Стадии принятия

Первым, что испытал Нере после того, как помещение вокруг перестало грохотать и ходить ходуном, было облегчение. Он выпрямился, отряхиваясь от пыли и каменной крошки, и вдохнул полной грудью аромат своего неизбежного будущего триумфа. Аромат, как это часто бывает в древних давно заброшенных подземельях, оказался с горьким привкусом яда, захрустел на зубах и засвербел в горле. Нере закашлялся и раздраженно сплюнул. Родное Подземье никогда не было приятным местом. Не прощало ошибок и не терпело слабости. Разыскав в душной полутьме горстку перепуганных насмерть гномов, Нере с трудом удержался от того, чтобы пнуть кого-нибудь из них сапогом под дых. Те съежились под его грозным взглядом и расползлись в стороны, как тараканы. Пламя единственной жаровни, чудом устоявшей под обвалом, выхватывало из тьмы незатейливый узор на древней иссиня-черной кладке, приземистые каменные скамьи и массивные постаменты, подпиравшие изысканные скульптуры с украшениями из тускло поблескивающего желтого металла — верный признак того, что Нере почти у цели, что до храма рукой подать. Это можно было считать хорошей новостью. Плохая новость: сразу из нескольких свежих трещин в стенах сочился густой зеленоватый газ — тот самый, что имел обыкновение скапливаться в природных нишах в ожидании неудачливых рудокопов. Ядовитое дыхание места, которое дроу с гордостью называли домом. Увы, как бы ни были близки их отношения с ядами, они травились и умирали так же, как сопляки с поверхности. — Ну? — бросил Нере через плечо, привычно скрывая тревогу за надменностью. — Чего вы там копаетесь? Ответ последовал не сразу, а когда один из гномов все-таки сумел облечь дрожь в голосе в что-то похожее на слова, у Нере неприятно засосало под ложечкой. — Что значит «завалило»? — П-порода в штреке… обрушилась... Гном, сбиваясь и запинаясь, трясущейся рукой указал туда, откуда они пришли. Нере окинул взглядом груду каменных обломков вперемешку с ржавым металлоломом, помедлил и грубо швырнул гнома туда лицом. — Ну так копайте, чего вы ждете! И они принялись копать, поскуливая не то от страха, не то от боли, размазывая по своим уродливым маленьким лицам кровь вперемешку с глиной. Кирки взмывали вверх и с хрустом вгрызались в камни, к тяжелому затхлому запаху гнили и плесени добавилась едкая вонь пота и грязных разгоряченных тел. Но все это не играло особенной роли в сравнении с зеленоватым газом, стелющимся под сапогами клубком обманчиво ласковых ядовитых змей. — Почему так медленно? — процедил Нере сквозь стиснутые зубы. Лиловые искры псионической магии уже плясали вокруг него, в любой момент готовые сорваться с пальцев. — Вы заставляете Нере ждать! Звук колдовского хлыста взвился под потолок, смешиваясь с коротким вскриком. Нере всю жизнь говорили, что страх и боль — самые верные спутники дисциплины, особенно если речь о рабах. Наверное, говорили. Он плохо помнил то, что было до Абсолют. — Верный… — этот гном, кажется, был старше остальных. Этакий старик, умудренный опытом. Его голос не дрожал, и раболепия в нем явно не доставало. Нере напряг пальцы, сжимая в кулаке вибрирующий комок псионической магии. — Это не так просто. Мы в ловушке. Дождавшись, пока дерзкий червяк закончит, Нере замахнулся, готовый размазать его по постаменту шаритской статуи, но его слуха достигла неясная возня из-за обвала и приглушенный голос сержанта Тринн. — Верный! Угх, проклятье… Верный, вы там живы? Нере опустил руку, и гном с удвоенным рвением принялся колошматить киркой по камню. Жалкое зрелище. — Живы. Проклятые рабы со страху, кажется, копать разучились. — Слава Ладугуэру! Штрек обвалился, вас хорошенько так засыпало. Держитесь, Верный! Мы вас вытащим! — Да уж сделай милость, — он неприязненно прищелкнул языком и сплюнул комок горькой слюны. — Как скоро? Но Тринн его, похоже, уже не слышала. Она говорила что-то еще — ругалась, выкрикивала