Сияние тёплых звёзд над футбольным полем

В тот день ничего не предвещало. Ну да, их команда вышла в четверть финала. Ну да, благодаря Какаши. Уважение, а иногда и зависть одногруппников, признание тренера, восхищение девчонок – все это казалось Хатаке привычным фоном жизни. Он даже не нервничал особо перед игрой. Скорее испытывал азарт, как гончая, которая напала на след. Долгожданные новые бутсы добавляли плюсов к настроению. Утро перед матчем было необычайно теплым как для середины сентября. Всю прошлую неделю шли дожди, а сегодня мир казался будто отмытым – яркое голубое небо без единого облачка, здания и деревья в свете солнца, тротуар покрыт желтыми кленовыми листьями. В парк Какаши пришел даже раньше Гая, успел взять кофе и пакет круглых сливочных леденцов. Лениво растянулся на скамейке и невольно залюбовался этим красивым миром. Они всегда встречались с ребятами перед матчем. Их место встречи – парк возле футбольного поля оставалось неизменным еще со времен начальных классов школы. Перейдешь мостик через речушку, пройдешь сквозь дубовую аллею – и ты уже у входа на стадион. Если бы кто-то посмотрел со стороны, то сказал бы, что светловолосый парень в зелено-жёлтой футбольной форме, чёрных гетрах – красив как картинка из тех книг о любви и отношениях, которыми увлекаются девушки-подростки. Кто-то смотрел. Какаши буквально затылком ощутил. Повернулся. Красно-чёрная форма, смазливое лицо, выбритые виски, блондин, длинные волосы забраны в высокий хвост, татуировка в виде птицы на запястье. Дейдара. Крошка Дей из команды колледжа искусств. Соперник. В прошлом сезоне этот с птицей заставил Хатаке серьёзно попотеть на поле. Н – неприязнь. – Что Хатаке Какаши, ждёшь свою чикулю Обитулульку-сосульку? – Дей усмехнулся и показал средний палец. – Надо ведь расслабиться перед матчем. Вот только, жалость какая. Он не придёт. Он как раз отсасывал в раздевалке… Руки непроизвольно сжались в кулаки. Жар прилил к лицу. И бывают же такие придурки, чем они там вообще занимаются в этом колледже искусств. Не иначе, как всяким. Надо бы действительно спросить у Обито, он ведь ходит туда в театральный кружок. Плохо знаешь соперника – рискуешь. В любом случае говорить такое про его лучшего друга – это слишком. Дей нарывается. Давно пора ему врезать. Жаль только пачкать форму перед игрой. Какаши вздохнул, подраться прямо перед решающим матчем – так себе перспектива. Но если Дей продолжит, придётся. – Ой-ой-ой, мадам, как вас сюда занесло? Потерялся, бедняжка. Сасори и Итачи не отвели вас за ручку и теперь Деюшка грустит, – Гай, Асума и Рин, словно жёлто-зелёные ангелы, спасли положение. – Бее, вали отсюда и поплачь. Теперь их больше и Дей ретировался, испугавшись. Убедившись, что Дей ушёл, Рин наконец задала повисший в воздухе вопрос. – Каши, а где Обито? Вопрос этот не вызывал ничего, кроме раздражения. – Да чёрт его знает, – Какаши протянул ребятам леденцы, – опаздывает, как видите. *** В тот день всё было как обычно. Кто мог знать, что на двадцатой минуте матча пойдёт дождь. Четверть финала – слишком серьезно, чтобы отменять. Их городок слишком маленький, чтобы получить финансирование для искусственного покрытия. Поле в один миг стало мокрым и скользким. Кое-где превратилось в натуральное болото. Красная почва липла, они месили комья грязи. Какаши проклинал погоду, тренера, матч, опоздавшего Обито, но больше всего – самого себя, дурака, надевшего эти клятые новые бутсы. Не проверил. Просто заказал той же фирмы, только новую, более крутую модель. Крутость оказалась красивой рекламой. Бутсы были скользкими. Нужно