Он открыл глаза, не понимая, где он и кто он. Из пустой, звенящей от тишины черноты какая-то неведомая сила переместила его в яркий, блистающий всеми красками мир.
Над ним, высоко над головой, сплелись ветви деревьев; сквозь изумрудные листья кое-где проглядывало голубое небо. Такое, каким оно бывает только в детстве. Солнечные блики играли на листьях, проскальзывали вниз и зажигались маленькими огоньками на покрытой росой траве.
Он поднялся и осмотрелся вокруг: ярко-зеленая лужайка и пересекающая ее тропинка, а вокруг, насколько хватает глаз — лес. Огромные могучие деревья и цветы, не уступающие им своими размерами.
Кокетливая ромашка припудривала носик золотистой пыльцой, поправляла снежно-белые лепестки, бросая нежные взгляды на томный, задумчивый белый тюльпан. Стоило тюльпану заметить эти знаки внимания, как его лепестки немедленно налились краской смущения, и он стал алым.
Почему-то это нисколько не удивляло. Он всегда знал, что цветы живые.
— Я прошу прощения, — извинился кто-то тоненьким голосочком. По глазам резануло солнце. А потом он повернул голову и увидел на своем плече маленького человечка в светло-желтом костюмчике, в цилиндре и с тросточкой. С плеч свешивался длинный плащ, светящийся, как солнечный зайчик.
— Солнечный луч, очень приятно. — Раскланялся человечек.– Простите великодушно, но я непременно должен пройти этой дорогой от Рассвета и до Заката, а вы как раз оказались на пути.
Вдруг — изумление на маленьком лице и узнавание.
— О, так это Вы?! — Человечек снова принялся раскланиваться и расшаркиваться. — Но мы не ждали вас так скоро. Я должен немедленно доложить! Такое событие…
И он заскользил по воздуху, а его плащ из солнечного света тянулся за ним, как шлейф.
— Все чудесатее и чудесатее, — проводив человечка взглядом, он сделал несколько шагов по тропинке и снова был атакован:
— Осторожнее! Вы чуть на меня не наступили!
— Извините…
— Какая невоспитанность!
Большая улитка, тащившая на себе хорошенький домик с красной черепичной крышей и маленьким крылечком, возмущенно выпустила рожки. Из трубы пошел разноцветный дым. Она уползала, продолжая громко ворчать.
Еще несколько шагов — он раздвинул кусты и очутился посреди другой лужайки. Возле дома, напоминавшего по форме огромную шляпу, был накрыт стол к чаю. А за столом сидела самая странная компания, которую он когда-либо видел. Он сразу узнал их, хотя до сих пор не мог вспомнить, кто он сам.
— Соня, Мартовский заяц и Шляпник, — промолвил он, подходя к столу.
Шляпник всплеснул руками и подскочил к нему. Чашка, что он держал в руке, полетела на землю. Заяц с диким криком метнулся вперед, ловя ее; безумные глаза вращались, как у сломанной игрушки.
— А тебе не помешало бы отрастить волосы, — неожиданно заявил Шляпник. Его зеленые, как у кота, глаза сверкали, рыжие кудри торчали из-под высокого цилиндра. Совершенно не смущаясь, он провел рукой по его макушке — закачались прядки волос, упавшие на лоб. Это словно всколыхнуло что-то в памяти, но ненадолго.
— Это не он! — воскликнула Соня, обращаясь к Шляпнику. — Как ни старайся.
— Конечно, он, — тот не отводил взгляда, стало как-то неуютно.
«Мне это и раньше не нравилось? Да, не нравилось». Он смутился.
Спор тем временем разгорался.
— Как раз сегодня мы сортировали слова на букву М, так что все сходится!
— Он не на букву М, а на букву К! И не он это — слишком рано!
— Мы ждали тебя, Король. — Шляпник отмахнулся от Сони и поклонился ему. — Не так рано, правда. Но время снова шалит. Ему не слишком нравится, когда его пытаются провести, протянуть, скоротать или вообще убить. Он обиделся и снова идет так, как ему хочется. Сколько времени? — Повернулся Шляпник к зайцу.
Тот с важным видом выудил из молочника часы на цепочке.
— Полпятого завтра. Или через месяц? — захихикал он.- Нет, полпятого через тридцать лет!
