Препод

Как трясутся ручки. И без того забитая всякими пустяками голова уже просто не выдерживает — хочется плакать, рыдать, истерить, смеяться, рвать и метать. Глаза ищут за что бы зацепиться — крашенные неровно стены, деревянная дверь с металлической ручкой, кафельный пол, яркий свет ламп. Живот свело так, что стоять солдатиком уже не выходит — выворачивает изнутри, я переминаюсь с ноги на ногу. 16:24. А ведь я только вошла в здание. Боже мой, какой ужас. Докатились, Варвара Александровна — информатика караулите у кабинета. Маньячка! Никогда бы не подумала, что всего 6 минут могут довести меня до состояния, в котором волосы на голове хочется рвать и кричать во всю глотку. И не просто кричать, а кричать «Я люблю тебя!» Ужасно стыдно. И оправдываться перед теми, кто проходит мимо и спрашивает, что случилось? И перед собой стыдно — заниматься таким просто бред, но тем не менее, я продолжаю почему-то? Но хуже всего — стыдно перед ним. Перед взрослым и женатым человеком, которому дела до меня нет. А мне до него есть. Ещё месяц назад и подумать не могла, что буду тут. А вот оно как. Всё прошло слишком быстро, никогда такого не было. Всего месяц, а всё встало с ног на голову. Как так получилось, что я разыскала его номер (хотя потом он и сам об этом узнал), начала доставать его — писать, молить о встрече. Потому что я «сдаю информатику». Нет, у меня нет тяги к информатике. Нет, я не умею писать коды и работать с экселем. Но я сюда и не за этим прихожу. На одной чаше весов — 6 часов в неделю с ним, на другой — постоянные контрольные и неуспеваемость по информатике, о которой узнает мама, а там мало не покажется. Я свой выбор сделала. Дверь открылась, наконец-то, и выходит он — не греческий бог, конечно, но есть в нём что-то такое, что тянет с невиданной силой к заветному кабинету. Уже давно я бесстыдно пялюсь на него — на уроках рассматриваю его лицо, тело, позу, эмоции, взгляд, который не всегда был направлен на меня, а жаль. Ох, как мучительно думать, просто фантазировать о том, как мои маленькие трясущиеся ручки поглаживают щетинистое лицо, а зрачки уже не бегают по телу, а глядят прямо «в глаза смотрящего». Он опять занят. Неудивительно. Но я подожду. Перекинулись парой фраз, я обмолвилась, что дождусь его освобождения. Разговор личный. Спустя минут 5 все от него отлипли. Наконец-то! Карие глаза уставились на меня, но не как мои на него — пожирающе — а мягко разглядывающе, не показывая ничего лишнего. — Ну, чё хотела? — А можно не здесь? — просто не могу сказать это в стенах школы. Стыдно. Тем более, что на нас пялится его дружок-коллега. Мы вышли на улицу. Прохладно, морозно — хорошо, если одним словом. Мы начали разговор. Минут 5 говорили. Или 10. Или 15. Говорили обо всём. Но не о том, что хотела я. Он понял, что не смогу сдать информатику, посоветовал многое, но разговор получился не таким, какой хотела я. И вообще, когда я начинаю с ним говорить, то слова сами лезут, затмевая все те мысли, которые до этого строились не одну ночь.

