О красоте, ледяном душе и зарождающихся чувствах

Сегодня на улице тепло, разницы температур после душной гримерки почти не ощущается. И Саша радостно спускается по лестнице к публике, лишь слегка оборачиваясь на последних ступеньках. Он ведь не один выходит, кажется. Все верно, Ярик покорно следует за ним, как всегда тихий и неприметный, желающий раствориться в воздухе. Или стать невидимкой. И сразу же отходит в сторону, теряясь из виду. Но перед Сашей сейчас другие задачи есть, поважнее, чем привычное наблюдение за младшим товарищем, от которого так и фонит волнением. Вот ведь чувствительная творческая натура. Но ничего, они все равно вместе домой потом поедут. Никуда Ярик не денется, не страшно. Саша широко улыбается собравшимся и потирает ручки, готовясь принимать подарки и небольшие букетики. Это так трогательно и неожиданно. И все еще очень странным кажется. Но разговор как-то сам быстро завязывается — про мангу, про аниме, про игры, про любимый вид шоколада и сладостей, в частности. И Саша сразу смело отшучивается, что ест, в основном, сейчас подарки не он, а его друг из Питера. Кто-то произносит «Баярунас», и Саша довольно кивает. Возникает даже порыв позвать Ярика, но что-то не видно его поблизости. Неужели к метро уже пошел? Договаривались же, что вместе поедут. Вот же странный он. Общение не занимает много времени — селфи, шутки и несколько вопросов, так как пришли все те же самые девчонки, что были и вчера. Саша искренне благодарит, обнимает перед уходом и просит приходить на спектакли и концерты. Оглядывается и идет в сторону метро. И уже буквально через пару секунд его нагоняют. Явился, все-таки. — Ты где был? Я подумал, что ты уже свалил без меня. — Я немножко просто отошел, чтобы не мешать тебе с фанатами. — Ярик, они и тебя знают. Тоже пообщался бы. — Я сфоткался с двумя. И отошел. Больше не было желающих. А что тебе подарили? — Что-то сладкое опять. Открытки. Дома посмотрим. — Ага. — Ты бы не шугался людей на служебке. Чего вдруг? В Питере ты по-другому себя ведешь. — Саш, я не шугаюсь. Они просто не ко мне же пришли. Вот я и не мешаю. Но Саша почувствовал эту неуверенность в голосе, внезапную скромность, что так умилила и очень понравилась при знакомстве, и даже страх. И что это с ним? Так жаждал внимания, стремился к нему всей душой, искренне и даже отчаянно, и вдруг переменился. После «Монте Кристо» всегда кто-то их ждал, Ярослав стоял рядом, тоже получал иногда конфеты и открытки в маленьких пакетиках. И никогда не стеснялся, и тем более, не прятался. Ну ладно, может, не в настроении просто. Ярик так ничего и не объяснил до самого дома. А потом уже и забылось. Еще только вчера этот фиолетовый непредсказуемый вихрь исчез из Сашиной квартиры и обещал больше не напрягать ни своими идеями, коим не было ни конца ни края; ни звонками коллегам — «налаживание связей, Казьмин, это очень важно в нашей профессии»; ни, в целом, своим присутствием и бесконечными разговорами обо всем подряд. Но сегодня явно что-то вновь пошло не так: Ярик не позвонил, а просто написал. И слова подобрал какие-то совсем уж неожиданные, что Саша, еще даже не дочитав до конца и не расставив мысленно знаки препинания, коих почти не наблюдалось, ответил: «да». У Ярика проблемы, явно порушились к чертям все планы, раз он попросил остаться до утреннего Сапсана. Ну ладно, пусть приезжает. Но из еды дома только шоколад, да пара забытых яиц в холодильнике. Может, они еще даже пригодны в пищу. Ярослав заявился почти в полночь и настоящим призраком с бледным лицом и угасшим взглядом сразу притих на диване, слившись с интерьером. Случилось что-то совсем нехорошее. Дрожащие искусанные губы и опухшие веки кричали об огромной обиде, вызвавшей море слез и сильных переживаний. Но