Ea nocte, qua expergiscuntur larvae

Уэнсдей сидела в библиотеке Беладонны уже пятый час — но отыскать нужную книгу так и не получалось. Сегодня тридцать первое октября — а значит, если до заката солнца она не найдёт то, что ищет — случится нечто страшное. Что именно, она и сама точно не знала — она видела Большую книгу ритуалов лишь однажды, и успела запомнить о зловещем ритуале воскрешения, совершаемом в ночь Хэллоуина, для которого используются волосы трёх живых человек. А неделю назад некто похитил сразу трёх дорогих ей людей — и оставил каждого без внушительной пряди волос. В тот день она страшно волновалась и места себе не находила, подняла на уши всю полицию и шерифа Джерико — но похищенные Ксавье, Энид и Пагсли одновременно очнулись в полночь, в лесу недалеко от школы, и все втроём пришли в общежитие, будучи абсолютно невредимыми. Если не считать неаккуратно срезанных волос и небольшого провала в памяти. Конечно, оставалась надежда, что это лишь совпадение и чья-то нелепая шутка — но, если честно, в это слабо верилось. Возможно, она зря волновалась, и преступник, похитивший её близких, всего лишь хочет воскресить того, кто ему дорог, и этот ритуал никому глобально не принесёт вреда. Но всегда оставался шанс, что Ксавье, Энид и Пагсли станут жертвами ритуала — всё зависит от тонкостей, которые описаны в той проклятой книге, которая словно провалилась сквозь землю. С каждым часом в библиотеке волнение Уэнсдей нарастало, накатывало волнами, заставляя пустить все ресурсы на то, чтобы во что бы то ни стало найти то, что ей нужно. Найти и спасти своих любимых, чего бы ей это ни стоило. Сзади послышался какой-то шорох — сначала, будучи глубоко погруженной в собственные мысли, она вздрогнула, но быстро узнала едва слышный топот пятерни — это Вещь проник в библиотеку, скорее всего выполнив её поручение. — Вещь! — она слегка улыбнулась, надеясь на благоприятный исход его расследования. — Рассказывай, что ты узнал! — Я проник в полицейский участок, как ты и просила, — начал настукивать сообщения ее друг. — Нашёл материалы дела недельной давности. Похоже, что расследовать временную пропажу людей никто особенно не хочет. Они же целы и невредимы. — Они не помнят ничего, что с ними было! — возмущенно воскликнула Уэнсдей. — А если они уже под каким-нибудь заклятьем! — Ты же знаешь, нормисы не очень любят вести дела изгоев, — настукивал пальцами Вещь. — Но кое-что интересное я таки обнаружил! — Что? — в нетерпении Уэнсдей слегка подпрыгивала на стуле. — Там, среди улик, есть увесистая книга, называется «Большая книга ритуалов», — поспешно объяснял Вещь, пока Уэнсдей затаила дыхание в ожидании ответов на мучающие её вопросы. — Я её пролистал и нашел там этот ритуал. Похоже, что преступник действительно использовал волосы ребят для воскрешения кого-то. — Расскажи всё, что там написано, Вещь! И как можно подробнее! — Для воскрешения умершего необходимо за семь дней до Хэллоуина собрать волосы трёх самых дорогих людей его убийцы, по крайней мере я понял это именно так, — рассказывал Вещь. — Потом, в ночь Хэллоуина, совершается ритуал, в котором, собственно, и используются эти волосы. Кто-то всю ночь будет читать заклинания, и на рассвете умерший воскреснет, а обладатели этих волос сделают свой последний вздох. В груди всё похолодело. Последний вздох? То есть её любимым осталось жить меньше суток? Её неуклюжему младшему брату Пагсли… Вечно искрящейся от радости Энид… И такому родному, ставшему ей самым близким человеком, Ксавье… Нет, только не он! Должен быть какой-то выход! Что-то, что она упустила… Нужно как-то остановить преступника и не дать свершиться этому ужасу! Наверное, у неё на лице отражался весь спектр эмоций, что она испытывала, потому что Вещь притих и аккуратно за ней наблюдал. Её сковывал такой неприятный, липкий страх — потерять самых дорогих ей людей. Будучи всегда холодной со всеми, никогда ни к кому не привязываясь — сейчас она как никогда понимала, что в мире уже давно есть люди, которые ей действительно дороги. Больше всего ей было страшно за Ксавье — за последние полтора года, несмотря на былую уверенность, что влюбленность её никогда не коснется, она достигла с ним такого уровня духовной близости, который раньше бы её непременно напугал. И, хоть она уже давно поняла, что по уши погрязла в эту трясину под названием «любовь», но Ксавье об этом всё ещё не знал. Его она продолжала уверять, что для неё всё это несерьёзно, хотя на самом деле всего лишь пугалась мысли, что на самом деле у них всё серьёзней некуда. И почему какому-то психу понадобилось похитить именно Ксавье? Именно её возлюбленного… Её лучшую подругу… И её брата… — Постой, ты сказал, что нужны волосы трёх самых близких людей убийцы воскрешаемого? — воскликнула Уэнсдей, только сейчас поняв смысл только что услышанных слов. — То есть того, кого собираются воскресить, убила я? Вещь выкрутил руку в жесте, выражающем согласие, а после стал снова настукивать свой рассказ. — Если мы правильно всё поняли, то у тебя есть шанс этому противостоять, — начал он. — В той же самой книге сказано, что убийца может, используя специальное контрзаклятие, спасти своих близких и не дать случиться ритуалу. Только вот прочитать, что именно нужно делать, как и стащить книгу, мне не удалось — шериф почти обнаружил меня, так что пришлось срочно оставлять всё как есть и убегать! Глаза Уэнсдей загорелись надеждой и азартом. И хоть страх за её близких все ещё был достаточно сильным, но теперь, по крайней мере, было понятно, что нужно делать — как только закончится рабочий день полицейского участка, она сразу же туда проникнет, найдёт эту книгу и помешает предстоящему ритуалу. — Уэнсдей, — внезапно с некоторым сомнением начал Вещь. — Я понимаю, что ты собираешься сейчас идти в участок… Но Ксавье… Он же готовился к предстоящему свиданию… Ты ведь не забыла? Брови Аддамс изогнулись в удивлении. Свидание? Уж о чем, а об этом она в последние несколько дней не думала совершенно. Страх за её близких, в том числе и за Ксаьве, заполонил все её мысли, не давал спокойно дышать, не говоря уж о том, чтобы планировать