— Вот, — Шляпник бросил укоризненный взгляд в сторону Сони, — примерно в это время мы его и ожидали, все верно. Чаю? — Резко повернулся он к нему.
— Кто ж кладет часы в молочник! — Соня, ворча на зайца, перетаскивала по столу чистую чашку и блюдце. — Конечно, они идут кое- как. Говорила я тебе, клади в масленку — их надо смазать.
Его жестом пригласили сесть. Опустившись на стул, он увидел свое отражение в начищенном медном чайнике.
Чуть смуглое лицо, вздернутый нос, кудряшки на лбу. Что-то неясное мелькнуло в памяти: «Майкл. Меня зовут Майкл».
Кажется, он произнес это вслух.
— Именно в этом и трудность. Кого ждать, Майкла или Короля? — Шляпник сел напротив.
— Я просто Майкл, — вырвалось само собой. Шляпник бросил торжествующий взгляд на Соню.
— Выпьешь чаю, Майкл? Ассам, дарджиинг, с клубникой, черной смородиной, кусочками ананаса, бергамотом, мятой…
— Просто черного, полчашки, если можно, — Майкл опять смутился. Что-то ему подсказывало, что он уже чувствовал такое раньше — смущение от взглядов в глаза и пристального внимания.
— Конечно!
Шляпник схватил нож, разрезал чашку Майкла вдоль и наполнил ее ароматным темным напитком — было видно, как кружатся чаинки на дне. И то, что чай не пролился, а отлично занял половинку чашки, казалось нормальным.
На стуле напротив появился из ниоткуда огромный пушистый кот.
— Уже прибыл, — улыбнулся он зубастой улыбкой. — Поспешил, но ничего не поделаешь.
— А куда я прибыл? — Майкл отпил глоток удивительно вкусного чая. Он все еще не мог вспомнить ничего ни о себе, ни об окружающем мире, поэтому не удивился. Мало ли, может котам положено появляться из воздуха.
— Зависит от того, куда направлялся. Куда ты хотел попасть?
— Я не знаю. Не помню.
— Вот видите, настоящий бы знал, — вставила Соня. — Это не Майкл, и не Король.
— Я помню, что меня зовут Майкл, — задумчиво произнес он. — Но кто я, откуда и как сюда попал, не могу сказать.
— Мы можем! — Шляпник чуть ли не подскочил на месте.
— Если это он, он должен вспомнить сам, — Кот предупредительно поднял лапу и выпустил когти на Шляпника. — По-другому нельзя.
— Но мы можем помочь! — радостно возразил тот.
— Мурр… попррробуем… — и растворился в воздухе.
— Вы мне поможете? — От волнения Майкл слишком резко поставил свою чашку-половинку на стол, и она упала на бок. Но ни капли не пролилось на белую крахмальную скатерть.
— Поможем, но первым делом тебе нужна шляпа. Раз есть голова, должна быть и шляпа. — Шляпник подскочил, повертел голову Майкла туда-сюда. — Я уже знаю, что это будет. Белая, с широкими полями, мягкая — федОра, как у шпионов. И с голубой лентой, под твою рубашку.
Еще одно воспоминание попыталось проложить себе путь — перед глазами возник силуэт человека в шляпе на экране: «Это я. Я танцую…»
— И, чтобы развеяться, — праздник! Белая Королева почтет за честь, если ты придешь.
— Что за праздник?
— Годовщина Бравного дня! — возмутилась притихшая было Соня. Глазки-бусинки сверкали так яростно, будто Майкл забыл что-то очень важное.
— Будут танцы и фейерверк. — Шляпник танцевал на месте, кружа в вальсе невидимую партнершу. — Жаль, Алиса не увидит, — печальная улыбка сменила веселую. — Я буду танцевать джигу-дрыгу, а она не увидит.
— Не слышал о таком танце. — Майкл не хотел обидеть Шляпника, но откуда-то у него появилась твердая уверенность, что в танцах он разбирается намного лучше его.
— Ты точно потерял память. Это лучший танец в мире, а я лучший танцор, — гордо заявил Шляпник.
— Покажи. — Майкл отставил чашку и встал напротив его, сложив руки на груди. Он чувствовал до боли знакомый задор и радость, которые переполняли его раньше, каждый раз, когда… Когда же?