Но тут…

— Я люблю Вас. — Что? — Нравитесь Вы мне, говорю. Люблю Вас. И информатику сдаю не потому, что хочу, а потому что с Вами побольше времени проводить буду. Многозначительный выдох вырвался из его лёгких. Осуждающий такой, издевательский. Карие глаза уже сверлят меня, будто он теперь стоматолог, а не информатик. Удивительно, но больно, как и у стоматолога. По-другому больно, но всё же. — Пойдём. Он повёл меня в кабинет. На последний этаж поднимаюсь по родным ступенькам, которые сейчас словно доски над пропастью. Мне ещё никогда не было так жарко — даже в Африке на экваторе будет не так, как сейчас мне. Да я горю. Прям сгораю со стыда. И похоти. Мы проходим в двойной кабинет — в нём 2 зоны, в каждой свой учитель. Но второй учитель ушёл. Неудивительно, сколько там сейчас время? 16:45, понятно. У мамы будут вопросы. Но это потом. Он зашёл в свою, дальнюю зону, не забыв при этом закрыть дверь. Хоть и нет никого, предосторожность никогда не помешает. — Садись, не бойся. Он не стал снимать куртку, плюхнулся в кресло прямо так, вальяжно развалившись, готовясь тем временем к долгому разговору. Очень долгому. Пока начал приводить в порядок рабочее место — включил компьютер и начал что-то стремительно искать. А мне на месте не сиделось. Трясёт изнутри. Есть такое выражение — уж на сковородке. Так вот именно в таком состоянии я тогда находилась. Он видел, в каком я состоянии, поэтому поспешил успокоить: — Не бойся, я не кусаюсь. Мы просто поговорим. Поговорим, конечно. Просто поговорим, что в этом такого? П — поговорим. П — ПОЗОР! Господи, и как я буду на уроках смотреть в глаза этому человеку? Да даже не в глаза? Блять. Он перестал рыться в мониторе и обратил свой взгляд на меня. Я же пытаюсь разглядывать трещинки на парте, неровности пола, облупившуюся со стен краску — куда угодно, только не на него. — Ты знаешь, — начал он, потирая кольцо на безымянном пальце, — я тебя не осуждаю. Это всё абсолютно нормально, тебе 16 лет, ты уже девочка взрослая. Сама, думаю, понимаешь, что взаимностью тебе не отвечу. Объяснить почему или сама понимаешь? — Понимаю. — Ну и молодец. Он начал потихоньку избавляться от куртки, ведь в помещении плюсовая температура. И мне не мешало бы. Но мне дышать даже боязно, куда уж там куртка… — Тебе не жарко? Сними куртку. Послушно избавляюсь от куртки и я. Стало чуть легче, но жар никуда не делся. Все-таки не от куртки. — Я уже подозревал, что что-то тут не так. То подарки, то допы. Ну я как-то особого значения не придавал. А оно вот как. Он улыбнулся. А как ехидно, как злорадствующе. Как будто всю свою педагогическую деятельность ждал этого момента — постебаться над влюблённой в него ученицей. Да ещё и одиннадцатиклассницей, ох! А ведь осталось всего ничего — ноябрь, декабрь, январь. Дальше информатики не будет. Больше не увидимся. Да забудь ты и всё, так нет. Хотя, я сама виновата. Пока сама в лицо не скажу, что нравится — буду страдать. Вот и сказала, на свою голову. Просто песня. Как там пела Пелагея?

«Думы окаянные

Мысли потаённые

Бестолковая любовь

Головка забубённая…»

Ох, как стыдно, Боже мой! Ладно сейчас, а как же я на уроке ему в глаза смотреть буду? А он?

Щёлк!