какое-то свидание. Ксавье ужасно любил традиции. Он всегда праздновал с Уэнсдей все даты, которые имели хоть какое-то отношение к ним — дни рождения, дату начала их отношений, день, когда они впервые встретились. Этот излишний романтизм казался ей ненужным, но после нескольких месяцев борьбы с этой его чертой она её приняла. И дополнила своими датами — и Хэллоуин был в их числе. Ксавье, кажется, был только рад — ведь количество поводов устроить романтическое свидание только увеличилось вдвое. В прошлом году они отмечали Хэллоуин в первый раз — и Ксавье всё организовал по высшему классу. Устроив романтический ужин в своей мастерской, он приготовил ужасно прекрасные блюда — и это не какие-нибудь банальные бутерброды с пауками или капкейки с летучей мышью — а действительно поразившие её кушанья. Правда, капкейки-таки были — но с очень напоминающей кровь жидкостью внутри. Однако больше всего ей запомнилось печенье — нарисовав на нём пищевыми красками типичные мрачные сюжеты, он, используя свой дар оживления рисунков, сделал их подвижными и будто настоящими. Но в этом году был её черёд поразить Ксавье — каждое подобное свидание они организовывали по очереди. Конечно, она об этом даже не вспомнила, всю неделю напрягаясь из-за вероятной опасности, грозившей ему и другим родным ей людям. — Никак не выйдет пойти на свидание, Вещь, — строго сказала она, хотя липкое чувство вины перед всегда внимательным к ней Ксавье так и распространялось у неё в груди. — Ты же сам знаешь, сегодня нужно добыть эту книгу во что бы то ни стало! Если уже не поздно… А вдруг это самое контрзаклятие нужно было говорить раньше? Но внутри что-то болезненно сжималось. Она вдруг представила лицо Ксавье, когда он узнает, что никакого свидания не будет. Что вместо этого она пойдет в полицейский участок за очередным расследованием — то, что в этот раз на волоске его жизнь, она, конечно, ему не сообщит. Нет, тревожить его нельзя. Но как ему объяснить всю важность происходящего? Несмотря на то, что он старался казаться сильным и выносливым, она знала, что подобное пренебрежение с её стороны его очень сильно ранит. Да, он ничего не скажет — но ему абсолютно точно будет больно. — Я приготовил еду для пикника, даже в жуткой тематике, — Вещь продолжал настойчиво намекать на свидание, и Уэнсдей в бессилии вздохнула. — Может, сходишь сначала с ним на пирс, а ближе к полуночи — в участок? — Нельзя терять столько времени, — уже намного менее уверенным голосом прошептала она. В самом деле, чем раньше она узнает, что нужно делать, чтобы не дать свершиться ритуалу, тем больше у неё шансов всех спасти. Решив, что разговор пора заканчивать, она встала и уверенно направилась к выходу из библиотеки — для ночной вылазки в участок следует переодеться и взять кое-какие инструменты для открывания замков — она не была уверена, что сегодня с ней согласится пойти Вещь. В её рюкзаке действительно были сложены какие-то закуски — и это снова всколыхнуло в ней чувство вины. Нет, даже если Ксавье обидится, то, что она делает — намного важнее. Наспех переодевшись и собравшись, она надела рюкзак, даже не став вытаскивать еду для пикника — возможно, она ей даже пригодится. Проходя мимо пятиугольного двора, она вдруг увидела его — Ксавье стоял, прислонившись плечом к колонне, в джинсах и тёплом свитере, с лёгкой улыбкой на лице. Судя по тому, как он не сводил с неё взгляда, он явно ожидал её. — Привет! — она решила, что убежать сейчас от своего же парня — худшая идея из возможных. Каким бы ни был тяжёлым предстоящий разговор, теперь его не избежать. — Как ты? Она нырнула в его сладкие объятия, которые так часто успокаивали её в трудную минуту. В голове крутились мысли, что она собирается сейчас его оттолкнуть — и это неизбежно подорвет их и так шаткие из-за её сложного характера отношения. Ксавье чмокнул её в макушку — оказалось, что для их разницы в росте это едва ли не самое нежное приветствие, ибо за поцелуем парню приходится неслабо нагибаться. Конечно, они целовались, и даже много — но, обычно, не стоя на виду у всех. — Вещь сказал мне ждать тебя тут, — с улыбкой проговорил Ксавье. Мышцы Уэнсдей напряглись — что опять удумала эта проклятая пятерня? — Для чего? — рассеянно спросила она. — Ммм, я думаю, ты хотела позвать меня на свидание? — он смотрел ей в глаза и улыбался. — Я весь внимание! Слова застряли в её горле, пульс участился, а ладони будто бы стали влажными. Как же сильно он вдруг стал похож на того самого шестнадцатилетнего Ксавье, кто с такой надеждой ждал, что она пригласит его на Вороний бал! В голове стали всплывать образы того семестра, как жестоко она с ним обошлась тогда и обходилась постоянно, и как он ни смотря ни на что продожал к ней хорошо относиться… И она снова собирается быть с ним жестокой. Иногда ей кажется, что она и вовсе не достойна такого, как он. — Да, Ксавье, — хрипло сказала она против воли разума. — Я собиралась пригласить тебя на свидание. Ксавье стоял и улыбался, прямо как тогда. Очевидно, он ждёт каких-то более красивых слов от неё. И когда уже он поймет, что романтика — не её конёк? — Буду рада, если ты, Ксавье, пойдешь со мной на свидание в эту ужасную ночь! — выпалила она на одном дыхании, попутно размышляя, что же ей вообще сейчас делать. — С удовольствием, Уэнсдей! Я этого ждал! — он снова расплылся в слишком уж счастливой улыбке. — Можем идти? — Да, конечно, — она натянуто улыбнулась и они вместе зашагали в сторону Джерико. Осенний прохладный лес радовал их своим ярким окрасом. Красный клён уже потихоньку опадал, и шуршащие под ногами огненные листья создавали поистине волшебную атмосферу, а близившееся с закату солнце ласкало их рассеянным сквозь стволы деревьев светом. — Расскажешь, куда мы идём? — Ксавье со своей неизменной улыбкой одновременно радовал и волновал её. — Я заинтригован! — Это сюрприз, — выдавила она из себя, воображая себе его недоумение, когда они придут в полицейский участок. Пока они шли по лесу, она размышляла над тем, что ночная вылазка в участок превратилась для нее в целый квест — ведь нужно будет как-то объяснить Торпу такой экстравагантный