продержаться до конца, забить решающий гол, и потом со спокойной совестью Хатаке выбросит эту обувь для мазохистов в мусорку прямо в раздевалке. Несмотря на погоду – использовали прошлогоднюю стратегию. Измотать противника, потом разбить в пух и прах. Но пока именно они теряли силы и вдохновение. Какаши видел, что свои ребята уже на пределе. Пора. Побежал, чтобы отобрать мяч у Дея. Легко проскочил сквозь защиту Сасори. Ударил по мячу. Это мгновение Хатаке Какаши затем прокручивал как фильм в своей голове бесчетное количество раз. Что на самом деле тогда произошло? Он не был уверен. Ударил по мячу. Подскользнулся. Упал. В щиколотке что-то хрустнуло. Полный рот мерзкой красной глины. Глина заливает глаза. Нет, это не глина. Тёплое. Запах железа смешивается с запахом какого-то одеколона. Кровь. Мяч влетел в ворота соперников. Шум на трибуне. Или это в ушах шумит? Свист. Тяжесть. Боль невыносимая. Дальше Какаши видит со стороны. Дей сидит на нём, схватил за шкирку и прикладывает лицом в грязную жижу, называемую сейчас землёй. – А Обито отсосал у меня, – Дейдара говорит это тихо, прямо ему в ухо, но Какаши кажется будто орёт, – и ты знаешь, ему понравилось. Хатаке делает рывок, переворачивается, встаёт, его трясет мелкой дрожью, боль пронизывает всё тело – и лупит, лупит ногами со всей силы в красно-чёрное пятно на земле. Свист. Красная карточка. Всё вдруг потемнело и завертелось. *** Раздевалка. Пахнет медикаментами, потом. Холодно. Незнакомец в белом халате. – О, очнулся наконец. Видишь меня, слышишь? Сколько пальцев? Вот и молодец. Жить будешь. Если будет тошнота или какие-то необычные симптомы – позвони– и я запишу тебя на приём без очереди. Сейчас осмотрим ногу. Можешь ей пошевелить. Нет. Ну ничего. Ножницы есть? Помогите мне кто-то нибудь разрезать гетры, лучше не двигать лишний раз. Тренер Минато, хмурится. – Что ты, **ядь, творишь, Каши? – трёт переносицу. – Что это было, скажешь мне? А, красная карточка. Хатаке откидывается назад на носилках. Дерьмо собачье. И не свалишь. Гай, Асума переоделись и тусуются рядом. Рин плачет. Хочется оказаться где-то в другом месте, спрятаться, временно не существовать. Обито роется в своём рюкзаке. От желтой неоновой расцветки которого, Какаши и правда начинает тошнить. – Вот он, нашёл, ножниц нет, – Учиха нависает, дышит шумно, форма заляпана кровью, – мне разрезать или вы? Швейцарский перочинный ножик Обито. Красный с белым крестиком. Хатаке видел миллион раз – как этот придурок вырезал с его помощью надписи на партах, как резал яблоки, как отрезал веточки для костра. Но когда Учиха натянул ткань, и холодное лезвие коснулось разгоряченной кожи, Какаши почему-то смутился. Запах сливочных леденцов от Обито, горький вкус во рту, треск рвущейся ткани, тепло разливается по телу, тянет низ живота. Приятно. И стыдно от того, что приятно. Аж дыхание перехватило. *** Обычная жизнь в колледже превратилась в настоящий кошмар для Какаши в первый же день после злосчастного матча. Лицо распухло и походило на пропавшее яблоко, из-за фингала один глаз превратился в узкую щелочку. Пришлось нацепить тёмные очки и отыскать завалявшуюся ещё с незапамятных времен чёрную тканевую маску. Хатаке не то чтобы стеснялся своего лица, но идти в колледж в таком виде после того, как из-за него команда потерпела поражение, мягко говоря, опасался. Он всё ещё помнил, как это – когда мягкий бабл неуязвимости не защищает тебя. Плохо. Очень плохо. К тому же – хромота. Перелома не было, всего лишь множественные ушибы и растяжение, из-за которого и наложили эластичную повязку. Ходить больно. Чтобы идти