Откуда-то сверху зазвучала музыка, ритмичная и громкая. Шляпник начал свой танец. Он двигался так, будто у него нет костей, каждая часть тела словно жила собственной жизнью. Шаг и поворот, дотронулся до шляпы, встал на носки… В голове опять забрезжили какие-то воспоминания, которые вот-вот, как казалось, обретут форму.
Майкл вскочил. Он не вспоминал, что и как надо делать — это знание жило в нем. Что-то внутри его прошептало: «Позволь музыке вести тебя». Он танцевал, как раньше, когда-то давно, на залитой светом сцене… он не мог вспомнить, где…
Повернуть голову, качнуть бедрами и пойти лунными шагами назад, слиться с музыкой, стать ей…
— И ты еще сомневаешься?! — крикнул несколько уязвленный Шляпник Соне. Та, не слушая его, хлопала в ладоши.
Шляпник насупился, когда Заяц и Соня устроили Майклу овацию, и к ним присоединились цветы. Даже деревья радостно зашелестели.
— Время заняться твоей шляпой. — Он посмотрел на часы и потянул Майкла за рукав — в дом.
Они взбежали по крутой узкой лестнице в маленькую комнату с круглым потолком. Из окошек лился мягкий свет. Посередине стоял стол, заваленный разноцветными лентами, лоскутами, кусочками кружева — все это почти погребало под собой старую швейную машинку. Кругом были расставлены болванки, а на них — шляпы всех форм, размеров и цветов, какие только есть на свете. Мушкетерские, цилиндры, дамские шляпки с вуалью, соломенные, капоры, треуголки…
Майкла толкнули в низкое кресло. Шляпник крутится вокруг него, оглядывая и измеряя, сантиметровая лента змеилась в его руках — закончив, он отпустил ее на пол, и она с шипением уползла под стол. Он метался, хватая то ножницы, то кусок ткани. Оказавшись рядом со столом, резко упал — к счастью, как раз на стул напротив, и машинка застрекотала, и полетели туда-сюда клочки.
— Готово. — Не успел Майкл опомниться, как ему на голову водрузили новую шляпу и придвинули зеркало поближе.
— Теперь ты больше похож на себя.
Майкл задумчиво разглядывал человека в зеркале. Черты лица, падающие на лоб непослушные прядки, белый костюм и голубая рубашка, теперь дополненные шляпой — он узнавал и не узнавал. Майкл уже знал, как его зовут, что он взрослый, а не ребенок, что он умеет танцевать, но догадка ускользала. Казалось вот-вот, еще немного — но ничего не происходило.
— А теперь к делу. Ты чуть не разрушил мою репутацию. Как ты это делаешь? — Шляпник попытался повторить лунную походку, но запутался в ногах.
— Это просто.
Майкл прошелся перед ним несколько раз, а в голове у него зазвучали слова. Он рассказывал кому-то, как делать лунную походку.
Но объяснять Шляпнику то, куда переносить тяжесть тела, какой ногой скользить, казалось глупым.
— Представь, что гуляешь по Луне, — Майкл протанцевал медленнее. — Вперед и одновременно назад.
— Гулять по Луне… — Шляпник скользнул назад.
— Да, я приглашаю тебя на прогулку по Луне!
Снова стало легко и радостно. Словно Майкл сейчас делал то, чем привык заниматься всю жизнь. То, для чего он родился. Они танцевали вместе, как один. В душе зазвучала музыка — очень знакомая, и кто-то зашептал слова. В голове рождались тысячи историй, о любви, страданиях, предательстве и боли.
« Я пережил все это? Я писал об этом песни».
Последний поворот — Майкл встал на носки и замер.
— Мы вместе будем танцевать для Королевы! — Довольный тем, что у него тоже хорошо получается, Шляпник хлопал в ладоши и приплясывал на месте. — Нам уже пора!
Майкл не успел опомниться, как они кувырком скатились по лестнице и запрыгнули на спину огромному чудовищу, которое, казалось, целиком состояло из оскаленных острых зубов — но стоило Майклу провести рукой по короткой белой в черную крапинку шерсти, как оно успокоилось. Дорога вилась среди холмов, они подпрыгивали на спине Брандашмыга и то и дело уклонялись от слишком низко повисших над дорогой веток.