мелкий явно захотел все скрыть и ни о чем не рассказывать. Стыдно? Да ладно? Саша чего только от него уже не слышал. Что-то похуже проваленного кастинга на роль, о которой мечтал и грезил ночами? Да нет сейчас никаких кастингов. Не сезон ведь. — Ярик? Эй, ау? Ты спать сразу ляжешь или хочешь рассказать о причинах своего внезапного вторжения в мою хату? Эм…в таком состоянии. — А? Саш, я это…я посижу немного и в душ. У меня все в рюкзаке. — Ты не голодный, мелкий? Очень Саша хотел немного прикрутить свою заботливость, но она сама рвалась наружу без спроса при виде такого несчастного друга. Ну как не спросить, когда Ярик сидит такой весь тонкий, изящный, хрупкий в своей этой белой Иисусьей рубахе? И глаза снова почти на мокром месте. И губы дрожат. Делает вид, что нашел что-то суперважное в своем телефоне, а на деле — пытается не разрыдаться. Ну как тут выдержать? Не чужой же человек. — Нет. — Тогда, может, чаю? С конфетами? — Нет, Саш. Спасибо. Все еще хуже, чем Саша думал, раз отказывается. Мыслями Баярунас улетел куда-то совсем далеко, еще дальше, чем обычно. И там кто-то очень сильно терзает его сердце и мысли, заставляя страдать от боли. И Саша уже ненавидит всей душой этого «кого-то». — Ярик… — Хотя, чай не надо, а конфетку одну можешь принести. Саша быстро метнулся на кухню, достал из холодильника начатую самим же Яриком пару дней назад коробку, и торжественно положил ее на диване перед другом. А сам сел на край и тоже сунул одну за щеку, за компанию, состроив гримасу. Чтобы точно мелкий повеселел хоть чуть-чуть. — Ярик, я твой друг и я не слепой. Ты выглядишь ужасно. — Саш. Саш, прости. Да, знаю. Но можно я сначала в душ схожу? А потом…потом…я расскажу тебе…я, правда, Саш. Я смогу. — Да тише ты, ладно, успокойся. Конечно, иди. Я никуда не денусь из своей квартиры. Баярунас аж весь снова задергался, схватился дрожащими цепкими пальцами за края рукавов, затрясся весь, сгорбился. Саше очень сильно захотелось его успокоить, тут же обнять, прижать к себе это мелкое худое недоразумение, чтобы не дергалось и не фонило так сильно нервным напряжением. Ярик всегда, когда нервничал, казалось, что становился еще острее, еще тоньше. Вот-вот на твердые острые осколки рассыплется. И Саша всегда в такие моменты старался сгладить все углы, заставить расслабиться, улыбнуться. И получалось ведь. Ярик всегда позволял и не сопротивлялся, быстро успокаивался. Но сейчас в руки не дался — сбежал в ванную, сверкнув взглядом. Но сегодня, правда, не колким и холодным, а блеклым и полным отчаяния. И грусти. Что же все-таки произошло? Саша не стал терять времени и постелил другу на диване, расправил мягкое одеяло, свое любимое не пожалеет сегодня. И принес стакан с водичкой. Еще бы для полного комплекта успокоительного, но пока перебор, наверное. Пусть сначала поделиться своими проблемами. Может быть, там не все так и печально? Ярослав довольно быстро вышел из душа, но Саша сразу заметил, что снова что-то не так. У того были синие все такие же дрожащие губы, и он по-прежнему весь трясся, почему-то накинул на плечи поверх футболки полотенце. — Ярик? — С.Саш…у тебя там, это, напор горячей воды сдох…я под ледяной домывался. — Блин, Ярик. А мне сказать? Я бы посмотрел, проверил… — Ч…что ты бы посмотрел? Я же мылся. — Да не на тебя, придурок. Я бы тебе воды в чайнике согрел. Голову-то хоть смыл? — А…ага. Да, вроде, смыл. — Ныряй под одеяло, руина. Я тебе сейчас чай принесу горячий. — Саш, не надо… Саш. Ты такой заботливый. Спасибо. — Ерунда. Если ты заболеешь, никому от этого лучше не будет. Жди. И быстро под одеяло, я кому сказал. — Есть, Казьмин. Ярик не без удовольствия все-таки юркнул в постель и накрылся почти с головой, весь сжавшись в комочек. Одни огромные глаза только