пешком или ехать в колледж на электросамокате не могло быть и речи. Он попробовал. Сделал пару шагов и отбросил эту идею. Таким темпом до колледжа дойдёшь дня через два. Встал на самокат. Это было ещё больнее. Потянулся было к телефону, чтобы вызвать такси. Но ездить в колледж на такси пока не заживёт нога – слишком накладно. Пришлось тащиться до автобусной остановки. Дорога далась тяжело. Ничего не отвечать в общем чате с ребятами, где все договаривались о встрече перед занятиями было ещё сложнее. На душе кошки не только скребли, но и нагадили. Какаши боролся с желанием не пойти на занятия. Превозмогая боль, решил, если опоздает на автобус – не пойдёт. В этой игре со Вселенной снова пришлось переживать неудачу, ведь он вышел из дома за два часа до начала занятий. Успел. У остановки столпилась группа ребят. С ужасом Хатаке осознал, что все они из колледжа искусств и тот, с птичьей татуировкой, там. Дейдару поддерживали под руки, как настоящего героя. Не без удовольствия Какаши отметил, что Дею здорово от него досталось. Хоть какая-то радость в этом несправедливом мире. Однако, радоваться было рано. Его заметили. Хатаке приготовился умереть в честном бою и даже словил в этом задор. Знакомая фигура в ярко-оранжевой велосипедной куртке оторвалась от толпы и направилась прямиком к Какаши. Сердце ухнуло вниз. Обито. Напряженное молчание, сдавленные смешки. – Ты телефон потерял что ли? – Учиха очевидно ощущал себя здесь как рыба в воде. – Я сюда пошёл, думал, если не появишься, идти к тебе. Давай помогу. Какаши впервые за день искренне доволен тем, что лицо непонятного цвета, потому что чувствует, щёки начинают пылать, когда Обито прикасается к нему. В колледже вместо того, чтобы сосредоточиться на занятиях, однокурсники и преподаватели только то и делали, что сочувствовали, сокрушались, вопрошали, осуждали, оправдывали, хлопали по плечу, желали всяких несчастий соперникам , ожидали – в новом матче четвертьфинала ( тренер Минато добился переиграть и финансирования на покрытие) Хатаке надерёт задницу колледжу искусств. Какаши не был уверен. Нога болела. Хотелось умереть от такого количества внимания. Масла в огонь подлил преподаватель по матанализу, Учиха Мадара. Недаром, ребята за глаза называли предмет – матаналом. Во-первых, обидно, из-за пропущенной контрольной, Мадара поставил недопуск к зачёту. Мог бы и простить. Во-вторых, только эта жестокость воплощенная в преподавателя могла ляпнуть при всех, что виновато, конечно, не покрытие, а Какаши Хатаке, потому что покрытие никого не избило. В-третьих, в глубине души Какаши был с ним абсолютно согласен, и это саднило похлеще занозы. Шепчутся, пересматриваются, улыбаются. За три первых пары что-то изменилось. Стало ещё хуже. Какаши ковылял по коридору, опираясь на Гая, и чувствовал себя как зефир в бульоне. Совершенно неуместно. Не мог понять, что случилось с общественным настроением за такое короткое время. Уже должны были перестать пялиться. Но продолжают. Что такое? Нелегкое объяснение пришло в виде взволнованной Рин. – Каши, ты уже видел? Ой, видимо, нет. Идём, – теребит короткую каштановую прядь, прикусывает губу, – знаешь, мне кажется, Дейдара в этот раз реально переборщил. Когда Какаши, не без помощи Гая, наконец справляется с лестницей и выходит из колледжа, то натыкается на предмет сегодняшних сплетен. Именно тогда он познал, что на самом деле означает выражение “ярость застлала ему глаза’'. Дейдару хотелось задушить собственными руками, перед этим пытать, после убийства уничтожить любое воспоминание о нем. Такой ненависти Хатаке не испытывал