выбор места для свидания, и ещё и проводить некий ритуал так, чтобы он не заметил. С другой стороны, были и плюсы его пребывания с ней — помимо очевидного — того, что их свидание состоится хоть в каком-то виде, можно было отметить ещё и то, что он ей может в чём-то помочь. И главное — он будет рядом, под её присмотром, и она не будет за него так сильно волноваться. По мере прогулки до Джерико происходило её принятие щекотливой ситуации — будь, что будет — даже если он обидится, она сделала всё, что могла! Сам Ксавье продолжал следовать за ней, пребывая в отличном расположении духа и загадочно улыбаясь, будто в предвкушении так полюбившейся ему романтики с самой неромантичной девушкой Невермора. Когда они подходили к полицейскому участку, парень стал странно на неё коситься и даже слегка хмуриться, вероятно, догадываясь, куда она его ведёт, но сохранял молчание. Подойдя с заднего входа к одноэтажному заданию участка, она ловко достала из кармана пару инструментов, которые обычно использовала для взламывания оконных рам. Да, Вещь сейчас был бы очень кстати, но маленький проказник решил устроить ей свидание. Меньше, чем через минуту они были уже внутри. Ксавье продолжал удивлённо смотреть на Уэнсдей, она же ничего не объясняла, раз он не спрашивает. В первую очередь в любом случае стоит проверить, не осталось ли кого-нибудь в офисе. Быстро обойдя помещение и прилегающие к нему комнаты, она убедилась, что во всём крыле сейчас пусто. В конце коридора находились камеры временного заключения, где наверняка кто-то был — но вся остальная часть относительно небольшого здания была безлюдна. Солнце уже село за горизонт, а включать свет было слишком рискованно, как и использовать фонарик — это может быть видно снаружи, так что она наслаждалась темнотой и просто ждала, когда её глаза к ней привыкнут. — Уэнсдей, — решил-таки нарушить тишину Торп. — Что мы здесь делаем? — Мы пришли на свидание, разве не ясно? — девушка параллельно обдумывала, каким образом можно незаметно от Торпа найти нужную книгу и прочитать контрзаклятие. — Но зачем? — Ксавье хмурился. — Тебе не кажется, что это как-то слишком… Мне здесь не по себе! — Тебе и должно быть не по себе, это же Хэллоуин! — она закатила глаза от излишней чувствительности парня. — Это что, какой-то розыгрыш? — Ксавье продолжал растерянно на неё смотреть, видимо, гадая, что же могло привести ее сюда. Но правду сказать нельзя. И так вечно тревожащийся обо всём Ксавье сейчас находится в опасности, как и Пагсли с Энид — и только она может их спасти. Не стоит ещё больше пугать парня — намного лучше, если он подумает, что такое место для свидания она выбрала сама, из-за какой-то очередной своей причуды. — Не порти нам свидание, Ксавье, — решила она сыграть на опережение и уверенно прошла в комнату допросов — там хотя бы был стол, который можно накрыть закусками Вещи. — Дай мне десять минут, я всё приготовлю. Под этим сомнительным предлогом она отправилась прямиком в комнату, где хранились документы о расследуемых уголовных делах — должно быть, где-то здесь же хранятся и улики, среди которых нужная ей книга. Но отыскать её оказалось не так уж просто — перерыв несколько полок с коробками, она не нашла ничего подобного. Решив спросить местонахождение книги у Вещи, она обнаружила, что он уже расписал ей подробно, где её нужно искать. Да, Вещь уже год как обзавёлся собственным телефоном. Позвонить ему не получится, но вот в мессенджерах переписываться — сколько угодно. Следуя его инструкции отыскать улику вышло очень быстро — прошло не более минуты, и старинная книга уже была у неё в руках. Серовато-серебристый переплёт, казалось, сверкал у неё в руках в тусклом свете луны, и отчего-то в этот момент ей стало совсем не по себе. Даже немного захотелось прильнуть к большой и теплой груди Ксавье, вдохнуть уже такой привычный для нее аромат его парфюма и найти в этом своего рода успокоение. Захотелось, но совсем чуть-чуть. Второпях она принялась искать нужные страницы — благо, читала она довольно быстро. Казалось, здесь были собраны всевозможные древние ритуалы — какие-то она знала наизусть, а другие видела впервые. Наконец она нашла нужную главу — здесь действительно описывался какой-то жуткий ритуал воскрешения мертвеца с помощью волос трёх дорогих для его убийцы людей. И кому, чёрт возьми, понадобилось воскрешать того, кого она убила? Кто это был? Крэкстоун? Или же Лорал, которой она нанесла буквально несколько незначительных ранений? Впрочем, это все равно оказалось для неё фатальным, однако установить, от чего именно она скончалась, так и не удалось. Вполне возможно своё дело сделали ещё до неё пчелы Юджина. В конце концов, пробежавшись глазами по книге ритуалов, напрягая глаза в практически кромешной тьме помещения, она нашла тот момент, о котором говорил Вещь — трое обладателей ритуальных волос должны умереть на рассвете, после ночи Хэллоуина. То есть, у нее осталось буквально несколько часов. «И помешать сему злодеянию может только толкнувший воскрешаемого в объятья смерти. В ночь, когда призраки просыпаются, а трупы оживают, произнести нужно заклинание, да так, чтобы каждые три часа с захода солнца сие заклинание было произнесено ровно один раз» И что же это значит? Что нужно всю ночь произносить заклинание, раз в три часа? На часах было пол девятого. Быстро набрав в телефоне поисковый запрос, она выяснила, что закат солнца в Джерико произошел уже почти три часа назад — а значит, у неё осталось совсем немного времени, чтобы первый раз произнести заклинание и предотвратить это проклятое воскрешение. — Уэнсдей, — в архив постучал Торп. — У тебя всё нормально? Зачем ты там закрылась? — Всё хорошо, — она отвечала нервно и несдержанно, боясь, что он войдёт и увидит, что она делает. — Я кое-что готовлю, через пару минут буду, не входи! Сердце бешено билось в груди. Жизнь её любимого — да, в эту ночь она отчётливо понимала, что всё-таки любит Ксавье, — была на волоске, а она при этом была вынуждена скрывать это от него самого, где-то прятаться, чтобы спасти его. Два раза глубоко вздохнув, она успокоилась, собралась с мыслями и