Лес напоминал тропические джунгли, такой он был густой. Кое-где ветки переплелись так плотно, что Брандашмыг просто проламывал себе путь. Беличье семейство осыпало его оскорблениями — папа в костюме-тройке, мама в вечернем платье и малыш в пеленках и с соской еле успели перепрыгнуть на другое дерево, когда сломалось под его мощными ударами то, на котором они сидели.
Лес сменился зарослями высоких цветов. Шляпник всю дорогу рассказывал, комментировал каждый поворот: там было королевство Красной Королевы, туда — к Белой Королеве.
— Этой дорогой я вел Алису. А на том поле Алиса победила Бармаглота. А здесь Алиса говорила с Абсолемом….
«Алиса, Алиса, Алиса», — так и отдавалось в голове. О чем бы Шляпник ни говорил, он возвращался к Алисе.
— Ты скучаешь по ней? — Майкл постарался перекричать бивший в лицо ветер.
Шляпник кивнул.
— Она вернется когда-нибудь, я знаю. Все, кто не разучился мечтать, возвращаются…
Замок вырос перед ними внезапно, как мираж из тумана и инея, сверкающий в солнечных лучах, снежно-прозрачный, словно кружевной. Стоило Майклу сойти на землю, как он оказался в толпе и ощутил знакомое беспокойство. Мозг сам подсказал, что главное — прикрыть голову и лицо руками, чтобы не повредили глаза.
Но жители Подземной страны были дружелюбны: цветы, диковинные звери, карты и шахматные фигуры кланялись в знак приветствия, пока Майкл и его друг шли через толпу к Белой Королеве, и никто не бросался на него, чтобы оторвать на память клочок одежды или прядь волос, как бывало раньше.
Заиграла музыка, Шляпник выскочил в середину залы и поманил Майкла за собой, и тот не смог удержаться. Как тысячи раз до этого, когда-то в другой жизни, Майкл танцевал, не думая ни о чем: публике, сверкании фотовспышек в первых рядах, журналистах, которые наверняка завтра все переврут, превратив успех в довольно-таки средненькое выступление… «Господи, откуда я это помню?».
«Помнишь… помнишь… помнишь то время…», — ответил ему внутренний голос, и движения Майкла сами собой стали другими. Он копировал фигуры на египетских фресках, не обращая внимания на обиженный шепот Шляпника: «Это не честно, я не одет! К этому танцу цилиндр не подходит! Разве что, феска!». Но он быстро соорентировался, наблюдая за Майклом — движения перетекали одно в другое, и его замешательства никто не заметил.
Они закончили танец, одновременно поклонившись и сняв шляпы. А потом началось полное сумасшествие.
Майкл переходил из одних дружеских объятий в другие; казалось, его тут все знают и любят. Белая королева, похожая на прекрасную ожившую статую, благосклонно улыбалась и в самых изящных выражениях благодарила его за то, что он посетил их праздник. Она чем-то напомнила ему другую, далекую женщину — но у той глаза были не черные, а цвета фиалок, и звали ее Элизабет.
Под потолком носились тысячи ярких бабочек и крошечных фейри. Одна из них, охая и быстро-быстро перебирая крылышками, поднесла Майклу бокал, наполненный каким-то хмельным напитком, и свалилась без сил в подставленную лапу невесть откуда взявшегося Чеширского кота.
— Скучаешь? Хочешь уйти? — Кот отвлекся, посылая Майклу одну из самых зубастых своих улыбок, и фейри поспешила взлететь. — Скоро начнется фейерверк, из сада будет намного лучше видно.
— А он не обидится? — Майкл с улыбкой кивнул в сторону Шляпника, тот как раз болтал с двумя Пешками и показывал на одной из них, почему к ее круглому лицу и большим глазам не пойдет маленькая шляпка.
Кот только раздраженно дернул хвостом и перевернулся в воздухе:
— Он поймет. Шляпник хоть и сумасшедший, но не дурак.
Время тут, пожалуй, и правда шло, как хотело: когда Майкл спустился в сад, небо уже стало густо-синим, и на нем зажглись яркие серебряные звезды. Вскоре рядом с ними засверкали красные, синие, золотые и изумрудные звезды фейерверка. На небе распускались цветы, распускали капюшоны змеи. Тонкие серебряные струи огня обрисовали на темно-синем небе величавую фигуру Белой Королевы, а затем она растаяла и превратилась в девушку в сверкающих доспехах, сносящую голову чудовищу. С удивлением Майкл увидел и себя — серебряно-сине-сверкающего, идущего лунной походкой и замирающего на носках.
