*** утро после «Я Максимус, спаситель Рима! — Кто тебе сказал?» ***
Луций проснулся и как обычно пошел в комнату матери, чтобы обнять ее и пожелать ей доброго утра. Но ее там не было. Сонно потирая глаза, Луций ходил по царскому поместью в поисках матери. Было на удивление пусто и тихо, даже никого из персонала не было видно. На балконе колонного зала Луций увидел Коммода. — Доброе утро, дядя! Ты не видел маму? — сказал Луций. Коммод повернулся к мальчику. Его лицо было бледно, под глазами залегли глубокие тени, он выглядел очень усталым и расстроенным. — Она уехала, Луций, — сказал Коммод. — Как? — растерялся Луций. — Куда? Она ничего мне не говорила… — За город, в санаторий, подлечиться. — Она что, заболела? — испугался Луций. — Нет, ей просто нужен отдых. Луций выглядел готовым заплакать. Коммод приблизился к нему и сказал вкрадчиво: — Напомни-ка, из-за чего вы с ней недавно ссорились? — Она заставляла меня есть брокколи, а я не хотел, — поморщился Луций, и вдруг ужасная мысль осенила его и он сказал упавшим дрогнувшим голосом: — Она поэтому уехала? — Нет, конечно, — усмехнулся Коммод и ласково потрепал его по щеке. — Вообще-то это я отослал ее. — Что? — Луций хлопал широко распахнутыми глазами, некоторое время он не знал что сказать. — М-можно мне поехать к ней? — Нет, нельзя, ей это будет не на пользу, — сказал Коммод строго. Луций помялся, а потом захныкал: — Дядя, зачем ты отослал маму? Я хочу, чтобы она вернулась! — Послушай, Луций, — сказал Коммод, присаживаясь на колени перед мальчиком. — Твоя мама бывает невыносимой, неправда ли? Злой, хитрой, подлой, коварной, жестокой, безжалостной. Разве она не ругается на тебя, когда ты путаешь вычитание и деление в математике? — Ругается… — понуро сказал Луций, шмыгая носом. — Могла бы спокойно сказать, а она начинает орать как ненормальная. Как будто от этого ты станешь умнее, — Коммод погладил его по волосам. — И еще швыряет мою тетрадку и тыкает меня лицом в учебник, — добавил Луций обиженно. Коммод сочувствующе кивал ему. — А помнишь как она сказала тебе, что едет с тобой на прогулку, а сама отвезла тебя к стоматологу удалять зуб? Глаза Луция уставились в одну точку и сверкнули слезами, но теперь уже не от тоски. Желваки напряглись на его лице и он медленно и тяжело вздохнул. Коммод обнял его и сказал: — Вот и со мной она так же поступает. Ругает, обманывает, предает, причиняет боль, не дает мне то, что я хочу… Я решил отдохнуть от нее, и тебе тоже стоит. Я верну ее, думаю, через месяц. Я люблю ее так же сильно как и ты, я сам дольше не выдержу без нее. А пока ее нет ты можешь плакать и грустить, а можешь распорядиться этим временем более разумно. — Коммод взял мальчика за плечи и многозначительно сказал, глядя ему в глаза: — Когда тебе еще выпадет такая возможность? Луций прищурился и посмотрел куда-то вдаль, много разных мыслей засуетилось у него в голове, на лице начала расцветать улыбка. — И не звони ей, — сказал Коммод, похлопывая его по плечу.*** месяц спустя ***
Луцилла распахнула дверь в кабинет Коммода. — Где мой сын? — угрожающе сказала она. Коммод молча смотрел на возлюбленную сестру. Ее глаза сверкали, ноздри раздувались, губы были приоткрыты, выбившиеся из прически пряди волос касались ее плечей и ключиц, ярко-синий пиджак был распахнут и грудь в черном облегающем топе поднималась и опускалась от ее запыхавшегося дыхания. Сурово стуча каблуками, Луцилла подошла, обогнула стол, схватила брата за воротник рубашки и заорала ему в лицо: — Где мой сын??? Коммод стиснул ее ногу между своими, с голодным постаныванием потерся щекой об ее руку, положил руки на ее талию, скользнул ниже, и сжав ее ягодицы сквозь ткань короткой юбки в тон пиджака, блаженно прошептал, рвано дыша: — О, я тоже соскучился по тебе, сестра! — он поцеловал ее руку. Луцилла отпустила его воротник и, вырываясь из его захвата, залепила ему хлесткую звонкую пощечину, он ахнул и сладко простонал. Она сказала на вдохе: — Где. Мой. Сын. А дальше она опять закричала, брызжа слюной: — Что ты сделал с ним??? Коммод стер капельку ее слюны со своей щеки и облизал. Его бесстыжий взгляд из-под длинных ресниц нагло скользил по всему ее телу. Он сказал, потирая краснеющую щеку: — Что же я мог сделать с моим ангелом-хранителем? Я горячо благодарен ему. Мне страшно подумать что со мной было бы, не будь твой сын таким треплом! — Коммод засмеялся, искристо глядя ей в глаза. Громкий скрежет шин заносящегося на повороте автомобиля отвлек обоих, они посмотрели в окно. В ворота поместья въехал золотистый кабриолет. Он неровно ехал по круговой дорожке, иногда заезжая на газон справа или слева от себя, потом проехал боком на тормозе, подняв высоко в воздух огромный шлейф пыли, и остановился у крыльца, сбив одну из боковых статуй у лестницы. Луцилла с ужасом и яростью осознавала, что за рулем был Луций. Тихая усмешка Коммода