никогда. Старинные темно-синие резные деревянные двери украшала огромная нацарапанная надпись. “ Какаши+Обито= сердечко” Огромное, *ука, нацарапанное сердечко, прямо по центру двери. *** – Выдыхай, Какаши, ну может – реально не он. Да какая разница, кто. Мало ли идиотов. Сейчас ты увидишь это покрытие новое и воспылаешь. Футбол это ты. Ты это футбол. Они знают, что проиграют, вот и бесятся. Второго такого шанса мы им не дадим, – у Гая блестят глаза и говорит он без умолку, – пойдём заниматься завтра, врач сказал тебе, всё заживёт как на собаке. Ну лицо чуть дольше. Так не лицом же тебе играть. – Вот легко тебе говорить, Гай, а если бы оказался на его месте? – Асума сочувственно вздыхает. – Я б убил скотину. Но покрытие действительно классное и ключ нам Минато дал. Сказал делайте, что хотите, но чтобы через две недели этот позор ходячий был как новенький. Вот мы и делаем. Начнем готовиться с тренировок духа. Обито подозрительно молчал, тоже злился, видимо. Тренировки духа подразумевали под собой недорогой вискарь с апельсиновым соком и огромный пакет куриных крылышек в медово-горчичном соусе. Они удобно расположились на трибуне. Взошла луна и осветила футбольное поле, за спиной шумели деревья. Покрытие Какаши понравилось. Он действительно воспылал. Сейчас был пьян и доволен. Вискарь купленный по акции в супермаркете оказался хорошим. Близкие люди рядом. Он уязвим, но не одинок. Сердце сладко замирало от присутствия Учихи рядом. Хатаке все время думал одну мысль, она забирала всё внимание, не давала покоя. Все помыслы вращались вокруг этой мысли, как планеты вращаются вокруг Солнца – надпись была нацарапана. Когда Гай с Асумой отошли отлить, а такой же пьяный Обито остался сидеть рядом, Хатаке решил подать мяч первым и посмотреть, что будет. – Что, если я догадался? Обито, почти слившийся в своей куртке с оранжевым сиденьем трибуны, вдруг подскочил, ринулся куда-то идти, вполне ожидаемо споткнулся о Какаши. Извинился, когда понял, что задел больную ногу. Засопел. Вспыхнул. – Что, если я серьёзно? Согласен, форму сказать неподходящую выбрал. Мне страшно просто очень. Не каждый день я решаюсь позвать лучшего друга на свидание. Пойдёшь, Каши? Учиха обошёл все защиты и забил подачу прямо в ворота. Смотрит в упор, пододвигается вплотную, пользуется травмой Какаши...Тем, что тот не может встать, а на самом деле сейчас и не хочет, потому что Обито близко, и от этого хочется жить, и играть в футбол, и навалять этим козлам, и много чего ещё другого хочется, в чем вкусно и щекотливо себе признаваться. – Так, братан, уходим. Мы тут явно лишние, – Асума тянет за собой Гая, который не врубается сначала, – да все нормально, мы же не дурачки. Завтра увидимся. Потренируемся. Ну, пока. Когда парни уходят, Обито и Какаши сидят в тишине. Им хорошо сидеть вместе. Слова пока не нужны. Перед ними поблескивает в свете луны футбольное поле. Время замедляется. Идёт так, как нужно этим двоим. Ровно до того момента, когда Хатаке решается сказать, чуть с вызовом. – А что, если пойду? – страшно так, что голос дрожит, страшно потерять то ценное, что есть, потерять единственного человека, который видит, понимает, принимает. – Я стесняюсь, пиздец как. Но всю жизнь жалеть буду, если сейчас не соглашусь. Обито ржёт, это разряжает атмосферу. Учихе хочется большего, чем разговоры говорить. И он достаточно пьян, чтобы сделать то, о чем мечтал так давно. Наклоняется. Целует. Сначала только губами, затем жестче, распаляясь. В его фантазиях на этом все и заканчивалось, потому что Какаши должен от всего сердца дать в морду. В реальности же