным соскам, вызывая красивый грудной стон и прикушенные зубами губы.       Чонгук свое обещание исполняет.       Он по Тэхену плавно стекает вниз своими губами, откидывая того на диван, а сам опускается на колени и поджигает поцелуями живот над кромкой штанов. Тэхен такие пожары тушить не умеет, а потому натурально горит. А после сгорает — когда Чонгук опускается ниже, и блядские штаны отправляются к чертовой матери.       Чон, мать его, Чонгук — миллиардер, филантроп, плейбой и просто парень Тэхена, опустившись перед Тэ на колени, глубоко насаживается на тэхенов член, не пытаясь даже немного бедного Тэхена пожалеть. У того слезятся глаза и размыкаются губы, выпуская протяжный стон наслаждения. Чонгук нетерпелив, его несдержанный темп не останавливает ни рука Тэхена, смешавшаяся с волосами Чонгука, чтобы остановить, ни надрывные всхлипы, которые его партнер совсем уже не умеет контролировать.       — Чонгук… я… нахрен… сейчас… взорвусь, — обрывочно шепчет Тэхен сквозь волны наслаждения, а потом правда взрывается — протяжно, больно и бесконечно хорошо.       Чонгук свое обещание выполняет — съедает его полностью, буквально иссушая до самого дна, а после притягивается Тэхеном для развратного поцелуя с намешанными вкусами, мокрым безумием и диким желанием никогда его не останавливать.       Никто, конечно, и не планирует, потому что Тэхен согласен быть съеденным, чтобы поселиться где-то в животе Чонгука безумными бабочками.       Он валит Чонгука на спину, избавляет от остатков одежды и садится сверху, чувствуя, как его снова затапливает пышными волнами возбуждения от одного вида на Чонгука с распухшими красными плодами губ. Он их раскусывает зубами, слизывая выплеснувшуюся сладость. Забирается языком вглубь рта, занимает там все позиции и окончательно себе присваивает.       Оставляет россыпь красных созвездий на чонгуковой шее, плечах, ключицах, делая его таким красивым, что просто невозможно терпеть и останавливаться на уже свершенном. Обводит языком соски, заставляя Чонгука шумно сопеть и сжимать губы и руки на боках Тэхена. Руками ползет по чонгуковым крепким бедрам, вытравливая из организма Чонгука нестройные войска мурашек, которые безумно сцеловывает.       Чонгук — эмоционально отзывчивый и в целом… отзывчивый. Тэхену давно не шестнадцать, но он готов поклясться, что сможет кончить от одного вида, как у Чонгука полыхает внутри зрачков, прежде чем его глаза закатываются от настигающего его удовольствия. Он ничего не скрывает и крайне доверительно выдыхает губами стоны, в которые Тэхену хочется постыдно завернуться.       Но он просто присваивает их себе, разбиваясь губами о губы Чонгука и заталкивает руку в узкий промежуток перед спинкой дивана, чтобы достать смазку и упаковку презервативов. У Тэхена нет принципа в позиции, но Чонгука… хочется почувствовать в себе.       Он наклоняется к его уху и жарко шепчет, раскидывая мурашки по чужой раскрасневшейся шее:       — Хочу, чтобы ты меня как следует трахнул, Чон Чонгук.       Тот воспринимает призыв быстро и также резко переворачивает ойкнувшего Тэхена на спину, чтобы так же безжалостно искусать его губы, шею и грудь. А потом, словно ему мало, Чонгук снова Тэхена переворачивает, на этот раз на живот и зацеловывает тому ягодицы, прикусывая зубами и выводя языком причудливые возбуждающие иероглифы. Вкрай возбужденный Тэхен только разбито стонет и тянет бедрами назад, призывая Чонгука к более активным действиям.       А его и призывать нет нужды — и так слишком долго ждал. У Чонгука дрожат пальцы и, возможно, душа, но сильнее все равно дрожит Тэхен, когда в него глубоко и так необходимо заталкивают палец. Блядский длинный чонгуков палец, которого Тэхену, конечно, недостаточно.       — Больше… — шепчет он куда-то в глубину дивана, планируя заранее сойти с ума — потому что если ему только от пальцев так хорошо, то он наверняка умрет, если почувствует в себе Чонгука целиком. Тэхен почему-то уверен, что такая смерть ему по душе, но думать ему попросту не позволяют — у Чонгука отличный слух и он заполняет Тэхена больше.       Тэхену, не склонному к фатализму, всё же кажется, что пальцы Чонгука создавали для него конкретно. Ему крышесносно, и он бы кричал об этом повсюду, но может только поскуливать, впиваясь пальцами в мягкую обивку, пока его мастерски трахают пальцами, выцеловывая при этом позвонки.       Тэхен и просить-то больше не в состоянии, только благодарен Чонгуку за то, что тот чувствует, когда пора заменить пальцы на член, потому что иначе Тэхен закончится как человек, и как любовник тоже.       Хотя в этом он, конечно, совершенно не убежден, потому что его снова переворачивают на спину, словно у Чонгука какой-то фетиш на изучение Тэхенова тела со всех сторон, и, впиваясь глазами в глаза, медленно заполняют, затапливая невероятной смесью боли и наслаждения.       Это чертовски хорошо. Это выбивает из Тэхена слезы, которые тут же оказываются на чонгуковом языке. И слезы, и несдержанные стоны, и неразборчивые желания почувствовать Чонгука где-то в самой глубине души — но он на самом деле уже очень глубоко.       Так, что стоит еще немного ускорить движения — и Тэхен не выдерживает, его разматывает в пространстве до звезд перед глазами. Он впивается до боли пальцами в Чонгуковы плечи и чувствует, как перестает дышать от ощущений движений чонгукова члена по чувствительному после оргазма телу.       Но и Чонгука надолго не хватает, тем более рядом с таким осоловевшим Тэхеном, искусанным, зацелованным и затраханным. Он кончает следом и также долго приходит в себя, зарываясь носом в чужую шею и поверженно целует солоноватую кожу остаточной нежностью поцелуев.       — Чонгук?       Тэхен, обернутый чужим телом, словно одеялом, чувствует, что был бы не против пролежать так всю жизнь.       — Что? — охрипшим после секса голосом спрашивает Чонгук, уткнувшись Тэхену в ключицу.       — Я… ты знаешь, вообще-то довольно скучный. Я люблю проводить дома время, часто зависаю за уроками, хожу на подработку. А еще я не всегда одеваюсь как сегодня. Обычно… ну ты, наверное, знаешь? — Тэхен, он всё еще не уверен в себе после предыдущих отношений. А потому ему немного страшно.       — А, ну тогда, конечно, не будем встречаться. Мне-то нужен был Тэхен, который из клуба в клуб скачет при полном параде, — язвит Чонгук, приподнимаясь на локтях и заглядывая задумчивому Тэхену в глаза. — Я-то веду разгульный образ жизни, и человек мне нужен, конечно, под стать. Тэхен, — Чонгук терпеливо изъясняется, понимая, что впереди у них долгий путь, на котором подобные разговоры встанут еще не раз, — я просто обязан хорошо учиться, иначе репутация сыграет против меня. Обязан ходить на мероприятия, интервью, олимпиады, концерты, благотворительные встречи, обязан проводить время в местах, которые мне не нравятся, улыбаться людям, которых едва знаю. Обязан заниматься своей внешностью, мимикой, здоровьем. Я, ты знаешь, был бы просто в восторге, если бы мы с тобой закрылись дома и беспробудно смотрели сериалы. Но, боюсь, что не смогу для нас этого устроить. Так что засунь свои страхи куда-нибудь подальше и не надейся отвратить меня такими глупостями.       Чонгук берет Тэхеновы щеки, чтобы крепко их сжать теплыми пальцами, а затем звонко поцеловать в собранные уточкой губы разнеженного Тэхена.       — Ты, главное, не сомневайся во мне. А с остальным мы справимся.       — Не буду, Чонгук.       Они так и засыпают, оцепив друг друга руками, привязавшись, в одночасье, на физическом, ментальном и молекулярном уровнях. Не разорвешь.