Посмертие

      Хоть раз стоило услышать среди незнакомцев одно слово — «Посмертие», даже не стоило уточнять, о чем конкретно шла речь. В Москве имелось огромное количество элитных, закрытых клубов, а «Посмертие» не входил даже в десятку подобных. Об этом месте знали исключительно те, кто числился в списке постоянных посетителей, но при этом громкое название все равно было на слуху у простых смертных. «В Посмертии выступал один из элитных диджеев…» «Я слышал, в Посмертии была тусовка, а потом началась пальба…» «Кажется, очередная тусовка в Посмертии закончилась кровавой баней…» Слухов действительно было разное множество, и практически никакие из них не подтверждались своей правдивостью. В Посмертии царил закон и порядок, пускай, атмосфера в клубе и действительно зачастую могла накаляться до искр, но хозяин, Александр Котов всегда держал все под контролем. В столь претензионном месте собиралась не менее опасные личности, которые, несомненно, любили некую конфиденциальность и надежность. А Котов, в свою очередь, как паук в центре самой темной паутины, собирал всевозможную информацию, которой, впоследствии, не брезговал торговать. Максим Громский частенько захаживал в это место, особенно хорошо знал и хозяина Посмертия — Саша ни раз продавал Максиму ценную информацию, которая, зачастую, потом стоила жизни паре тройке человек. Говорили, что, если хоть раз пожать руку Александру Котову, то ее в скором времени можно было и лишиться. Макс был из тех, кто опроверг столь нелепый слух. Да, Громский действительно был частым гостем в Посмертии, от того знал весь персонал и таких же гостей, как и он сам. И, что было одной из отличительной чертой клуба, — постоянство. Максим мог узнавать по лицам тех, кто находился на втором этаже, буквально за руку здороваться с чиновниками и просто носителями известных фамилий. Улыбался девушкам из персонала, что мелькали между столиками и разносили подносы, любовался стриптезершами, которые, на удивление, тоже оказывались одними и теми же. Саша заботился о своем персонале, и Максим уважал это: здесь нельзя было трогать девочек, только смотреть. Но вот в Посмертии явно что-то было не так. Какая-то неуловимая деталь, которая никак не давала покоя Максиму. Прислонившись к одной из колонн, он неосознанно сканировал взглядом зал, выпуская сизый дым сигареты через ноздри. Вот, мимо проскользнула блондинка в форме официантки, ее он помнил. Громский зацепился за нее взглядом, смотря, как девушка быстро семенит к лаундж-зоне, затем хватает под локоть другую девочку-официантку и, что-то явно недовольно шипя, уводит ту в сторону. И тут Громского осенило: новая девушка в персонале. Та, новенькая, с черными, густыми локонами, словно бы и не вписывалась сюда, в эту атмосферу клуба. Макс хмыкнул, туша сигарету в ближайшей пепельнице. Наконец, к нему вернулся Котов, протягивая толстую папку с документами: — Все, что смог собрать на Морозова. — Ощутимо, — оценил Максим, беря документ. — Теперь я точно смогу взять за яйца этого мудака. — Мне кажется, — сощурился Саша, — ты слишком осмелел. Он ведь полковник полиции, как никак. — Блять, да хоть Папа Римский, — фыркнул Громский. — Не люблю, когда мне переходят дорогу, ты же знаешь. — Знаю, — просто согласился Котов, замечая, как Громский неотрывно смотрел в одну точку. И он уже прекрасно знал, кто конкретно привлек его внимание. — Взял новую официантку? Мне кажется, я ее уже где-то видел, — криво усмехнулся Максим, как-то не по-доброму сверкнув своими иссиня-черными глазами. — Взял, — так же кратко и сухо отозвался Котов. — Я думал, ты по уши влюблен в дочку Белова? — Как слухи быстро разносятся, ты погляди, — передернул плечами Максим. — И жениться собрался, — добил Саша. — Так что, будь добр, мою кошку не трогай. — Кошку? — оскалился Громский. — Блять, Котов, ты просто блещешь остроумием. Как хоть звать кошку твою, м? Твою мать, не могу отделаться от ощущения, что и правда видел где-то эту кралю. — Если ты шатаешься по каким-нибудь притонам, то вполне возможно, — без капли сарказма отозвался Саша. — Василиса ее зовут, и то ли это самая главная ошибка в моей жизни, то ли… Даже и не знаю, что