жалобно, виновато и благодарно уставились на Сашу из-под мокрой пряди, упавшей на лоб. Возникло тупое желание, убрать эту непослушную прядь, но едва Саша сделал шаг к дивану, как Баярунас сильно зажмурился и громко чихнул. — Блин! Может, тебе сразу не только чай? — Не, Саш, я нормально. Сейчас согреюсь и… — Грейся. Чашку у друга Ярик забрал сам, предлагая Казьмину тоже приземлиться на диван. Но тот подкатил кресло и устроился в нем: так будет им пока комфортнее разговаривать о важном и серьезном. Даже холодный душ не заставил Баярунаса переменить своего настроения и убрать печаль, значит, реально что-то стряслось. И теперь Саша не мог отвести от Ярика глаз. Уже по лицу прочел, что тот почти решился обо всем рассказать, значит, теперь точно нельзя ни на минуту оставлять его одного. Может ведь и передумать, у него в голове вечно хаос творится. Ярик довольно быстро выпил полкружки и отставил ее на столик. Вновь закутался в одеяло, садясь поудобнее. Вылезать он все так же не собирался, но вроде бы, немного согрелся и даже покраснел от горячего чая. А прядка все так и оставалась на лбу, незамеченной. — Саш. Я же …это…я должен был у брата …ну…девушки…мы вместе должны были у него остаться. — Я не знал. Ты ж ничего не говорил мне. — А ты и не спрашивал, Саш. — Ярик, а зачем мне спрашивать про твою личную жизнь? — Да нет опять никакой личной жизни, Саш. Снова одна работа. — Вы расстались? Поэтому ты такой грустный? — Мы…знаешь, все ведь только начиналось. Мы…я не влюблен в нее, даже. Пару раз целовались. Но она мне нравилась, прикольная. — Подожди. Так, если не влюблен, то…что случилось, Ярик? Что тебя так сильно расстроило? — Казьмин, тебе правда важно или просто любопытно? Точнее…ой, Саш, прости, глупость сказал. Прости. — Ничего Я пропущу мимо ушей. Ты какой-то все еще нервный и трясущийся. Холодно? — Вспоминаю ледяной душ, и оно само как-то. Прости, Саш, что опять раздражаю. — Ты не раздражаешь. Забей. Договаривать будешь или можно идти спать? — Буду. Сейчас, Казьмин, с мыслями как-нибудь соберусь. Тем более, что тебя это тоже в какой-то мере касается. — Меня? Как? Подожди, а вот сейчас можно еще раз? И Саша в порыве эмоций вскочил с кресла и буквально плюхнулся на диван рядом с Яриком, заставляя того сильнее поджать ноги. И еще в глаза уставился пытливо, не давая вздохнуть спокойно. И друг даже немного откинулся на спинку дивана и попытался вытащить руки из-под одеяла, но Саша ловко натянул его обратно. — Не вылезай пока, грейся. — С.саш. Саш, спасибо. — Чего? За что опять? — За заботу. За то, что ты такой со мной…не знаю. Ты такой хороший, Саш. — А ты мелкий и дурной. И не ешь ничего, кроме сладкого. И проблемный. — Саш? — чуть более тихо и вкрадчиво спросил вдруг Ярик, вновь сверкая взглядом, но теперь уже по-новому, с любопытством и ожиданием. — А? — А я красивый? — Яр, ты чего? — Я красивый, Саш? И не спрятаться теперь ведь никуда от этого внимательного пронзительного взгляда. Саша непроизвольно опустил глаза, и наткнулся на белые аккуратные пальцы и тонкие запястья на одеяле — «все-таки высунул, зараза, руки, наверняка ведь еще холодные», — и сглотнул. — Да нормальный ты. Чего спрашиваешь? Ты же, вон, нравишься девушкам… — Нет, Саш, не ври. Я знаю, что я не красивый. Я урод. Да, снял пару месяцев назад брэкеты, но красоты мне это не прибавило. Вот черт возьми, никогда раньше таких тем они не поднимали. Шутки были только про то, что Казьмин красивый. Ну а Ярик? На стримах его часто называли миленьким и хорошеньким. Что теперь-то на него нашло? — Мелкий, да забей ты. Нашел из-за чего переживать. — Ты мне так и не ответишь, да, Саш? Ну хотя, ладно, все я знаю. Я урод. А ты — красивый, Казьмин. Вот и не понимаешь. — Да в смысле? Ярик, блин. Это все шутки эти дурацкие. Ну