Это — моё настоящее проявление садизма

«Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу,» — слова прекрасные и одновременно пугающие. Кого может ненавидеть человек? Других людей. Кого может ненавидеть Эрен Йегер, недочеловек и полутитан? Если вы решили, что главных врагов человечества — титанов, то вы ошиблись. Эрен Йегер ненавидел самого себя. Больше всего на свете. Он презирал себя до скрежета зубов. Эрен чувствовал себя жалким, никчемным и что самое ужасное — бесполезным. Сколько бы он ни пытался, у него никак не получалось уберечь своих товарищей. Они продолжали съедаться титанами у него на глазах. Как его мама. Как его милая мама Карла. Она никогда не ждала от него того, чтобы он стал великим. Карла считала, что каждый человек особенный от рождения, но что было особенного в нём? Он не имел столько знаний, как Армин, и мозг его работал слишком медленно и заторможенно. Не было у него и таланта, как у Микасы, которая убивала лучше всех, кого он когда-либо знал. Он был просто Эреном, который только и может, что произносить речи, будто отвага — единственное, что требуется от великого человека. Якобы сможет истребить всех титанов и… и что же он хотел в конце? Лавры, известность, всеобщее признание? Бред. Если бы это было так, всё было бы намного легче. Но он хотел чувствовать себя всемогущим. Не из-за собственного корыстия, а лишь потому, что хотел понять, что же такое свобода и жизнь за стенами, хотел чтобы никто из его друзей больше не погибал, хотел просто… «Хочу умереть.» Но он не мог. Иначе человечество попросту лишится своей главной надежды. Что же ему делать? Каким-то неясным образом в момент наибольшего душевного самоистязания рядом с Эреном оказался Леви Аккерман. Иногда случается такое, что люди, в которых мы нуждаемся больше всего, совершенно нас не замечают, а те, кого надо остерегаться, ведь они могут причинить только бОльшие страдания, оказываются рядом, предлагая своё крепкое плечо, из-за которого человек попадает на ярмарку с пестрыми гранями разного рода лжи. Горячие слезы стекали по его щекам. Глаза покраснели и приобрели такое выражение, словно весь мир был готов обрушиться на их владельца. Леви смотрел на него, и в его голову пришла одна простая мысль: «Я хочу помочь ему,» — однако он и сам не совсем понял, что же подразумевалось под этой помощью. Так что задал вопрос напрямую: — Что я могу сделать для тебя? Голос Леви доносился до Эрена, как издалека. Внутри завязался узел, а сердце словно перестало биться. В Эрене зародилась надежда на то, что капитан Леви сможет хотя бы на несколько секунд, но заткнуть все жуткие мысли, роем жужащие в его голове. Леви спросил его, как человек, которому было дело до проблем Йегера, но Эрен воспринимал всё так, как хотел того сам. Мол, люди либо презирают его, как он сам себя, либо им просто жалко его. И Леви в каком-то смысле входил в число тех, кому было его жаль. Но жалость эта была не как к ослабшему, больному и дряблому старику при смерти. Леви сожалел о том, что Эрен никак не может поверить в себя. Он ругал себя за то, что было не в его силах, и при этом забывал о том, сколько всего мог сделать. Леви хотелось ударить его по лбу со всей силы, чтобы вразумить, а потом целовать каждый сантиметр его тела. Хотелось, чтобы Эрен позволил себе просто всё отпустить. В этом нуждается каждый. И такой как он, и такой как Леви. — Я такой жалкий, такой никчемный, капитан Леви, мне плохо. Я не знаю, что мне делать! — срывающимся от рыданий голосом кричал Эрен. Он дрожал всем телом, сидя у стены в полумраке комнаты. «Хочешь заглушить душевную боль физической?» — но капитан, уняв желание броситься на пол и обнять Эрена, приласкать и успокоить его, надел личину равнодушного человека. Черты лица его словно обрели жесткость и повеяли холодком. В глазах потухло то, что подталкивает людей к самым главным поступкам, характеризующим их жизнь. Он стал тенью самого себя. Многие считали, что именно такой Леви Аккерман способен встретиться лицом к лицу с Дьяволом и уничтожить его одним уничижительным словом, но на деле всё было немного по-другому. Входя в роль мучителя Эрена Йегера, его личного надзирателя, он терял себя настоящего и из-за этого чувствовал большой упадок сил. Эрен не первый раз страдал от саморазрушительных мыслей. И Леви Аккерман не первый раз делал для Йегера то, чего тот так желал. Чаще всего, после проведенных ночей с Эреном, Леви мог, оставшись наедине с собой, начать тупо втыкать в стенку. Сопровождалось это комком в горле, словно внутренности капитана были готовы выйти наружу, вывернув его заодно наизнанку. И Эрен хорошо замечал эти изменения в нём. Как не только слова его и действия начинали словно исходить от другого человека, но как сама его суть начинала тухнуть и оставалось лишь: — Капитан Леви, — выдохнул с хрипом Эрен, когда Аккерман прижал парня подошвой своего чистого ботинка к каменному, холодному полу. Пнул его в живот и бросил: — Ну, что на этот раз, слабак, чего