начала в первый раз читать контрзаклятие: — Ea nocte, qua expergiscuntur larvae et cadavera reviviscunt, ne fiat crimen, ne pereant amici, ne renascantur inimici mei. Ещё несколько лет назад она изучала латынь для себя. Нет, она так и не выучила её до достаточного для чтения уровня, но сейчас, по крайней мере, она легко произнесла все эти слова и даже поняла основной смысл предложения. После того, как она закончила, по её телу тотчас побежали ледяные мурашки — это не было обычной реакцией тела на холод или страх, а было чем-то иным и новым для неё — и именно так она поняла, что у неё получилось. Наспех заведя будильник на каждые три часа на всю ночь вперёд — оставалось произнести этот необычный текст ещё три раза, — она поспешила выйти к Торпу, который ждал её в комнате допроса. По пути до неё дошло, что она ещё не придумала легенду того, зачем она пришла именно сюда и что так долго только что делала в архиве. Сегодняшний день можно было смело огласить днём импровизации — наспех содрав в одной из комнат какие-то нелепые хэллоуинские украшения со стен, она притащила всё это Ксавье с намерением украсить комнату. — На тебя это не похоже, — парень продолжал на нее недоуменно поглядывать, пока она усаживала на стул для допроса сделанную кем-то из бинтов мумию. — Какие-то пластиковые пауки, привидения из простыни… Мне казалось, ты презираешь такого рода украшения. — Здесь это будет как раз кстати, — не очень убедительно возразила она. Ксавье знал её как облупленную, и она уже решила, что на рассвете, когда поймет, что у неё всё получилось, расскажет ему реальную причину того, почему они пришли сюда сегодня. Однако сейчас нужно было старательно делать вид, что всё, что она делает она планировала уже давно. Комната для допроса была хороша ещё тем, что здесь не было окон — а, значит, можно спокойно включить фонарик, чтобы не сидеть в кромешной тьме. В соседних комнатах были широкие окна в пол, которые мало спасали рулонные шторы — и оживленная Главная улица Джерико была вся на виду. Они уже успели заметить толпы наряженных детишек, которые направляются по соседним домам, чтобы раз за разом кричать незнакомцам «Trick or treat!». Прохожие легко заметили бы подозрительный свет карманного фонарика из окон полицейского участка, но только не в том случае, если это была изолированная от окон комната. — Поразительно, но здесь даже становится уютно, — сказал Ксавье, оглядывая небольшое помещение. — Правда, не очень страшно. Но для меня это не так важно, ты же знаешь. Уэнсдей, в отличие от Ксавье, было действительно страшно. Мысль, что что-то сегодня пойдёт не так и она не справится, окатывала её с ног до готовы, будто ведро ледяной воды. Никакие бутафорские украшения привидений и мумий ей были не нужны — ведь настоящий страх прямо сейчас растекался по её венам. Она раскрыла рюкзак чтобы посмотреть, что сегодня приготовил для неё Вещь. Всё было приготовлено достаточно аккуратно, но тем не менее, банально — сосиски в тесте в виде мумии, начиненные чем-то непонятным сладкие перцы в виде тыквы, спагетти с митболами-глазами и многое другое. Да, голодными они точно не останутся, хоть и особым креативом эти кушанья не отличались. — Красное вино, будто кровь, — Ксавье расплылся в улыбке, доставая из её рюкзака два комплекта посуды для пикника. — И даже свечи есть, вау! Беру свои слова назад, я впечатлён! Взять на свидание свечи — это на тебя не похоже. Он хитро улыбался, помогая ей накрыть на стол. Праздничный ужин при свечах с бокалами вина на столе для допроса выгдядел в самом деле крайне необычно — ничего подобного раньше ей даже не приходило в голову. Сбоку от них сидела парочка самодельных мумий — похоже, задумывалось, что это влюбленные друг в друга парень с девушкой. — Кто тебе продал вино? — кивком головы Ксавье указал на уже наполненные бокалы. — Вещь стащил его для меня, — сказала она, немного смутившись. Весь этот стол в принципе приготовил для неё Вещь, но этого знать Торпу было совсем необязательно. Вечер каким-то непостижимым образом стал всё больше и больше походить на романтический. Сначала они пробовали на вкус всё, что она принесла, неспеша попивали вино и общались. На столе горели две длинные свечи, которые предусмотрительно положил ей Вещь. Карманный фонарик она закрепила в углу комнаты — там же, где висела искусственная паутина — и теперь эта паутина-сетка отбрасывала по всей комнате тень, отчего возникало ощущение, что паутиной заросло всё вокруг. Дальше в ход пошла музыка — неожиданно Ксавье включил на телефоне Les Valses de Vienne, чем немало её удивил, и пригласил её потанцевать. По какой-то неведомой ей причине он ужасно любил это дело и иногда танцевал с ней на свиданиях — но сегодня она была одета максимально нелепо для вальса — в черных джинсах и чёрно-белом клетчатом джемпере. Обычно, после многочисленных разъяснений Мортиши и Энид о важности одежды для свиданий, она старалась надевать что-то более подходящее, но при этом удобное, однако её сегодняшняя одежда, найденная вопопыхах и не рассчитанная на свидание, казалась совершенно неподходящей для танца. — Почему ты так напряжена, Уэнсдей? — немного хрипловато прошептал ей на ухо Ксавье. — Это же просто вальс. Ты прекрасна в танце. — Я одета неподходящим образом для такого танца, — объяснила она причину своего смятения. — Ты прекрасна в любой одежде, мисс Аддамс, — он притянул её к себе поближе, продолжая неспеша вальсировать вокруг стола. — И я счастлив быть здесь, с тобой. И танцевать. В какой бы одежде ты ни была. Он был так близко, что у Уэнсдей начала кружиться голова. Или это было от танца — сказать трудно. Она улавливала привычные нотки почти полностью выветревшегося парфюма, обхватывала рукой его спину всё крепче, в про себя думая о том, как должно быть нелепо они выглядят со стороны — танцующие вальс в комнате для допроса, ночью при свечах. Мелодия закончилась, а они так и стояли рядом, обнявшись. Ксавье проводил рукой по её волосам, очерчивал пальцами изгибы её лица и, казалось, наслаждался моментом. На уровне её глаз была его грудь, скрытая за приятным теплым свитером — и она просто