какой красивый? Нос у меня картошкой, глаза, опухшие узкие, губы бабские… Саша старался говорить почти на автомате, но от него не скрылось то, как Ярослав продолжал на него смотреть. И кажется, снова занервничал, заерзал, попытался отодвинуться. — Нет, Саш. Ты красивый. Она мне так и сказала. Прямо. Она только ради тебя и стала со мной встречаться. Призналась. Попросила открыто, чтобы я вас познакомил. Якобы, передумала. Блин. Саш, когда мне вас познакомить? Когда ты сможешь? Я приеду, наверно, через неделю… — Ярик, Ярик. Остановись. И Саша не выдержал и крепко сжал худые плечи через одеяло. Баярунас замер и закусил губу, чтобы вновь не разрыдаться. Но глаза уже предательски покраснели и заблестели. Покорно пытался не отводить взгляд, готовый в любой момент расколоться на тысячу осколков от собственных слез. И собрать его потом будет сложно, не поранившись. Больно. — Саш, я опять. Я не только урод, но еще и слабак… — Ты что такое говоришь, мелкий? Ярослав, ты не урод. Ты… А ведь действительно, не урод же совсем. С такими глазами он очень привлекательный. И милый. Особенно, когда улыбается несмело, робко. И нос морщит. А профиль на некоторых фотках выигрышно смотрится, как произведение искусства. Нет, не урод совсем. Есть в нем своя красота, изящная и хрупкая, чуть косметики если добавить — то вполне даже кукольная. Интересный он. И так смотрит сейчас, ух, что хочется совершить глупость несусветную. Но как еще его успокоить и доказать ему? Сейчас даже самые теплые объятия не помогут, ситуация острее и непривычнее. Нужны другие меры. — Саш, не надо, оставь, я утром свалю, не бойся. Но вместо того, чтобы отпустить друга, Саша наклонился к нему еще ближе и аккуратно стер со щеки слезу. И убрал, наконец-то, эту мешающуюся прядку. Лоб был гладким и прохладным — нет температуры, уже хорошо. Но в такой близости от лица Ярика сам Саша вдруг почувствовал жар по всему телу. Ладошки и спина взмокли в одно мгновение. И это сладкое и безумное чувство предвкушения. А что, если? — Ты не урод. Ты красивый, Ярослав. Ты необыкновенно и необычно красивый. И никто меня не переубедит. — Саша…зачем ты так? Саша, господи…шутишь? — Нет. Закрой глаза, Ярослав, — прошептал уже почти в самые губы Саша, чувствуя, что ведет его уже совсем не ошибочно. И желание только ярче. Когда Ярик глубоко вдохнул и прикрыл глаза, Саша очень осторожно и мягко его поцеловал в самый уголок дрожащих губ. А потом и в центр, почти невесомо. Захотелось еще, но прохладные пальцы коснулись его щеки, заставляя отстраниться. И следом подбородок обожгло дыханием. — Саш, — и Ярик тут же резко натянул одеяло почти до носа, скрывая и смущение — щеки и уши у него изрядно порозовели, и улыбку. Зато глаза вновь стали еще больше и еще ярче. Ярослав смотрел с явным намерением получить ответ на то, что только что сейчас случилось, но у Саши пока не было ни одного толкового ответа. — Ярик. Ярик, прости, что так, без предупреждения, да и вообще. Я просто… — Ничего, Саш. Ты не сделал ничего плохого. — Мы друзья, коллеги, и я… Я очень хотел помочь, поддержать. — И ты помог, Саш. Спасибо. Мне гораздо лучше. Я очень рад, что пришел к тебе сегодня, — и тут вдруг Ярик снова резко чихнул. И потом еще и второй раз, пряча лицо в одеяло. — Уф. — Ну да, конечно. Пришел и заболел из-за ледяной воды. — Лучше заболеть и получить твою заботу, чем быть здоровым в одиночестве. И думать, что ты урод и никому не нужен… — О господи. И Саша снова не сдержался. Он буквально силой сгреб в охапку Ярика в одеяле и прижал к себе. И к удивлению, тут же почувствовал, как его крепко обняли в ответ, высунув руки из-под одеяла. — Саш? — Молчи, Ярослав. Я не скажу тебе сейчас ничего разумного. Я еще раз извинюсь за…ну .