Переклинило. Обоих. — А знаешь, — он снял кольцо, — к чёрту! Иди сюда. — Зачем? — Надо, покажу тебе кое-что. Что ж ты мне покажешь? Чёрт, встать бы ещё со стула. За 2 минуты уже успела к нему прирасти, если честно. Но ноги пока меня ещё слушаются, поэтому я еле-еле плетусь к учительсокму столу. — Смотри. Оп! Лёгким движением мышки он вывел камеры из строя. Те самые, которые висят только лишь в этом кабинете, которые пишут и видео, и звук. Одним, мать его, нажатием. Мои глаза округлились, теперь походя на пятикопеечную монету. Охренеть! Да я просто в шоке! Как?! — Гений! — невольно произношу. Хотелось в мыслях, но не получилось, увы. Он опять улыбнулся. Какой самодовольный, горделивый. Хотя, впрочем, я же сама его хвалю. — Иди сюда. Прежде чем успеваю что-либо сказать, он уже оказывается около меня. Встал с кресла рывком. Руки его невольно полезли к шее, прямо за ушки — он обхватил моё лицо обеими руками, смотря при этом мне прямо в глаза. А что я? У меня только одна мысль- ТВОЮ МАТЬ! Как же так? Почему? Прямо тут? Да чёрт с ним! — Хочешь? — шёпотом спросил он, проговаривая мне это прямо в губы. Стыдливо отвожу взгляд в сторону, надеясь избежать участи ответа на такой вопрос, попутно с этим краснея как помидор. Ответ ведь очевиден, не так ли? Ну да, не тут-то было, не придётся мне отвечать, разбежалась. — Варя! — властный голос вывел из раздумий, — хочешь или нет? Он не смотрит мне в глаза, он заглядывает мне в душу. Ну смотри же, чёрт! Смотри! — Очень хочу! — смотрю на него. И в глазах нахожу ответы на все те вопросы, которые секунды назад меня терзали. Двух секунд хватило, чтобы он окончательно притянул моё лицо к себе. Своими губами он обхвалил мои, заставляя меня этим нелепо вскрикнуть. Он словно лев, который всю свою жизнь питался падалью, а теперь хочет отведать свежей крови. Наконец, отпрянул от лица. Но это не значит, что от меня в принципе. Ладони спускались ниже, поглаживая всё тело: от хрупких плечиков до ягодиц. А поцелуи тем временем не закончились. Теперь местом пыток стала чувствительная шея. Сначала он нежно провёл по ней носом, прощупывая почву, так сказать, а уже потом впился в неё. По всему периметру этого участка моего тела он оставлял метки. Поцелуи были настолько сильны, что следы от них были видны уже сейчас. Но ему, видимо, больше всего понравилось место за ушком, да и мне тоже, потому что от поцелуев именно в это место из меня вырывалось нечто, что отдалённо смахивало на стон. Но и эта пытка прекратилась. Руки остановились в районе рёбер. Глядя мне прямо в глаза он без труда поднял меня и усадил на стол. — Ой! — От неожиданности выдаю я. — Спокойно. — улыбка уже не сходит с его лица. Мы соприкоснулись лбами — дали друг другу секунды на подумать. Подумать о том, что будет дальше. Не о последствиях, а, скорее, о приятностях. Дыхание стало спокойным, казалось, как никогда прежде, хоть и овладевало сейчас нами далеко не спокойствие, а похоть. Мы чувствовали ритм друг друга — не только сердцебиение, а именно ритм. Сложно объяснить это простыми словами, да и сложных слов не хватит на то, чтобы отобразить всё, что чувствуешь в ритме другого человека. Аура. У него она была какой-то…мм…странной? За всё тем же безразличием на лице стояло безразличие и внутри, но только лишь? О нет. Он тщательно скрывает в себе то, что показывать у нас не принято менталитетом, да и обществом в целом. И когда ты открываешь в нём это, то ты словно постигаешь те грани жизни, которые ещё никогда не осмеливался затрагивать, на тебя волною выплёскивается поток человеческого сознания. Человеческого! Он — не робот. Че-ло-век! Да, он учитель, поэтому никогда и ни при каких обстоятельствах не позволяет себе открываться, а может ли он вообще? Имеет ли права показать потаённые уголки души для чёрствых зверёнышей, которые только и ждут заветные 14:25, чтобы пойти на обед? Не имеет. Смысла не имеет, в общем-то. Да дело даже не в праве. Сможет показать слабость?

Сейчас — возможно.

Или всё же нет?