уткнулась в неё, слушая его немного ускорившееся сердцебиение. Ксавье мягко опустил свою руку с её волос сначала ей на спину, нежно проводя пальцами по её позвонкам, сначала вниз до талии, а потом по обратному маршруту. Сознание Уэнсдей после трёх бокалов вина казалось изрядно затуманенным, а от действий парня дыхание сбивалось, а мышцы внизу живота начинало сводить уже привычной тянущей судорогой. Но внезапно ей в голову ударила мысль — прошло слишком много времени с момента, когда она читала заклинание в последний раз. Стараясь как бы невзначай достать телефон и посмотреть время, она убедилась в своей правоте — буквально через пару минут должен был сработать будильник, который в идеале не должен был слышать Торп, дабы не заподозрить что-нибудь. — Мне нужно в туалет, — Уэнсдей прервала Ксавье, хотя сама ощущала, как сердце уже ускорило ритм, в первые признаки возбуждения путали её мысли. Нет, сейчас нужно во что бы то ни стало сосредоточиться, а дальше они продолжат. Не дожидаясь ответа, она выбежала из комнаты, но направилась не в уборную, а обратно в архив. Она помнила заклинание почти наизусть, но ошибиться было нельзя — поэтому хотя бы на этот раз стоит обратиться с книге. На этот раз никаких трудностей не возникло — она уже знала, где искать то самое предложение на латыни, которое ей нужно произнести не позднее, чем пол двенадцатого ночи. — Ea nocte, qua expergiscuntur larvae et cadavera reviviscunt, ne fiat crimen, ne pereant amici, ne renascantur inimici mei. Быстро положив книгу на место, она поспешила выйти из архива, чтобы поскорее вернуться к Ксавье, но столкнулась с ним в дверях. — Что ты здесь делаешь? — он смотрел на нее довольно грозно, похоже, будучи недовольным, что у нее есть от него какие-то тайны. — Зашла посмотреть, что здесь есть, — она пожала плечами, стараясь сделать невозмутимый вид, хотя сама понимала, что она попала. Ксавье хмурился, и в темноте выглядел даже взбешённым, хотя она почти никогда не видела, чтобы он выходил из себя. — И что здесь есть? — он прошептал ей на ухо, а сам довольно больно сжал её плечо. Должно быть, сказывались отголоски недавно возникшего возбуждения, но сейчас, видя его лихорадочный блеск в глазах, она почему-то вместе со страхом испытывала и желание. Желание, чтобы он, продолжая на неё злиться за её тайны, не переставал сжимать её тело в своих руках. — Ничего интересного, — борясь со сбившимся дыханием, пробормотала она. — Может, пойдём обратно? Она ожидала, что Торп будет продолжать ей задавать вопросы, настаивать на том, чтобы она объяснила, что же она там делала. Конечно, он понял, что её появление в архиве никакая не случайность — Ксавье был совсем не глуп. Но он, даже не глядя на Уэнсдей, спокойно проследовал обратно в комнату допросов, и, дождавшись, когда она зайдет, запер изнутри дверь. — Мне не нравится, что у тебя от меня какие-то секреты, Аддамс, — он смотрел на неё замутненным взглядом, как-то непривычно дерзко оглядывая её с ног до головы. От его взгляда по её телу прошла волна мурашек — то ли от страха, то ли от возбуждения. — Никаких секретов, — только и промолвила она, ощущая, что тонет в обезоруживающем взгляде темно-зеленых глаз, в свете комнаты кажущемся чёрным. Торп медленно приближался к девушке, не сводя с нее пристального взгляда, и почему-то это наступление парализовывало. Боясь шевельнуться, Уэнсдей наблюдала, как гнев, смешанный с желанием, окутывали парня, как в нём, всегда таком внимательном и чутком, разгорался настоящий пожар. Он взял её за волосы — не так, как десять минут назад. Это было небрежно и с некоторым нажимом, будто он хотел немного потянуть её за косу. Пальцами он снова прошёлся по её лицу — но вместо нежного поглаживания, слегка надавливая, провел рукой по её скуле, а после спустился к её губам, приоткрыл их и внезапно засунул один палец в рот. — А насчёт секретов мы сейчас проверим, — хрипло прошептал он ей в ухо, очерчивая пальцем её губы. — Ты даже не представляешь, что тебя сегодня ждёт… Она нервно выдохнула и облизала губы, чувствуя, как по венам вместо крови растекается какая-то невероятная смесь ощущений, а где-то внутри неё мышцы сжимаются от сладостного томления. Торп притянул её к себе и поцеловал — грубо, властно и смело, уверенно проникая языком глубоко в рот. От неожиданности она перестала дышать, отвечая на поцелуй, и от недостатка кислорода у неё довольно быстро закружилась голова, а колени стали подкашиваться. Поцелуй разорвался также неожиданно, как и начался. Ксавье вдруг отстранился, отошёл от неё на шаг и стал вглядываться в её лицо — потемневшим взглядом, со сбившимся дыханием, слегка наклоняя голову вбок, словно изучая. Уэнсдей казалась растерявшейся. С одной стороны, она полностью доверяла Ксавье и знала, что он не сделает ей больно, с другой — сейчас он был каким-то совершенно другим — будто хищник, почуявший добычу и планирующий охоту. Ксавье так и смотрел на неё, стараясь прочитать по лицу её реакцию на такую небольшую грубость. Или, быть может, причина была иная — но он совершенно не торопился продолжать, будто бы специально с наслаждением оттягивал момент близости. Или же час расплаты. Уэнсдей не очень понимала, что именно её сейчас ждёт. Почему-то подобная неопределенность её сводила с ума. Мышцы внизу живота так и пульсировали, отчаянно желая приступить уже к основному действию, губы после поцелуя горели, а от одного его вожделенного взгляда по её телу пробегали мурашки. — Сними свой джемпер, Уэнсдей, — властно скомандовал он, так и продолжая стоять на месте и смотреть, слегка закусив губу. Обычно она ненавидела, когда ей командуют, и никогда бы не стала подчиняться, но сейчас ей очень хотелось узнать, что же будет дальше. Поучаствовать в его игре. Подчиниться. Она начала медленно стягивать с себя джемпер, принимая его правила. Также оттягивая время. Раздеваясь самостоятельно, пока он смотрит. Раньше они всегда снимали одежду, будучи близко друг к другу, обмениваясь поцелуями и ласками. Теперь же всё было по другому. Она чувствовала лёгкую дрожь в теле — отсутствие близости воспринималось её телом как холод и голод, ей