сказать. — Понимаю, брат, — спрятав пакет с документами во внутренний карман кожанки, усмехнулся Громский. — Любовь зла. — Не забудь про перевод за инфу, — напомнил хозяин Посмертия. — Только тебе позволяю такую наглость: платить после того, как получаешь на руки документы. И, Громский, — достав пачку сигарет и кинув взгляд стальных глаз из-под челки, напоследок предупредил Котов. — Василису не трогай. Я серьезно. Максим Громский терпеть не мог, если ему что-то запрещали, от того внутреннее любопытство и интерес к таинственной Василисе, именуемой кошкой, разожглось так, если бы в затухающий костер плеснули бензина. Он был уверен, что явно где-то видел девушку, от того никак не мог успокоиться. Память на лица у Громского была феноменальной, но иногда, безусловно, подводила, а дурацкое ощущение того, что что-то вертелось в голове, потом никак не давало покоя. — Серьезнее некуда, — Максим развел руками. — Только поздороваюсь, дружище. Александр Котов не стал никак это комментировать, лишь молча закурил, а затем, одернув рукава рубашки, удалился в свой кабинет, что как раз находился над вторым этажом. Громский проводил того долгим взглядом, а после двинулся к бару, за которым уже приметил ту самую Василису, котовскую кошку. Уже издалека Максим заметил, насколько девушка была напряжена, казалось, что она не в восторге от работы, буквально ощущала себя не в своей тарелке. Все ее движения были чересчур резкими, каким-то нервными, отрывистыми, а вместо улыбок для гостей, она просто кривила губы. Усевшись за свободный стул, он тут же обратил на себя внимание, заказав виски. Она даже не удостоила его взглядом, молча приняла заказ, глухо поставила перед ним стакан и налила пойла, слегка разлив. — Солнце, протри стойку, не позорься, — не удержался Максим от едкого замечания. И тут она посмотрела на него. Нет, то был не взгляд, а буквально зеленая молния, которую она метнула в его сторону, из-за которой, Макс мог поклясться, у него стрельнуло где-то в районе затылка. Это был взгляд не здорового, явно чем-то больного человека, возможно, не физически, а душевно. В приглушенном свете ее лицо было видно плохо, но Максиму и без такого казалось, что девушка была бледной, чуть ли не прозрачной. Особенно с белой кожей контрастировали эти до безумия черные локоны, которые так странно завивались к самым кончикам. Макс сделал глоток алкоголя, поскольку в горле действительно пересохло, но к тому моменту Василиса уже обслуживала других гостей, и, как успел заметить мужчина, дружелюбием она явно не отличалась. — Кошка, значит, — пробормотал себе под нос Громский, наблюдая, как девушка, передавая обязанности уже знакомой блондинке, ускользает куда-то прочь из-за барной стойки. Он буквально спиной ощущал на себе пронзительный взгляд Котова, который, безусловно, наблюдал за ним из своего кабинета. Саша любил все держать под контролем, особенно в своем клубе. В Посмертии ничего не происходило без его ведома, поэтому Громскому было вдвойне приятнее следовать за таинственной Василисой, что скрылась за дверью, которая вела на пожарную лестницу. Форма официантки, казалось, душила девушку. Она закатала рукава черной рубашки, расстегнула пару пуговиц на вороте и груди, а юбка постоянно задиралась, так привлекающе ползла вверх по ее бедрам, оголяя какие-то безумные рисунки или надписи. Максим успел заметить несколько разбросанных татуировок на ее предплечье, но те, что выглядывали на бедре, привлекали его куда больше. Василиса нервничала, нельзя было не заметить, как ее потрясывало. И из-за своего состояния, о котором начинал догадываться Максим, она его не замечала. Очень судорожно, так, словно каждое лишнее движение приносило ей немыслимую боль, она достала из фартука пачку сигарет. И, лишь зажав фильтр губами, она поняла, что ни спичек, ни зажигалки под рукой не было. — Ломает? — для Василисы Максим буквально выплыл из темноты, появился, как чертов призрак, напугав ее так, что она чуть не выронила сигарету, но все же, смогла взять себя в руки. Она не ответила ему, а, завидев, что он поднес к ее лицу газовую зажигалку, слегка поддалась вперед, дабы прикурить, но при этом не сводила с него взгляда