приказы, — но слов Нере не разобрал. Гномы продолжали копать. — Тринн?.. Осознание подступало медленно, удушающим кольцом стягиваясь на горле. Ядовитый газ неумолимо расползался по помещению, льнул к сапогам и подолу мантии, поднимаясь выше. Пламя жаровни в его рваных клубах приобретало какой-то нездоровый зловещий оттенок. Тени сгущались и ширились. Происходящее больше напоминало морок. Чье-то коварное колдовство. Казалось, будто сама Шарр взирала свысока на нарушителей спокойствия древнего храма, угодивших в смертельную ловушку, и насмехалась над ними. Нере едва ли понимал, что он делал и чувствовал следующие… секунды? Минуты? Часы? Кажется, метался по проклятой маленькой тесной комнате, как запертый в клетке зверь, в поисках хоть чего-то, похожего на выход. Скользил пальцами по шершавой плитке в поисках потайных рычагов и кнопок. Ворочал камни в попытках то закрыть щели, из которых сочился газ, то расчистить путь. В конце концов, что ему — дровийскому магу — какая-то груда камней в тоннеле? Да такие, как он, эти завалы на завтрак ели, не запивая! Наверное. Чем дольше, тем отчетливее уверенность, доселе распиравшая ребра, таяла, предательски уступая место сомнениям и страху. Не помогали ни грубая сила, ни могущественная магия, ни опыт, ни знания. Под сапогами хрустнуло стекло. Нере замешкался, и его опущенный к полу взгляд наткнулся на крошечный изувеченный трупик с беспомощно раскинутыми в стороны крыльями. — Ну нет… — до боли закусив губу, Нере сдернул с пояса лунный фонарь и поднес к лицу, чтобы убедиться: тот разбит, пикси мертва, и больше никакая магия не защитит его от темного проклятья на подступах к Лунным Башням. Впрочем, это не будет иметь никакого значения, если он не выберется отсюда, из-под завала. — Тринн! Тринн, дьявол тебя дери! Вытащи меня отсюда! Она не отвечала. Похоже, не слышала. Или все-таки решила бросить его умирать, поддавшись на уговоры других двергаров. Вшивые крысы думали, что он не знал, о чем они судачили по углам. А он знал. Да только толку от его знаний... Снова и снова возвращаясь к завалу, Нере видел, что усилия гномов если и приведут к их освобождению, то часов через десять-двенадцать минимум. У них не было столько времени. Он даже пытался помочь им, но, что бы не предпринимал, не смог сдвинуть с места ни один мало-мальски большой булыжник. Он кричал и проклинал их, пока двое из четырех не пали к его ногам без дыхания, перетертые магией в дымящиеся кучи костей и плоти. Отшатнувшись, он вновь закашлялся, и на сей раз кашель вынудил его склониться в унизительным поклоне перед неотвратимым. Бил без жалости, едва позволяя глотнуть новой порции яда с воздухом, бил с такой силой, словно вот-вот должен был вырвать горло. С трудом устояв на ногах, Нере вслепую нашел ближайшую стену, привалился к ней плечом, нашарил в поясной сумке лоскут какой-то ткани и судорожно прижал к лицу. Кашель попустил и дал Нере возможность смочить тряпку водой из походной фляги. Дышать через тряпку было тяжело — и одновременно легче. Тряпкой оказался платок с вышитой на нем литерой, первой буквой имени его Дома. Дома им гордились. Возлагали на него большие надежды и прочили великое будущее. Никто никогда всерьез не говорил о том, что перспективный воин с врожденным талантом к магии может просто умереть в тоннеле, попав под завал. Изнывая о духоты, жара и бессилия. — Копайте! — прикрикнул он на гномов, кашляющих не хуже него и мерзко всхлипывающих не то от страха, не то от скорби по своим павшим. — Копайте живее, пока я три шкуры с вас не спустил! Спустит, не спустит — разницы никакой… Камни — не божества, их не умаслишь жертвами. Не убедишь и не напугаешь, не прикажешь, не обманешь, не соблазнишь. Их можно только сдвинуть, если хватает сил. Наверное, впервые в жизни Нере понимал, что в его руках нет ни единого средства достижения цели, ни одного подходящего инструмента. Нет союзника, которого