Хатаке отвечает и льнёт ближе. Это сводит с ума. Реальность лучше чем фантазии. Разве так бывает? Разве так бывает, что можно просто признаться, а потом будет всё тоже самое, просто добавляется ещё один элемент, как луна растет и убывает, оставаясь все тем же небесным светилом. Какаши молчит, думает, мне нужно привыкнуть. Обито тараторит обо всём на свете, чувствует, нужно привыкнуть. Оба знают наверняка, что это называется счастьем. Луна заходит за деревья, а над футбольным полем сияют огромные теплые звёзды. *** Какаши переоделся сто раз, наверное. С чего бы Обито вдруг стало не всё равно, в чём заявится на свидание Хатаке? Когда Учиха отмечает, что рубашка классная, километры внутренних сомнений Какаши торжествуют. Значит, не зря старался. Не зря, всё не зря. Только этот придурок мог позвать провести первое свидание на футбольном поле. Только другой придурок мог согласиться. И вот они лежат прямо на новом покрытии в центре поля, слушают музыку с учиховского плейлиста, а множество ярких теплых звёзд настолько близко, что можно прикоснуться рукой. Прикасаться хочется к другому. Руки у Обито обжигают, Какаши – весь натянутая стрела от таких прикосновений. В учиховских прикосновениях есть что-то сакральное для Каши, что-то такое, от чего он готов признаться и просить. – Обито, подожди. Я сейчас, наверное, покажусь тебе полным идиотом. Но ты мог бы провести по мне своим перочинным ножом. Как тогда, в раздевалке? Учиха улыбается ошалело, уж слишком всё разительно хорошо отличается от его фантазий. – Ущипни меня. Я что, сплю? – вздыхает, роется в рюкзаке. – Знаешь, в тот момент, когда разрезал тебе гетры. Решил, что скажу, будь что будет. Думал, ну и пусть, если ты мне врежешь.Так вот. А что, если я тоже – полный идиот? Нет ничего плохого, если это нравится нам обоим. Каждый человек – как долбаная снежинка, одинаковых нет. Смысл в том, чтобы найти того, кто тебе подходит. Найти свой собственный путь. И того с кем пересекается этот путь. Обито достаёт из рюкзака свой швейцарский красный перочинный ножик с белым крестиком на рукоятке, расстегивает тщательно подобранную клетчатую рубашку, проводит лезвием по груди со светлыми волосками, ведёт вниз, ниже, лезвие приятно холодит кожу. Учиха расстегивает ширинку и опускается перед Какаши на колени. Перочинный нож летит в траву, Хатаке ощущает как мурашки ползут по коже, легонько хватает Обито за волосы и миллионы тёплых звёзд теперь не только снаружи, но и взрываются внутри него самого. *** В то утро перед матчем Какаши Хатаке сидел на привычной белой скамейке. Нога болела совсем чуть-чуть. Да это было и неважно. Важно было – Обито Учиха. Сидящий рядом, жующий леденцы, держащий за руку, улыбающийся, свой. Важно было – ребята. Шумные, добрые, свои. Выиграть было важно. Ради них всех. В тот день на поле Хатаке был собакой. Счастливой белой собакой, играющей с мячом. Это было весело. Безудержно весело. Когда довольный тренер Минато шутливо поинтересовался, что же ты с ним сделал Обито, что мы выиграли с таким оглушительным счётом, Какаши знал – оба они подумали про красный нож с белым крестиком в траве на футбольном поле и про звёзды, конечно, про звёзды. Учиха же, покраснев до ушей, нашёлся. – Ничего. Это всё положение звёзд над футбольным полем. Все засмеялись. Добавить тут было нечего. **Песня под которую лежали Обито и Какаши на свидании – "Blue Valentines" Тома Вейтса. ** Вот так выглядит перочинный ножик Обито https://noze.heureka.cz/victorinox-spartan/?gclid=CjwKCAjwkNOpBhBEEiwAb3MvvQWIQqUbjFCwwzot3E-K4YawZ5UVAWEsq4G2rAegJp9FDgqjWp8PoRoCnPkQAvD_BwE#prehled/