мальчик

а у мальчика разные по цвету носки и очень серьезные глаза. каштановые волосы с неуемными вихрами и очень проницательные глаза. она упорно называет его по имени прекрасно зная, что ему так не нравится. он выдержано настаивает на общении на вы и отказывается рассказывать про синий свитер. мальчик сидит в темноте. мальчик кончиками пальцев вплетает в слова свою боль. мальчик слишком долго не спит. она читает его слова про нелюбовь-любовь двух братьев. она цепенеет и теряет волю. привычно становится на колени. она не раз давала себе зарок, что никогда-никогда не будет больше читать мальчика, но она слишком слаба и переменчива, чтобы чтить свои же устои и обещания. она уже не может без алкоголя, и ломается, ломается, с каждым его предложением, с каждым словом, с каждой буквой. выворачивая нутро настежь, воет белугой, сидя упершись коленями в пол. она постоянно плачет вскрывая его текстами старые раны. она знает, что нужно бежать, бежать от него, скрыться и не пялиться больше в буквы мальчика никогда. но она упорно пишет ему глупости, пишет глупости, пишет пошлости. задает неуместные вопросы и истерит. у нее сбиты морально-нравственные ориентиры и она не всегда понимает, что хорошо и что плохо, и когда нужно остановиться. ей снятся мужские руки, пальцы которых дрожат и заплетаются на пуговицах ширинки джинсов и пьяные глупые смешки в ключицу. а еще щенки, щенки, щенки. а мальчик упоминает об ошейниках и бандажах. и она мучительно ярко кончает с именем мальчика на губах, разглядывая на мониторе мужские тела перемотанные веревками. а потом она снова читает, как один брат немилосердно любит другого, и память вновь разрушает все. она вспоминает о том, что у нее постоянно осипшее горло от холодного лимонада и абъюзивно инцестных минетов. на коленях синяки, на руках отметины. и вечное фантомное ощущение стальных колец от наручников и совсем реальные багряные пятна на запястьях оставленные сильным и грубым захватом слишком родных пальцев. у нее метка на предплечье в виде неровных полосок напоминающих штрих-код и она знает, какое это больное блаженство, когда лезвие рвет кожу, и кровавые струи высвобождают ту боль, но она никогда не признается в этом сладком удовольствии никому, и давно мечтает забить эти кривые полосы татуировкой, но никак не решится... забыть. а у мальчика дыра в груди с размером с космос и он почти не дышит между приемами очередных антидепрессантов, но никому нет до этого дела. и она не знает чем помочь, как облегчить, залатать эту космическую дыру, у нее нет больше слов для него, которые он хотел бы слышать.