изумрудных глаз. Голова Громского была вскружена серо-голубыми, невинными глазами Ярославы Беловой, в чьих радужках могла плескаться целая вселенная. В этих же ядовитых омутах, где, казалось, плескалась какая-то радиоактивная, опасная жидкость, отдающая кислотной искрой, — читалась необъяснимая опасность, смешанная с каким-то глухим отчаянием. Взгляд Василисы был пустым, наверное, все наркоманы смотрят так, когда нуждаются в очередной дозе. Затяжка ей помогла, о чем Громский понял сразу же: девушка прислонилась спиной к стене, вдыхая дым в себя, и он чуть ли не видел, как ее легкие заполнялись чернотой, сжимались, а затем, стоило ей выпустить сизую струю через ноздри, расправлялись, как крылья за спиной. — По мне так заметно? — наконец, уточнила она. У нее был чертовски хриплый голос, словно кто-то насильно заставил выкурить ее с десяток пачек с сигаретами. — По себе знаю, — просто пожал плечами Максим, тоже закуривая. — По молодости баловался коксом. Чистым. М-м, песня. — Ха, — усмехнулась она, все еще не отлипая от стены. Максим был уверен, что ей и стоять-то было не легко. — Мне не хватило бы на кокс, продай я бы почку. Поэтому, — она затянулась еще сильнее, заставляя тлеть сигарету до самого фильтра, — колеса. — Ну хоть не кислота, — Громский прислонился плечом к углу, оставляя между ними около метра расстояния. — Видимо, сильно ты запала в сердце Котова, раз он пристроил тебя к себе под крылышко, кошка. Новое прозвище явно было ей не по вкусу. Василиса тут же выпрямилась и, облив Громского кислотой своего едкого взгляда, бросила сигарету на пол и довольно-таки агрессивно наступила на нее. Скинув тяжелые локоны с лица, она, наконец, осмотрела своего оппонента как следует. Максим точно ощутил, как девушка просканировала его, как подметила татуировки на пальцах, возможно, смогла выцепить пару шрамов на лице. Но самое столкновение свершилось, когда зелень ее глаз встретилась с его штормом, из-за чего оба тут же вспомнили, где видели друг друга. — А это ты, — Василиса сделала шаг вперед, скрещивая руки на груди. — Любитель ходить со стволом по клубам. Я видела сводку новостей. — А это ты, — не остался в долгу мужчина. — Любительница шныряться, чем попало в таких гадких заведениях. Котов знает? — Что ты пристал к этому Котову, блять, не пойму! — взорвалась она, махнув рукой. — Он думает, что сможет перевоспитать меня, думает, что у него все под контролем. Что здесь — я под контролем. Но он нихуя не знает, и он не может контролировать мои ломки. Никто не может. Максим прекрасно помнил подобное состояние, когда готов был разорвать любого только ради того, чтобы снова принять. Он видел, что происходило с Эл, когда она ловила приход, а затем — они оба просто два тела на грязном полу, просыпающейся с невыносимой болью во всем теле, а в голове только одна мысль — ЕЩЕ. У Громского была цель в жизни, вокруг достаточно людей, определенная мотивация, враги, в конце концов, и всего этого было достаточно, чтобы в какой-то момент запретить себе даже думать о подобном. Он думал, что так же смогла и выбраться Грачева. А вот перед ним стоял определенно поломанный человек без какой-либо цели в жизни. У Максима было хорошее зрение, поэтому он видел татуировку в виде змеи на запястье девушки, а еще толстые рубцы шрамов на венах. Видел, как она не могла стоять прямо, потому что именно в эту секунду все ее тело, каждая частичка кричала ей о том, что необходимо было закинуться, чтобы заглушить это все: каждую эмоцию, возможно, голоса. Он видел, как дрожали ее бледные губы, а еще смог заметить сходящий синяк со скулы. Громский смотрел на кривое отражение себя самого, возможно, более молодого. Именно того Максима, который только-только лишился отца, еще сидевшего на коксе, в подчинении у Игната, только что получившего пару ранений, а затем забивший кожу непроглядно черными чернилами. Он понял, что Василиса делала тоже самое: создавала красивую обложку, пряча свое содержимое под рисунками, под маской агрессивной, самостоятельной девушки. Действительно, бродячая кошка, которую просто подобрал хозяин Посмертия. — В том-то и дело, Василиса, — Максим приблизился к ней практически