за … — За поцелуй не стоит извиняться. Я не против. — Ярик, но я и сам ничего еще не понял, — обнимать и говорить в краснеющее ухо, ощущая на лице все еще мокрые после душа волосы, было совсем не сложно. Но Саша понимал, что объяснения нужны им обоим. — Ну не понял и не понял. Зато я чувствую, как же мне хорошо в твоих объятиях. И еще, я, кажется, реально, заболеваю, Казьмин. И не успевает Саша отпрянуть, чтобы сердито изогнуть брови и возмутиться, как чувствует горячие сухие губы на своих. И еще один мягкий поцелуй, теперь уже откровенно требующий ответа. И думает, что завтра вполне может тоже заболеть. И что надо бы Ярику на ночь дать выпить жаропонижающее, потому что тот уже совсем горячий. И что ни на какой Сапсан он мелкого завтра не отпустит и будет весь день лечить, так как спектакль только вечером, и репетировать ничего не надо. И что Ярик такой красивый, когда смотрит вот так восторженно горящими глазами, облизывает припухшие яркие губы и шепчет, что сегодня самый лучший день в его жизни. Саша, смущенно и тихо смеясь, возмущается, что тот уже бредит от поднимающейся температуры, но, конечно же, соглашается. Сегодня прохладно и хочется поскорее сбежать в теплый салон машины. Ярик настоял на каршеринге, а кто Саша такой, чтобы отказывать в комфортном пути до дома? Наверно, снова сейчас мелкий сбежит сразу, как в прошлые разы. Но сегодня Саша даже его поймет — мерзнуть на ветру совсем не хочется. На улице у служебного выхода опять знакомые счастливые лица, а Баярунас идет рядом, чуть позади, как обычно, но пока никуда не сбежал. — Всем добрый вечер. Не замерзли? Саша снова сама любезность: улыбчивый, внимательный и терпеливый. Сегодня чуть больше народу, и это радует. Цветов тоже больше, и надо же, первый небольшой букетик сегодня для Ярослава. Тот скромничает, теряется, но благодарит и легко соглашается не предложение обнять. И краем уха Саша слышит, как девушка хвалит игру Ярика, а потом внезапно выдает: «Вы такой красивый, Ярослав». И кто-то подхватывает: «Глаза у Вас так блестят сейчас», «Будто совсем не устали на спектакле». И Ярик очень быстро оказывается в небольшой толпе, к нему еще кто-то подходит, о чем-то спрашивает. Саша улыбается еще шире и еще громче благодарит за конфеты, делая селфи со всеми желающими. Но ветрено, опять мелкий, не дай бог, простудится. История с ледяным душем еще не забылась. Да и не забудется теперь никогда. Но в ночи у Ярослава поезд, завтра важная репетиция — никак нельзя. К машине идут молча. Ярик первым ныряет в салон на водительское место, а Саша скидывает пакеты и цветы на заднее, и потом тоже садится. И сразу чувствует цепкие пальцы на своем предплечье, и близкое дыхание. А еще, даже не надо поворачивать голову, чтобы убедиться — знает про сияние глаз, что смотрят на него внимательно и с теплотой. — Саша. Саша, это так здорово. Так классно. — То, что ты сегодня не сбежал и не прятался за углом? Казьмин все-таки поворачивается и накрывает вцепившиеся в предплечье руки своими — мягко и осторожно. И улыбается. — Да. Нет. Не знаю. Саш, они ко мне пришли. Так странно. Нет, не странно, я же артист…тоже. Но неожиданно. Это же просто «Монте Кристо», а не мой концерт. — Ничего неожиданного. Ты сразил всех своей красотой и талантом, мелкий. — Ну Саш. Я же делюсь, а ты стебешь. — Я? Я не стебу, Ярик. Я абсолютно серьезно. Баярунас не успел закатить глаза и высказать очередной шутливое недовольство, как Саша резко схватил его за загривок и крепко поцеловал в губы. — Ка.казьмин, ты с ума сошел? Мы же на улице. — В машине. Тут никого нет. И ты первый ко мне прилепился. Но да, поехали домой скорее, до поезда всего ничего, мой самый красивый. — Ты все-таки стебешься, Казьмин. Но я все понимаю. Чувства. — Какие чувства? — Недружеские, Саш. — Не отрицаю.