Кот немного полетал рядом, но потом оставил его одного. В саду, наполненном запахом белых роз, было так спокойно и тихо; раскрашенное фейерверком небо поражало воображение, и снова казалось, что еще чуть-чуть, и он вспомнит.
Гости, к счастью, скоро о нем забыли, и, только когда уже все разошлись, Майкла нашел Шляпник, и они отправились домой.
***
Дни в Подземной стране то бежали быстро, то тянулись, как патока. Майкл потерял счет времени. Он исходил эту сказочную страну от края до края, надеясь, что увидит что-то особенное или встретит кого-то особенного, кто поможет ему вспомнить. Иногда ему казалось, что он очень близок к этому.
Он жил в маленьком домике Шляпника. Каждый день они пили вместе чай, Майкл учил его новым танцам (тот собирался поразить Алису своим мастерством, когда она вернется), и удивлялся — откуда он их столько помнит? Иногда мелодия приходила сама, иногда — Шляпник напевал ему что-то, с надеждой заглядывая в лицо, и танец сам рождался, будто Майкл знал его всегда. К сожалению, по каким-то непонятным причинам никто не мог ничего объяснить Майклу прямым текстом. Шляпник рассказывал ему истории о мальчике из бедной семьи, чей отец мечтал прославиться, но они только вызывали у Майкла непонятную тоску и горечь. Бывало, ему мерещились при этом сердитые светлые глаза на темном лице и мозолистые руки, крутящие ремень. Песни же вызывали намного более радостные чувства, казались знакомыми и родными. Но вспомнить все равно не получалось.
Однажды потерянные воспоминания чуть было не вернулись. Майкл как раз шел домой через большой луг, заросший колокольчиками. Подул ветер: колокольчики зазвенели, из их перезвона родилась мелодия о любви и одиночестве. Голову охватила боль, перед глазами засверкало имя — Лиза, и он уже почти знал, кто эта Лиза…
Он пришел в себя в кресле, обложенный подушками; перед Майклом на столе стояла чашка с чаем цвета неба — с голубикой.
— Мне уже лучше, — тихо отозвался он, когда Шляпник наклонился над ним. — Но я опять не вспомнил.
— Я уже и не знаю, чем помочь, — расстроился тот. — Я рассказал все истории, что знал. Хотя… может, он сможет. Мне туда все равно хода нет. Вот, — Шляпник достал из-под стола крохотную, с наперсток величиной, леечку. — Возьми ее и сходи к грибам, их давно пора полить.
— Зачем?
— Увидишь.
Пока он дошел до указанного места, головокружение совсем прошло. Полянка, сплошь заросшая грибами всевозможных цветов и оттенков и цветами на длинных стеблях, находилась недалеко. Майкл не совсем понял, зачем его отослали сюда, но живя в этой стране уже довольно долго, привык не задавать вопросов.
Человек более скептичный мог бы возразить, что воды в леечке хватит разве что на один грибок, но Майкл-то знал, что в Подземной стране все относительно. Он много раз обошел полянку вдоль и поперек, а поток воды все не иссякал; грибы поднялись сначала до его колен, потом до пояса, перегнали его в росте и, в конце концов, их блестящие от воды шляпки заслонили собой солнце.
— Благодарю за заботу о моем грибе, но вы меня намочили.
Майкл обернулся на голос и увидел Синюю Гусеницу, развалившуюся на бархатно-красной шляпке. Она курила кальян; ее вальяжная поза выглядела так, будто бы Гусеница лежит здесь уже тысячу лет.
— Простите… Мне показалось, что грибы выросли только что и вас здесь не было, — растерялся он.
— Я всегда был здесь. — Гусеница невозмутимо выпустила изо рта несколько колечек дыма. — Кстати, кто вы такой?
— Не знаю. Не могу вспомнить, — честно ответил Майкл.
— Так, — Гусеница задумалась, внимательно смотря на него, словно читая мысли. — Я знаю, но не могу раскрыть этот секрет. Вы сами должны его раскрыть. Есть место, куда вы должны отправиться, чтобы получить ответ. Большего я пока сказать не могу.