вплотную, протянул руку, дабы убрать лезущие в лицо волосы. Она даже не дернулась в сторону, просто продолжала существовать где-то между ним и стеной. — Можешь только ты, девочка. Не губи свою жизнь, поверь, тебе такое нахуй не нужно. — Да что ты можешь знать о моей жизни, ты, обеспеченный всем говнюк. Ты и Котов, — Василиса все же показала характер, отшатнулась от мужчины, вдобавок ударила его по ладони, слегка поцарапав кожу, — два мажорика, которые получили от жизни все, а теперь сидите на жопе ровно, попиваете виски и раздаете всем советы. Да идите вы нахуй, ясно?! Максим и не думал воспринимать сказанное всерьез, у него и в мыслях не было как-то обидеть или же причинить боль девушке, к тому же, в таком состоянии. Но поставить ее на место, так сказать, вправить мозги действительно хотелось. Ему не составило труда припечатать ее к стене, схватив за горло: она была чертовски легкой, казалось, что даже еще более хрупкой, нежели Ярослава. Василиса напряглась всем телом, выгнулась в спине, уперлась ногами в бедра Громского, впилась ногтями в побелку позади себя, но самым ее острым оружием, как всегда, оказался взгляд, прожигающий насквозь, как луч солнца, направленный через увеличительное стекло. — Послушай, кошка, — оскалился по-волчьи Максим, наклоняясь к ней еще ближе. — Знала бы ты, с кем сейчас говоришь на самом деле, — написала бы к себе в трусики от страха, но я тебе не скажу. Можешь потом спросить у своего Котова, он расскажет, поверь. И запомни очень важную вещь, — его дыхание коснулось ее уха, и Василиса буквально перестала дышать. — Ни я, ни Санька ничего в жизни не получали просто так, на блюдечке с голубой каемочкой, как ты, наверняка, краля моя, думаешь. Все блять, в плоть до того, что я нахожусь здесь, вырезалось и зубами и ногтями сквозь пот и кровь. Я не горжусь многими своими поступками, но без них не было бы меня. С Котовым та же история: такого уважения и влияния, как у Санька, можно добиваться годами, а затем получить пулю в лоб, а он, как видишь, все еще здесь. И пытается реанимировать твою симпатичную задницу, так что, — Громский резко отпустил Василису и сделал шаг назад. — Лично моя просьба, сделай мне одолжение — вынь голову из задницы и начни ценить то, что он для тебя делает, окей? Схватившись за горло и пару раз кашлянув, Василиса съехала по стене вниз, так и рассевшись на бетонном полу. Ее вовсе не волновало то, что она была в супер неудобной узкой юбке, которая задралась еще сильнее, буквально демонстрируя постороннему мужчине ее нижнее белье. Максим Громский не стал проявлять джентльменские повадки, наоборот, присел на корточки напротив, не отказывая себе в удовольствии полюбоваться парочкой татуировок на внутренней стороне бедра. — Блять, сука… — прохрипела Василиса. — Я, блять, об этом не просила! У него ебанный синдром спасателя или у него встает только на таких, как я, не знаю! Но я не просила и просить не буду. Я свой выбор сделала. Она внезапно подалась вперед, схватилась за ворот рубашки Максима, из-за чего он слегка потерял равновесие, но смог удержаться. Безусловно, он не ожидал подобного от хрупкой наркоманки, но ничего предпринимать не стал, особенно, поняв, что именно собиралась сделать Василиса. — Я выбрала такую жизнь, — она очень близко приблизилась к его лицу, провела языком по подбородку и губам Громского, гипнотизируя своим зелено-кислотным взглядом пропащей души. Это завораживало и чертовски возбуждало. Было ощущение, словно бы Максим пробовал какой-то новый коктейль, в составе которого точно был некий сильный, неизвестный наркотик, а еще очень много бензина. Да, именно бензин, который так и плавился в радужках глаз Василисы, в которых росло блюдце зрачка. И нет, это не как у Ярославы, когда похоть брала над ней верх, это была именно та тягучая тьма, именно тот приход, который отнимал зрение у принявшего. Василиса явно успела словить кайф, и теперь собиралась оторваться на Громском. Максим принял правила игры вполне быстро. Резво поднялся на ноги вместе с девушкой и снова, прижав ту к стене, подхватил под бедра, завлекая в долгий, дикий поцелуй. Василиса ни капли не сопротивлялась, она так же адаптировалась