Неприкосновенность

Фигура валяется в тени переулка. Черное на черном. Как его можно заметить? Если бы не белый мех, почти любой прошел бы мимо. Изая лежит, не шевелясь. Под ним нет лужи крови, уже хорошо. Дышит, еще лучше. Смотрит... Лучше бы не смотрел. - Где ты ранен? - Как его нести? Вдруг у него кишки наружу? - Кадота-ку-у-ун! Но живот под водолазкой белый. Ничего больше здесь не разглядеть. А Орихара безучастно молчит. - Изая-кун. Ничего. На левой ноге рана, палец проваливается между тканей, и Орихара дергается. Штаны уже жесткие от застывшей крови. Изая глубоко вздыхает, когда ему прощупывают живот, и дергается, когда доходит до рук. Запястья распухли. Вероятно, он не смог ни идти, ни дотянуться до телефона. Зная Орихару, ему бы это не помешало бороться за жизнь. - Кадота-кун! - Эрика наконец выглядывает из-за угла. Тоже вся в черном. Вот везет на друзей из теней. В машине светло, у Изаи опухшие красные глаза и еще влажные дорожки слез. Эрика косится, и Уолкер пинает ее, чтобы вдвоем вежливо смотреть в окно. Орихара позволяет себя придерживать, хотя в школе такое было бы невозможным. Даже раненый, он не хотел, чтобы его трогали. Даже смертельно бледный, он казался живым. Вредным, просто ужасным, но настолько не готовым отказываться от своих желаний, что это вызывало восхищение напополам с ужасом. Словно все возможно. Почему некоторые перестают дорожить жизнью, когда вырастают? Близость смерти либо напоминает о ценности жизни, либо обесценивает ее. Он не должен был примкнуть ко вторым. Противно. Рука на талии, раскрывшаяся рана на ноге. - Приехали. Первым, кому позволялось касаться, был Кишитани. Он же врач, потому что его отец врач. Потому что его отец сумасшедший ученый, а Шинра-кун недостаточно социализировался. Но ему можно. И все же он и правда мог зашить Изаю и не задавать лишних вопросов, а зашивать приходилось часто. И это был второй человек, под кулаки которого Изая лез сам. Может, он просто искал так прикосновений? Один лечит, другой калечит. В конце концов, так становилось понятно, что Орихара действительно существует, а не просто удивительный плод воображения. В конце концов, к Кишитани Изая должен был привыкнуть. К остальным не должен был, но иногда привыкал. Это грело душу. Врач повзрослел и поутих. Хотя, наверное, просто не выспался. - Ого. - Мы нашли его… - Шизуо-кун. - Это мог сделать кто угодно. – Эрика живая, как птичка. И черная, как ее равнодушие к незаконности их повседневной деятельности. Сплошная загадка. - На кого угодно он бы так не реагировал. Изая делает вид, что не слышит. Ему надо помыть руки, потому что потом с гипсом уже не получится. А заодно чужая кровь со своих пальцев смывается. Это всегда так странно – ты приходишь в светлую чистую квартиру, умываешься, и вся эта кровь и грязные подворотни словно исчезают. Приятно, но обманчиво. Надо переключаться, чтобы не сломаться, но совсем забывать о переулках нельзя. Нельзя давить на сломанные руки. Изая расслабляется, доверчиво не наблюдая за процессом, но бесцеремонно пялясь в лицо. Грязь застряла под ногтями. Доверчиво. Он наверняка не умеет доверять. Теперь точно, надежды на монстра, кажется, треснули. Шизуо-кун теперь тоже просто человек. Травм слишком мало, от того и страшно. Шинра-кун не сможет наложить гипс на сердце. Кишитани можно трогать Изаю, он врач, но он не лечит голову. Опухшие запястья синеют. - Каждый заслуживает взаимности. Но никто не обязан ее давать. Это не то, что люди выбирают. Есть подсознание и сознание, помнишь? Ты не можешь быстро изменить подсознательное, а оно заставляет тебя чувствовать и так управляет сознанием. Знал ли Орихара, что его слушают? Казалось, он нарочно собрал вокруг себя тех, кто спокойно игнорирует его речи, как декорации для спектакля. Может, так и было? И зрители тоже, просто в каком-то дополнительном измерении? Но нет, рука Изаи реальна. Значит, просто казалось. На все происходящее в школе было непонятно, как реагировать, и оказалось, что проще... наверное, не вступать с ним в дискуссии. Зачем было вести эти монологи, которые так похожи на диалоги, если Орихара никогда не ждал ответа? Репетиция? Шизуо-кун всегда реагировал. Остальные оставались равнодушными ушами и периодически влезали в чужую жизнь. Как мало изменилось после выпуска. Орихара приходил раз за разом все школьные годы. С того момента, как познакомился с Кишитани и начал привлекать внимание и наживать себе неприятности. Нет, раньше. Когда урчал животом, но все равно сидел в тишине библиотеки. Когда поблагодарил за онигири и разговорился, пересказывая прочитанное. Когда потом приходил раз за разом, предпочитая молчаливую компанию одиночеству. Когда его начали ненавидеть в школе и за ее пределами. А сейчас он смотрит так же проницательно, как и раньше, но без улыбки, которая начала формироваться после перехода в среднюю школу. Ничего страшного, все заживет. Они никогда раньше не обнимались, хотя в целом бывало многое. Но малое, наверное, по сравнению с насыщенностью жизни Орихары. Может, ему нужна была стабильность? Сейчас ему нужны объятия, даже если он против. Лучше обнять покрепче, чтобы уйти от этого черного взгляда. Изая тычется холодным носом в щеку. Слишком близко. Изая все еще не улыбается, и его дыхание чувствует на губах. Хватит с него объятий. - Не делай так. Изая смотрит чуть выше глаз. Но не говорит, что Дотачин снова хмурится. - Дотачин... Взять за острый подбородок. Это так легко, как и поцеловать, проникая языком меж скользких зубов. - Пока тебя так кто-нибудь не поцелует, это не любовь. Понял? - Понял.