хотелось шагнуть к нему ближе и по привычке нырнуть в объятия, но в то же время ей было интересно, что же будет дальше, если она продолжит вот так, стоя от него на расстоянии пары шагов, раздеваться. Дальше в ход пошла рубашка. Избавляться от неё в достаточной степени медленно уже не получалось — дрожь, вызванная возбуждением, перешла уже на кончики пальцев, и ей невыносимо хотелось прикоснуться у парню, чтобы унять эти новые для нее и непонятные ощущения. Справившись с рубашкой, она сделала шаг вперёд, пребывая в смятении. Ксавье напрягся, но не стал ей перечить, хотя на мгновение его лицо стало напряжённым. Её плечи и руки начали ощущать приятный холодок помещения — должно быть, здесь было не больше 70 градусов. — Что ты планируешь делать? — её голос звучал не слишком уверенно, но желание всё контролировать не давало ей спокойно расслабиться. — Хочешь подчинить меня себе? — Не совсем, — он снова склонил голову на бок, разглядывая её, оставшуюся без рубашки. — Скорее немножко тебя помучить. Самую малость. Ты же любишь пытки, Уэнсдей Аддамс? Пытки она действительно любила и знала в них толк. Отделы мозга, отвечающие за боль и за удовольствие обычно и так находились достаточно близко, а у нее, возможно, они и вовсе составляли единое целое — иначе, как объяснить, что во время оргазма она испытывает удовольствие подобное тому, как если бы её кто-то пытал? Сложно даже вообразить, что она испытает, если сегодня Торп, такой горячий и сексуальный, будет её пытать. — Так как насчёт пытки, Аддамс? — он вопросительно изогнул бровь. — Можно подумать, ты что-либо в этом понимаешь, — строптиво фыркнула она, хотя всё тело так и замирало в предвкушении того, что же он задумал. Торп смягчил взгляд, посмотрев на неё с нежностью, и шагнул вперёд, сокращая расстояние до минимума. — Ты права, я в этом ничего не понимаю, — он снова нежно проводил по её телу своей большой ладонью. — И не знаю, смогу ли я тебе сделать больно… Тело, снова ощущающее его прикосновения, так и таяло под этой яркой волной эмоций. Они уже и так тянули с удовольствием слишком долго — и ей отчаянно хотелось запустить свои холодные руки под его свитер, стянуть его с парня, почувствовать тепло его кожи на своей. Но вместе с этим мысль о пытке, которую так нелепо высказал парень, и от которой какого-то чёрта так легко отказался, не выходила из её головы. Но что можно было придумать в этой маленькой комнате, где по сути ничего не было? Она начала оглядывать помещение, размышляя. Торп тем временем одним движением освободил стол, переложив контейнеры с закусками на пол. Хитро взглянув на Уэнсдей, он протянул к ней руку, будто приглашая присоединиться. Она снова была в смятении. Ксавье сегодня будто штормило, качало из стороны в сторону, от привычного чуткого парня до какого-то яростного хищника. Как будто бы он играл какую-то роль и сам не мог определиться с характером персонажа. Её сводила с ума эта неопределенность, это ощущение первобытности, когда она и сама не знала, будет ли он сейчас нежен или груб. Требовательная пульсация между ног только усиливалась, а бельё с каждой минутой намокало всё больше. Взяв его руку, она шагнула к парню, и он, будто снова играя роль хищника, ловко посадил её на стол, жадно впившись в неё губами. Новая волна сокрушительного желания накрыла Уэнсдей, и она покорно приоткрыла губы, впуская его горячий язык и позволяя углубить поцелуй. Теперь их лица были на одном уровне, и она, наконец, могла добраться до его шеи — она знала, что он терял от этого голову. Добравшись губами до мочки уха, она начала спускаться вниз, к ключицам, покрывая нежную кожу требовательными поцелуями. — Не так быстро, — Торп, тихо простонав, внезапно прервал её, перехватив инициативу. — Сегодня будем исследовать тебя. С этими словами он оттянул вниз косу, открывая себе доступ к её шее. От его чувствительных поцелуев её кожа, казалось, вспыхивала огнём, а где-то к этому примешивалось ощущение лёгкой и приятной щекотки. Он так и водил губами по её шее, периодически опускаясь к груди, животу, спине. Распустил ее косы и водил руками по всей длине волос. Подмечал мельчайшие изменения её реакции, тогда как она просто растворялась в ощущениях, тонула в них, уходила с головой. Он всё ещё был непростительно одет. Она потянула руки к его свитеру, чтобы стянуть его, но Ксавье снова увернулся, отлучившись куда-то на несколько секунд. Девушка сидела на столе, борясь с участившимися дыханием и прикрывая глаза для остроты ощущений. Внезапно вокруг её запястья что-то сомкнулось — посмотрев на свою руку, она увидела наручник. — Что ты делаешь? — она широко распахнула глаза в удивлении. — Где ты это взял? — Пока ты рылась в архиве в первый раз, я тут всё осмотрел, — он как-то хитро улыбнулся, пока проделывал то же самое со второй рукой, предварительно закрепив наручники за ножку стола. — Это чтоб тебе не мешали руки. Сегодня они ни к чему. Теперь было трудно сохранять сидячее положение, и она прилегла на стол, поражаясь собственному подчинению. И хотя парня нельзя было назвать доминирующим, как и её сабмиссивом — он был скорее тем, кто решил поиграть с ней, пока она, обескураженная его внезапной инициативой, плавилась под его действиями. Медленно, продолжая её изводить, он стал снимать с нее джинсы. Ей уже давно ужасно хотелось раздеться и раздеть его, и она, вся в нетерпении, начала слегка ёрзать на столе, издавая тихие стоны. Парень от этого только шире улыбался, совсем не планируя ускоряться. — Сними уже с себя хоть что-нибудь, — сквозь зубы процедила она, пока он, полностью одетый, продолжал исследовать теперь ее ноги от бедер до кончиков пальцев. Нижнее белье было уже насквозь липким — она не помнила, чтобы он раньше когда-либо доводил ее до такого состояния. Однако его медлительность, теперь уже и вправду походившая на пытки, начинала её раздражать, отчего она стала брыкаться, пытаясь высвободиться из сковывающих руки наручников. — Тшшш… — он коварно улыбнулся, возвращаясь к её лицу. — Ещё не время… Как насчёт воска? — Какого ещё воска? — её злость, похоже, набирала обороты — возбуждение уже давно