звёздная сыпь.

ричи слышал, что у невзаимно влюбленных могут вырастать на теле цветы. но про звёзды ему никто не говорил. тозиер снимает рубашку и смотрит на свое отражение в зеркале: по всему телу звезды — как-будто нарисованные и закрашенные неумелой детской рукой, смазанные и, кажется, живые. они мерцают в такт его сердцебиению, тихо позвякивают, как золотые колокольчики. ричи уже не удивляется, не пытается отодрать ногтями это клеймо — клеймо человека, который каждый день засматривается на своего лучшего друга. ему от самого себя мерзко. он не хотел такого. он не хотел быть гомиком. но, видимо, сколько бы ты не лгал остальным и самому себе, небо, развернувшееся на твоем теле, солгать уже не даст. на плечах и запястях — поркытые коркой ранки, отдаленно напоминающие форму звезды — попытки спрятать, убрать, силой оторвать от себя эти чувства. брюнет приподнял челку — звезды пробрались и туда, осыпали лоб, стали побираться к глазу — скоро длинная челка спасать не будет, и что дальше? перестанет выходить к друзьям, лишь бы не узнал никто? не хочет ричи расспросов. не хочет, чтобы билли и стэн пытались найти информацию об этом. не хочет, чтобы неудачники жалели его и гадали, откуда же эти звезды. не хочет, чтобы эдди пристально смотрел на него, сидя напротив, прожигая сердце взглядом темно-медовых глаз. отгоняет неприятные мысли, и, рвано улыбнувшись, щелкает ногтями по одной из звезд. та звенит, и тем же мелодичным перезвоном отзывается вся звездная сыпь, отзываясь в голове немного грустной мелодией. — привет, эдс. — по привычке растягивает губы в широкой ухмылке и взлохмачивает волосы. эдди поднимает ладонь в знак приветствия, хмыкнув, и уже привычно ложится в гамак напротив тозиера, удобно устроивая ноги напротив чужого лица. — убери пятки! — не уберу! эдди смеется, выстукивая костяшками пальцев по деревянной стене мотив любмой песни. ричи, забывшись, снова засматривается на него, закинув руки за голову. неудачники разошлись, они, как в классическом киношном клише, остались вдвоем, и брюнет старался насладиться этими моментами полностью, запомнить все до последнего: пылинки, летающие в лучах вечернего солнца, незамысловатая мелодия, которую каспбрак напевает себе под нос, его растрепанные волосы и слабый, еле-еле слышный перезвон ненавистных звезд. мелодия резко оборвалась. ричи даже не сразу понял, что поменялось, понял лишь, что чужие глаза уставились на него, сжигая тонкую, хрупкую тайну, превращая её в пепел. — ричи. тот вопросительно приподнимает бровь и растягивает губы в кривой улыбке. — что? — что это? резко подавшись вперед, эдди хвататет тозиера за запястье и грубым движением опускает длинный рукав рубашки. звезды зазвенели громче, замерцали в такт участившемуся сердцебиению, засветились кремовым, озаряя полутемный клуб неудачников. брюнет нервно сглатывает. живот скручивает от страха, в груди холодеет, пальцы начинают мелко-мелко дрожать. шатен изумленно смотрит то на руку, то на самого ричи, и без того большие глаза расширяются чуть ли не на пол-лица. — ричи, что это, мать твою? — я не знаю. тозиер будто сдулся. напряжение резко ушло, и на его место пришла тяжелая, давящая усталость. звезды замерцали реже. каспбрак рассматривал россыпь ярких огоньков с легким ужасом, отражающимся на бледном лице. он чувствовал, как пульсировала маленькая звездочка под его пальцами. — знаешь, что такое ханахаки? — ричи перевел усталый взгляд на эдди. — это чертово ханахаки, только без цветов, эдс. это ханахаки с гребанными звездами. — не зови меня эдс. — шатен