Вдоволь напитавшись энергией друг друга отстраняемся, смотрим друг другу уже не в глаза, а в души. Глубоко. Пока не стоит. Уже я теперь тяну инициативу на себя. Лезу своими ручками к нему, пытаясь снять хлопковое поло. Получается нелепо и неумело, но ведь получается же. Не без его помощи, конечно. Он вышел из транса чуть позже, чем я, но сразу включился. Поло позади, а что же спереди? Спереди уже моё пространство для пыток. Не теряя времени устремлясь к торсу. Ручки обхватили широкие плечи со спины, чтобы было за что держаться. При первом же поцелуе в пространство большой грудной мышцы он запрокидывает голову и закрывает глаза от кайфа. Я не следую его примеру - оставляю в свою очередь исключельно аккуратные мокрые следы, нежели багровые пятна. Женат, всё-таки. Спустя минуты 2 такой пытки он не выдерживает, просто не может больше стоять спокойно. Теперь уже он желает стянуть с меня мою кофту. — Неплохая кофточка. Он провёл пальцем по вырезу в районе груди. Нет, ничего такого, он не открывал вид на то, что не должно было быть видно. Но вырез там был, причём действительно глубокий. Хотя, на что там смотреть? Было бы хоть что-то… Но от самого прикосновения к моей коже я покрываюь мурашками, меня аж передёргивает. Он стянул с меня эту кофту. Стало чуть прохладнее, но в моём состоянии это было даже к лучшему. Сразу нагнулся и потянулся лицом к моей груди. Снова пытает меня своими губами. Сволчь-то какая! Он хотел снять ещё и бюстгальтер, но я остановила его: — Не надо! — Почему? Вот тут мне стало реально стыдно. Снова мои щёки налились румянцем. Не знаю почему, но мне искренне не хотелось, чтобы он видел меня полностью обнажённой. — Ты стесняешься? Я не буду, если не хочешь. — Не хочу. — Как скажешь. Он снова поцеловал меня, но уже в лоб. Нежно, на этот раз как бы успокаивая. Мой взгляд после этого опустился на ремень его брюк. Полоска коричневой кожи явно была тут лишней, скрывая за собой другую кожу, человеческую. Последняя была более желанна, чем искусственная. Он заметил мой взгляд и то, куда он устремлён. «Ха, ничего себе, стесняша!» — в мыслях пронеслось у него, а на лице снова появился отблеск ехидной ухмылки. Ничего, она ещё успеет себя проявить. — Сама хочешь или мне помочь? Конечно хочу. Но ведь сама понимаю, что после просьбы не снимать с меня лифчик будет странно требовать от него снять штаны. И опять я в ступоре. — Эй, ку-ку. Ты тут вообще? — Я? Да, я сейчас. — Что сейчас-то? — Ну, отвечу сейчас. — А, ну давай подожду. Я надеюсь, что это будет не больше часа, а то мне домой скоро. Опять он хихикает. Дитя малое, чем бы ни тешилось. Но он же понимает, что мне не очень-то и приятно слушать его издёвки? Понимает, наверное. Обидно. — Ты обиделась? — изображая из себя искренне удивление спросил он, — Прости, я не хотел. Но мне уже как-то и не до извинений. Вот какой от них толк, если искренности от них — ноль? Мне хочется не извинений, а чтобы такого не было в принципе. Дружеские приколы — одно, но когда перед тобой полураздетая школьница, то шутить так такое себе занятие. Я люблю его за то, что он может посмеяться над ситуацией, но не надо мной ведь! — Варя! Он взял меня за подбородок, поворачивая лицом к себе, чтобы хотя бы заглянуть в глаза. Он и без этого понимал, что не всё хорошо, но посмотрев в глаза он с уверенностью мог действовать дальше. И он посмотрел. — Я не хотел. Иди сюда. Он обнял меня. Крепко-крепко. Специально устроился так, чтобы я вынуждена была положить головку ему на плечо. Сам же прижался носом и губами к моему ушку, намереваясь успокаивать. — Извини меня. Не хотел тебя обидеть, правда. — шепчет на ушко свои нелепые извинения. Но не просто словами — действиями — он извинялся передо мной. Тёрся и целовал то самое место за ушком, от которого бабочки в животе хоровод водят. У меня не хватило сил сдерживаться. Я обнимаю его в ответ. Смотрю попутно в пустоту — на доску, стены, пол, потолок. Мыслей нет. — Ну, что же. Видимо, на сегодня всё. — он разорвал объятия, виновато оправдываясь. — Нет. — Что нет? — Не всё. Я вскакиваю со стола, вплотную прижимаясь к полураздетому информатику. Пока полураздетому. Нежно и легко толкаю его ручкой прямо на кресло — он повинуется, аккуратно садится на него. Напряжён, словно струна на скрипке. — Расслабьтесь. Я подхожу всё ближе и ближе. Попутно собираю волосы в хвост, чтобы не отвлекали от самого главного. Он следит за мной, не смея пошевелиться, да и делать что-либо в принципе - дышать в том числе. Мои слова для него - как мёртвому припарка. Поэтому я подхожу и целую его лицо - сначала губы, потом щёки, лоб. Всё, что можно и нельзя. Спускаюсь ниже - шея, затем торс. Штаны. Перевожу взгляд на него - готов ли он? - Могу я? - Можешь. Теперь улыбаюсь я. Ну что, кто теперь хозяин положения? Кто теперь над кем смеётся? Ремень отлетает в небытие, штаны же аккуратно приспускаются, открывая для меня только самое нужное. Боже мой. Ну теперь понятно, откуда аж сразу двое детей подряд. Тоненькая ручка обхватывает массивный, пульсирующий член. Моя рука явно маловата для столь взрослых махинаций. Либо он большой, не знаю. Начинаю плавные движения вверх-вниз. Он, в свою очередь, откинул голову и расслабился, наконец-то! Я пытаюсь делать всё как можно аккуратнее, но тут мне моя неопытность не сыграла на руку. Хехе, на руку. Уже через пару минут он начал приглушённо стонать. Скорее, походило на звериный рык, но это мне нравилось больше, чем тишина. Так я хоть понимаю, что делаю всё более-менее правильно.