достигло предела, и теперь ей ужасно хотелось почувствовать его внутри. Или хотя бы почувствовать прикосновение его рук или губ к её клитору. Его длинные и ловкие пальцы внутри себя… Но он, даже не сняв свитер, продолжал играть в какую-то свою игру, правила которой ей были неизвестны. Взяв со стола уже догорающую свечу, он аккуратно ее наклонил над животом Уэнсдей, и она наблюдала, как маленькая капелька воска отделилась от нее и приземлилась ей на кожу. Короткий, но острый импульс, пронзил ее тело. Капля застыла, в то время как волны горячего удовольствия с центром в точке ее падения распространились по всему животу, отдаваясь лёгким покалыванием во всём теле. Парень не стал останавливаться, теперь исследуя её тело таким образом, пока она, будучи обездвиженной и в одном белье, лежала на столе и убеждалась в том, что в её голове центр удовольствия и центр боли находится в одном и том же месте. Волны мурашек вместе с тянущей судорогой внизу живота продолжали испытывать ее терпение вместе с Торпом. Она уже в открытую издавала тихие стоны, ёрзала в нетерпении и мечтала только об одном — чтобы он прекратил эти истязания и наконец снял с неё белье, прикоснулся к клитору и унял бы тот невыносимый жар, что сводил её с ума. — Ксавье… Пожалуйста… — она будто захлебывалась, не будучи в силах произнести желаемое. — Что "пожалуйста"? — он уже задействовал одновременно свои горячие губы, сильные руки и обжигающий воск свечи, исследуя её грудь. — Я тебя не понимаю, Уэнсдей. Конечно, он всё понимал. Её голова кружилась, и она уже давно потеряла счёт времени, думая только о том, чтобы скорей получить свою разрядку. — Хочу, чтобы ты потрогал… Прикоснулся… — вырывались жалобные стоны из её груди, пока она непроизвольно дергала зафиксированными руками в надежде опустить их на свою промежность самостоятельно. — Куда, Уэнсдей… — он взглянул ей прямо в глаза затуманенным взглядом. — Скажи… — Хочу твои губы на своём клиторе, — она попыталась сказать это требовательно, в то время как на самом деле боролась с некоторым чувством стыда за то, что впервые в жизни опустилась до того, чтобы просить его о подобном. Он подчинился. Также раздражающе медленно он стягивал с неё насквозь мокрое бельё, проходился поцелуями по внутренней стороне бёдер и наконец добрался до того самого чувствительного места, первое же прикосновение к которому сопровождается протяжным громким стоном и полным отключением мыслей. Девушка изнемогала, полностью зависела от его дальнейших действий. Только бы он не останавливался. Она, после такого томительного начала, была уже чертовски близко. Ещё чуть-чуть и… Он отстранился, внезапно решив-таки снять свитер. Разочарованный стон сорвался с её губ, в то время как она злобно прошептала. — Продолжай немедленно! — Ещё не время, Уэнсдей, — кажется, ему действительно доставляло удовольствие её пытать. А этот мерзавец ещё говорил, что ничего не понимает в пытках! — Ксавье, пожалуйста, — она стонала. — Ну сколько можно… Мы здесь уже который час… Он снова припал губами к её промежности — но ненадолго. Похоже, что он просто поддерживал ее в этом безумном состоянии, то лаская её, то отстраняясь. В какой-то момент он ввел в неё палец — но только лишь на половину длины. Ещё один разочарованный стон вырвался у нее, в то время как бедра рефлекторно пытались ввести этот проклятый палец поглубже. Он усмехался. И в то же время казалось, что он тоже на грани — его выдавал совершенно темный, расфокусированный взгляд и учащенное дыхание. Вдруг начиная растегивать свою ширинку, он стянул с себя джинсы — и это сделал не медленно, как обычно, а на удивление быстро. Она ожидала, что Ксавье продолжит её пытать, будучи в трусах, но он резво стянул и их — а потом, достав из кармана джинс шуршащий пакетик фольги, быстро натянул на себя презерватив. Он вошёл в неё резко, одним рывком. Какой-то совершенно нечеловеческий стон сорвался с её губ, одновременно с тем, как Ксавье, очевидно тоже изнемогающий от собственного возбуждения, закатывая от удовольствия глаза, рвано выдыхал. Ожидая скорое освобождение от этого невыносимого возбуждения, она тоже двигалась — насколько позволяло ее положение. Припадая губами к его груди, она стонала в ожидании скорой и долгожданной разрядки. Внезапно раздался звонок — это её телефон издавал мелодию будильника. Чёрт, как же это мешает её ощущениям. — Выключи это, — зло процедила она, в то время как Ксавье уже тянулся к телефону, чтобы сбросить будильник. Тишина снова обволакивала её, а возбуждение накатывало с новой силой — только вот где-то на подкорке ее сознания крутилась мысль о том, зачем она вообще заводила этот будильник. Ей нужно произнести контрзаклятие. Иначе он умрёт. Но вместо этого у неё вырывались только стоны. Ощущения были на редкость сильные — пожалуй, сильнее она ещё не испытывала. Собрав все остатки самообладания, она попыталась вспомнить, что же ей нужно говорить. — Ea nocte, qua expergiscuntur larvae… — едва шевеля губами выдавила из себя она. Выдавать слова вместо стонов было крайне тяжело, почти невозможно, и ей пришлось ещё раз глубоко вдохнуть, чтобы продолжить. — Et cadavera reviviscunt… — она захлебывалась в собственных словах, стонала, ощущая скорую разрядку, продолжая из последних сил собирать волю в кулак. — Ne fiat crimen, ne pereant amici, — произносила она, даже не думая о том, как потом придется оправдываться перед Ксавье. А он, казалось, тоже не совсем понимал, что происходило, был явно сам на грани, не будучи в состоянии даже сфокусировать свой взгляд. От одного только вида его лица она ощутила себя на краю пропасти, и, кажется, ещё чуть-чуть, и она сорвётся, упадёт в эту темную бездну. — Ne renascantur inimici mei… — на последнем издыхании, со стоном на губах, произнесла она последнюю из необходимых фраз, чувствуя, как она, вместе с Ксавье, срывается, наконец ощущая свою порцию неземного наслаждения. Это было ярче, чем когда-либо. Это тоже было похоже на пытку. На какую-то изумительную и самую блаженную пытку. Они оба переводили дыхание, сначала совершенно не понимая, где они, потеряв всякое представление о времени и