стиснул зубы. привычка, но эта фраза сейчас неуместна. совершенно неуместна. — а знаешь, что самое смешное? — тозиер, проигнорировав друга, отчаянно хмыкнул. — самое смешное в этих ебучих звездах? — глупо признаваться сейчас, но что еще остается делать? нет больше никакого секрета, нечего больше скрывать — остается выложить карты на стол. — в том, что причина этих сраных звезд — ты, эдс. и я уже не знаю, что мне с этим сделать. оно не пройдет, с этим уже ничего не получится. я просто сдохну, я сдохну из-за этого говна нахер. слёз не было. темно-карие глаза ричи были абсолютно сухими. сухими и усталыми. каспбрак осознал, что не дышал все то время, пока брюнет говорил. воздух ворвался в легкие, и эдди захрипел. гребанная астма. достав дрожащими пальцами ингалятор из кармана, шатен попытался воспользоваться им, однако трясущиеся руки совершенно не позволяли этого сделать. — блять, эдс. тозиер, придерживая парня за подбородок, нажал на кнопку. — дыши. вдохнув и выдохнув, эдди сжал в пальцах ингалятор так, что костяшки побелели. мысли в голове сплелись в один огромный, пульсирующий клубок, не давая вычленить хоть одну. а надо бы не просто хоть какую-то, а правильную. правильную в этой ситуации. — ричи, я…- каспбрак сглотнул. он не знал, что говорить. он не знал, как справиться со своими чувствами. он не знал, как помочь ричи. — я понимаю, эдс. можешь сказать честно. честно? шатен не знал, как честно. — если эти звезды значат, что я нравлюсь тебе — я могу ответить тем же. я хочу этого, ричи. тозиер слабо выдохнул. звезды зазвенели громче, засветились ярче. и слёзы, будто получив сигнал, потекли тоненькими, обжигающими струйками по щекам. шатен подался вперед, замялся на пару секунд, а затем обнял тозиера, прижимая к себе за трясущиеся плечи. огоньки пульсировали под его руками, и он чувствовал, что на ощупь они — словно осколки битого стекла. — мы попробуем, ричи. — мы пытались, эдс. каспбрак знал, что этим все и закончится. знал, что ханахаки — болезнь смертельная, и, к сожалению, неизлечимая. такой же и оказалась чертова звездная сыпь, чертовы витражные осколки, рассыпавшиеся по всему телу тозиера. но принимать это он не хотел. от той симпатии, что он испытывал к брюнету, он перешел к сильнейшей привязанности. и отпускать не хотелось, но, черт возьми…приходилось. ричи слабо улыбнулся. звезды отозвались неровным, печальным перезвоном. они опутали все. они выглядывали из-под челки, покрывали пальцы, лежали веснушками на щеках. одна из звезд смогла заменить темно-карюю радужку, сжечь этот глубокий, волшебный цвет. эдди всхлипнул. прижался лбом к чужому плечу. он чувствовал, что скоро эти звезды смогут пережать артерии и вены, сжечь сердце и легкие. и это произойдет сейчас. слишком много времени прошло. — почему, ричи? почему?! — каспбрак вцепился пальцами в мешковатую футболку, ощущая, как чужие руки обнимают его за плечи и гладят по короткому ежику на затылке. — я не знаю, эдс. — не зови меня эдс. — даже не стирая горячие слезы с щек, скомканно улыбнулся, отстраняясь и беря лицо брюнета в обе ладони. губы тозиера растянулись в более широкой улыбке, в глазах блеснула озорная искра, и на миг шатен вновь увидел перед собой того, старого ричи. — люблю тебя, эдди. — и я тебя, рич. — всхлипнув, улыбнулся каспбрак в ответ. улыбка потухла, глаза закрылись. звезды, еще миг назад мерцавшие, резко погасли, оставшись обычными серыми стекляшками. эдди прижимал к себе тело бывшего друга, чувствуя, как, словно эти звезды, потухает сам. чертово ханахаки. ебучая звездная сыпь.