в новом положении, обвив ногами торс мужчины, завлекая его все глубже к себе в рот, проводя языком по его деснам и зубам, иногда покусывая. Делала все, чтобы максимально отвлечь внимание, пока ее ловкие ручки шарили по карманам Громского. Стоило ей нащупать явно что-то похожее на бумажник, как Максим поменял ее положение: опустил на землю и развернул к себе спиной, прижав животом сильнее к прохладной поверхности бетона. Она задохнулась в этот момент, неосознанно выгнулась под ним, как истинная кошка. Нет, Саша так грубо с ней никогда не обращался, а здесь ею буквально управляли, распоряжались. — Знаешь, — горячее дыхание вновь обожгло ей мочку уха, — не будь я влюблен в одну девушку, то трахнул бы тебя прямо здесь. — Ее здесь нет, — тихо проскулила Василиса, ощущая, как Максим проник одной рукой ей под рубашку и смял грудь через топик. — А как же Котов? — Пошел он… Она снова нащупала его карман, пока Максим увлекся ее грудью и шеей, а затем мужчина и сам облегчил ей задачу — снова развернул к себе лицом. Василиса включила в себе истинную чертовку, уперлась коленом в пах, прошлась ловкими пальчиками поверх его рубашки, перебирая каждую пуговку, но не расстегивая, только подразнивая. Как же ей хотелось насолить Саше, показать, насколько же все-таки ей плевать, что она совершенно ничего не чувствовала к нему, и готова была просто так отдаться первому встречному. Василиса слегка укусила за подбородок Громского, запустила пальцы в его волосы на макушке, потянула зубами за мочку его уха, а затем поползла вниз, опускаясь перед ним на колени. Максим выпустил воздух через ноздри, прикрыл глаза: ему определенно нравилась такая опытность и уверенность в действиях. Нравилась, но все равно он не мог. Ярослава была далеко от него, находилась в Париже и, он был более, чем уверен, — терпеливо ждала возвращения. Максим не мог просто взять сейчас и предать девушку, а особенно все то, что произошло между ними. Позади грохнула дверь, которую явно очень резко и агрессивно открыли, из-за чего та ударилась о стену. Макс обернулся и тут же отошел от девушки, что весьма нехотя выпрямилась, так демонстративно вытирая жидкость с губ. Она успела проникнуть в его ширинку, смогла заставить Громского практически заколебаться и оступиться. Василиса определенно сделала нечто большее, чем просто сжала в руке его член, но Максим предпочитал не думать об этом, особенно видя перед собой разочарованного, но и чертовски злого Александра Котова. — Громский… я же предупреждал… — сквозь стиснутые зубы прошипел хозяин Посмертия. — Не удержался, — застегивая ремень и ширинку, слабо хмыкнул Максим. — Он тут ни при чем, — пожала плечами Василиса, у которой настроение явно улучшилось. — Я сама к нему полезла. Понравился. — Ты опять приняла? — кажется, как подметил Максим, Котов был уже на опыте, раз сходу распознавал нечто подобное. — Отъебись, — шикнула на него девушка. — Мы же договаривались, Ася, — Саша покачал головой. — Если ты примешь на работе, то я уволю тебя. — Ну, так увольняй! Ты грозился сделать это еще в тот раз, когда я нанюхалась в туалете, но что-то все никак! Да, блять, Саша, выкинь меня уже на улицу, где мне и самое место! Когда до тебя дойдет?! Мне не нужна твоя помощь! Она не стала дожидаться ни какой-либо реакции, либо ответа, просто выбежала прочь с пожарной лестницы, не менее сильно хлопнув дверью. Громский резко почувствовал себя полным идиотом, который так просто повелся на провокацию девушки, что находилась под воздействием наркотических веществ. Она намеренно использовала его, чтобы насолить Котову, сделать тому больно. — Знаешь, я бы не смог трахнуть женскую версию самого себя, — зачесав волосы назад, невесело усмехнулся Максим. — Уходи, — глухо бросил Саша, доставая уже практически пустую пачку сигарет. — Возможно, это и правда величайшая ошибка в твоей жизни, — напоследок кинул Громский, тоже закуривая на ходу. — Но я бы не стал все так оставлять. Саша лишь стряхнул пепел на бетонный пол, потер переносицу пальцами и, выпустив дым через ноздри, вернулся в зал Посмертия. А Максим только уже на улице, подходя к своему автомобилю, понял, что лишился бумажника. — Сучка…