пробудила ее от шока. Она медленно перевела взгляд на Коммода и спросила еле слышно: — Ты посадил его за руль? Глаза Коммода шаловливо сияли, он улыбался ей самой невинной улыбкой, а потом утвердительно моргнул. Луцилла взорвалась: — Посадил за руль?! — она ударила Коммода по голове. — Моего сына??? — еще раз ударила. Коммод вжимал голову в плечи, но лицо его было довольным. Луцилла побежала во двор. — Луций! — закричала она, выбежав на лестницу. Луций увидел ее. — Мама! — обрадовался мальчик, выпрыгнул из автомобиля и побежал к ней навстречу. Они обнялись посередине лестницы. — Ох… — поморщился от боли Луций, когда она дотронулась до его поясницы. — Что такое? — испугалась Луцилла. Она резко развернула сына и подняла его футболку. Ее взору предстала большая запекшаяся кровавая ссадина с большим серо-пурпурным синяком вокруг. Луцилла пришла в ужас. — Кто это сделал? — спросила она. — Я с дерева упал, — весело сказал Луций. — Ты видела как я дрифтовал? — его лицо светилось от восторга. Луцилла нервно кивнула и поцеловала его немытые волосы. — А это что? — тревожно спросила она, увидев на его предплечье четыре длинных пореза. — А, это Октавиус сделал, — беспечно сказал Луций. — Октавиус? — обеспокоенно сказала она. — Мой тигр. Он такой глупый! Вот Клавдий другое дело — он послушный, хороший тигр! Хочешь посмотреть чему я их научил? Пойдем, они живут у меня в комнате! — Луций потянул мать за руку. Заметив как она побледнела, он счел нужным добавить: — Они маленькие еще. Они вошли в дом и шли по длинному колонному коридору. — Разве у тебя не должно быть сегодня уроков математики и латыни? — спросила Луцилла у сына. — Как твои оценки? Что говорят учителя? — Все мои учителя уволены! — сказал Луций с победным видом, поднимая вверх руки и голову. — Дядя уволил твоих учителей? — спросила Луцилла, злобно посмотрев на второй этаж, где был кабинет Коммода. — Нет. Сначала дядя мне все разрешал, а потом сказал, что он мне больше ничего не разрешит, если я не перестану доставать его, постоянно спрашивая разрешение. Он сказал, что я должен сам принимать решение, сам себе разрешать или не разрешать. Так что насчет учителей это было мое решение! Я сам их уволил! — гордо сказал Луций. В животе у него заурчало. — Пожалуй мне пора поесть, — сказал он. — Что ж, по крайней мере ты не забываешь вовремя пообедать! — вымученно улыбнулась Луцилла, нежно погладив сына по голове. — Это будет завтрак, мам! — объяснил ей Луций как умственно отсталой. — Я недавно проснулся, поехал покататься. — Так, так… — сказала Луцилла сквозь зубы. — И почему же ты так поздно проснулся? Во сколько ты лег спать? — Я не знаю, вчера мы с дядей долго рубились в приставку, когда я ложился спать уже начинало рассветать. Луцилла поджала губы и сделала глубокий судорожный вдох. Они пришли на кухню. — Чем ты тут без меня питался, Луций? — спросила Луцилла. — Ты не забываешь есть… Луцилла обернулась и увидела как ее сын стоит у открытого холодильника и держит в потной грязной ладошке с грязью под ногтями огромный кусок шоколадного торта, так что жирный крем просачивается сквозь его пальцы. — …овощи… — закончила фразу Луцилла. Она с отвращением смотрела как Луций набил рот тортом, испачкав при этом нос, щеки и подбородок. Второй рукой он открыл банку колы, и оттуда хлынул бурный пенный поток, мгновенно заливая его одежду и обувь. — Да блять! — воскликнул Луций, отчего часть жеваного торта вывалилась у него изо рта на пол в лужу колы, а у Луциллы обреченно упала челюсть. Луций отпил из банки, наклоняясь вперед, хотя он все равно был уже весь в коле с головы до ног. Коммод стоял в дверях и наслаждался зрелищем, которое представляло собой зеленое в багровые пятна лицо Луциллы с дергающимся глазом. Он даже мог слышать ее тяжелое разъяренное дыхание. Когда она заметила его присутствие, ее лицо заклокотало от гнева. — Ублюдок! — прошипела она. — Ты доволен? Чему ты научил моего ребенка? — По большей части Луций до всего дошел сам, — сказал Коммод, лучезарно улыбаясь ей. — Я лишь предоставил ему возможность быть самим собой. Затем глаза Коммода загорелись от того, что он кое-что вспомнил, и он добавил, показывая внутрь дома: — А ты Клавдия и Октавиуса уже видела? — он чуть ли не подпрыгивал от восторга. Луцилла подошла к сыну и, стараясь не наступить в разлитую колу, толчками в спину вывела его из кухни. Проходя мимо брата она ударила его руками в грудь и одарила испепеляющим взглядом. — Идем, Луций, мы уезжаем, — сказала Луцилла, ведя сына перед собой, но услышав ее слова, он вырвался и побежал назад. — Луций! — воскликнула Луцилла. Она обернулась. Луций стоял рядом с Коммодом, Коммод обнимал его за плечи. — Нет, мама! Я никуда не поеду! Я хочу остаться с дядей! — сказал Луций. А потом добавил: — И ты тоже должна. Мы скучали по тебе. Коммод поднял глаза на Луциллу. Теперь его взгляд был серьезен.