— Как мне туда попасть?
Сердце затрепетало, наполнившись надеждой.
— Следуйте за Белым Кроликом.
Майкл обернулся на шорох позади и, позабыв поблагодарить, бросился в погоню.
Он не видел ничего вокруг себя, кроме кролика в жилетке, бежавшего перед ним. Леса, луга, цветы слились в разноцветный фон. Долго ли продолжался безумный бег, Майкл не знал. Остановился он только, когда на его пути оказалась бурная река.
— Вы на месте. — Рядом приземлилась огромная бабочка с блестящими синими крыльями.
— Осталось пересечь границу.
— Что там?
— Присмотритесь внимательнее.
На другом берегу стоял дом — его вид заставил вздрогнуть. Перед домом чьи-то заботливые руки вырастили огромную клумбу — цветочные часы. Рощицы, посыпанные песком дорожки, пересекающая долину лента железной дороги и мчащийся по ней поезд, все это было так знакомо, что невольно перехватило дыхание.
— Не сюда. — Бабочка поднялась и сделала круг над его головой, привлекая внимание.
В небе парили десятки тысяч огромных радужных пузырей. Приглядевшись, Майкл ахнул: в каждом из них можно было увидеть картинку, как на экране телевизора. Вот темнокожий мальчик гоняет мяч и забивает гол за голом; тут девочка в розовом и пышном, как у принцессы, платье, танцует по зале сказочного дворца; а здесь маленький тощий мальчишка держит в руке огромный леденец, и комната, где он сидит, набита сладостями.
— Это детские сны и мечты, — сказала бабочка. — Али мечтает играть в национальной сборной, Кесси хочет быть принцессой, а Джоржи просто сладкоежка.
Изображения в шарах померкли и изменились, будто кто-то переключил телевизионную программу: малыш-сладкоежка в окружении большой семьи, таких же худых и хмурых, как он, сидел за столом и с кислым лицом ковырял вилкой в невкусной каше; девочка плакала и капризничала, потому что ей не хотелось надевать перешитое платье старшей сестры; мальчик-футболист сидел на земле, в тени покрытой соломой хижины, и смотрел, как другие дети играют в футбол, поджав под себя ногу. Второй у него не было.
— Надо же что-то делать! — Майкл повернулся к бабочке, ожидая совета.
Та лишь улыбнулась — ей определенно понравилась его реакция.
— Мы знали, что вы именно тот, кого мы ищем. Вы и раньше, в реальном мире, много помогали людям. Было решено, что когда вы окажетесь здесь, будете заботиться о них, — бабочка повела лапкой, показывая на шары, каждый из которых хранил чью-то мечту.
— Дать немного надежды, сил, помочь справится с трудностями. Жителям Подземной страны это не дано — если к мечтам прикоснется кто-то из нас, они просто лопнут. Поэтому были выбраны вы. Но вы мало того, что появились слишком рано, так еще ничего и не помните. Мы надеялись, это напомнит вам о чем-то — этот дом и эти дети.
Майкл сжал виски пальцами. В голове снова начало бить кузнечным молотом.
— Но что я могу сделать? — превозмогая боль, спросил он. — Они слишком далеко.
— Подумайте, что бы вы могли им посоветовать, чем помочь. Начните с простого.
Майкл посмотрел на плачущую девочку в старом платье. Рука сама потянулась вверх, и там, где он провел рукой, на небе засверкала радуга. Он сосредоточился на том, чтобы немного приободрить девочку.
Нет ничего плохого в том, чтобы носить вещи, из которых выросли твои старшие братья и сестры — он сам раньше такое носил. Тем более, можно добавить что-то от себя, да так, что твое платье, рубашка или брюки будут единственными в своем роде, намного красивее, чем продают в магазинах. Все подружки будут завидовать.
Силы почти оставили его, когда содержимое пузыря стало меняться. Девочка, теперь немного постарше, стояла рядом с матерью и увлеченно смотрела, как та крутит швейную машинку, а потом села на ее место.
— Теперь она хочет стать знаменитым модельером. Кесси начнет обшивать свою семью, затем соседей и, может быть, эта мечта осуществиться. Вы хорошо справились, — похвалила его бабочка.