ты хочешь? Можем попробовать избить тебя до полусмерти. Эрен схватился за живот, но капитан вновь прижал его ботинком к полу, давя на грудную клетку. Йегер молчал. Давление на грудь в каком-то смысле успокаивало его. А боль от неслабого пинка в живот позволяла отвлечься. Эрен ждал, когда Леви сделает что-нибудь такое с ним, чтобы весь мир поплыл перед глазами от агонии. Он был готов встать на колени и молиться ему, капитану Аккерману, лишь бы тот сделал это. Однако в этот раз всё правда будет так, как скажет Леви. Не та иллюзия, словно Аккерман весь такой садист и ужасный, а настоящая реалия, где капитан таковым и являлся, однако свою жестокость он проявит совершенно в другом ключе, который в скором времени приведет Эрена в отчаяние. Между ними повисла тишина. Жужжание комара, скрип в коридоре от чьих-то шагов и звук догарающей свечи. Капитан надавил под конец особо сильно, а затем убрал ногу. Приказал Эрену встать. Тот молча подчинился. Теперь Йегер словно смотрел на него сверху вниз. Леви подумал: «Сегодня ты поймешь, что значит по-настоящему оказаться в руках садиста.» Сделал два бесшумных шага и опустился на колени перед Эреном. Йегер и не заметил, как теплота разлилась внизу живота, он отвернул голову, но капитан Леви тихим, спокойным голосом пробубнил: — Не смей отварачиваться, смотри. Ты меня понял? — Ага, — Эрен почувствовал себя, словно во сне. Словно там, где-то за его пределами, существуют все житейские ужасы, но он никак не может понять, что же лучше. Остаться во сне или вернуться к своим настоящим кошмарам? Когда длинные холодные пальцы капитана стали стягивать с него брюки, до него вдруг дошло, и он закричал: — Нет! Но Леви Аккерман уже оголил тело Йегера ниже пояса и положил свои руки ему на член. Капитан Леви прежде никогда не отсасывал парням, так что он пытался доставить Эрену физическое удовольствие сначала более первобытными движениями, нетребующими практики. А затем, когда тот будет на грани, может быть и не заметит, как плохо ему отсасывают. По началу Йегер дернулся в сторону, но глаз от Аккермана не сводил, как тот и приказал. — Не двигайся, — и хоть Эрен мог ослушаться, ведь ни тогда, ни до этого Леви никогда его не удерживал силой, но какое-то необговоренное, но существовавшее условие в их странных отношениях, не могло позволить Йегеру ослушаться. — Но почему, капитан Леви? — спросил Эрен, стискивая зубы и запрокидывая голову назад. Его небольшой мирок, который он сам для себя построил, состоящий из унижений, избиений и грубого секса с Леви Аккерманом, рушился на глазах. Ему не было больно, ему было приятно… и это было лучшей худшей пыткой для него. Эрен ожидал от их встречи не этого. И: «Чтобы себе не надумал капитан Леви, он не сможет мне помочь, что значит, что не сможет изменить всех моих проступков, ошибок и слабостей, которые я допускал, и из-за которых я так себя ненавижу.» Однако тело его покрылось мурашками, а из горло вырывались молящие стоны. О чём он молил? Аккерман взял его плоть в рот. Самому ему было дискомфортно, но сейчас он чувствовал власть над Эреном, которую до этого не ощущал. В какой-то момент Йегер стал опираться ладонями о стену, так как был не в силах стоять на двух ногах. Колени подкашивались, хоть ноги у него были подкаченные в результате изнурительных тренировок и боев с титанами, а перед глазами всё стало покрываться белой пеленой. Эрен кончил, и всё его существо словно почувствовало, как одна из тех его мыслей потеряла свою прежнюю значимость в его глазах. «Неужели меня могут не только ненавидеть и испытывать ко мне жалость?» — но этой идеи Эрен не позволил пустить корни. Даже сама мысль о том, что капитан может… Капитан Леви встал, борясь с искушением сесть обратно из-за затекших ног, семя Эрена он проглотил, и сейчас глядел на него, пытавшегося отдышаться от оргазма. Йегер до боли прикусил нижнюю губу и из-за этого там образовалась алая ранка. И Леви обратил внимание на этот жест самоповреждения, как на собственный перелом костей или сотрясение мозга. И Эрен встретился с ним своим озлобленным взглядом, говорящим, что он ничего не понимает. — Да что с Вами не так, капитан Леви?! За что мне это? Что я сделал?! — глаза его округлились, а руки тряслись. Он отошел от стенки и встал в метре от капитана. Из окошка на них полился лунный свет, белый такой и приятный, осветив их. — Это — моё настоящее проявление садизма. Я больше не позволю тебе помыкать мной, как безвольной марионеткой. Хочешь забыться, я готов помочь, но доставляя тебе удовольствие, а не страдания, — Аккерман повернулся к Эрену спиной и собрался было покинуть комнату, но Йегер спросил его той ночью: — Ты ненавидишь меня? — Нет, — коротко. — Ты испытываешь жалость ко мне? — Нет, — еще раз коротко. А затем ушёл. «Я и не знал, что есть третий вариант. Но какой же он?» — однако этот вопрос останется для Эрена без ответа до тех пор, пока он не сможет озвучить его, ведь без этого Леви Аккерман не сможет на него ответить.