пространстве. Постепенно, намного дольше, чем обычно, к ним возвращалось сознание, а вместе с ним и первые мысли. — Так что, говоришь, ты ничего не скрываешь? — всё ещё запыхавшись, промолвил Ксавье. Она всё ещё была обездвижена, прижатая к столу его горячим телом. Почему-то ей уже было все равно на то, что она произнесла заклинание прямо при Ксавье — важно было только то, что она, наконец, получила желаемое. — Я люблю тебя, — слова вырвались из её уст раньше, чем она успела подумать. Выпрыгнули, будто парень их сам освободил своей изощрённой пыткой. Ей вдруг пришло в голову, что она скрывала тот ритуал, ради которого сюда пришла, вовсе не потому, что боялась напугать парня. Нет. Она боялась дать ему понять, как же сильно он для неё важен. Так, что она готова идти куда угодно, говорить что угодно, только бы остановить это страшное убийство ради воскрешения, которое кто-то затеял. На самом деле она до безумия, до дрожи в кончиках пальцев, боялась его потерять. Была до конца уверена в его верности к ней, но страшно боялась, что какая-нибудь нелепая смерть заберёт его и оставит её одну. А она уже не могла помыслить своей жизни без него. Ксавье смотрел на нее ошалевшими глазами, а в уголках его глаз вдруг что-то заблестело. Слёзы… Нет, не такие, что катятся по щекам, а те, что в миг рождаются у мужчин в глазах, но те, сумев мгновенно взять себя в руки, тут же их возвращают обратно, ещё до того, как те успевают выкатиться из глаз. — Уэнсдей… Не могу поверить, что ты это говоришь… Он усыпал ее поцелуями. Больше не пытал, а благодарил. Просто трепетно одаривал ее тело своими губами, обнимал и прижимал к себе, словно какое-то неземное сокровище. — Уэнсдей, прости… Прости меня, Уэнсдей, — он будто задыхался, а слова застревали в его горле. — Это был розыгрыш… Это всё шутка… Прости, что заставил тебя бояться… Одну слезу таки не удержало его мужское самообладание и она выкатилась на щеку, оставляя после себя маленькую мокрую дорожку. Ксавье мотал головой, будто был не совсем в себе, в то время как Уэнсдей, все ещё не до конца пришедшая в себя, начала хмуриться, не совсем понимая, о чём сейчас говорит её парень. — Какой розыгрыш, Ксавье? Что случилось? — она дёрнула руками, уже позабыв, что они всё ещё скованны. — Эта книга… И тот ритуал… — его голос прерывался, однако он держал себя в руках и даже встал с намерением освободить её от наручников. — Это была идея Энид. Она сказала, ты будешь счастлива, если твой Хэллоуин пройдет в страхе. Пагсли и Вещь ее поддержали, сказав, что тебе обязательно понравится. А я… Чёрт, да я и без этого всего знаю, что слишком чувствительный, чтобы быть с тобой! Мне и так все об этом твердят. Но я спорил с ними. Говорил, что это слишком жестоко. Нечеловечно… Её глаза раскрылись в удивлении. Он знал про ритуал, ради которого она сюда пришла? Знал, и сам же это всё инсценировал? Заставил её до чёртиков волноваться за него? И даже впервые в жизни сказать, что она его любит… Но где-то на подкорке сознания всплывало ещё одно осознание, которое было намного важнее этого изысканного розыгрыша… Он был в безопасности. Ему, как и Энид с Пагсли, ничего не угрожало. — А ты так легко на всё это клюнула… Поверила, что я и правда могу умереть, — он смотрел на нее виноватым взглядом, и шепотом добавил. — Знаешь, я уже давно чувствовал, что ты ко мне что-то испытываешь. Наверное, поэтому этот ужасный пранк удался. Но сейчас, когда ты мне это сказала… — он прикрыл глаза, не справляясь с эмоциями и помотал головой из стороны в сторону. — Я не хотел, чтобы ты за меня переживала. Чтобы испытывала такое сильное беспокойство, которое тебя вынудило аж признаться мне в любви. Должно быть, ты ужасно переживала… Ксавье, ещё десять минут назад игравший с ней, как кошка с мышкой, выглядел раскаявшимся, очевидно, осознав, что всё зашло слишком далеко. Уэнсдей, с только что освобожденными от наручников руками села, ещё голая, обдумывая всё, что Ксавье ей только что сказал. — Это что, всё выдумка? — решила уточнить она, до конца не веря в происходящее. — А как же книга? Как же пряди волос? Это вы всё придумали? И вас никто не похищал? — Мы просто срезали себе по прядке волос, и придумали эту историю, — его лицо всё ещё казалось ужасно виноватым, будто он совсем не хотел в этом участвовать. — Книга и заклинания в ней настоящие, но к нам это не имеет отношения. Должно быть, ей следовало бы на него разозлиться, обидеться — за то, что он заставил её чувствовать, за то, что она, пока переживала о том, что смерть может его забрать, поняла, насколько же он ей всё-таки дорог, насколько же она влипла в это чувство… Но злиться она не могла. Теплая волна облегчения накрыла её с головой — ему больше ничего не угрожает. Можно расслабиться. Все будет хорошо. Она приблизилась к сидящему на столе грустному парню и сжала его в своих объятиях — так крепко, что, казалось, в объятиях сейчас сломаются кости. Он посмотрел на неё своими зелёными глазами, в темном свете помещения сейчас казавшимися изумрудными, и легонько приобнял её за плечо в ответ. — Ты специально меня мучил? — вдруг осенило её. — Ты ведь знал, что я делаю в архиве, а, значит, не мог разозлиться на меня… Ты просто хотел посмотреть, как я произношу это чёртово заклинание, сгорая от желания, лёжа под тобой? На печальном лице с прикрытыми глазами расцвела хитрая улыбка. О, да, и этот человек сказал, что ничего не смыслит в пытках! — Это было шикарно, Уэнсдей! — он посмотрел на неё и чмокнул её в макушку. — Никогда этого не забуду. И вообще, этот день. Мне было так жаль тебя, но ребята правы — оно того стоило! Она тоже улыбалась, вот так вот сидя обнаженная вместе с ним, где-то на столе, в комнате для допроса, в полицейском участке ночного Джерико. Всё, что они сегодня натворили, попахивало чистой воды безумством, но она, кажется, была действительно счастлива — оказалось, что признаться в любви, ему или даже себе — это не так страшно, как ей казалось изначально. И уж точно намного менее страшно, чем потерять свою любовь. Но её любовь была здесь — рядом, и теперь она знала, что впредь так и будет. Вечно, во веки веков.