Но Майкл уже ее не слушал. Его взгляд был прикован к трем пузырям, что плыли по воздуху в его сторону, покачиваясь на ветру.
Принс летел в космическом корабле, похожем на корабль Хана Соло, самый быстрый во Вселенной. Бланкет, в сверкающих рыцарских доспехах, гарцевал на белом коне и размахивал мечом перед огнедышащим драконом. Пэрис сидела перед мольбертом, и под ее кисточкой рождался прекрасный пейзаж.
Воспоминания вернулись.
— Мое имя Майкл Джозеф Джексон, — глухо произнес он, не в силах оторвать взгляд от своих детей. — Я родился 29 августа 1958 года в Гэри, штат Индиана. У меня есть братья и сестры. Я выступаю с пяти лет. Мои родители, Джозеф и Кэтрин, еще живы. Они присматривают за моими детьми, потому что я умер год назад. Почему никто не сказал мне?!
— Мы не могли. Вы сам должны были все вспомнить. Каждый из нас творец своей судьбы, только вы знаете, кем вы являлись на самом деле. Нельзя никого слушать, кроме себя.
— Почему вы раньше не показали мне моих детей?
— Раньше их здесь не было. Должно было пройти время, прежде чем они снова научились мечтать.
— Я должен пойти к ним. Я хочу их видеть!
Бабочка приземлилась перед ним, загораживая от Майкла Принса, Пэрис и Бланкета.
— Там, за рекой — Королевство детских снов и мечтаний. Ваши дети смогут видеться с вами всякий раз, когда окажутся там. Но для начала, — она протянула ему что-то, — примите свой обычный размер, чтобы встретиться с ними.
В ладони Майкла оказался пирожок с надписью «Съешь меня». Чуть не подавившись сладким тестом и сахарной пудрой, он проглотил его, и земля стремительно отдалилась, а небо, в котором кружились мечты, стало ближе. Майкл перепрыгнул через реку, ставшую теперь намного уже, и побежал навстречу детям. Колени чуть дрожали.
— Папа?! Папа! — раздались крики.
Пэрис первой выскользнула из своего пузыря, мальчики — за ней. Майклу не хватало рук, чтобы обнять их всех сразу; он прижимал их к себе так крепко, как только мог, осыпая любимую троицу поцелуями.
— Па, — Бланкет поднял на него черные глаза, — ты вернешься с нами домой?
— Я не могу. — Майкл поцеловал его в лоб и потрепал по волосам. — Но обещаю, я всегда буду здесь, присматривать за вами. И вы всегда можете придти ко мне.
***
— Пэрис, Пэрис!
Принс и Бланкет в пижамах вбежали в комнату сестры, и заговорили, перебивая друг друга:
— Мы видели один и тот же сон! Ты знаешь, папа…
— Да, конечно, — девочка, зевнув, села на кровати. — Я тоже видела сон…
— Мы можем видеть его, когда захотим, ты что, не понимаешь?! — Бланкет,
разозлившись, что Пэрис так спокойна, схватил с ее кровати подушку и бросил в нее.
Пэрис завизжала, уворачиваясь, и запустила в младшего брата диванным валиком. Валик случайно попал в Принца, и вот уже в спальне развернулся настоящий бой.
— Дети! — позвала их няня Грейс снизу в самый разгар боевых действий. — Скорее умывайтесь и идите в столовую! Ваша бабушка не любит, когда опаздывают на завтрак!
— Сейчас, только Пэрис разбудим!
Принс, как старший и самый ответственный, оттащил Бланкета от Пэрис и препроводил их обоих в ванную комнату. Под его присмотром они умылись и причесались.
— Пэрис, — Бланкет тронул ее за руку, когда они спускались вниз по лестнице, — ты нам не поверила? Но это правда, честное-пречестное слово!
— Я верю вам, — шепотом ответила Пэрис, чтобы не услышала няня. — Мне тоже приснилась Подземная страна. Я всех их видела: Шляпника, Белую Королеву, Синюю Гусеницу. И папа был там.
Принс приложил палец к губам, и самые младшие Джексоны прошли в просторную столовую, где их уже поджидали. Но никто из взрослых не услышал, как он тихо прошептал:
— Он всегда будет с нами, где бы он ни был. Но это только наша тайна.