он мог бы просить о помощи. Нет заклинания, которое разбросало бы эти камни. Все, что он мог, — это покорно принять свою судьбу, подобно рабу, распятому на алтаре Ллос. Мог еще, конечно, тоже взяться за кирку, но при мысли об этом кислая тошнота подкатила к горлу. Он лучше умрет. Умрет с достоинством. Наверное. Умрет ведь. На самом деле. Так бессмысленно, бездарно и бесполезно. А потом эти крысы-двергары обчистят его карманы, а его бездыханное тело повесят на столбе на пристани среди прочих. Едва разбирая дорогу в зеленом мареве, Нере кинулся к обвалу, чудом не споткнувшись о гнома — тот в последний момент отпрянул. Дрожащие руки шарили по камням в поисках слабых мест. Из крошечных щелей тянуло жаром омывающей эту часть подземелья магмы, но там хотя бы не было яда. Прильнуть бы к одной из таких щелей губами, глотнуть бы воздуха… И дьявол с ними, с этими гномами, что увидят его таким — жалким и смехотворным. Они все равно не выйдут отсюда живыми. Он не позволит им. Всего лишь камни… Всего лишь камни лежали между ним и его свободой. Его триумфом, его величием, его будущим. Лежали безмолвной грудой, будто памятник на его могиле. Нере не хотел умирать. По крайней мере, не хотел умирать вот так. Не за достойную цель, не в бою с могущественным врагом, а по нелепой случайности. Не говоря уже о том, что — сейчас, пожалуй, он мог позволить себе быть честным хотя бы с самим собой, — Нере боялся смерти. И сейчас, когда Смерть в предвкушении смотрела ему в глаза и дышала в лицо ядовитым газом, Нере некуда было деться от этих мыслей. — Держись, Верный! — доносились из-за завала крики сержанта Тринн. — Мы тебя вытащим! Шевелитесь, куски дерьма, шевелитесь! — Шевелитесь! — бросил Нере рабам, отталкиваясь от камней и делая пару шагов назад. Если будут взрывать, лучше стоять подальше и надеяться, что их не убьет взрывом. Надеяться и молиться. Но, сколько бы Нере не пытался, отмахиваясь от клуб ядовитого газа, слова молитвы на ум не шли. Абсолют вела за собой, вдохновляла, давала силы. Абсолют не терпела ереси и сомнений. Но просьбы… Просьбы она будто бы не желала слушать. Ее гулкий голос то и дело звучал в мозгу, требовал, подгонял, подбадривал, прочил скорую победу и сулил власть, но отвлечь ее от божественных речей и обратить внимание на единственную жизнь, нуждающуюся в спасении, у Нере не получилось. Ей было плевать на тех, у кого не хватает сил следовать ее воле. На тех, кто подвел ее. Место слабых и недостойных — в темноте и забвении. Нере столь многих приговорил лично… Почему же теперь все это случилось с ним? Как это могло случиться? «Вытащи меня отсюда, — он уже не понимал толком, обращается к Абсолют, к Тринн или к неведомой третьей силе, способной помочь ему. — Пожалуйста...» Яд раздражал горло и ноздри — все сильнее с каждой минутой. Нере пытался успокоить дыхание, чтобы реже глотать отраву, но кашель и страх душили его, так что голова кружилась и тяжелела. Перед глазами плыло, постепенно окрашиваясь в мутный зеленый цвет. Пот катился по нему градом, напитывая ткань, от чего легкая мантия непривычно давила на плечи, тянула к полу. Быть может, он просто потеряет сознание, и смерть не будет такой мучительной? Быть может, Абсолют смилостивится над ним? «Пожалуйста...» А ведь он мог бы добиться многого. Мог бы избавиться от Минтары и переиграть Бальтазара. Даже убить генерала Торма. Мог бы занять его место любимчика Абсолют и пойти дальше, к силе и власти. Мог обрести невиданное могущество. Мог бы. А вместо этого ему предстояло умереть здесь, захлебываясь кровавой пеной. Смутно знакомое чувство кольнуло в затылок паучьим жалом, и Нере вскинул голову, утирая платком заливающий глаза серый от пыли пот. Он знал это чувство. Плотное, сытое, лениво ворочающееся среди извилин. Чувство близости. Общности. Божественности. Знал — и потянулся к нему, малодушно впуская в сердце томительный огонек надежды.