А может?

Что ж, понаглею. В ход пошёл рот. Собственно, почему нет? Всё равно рано или поздно это бы случилось, не так ли? Так почему бы и не сейчас? Сначала потихоньку дотрагиваюсь кончиком языка, но уже потом беру сразу в рот. Пытаюсь, действительно пытаюсь сделать это как можно плавнее, чтобы понять приемлемую длину. Есть. Он, видимо, не ожидал. Наслаждение прерывают новые ощущения, которые заставляют широко раскрыть глаза от, собственно, удивления. Всё-таки решилась? Где же твоё стеснение? Так прошли ещё пару минут. Тишина сменилась еле уловимым стоном, который больше походил на животный рык, но так даже лучше. Животная похоть, животный стон, он - животное. Предаётся плотским утехам со своей ученицей. Ведь она же ещё ребёнок! Или уже нет? Кто знает? Дурные мысли вывели его из транса и наслаждения. Он резко вскочил со стула, как ошпаренный. Бешеными глазами исполосовал всё моё тело, придя к выводу, что всё-таки пора. - Хватит с тебя, иди-ка сюда. Он снова предпринял удачную попытку усадить меня на учительский стол. Нависая надо мной и упираясь носом прямо в шею, дыхание его участилось, только теперь дышал он не носом, а ртом - чисто физически он уже не мог вбирать в себя необходимое количество воздуха. Жарко. Обоим. Теперь полетели и мои штаны. Вслед за ними и нижнее бельё. Как же быстро он меня раздевает - не то, что я его. О нет, мне не завидно. Я теперь остаюсь в одном бюстгальтере. Странные ощущения, хочу вам сказать - сидеть практически обнажённой на учительском столе. Но ощущения приятные, по крайней мере, мне так кажется. Чувствуется. Его руки уже на моих коленках,мои ноги же автоматом приняли необходимое положение, раздвигаясь как можно шире. Я поднимаю голову и смотрю на него. Готов?

Nunc aut numquam!

- Стой! - опять я не могу. Кстати, и давно это я перешла к нему на "ты"? - Мм? - он явно раздражён. Конечно, он уже собирался войти, как я опять его останавливаю. - Мы не можем...без...защиты. - из меня еле-еле вырываются эти слова. Но слова правильные, ведь ой как не хочется становится мамой в 17, так ещё и от учителя информатики... - Успею. - перечит он, готовясь, наконец, к проникновению. - Ага, конечно. Сколько детей у Вас, не напомните? Вот и пришло моё время улыбаться. Глупая шутка? Да, ну и что с того? Не одному ему же смеяться! - Это было запланированно. Не переживай. - его позабавила шутка, но он всё ещё не хочет отвлекаться от главного. - Ну так, я могу уже войти? - Ну ладно, так уж и быть, входите! С улыбками на лицах мы продолжаем. Он касается меня, заставляя напрячься, да и выпрямиться. Закрываю глаза и глубже дышу. Больно будет, как бы не хотелось верить в обратное. Вошёл. На немного. Но всё равно, я чувствую эти не самые приятные ощущения. Хотя, если прочувствовать, то можно ощутить внутри себя лёгкие толчки. Это кровь бежит внутри него - горячая, пылкая, драгоценная. Он входит всё глубже и глубже, вынуждая меня стонать, но не от наслаждения - от жуткой боли. Куда же так глубоко? - Ты не девственница? - Что? - внезапный вопрос отвлёк меня от мыслей о боли и прочем. - Ты не девственница. - повторил он ещё раз, только теперь не как вопрос, а как утверждение. - Ох, да...Это долгая и глупая история, но я думаю, что как-нибудь успею Вам её рассказать. Потом. Не сейчас. Не хочу, чтобы он думал. Обеими руками хватаю его голову и прижимаю к себе, чтобы я была на уровне его уха. Зачем? Чтобы он как можно ярче слышал каждый мой вздох, каждый стон, каждое слово. Он двигался плавно и нежно, со временем то ускоряясь, то замедляясь. Он понял, так ещё и сделал так, чтобы мне было максимально приятно. Поэтому мои стоны становились только громче. Но были не только стоны. Зная его неравнодушие к похвале, я иногда старалась говорить ему приятности. "Вы лучший!", "Не останавливайтесь!", "Ещё!", "Да, вот так!" и другая куча клишированных фразочек. Но как они его возбуждали. После них в нём будто зарождалась новая жизнь - из ниоткуда появлялась энергия, заставляющая его двигаться сильнее, интенсивнее, чувствительнее. А это, в свою очередь, порождало новые порции ободрительных фразочек от меня. Замкнутый круг, получается. Мы близки к финалу. Оба. Чувствуем, что больше не можем. Жар в теле превысил критическую отметку, а стоны явно доходят до сотни децибел. Мои руки не находят места. Они прыгают туда-сюда - с его головы на плечи, с плеч на торс, с торса на его руки, с рук на голову. Он перехватывает их, чтобы я могла, наконец, сконцентрироваться на нём. - Всё. - он вышел из меня резко и неожиданно, отпуская мои запястья. Мои ноги трясутся от такой энергии, но неужели это - всё? Видимо, да. Спустя пару секунд он кончил, прямо на мой живот. Ну что ж такое. - Ну всё, придётся мыться целиком. - пытаюсь разрядить обстановку. Складывается ощущение, что мы не закончили. Не было завершающей ноты. Он посмеялся и приблизился ко мне. Сидя на столе обхватываю ножками его фигуру, притягивая к себе, руки же обвивают шею. Он тоже меня приобнял, и сейчас мы, наконец-то, встретились не взглядами - душами. Дверь в потаённые уголки души сейчас была открыта, без труда можно было глянуть - что же внутри у этого человека? Хотя, какой в этом смысл? Сегодня я уже сделала о нём достаточно много выводов. И хороших, и не очень. Но лучше постигать эти выводы не в рассказах, а в действии. Он расскажет мне сам всё, что считает действительно важным и нужным. Мы сливаемся в последнем, на сегодня, поцелуе. Все остатки бурных чувств сейчас выходят из нас с движениями наших языков. После такого поцелуя мы не отстраняемся, нет - мы наоборот не отходим друг от друга. Трёмся носиками, закрывая глаза от удовольствия нахождения рядом. Улыбка сама возникает у нас обоих, а теперь даже и не думает слезать с наших лиц. Но всё хорошее имеет свойство заканчиваться. - Тебе пора. Уже очень поздно. - он глянул на наручные часы и, судя по всему, ужаснулся. Да ладно, мы действительно провели тут настолько много времени? Часы повёрнуты не ко мне, но по стрелкам понимаю, что время близится к 18:00. Чёрт, реально пора! Но я так не хочу его отпускать. Руки сами тянутся к его лицу, поглаживая щетинистые, горячие щёки. От глаз невозможно оторваться - нет, не сейчас! Он это понимает. Сам такое же испытывает. Берёт мои ручки и нежно поглаживает их. Но потом сам же и убирает. Следующие минут 10 мы собирались-одевались. Уже стоя в куртке и готовясь выйти из кабинета меня чёрт дёрул спросить кое-что. - А камеры? - Ох, ладно, потом. У меня нет сил на них сегодня. Вместе вышли из школы. Тьма уже заполнила каждую улочку, каждый уголочек был заполнен ею. Только яркие фонари простивобоствовали самой тьме, что, кстати, у них успешно получалось. Но чародейка не так проста, поэтому так просто не сдавалась - на своих территориях, где она была ещё хозяйкой, она окутывала с ног до головы, вселяя мрак в чистые души, а грязные подпитывая ненавистью. Сама природа уже не могла стерпеть проказы осенней тьмы, поэтому на землю отправился белый посланник - снег. Как не старалась тьма очернить его - все попытки выходили безуспешными. Вот и сейчас белые хлопья бесшумно ложатся на земляной покров, прогоняя собой злую чародейку. Красота! Не хочется домой, хочется бегать, прыгать, тацевать под снегом! Сердце трепетало от радости и не тревожилось заботами о завтрашнем дне. Оно и к лучшему. - Ну всё, давай. До завтра! - сказал он, попутно любуясь крупными белыми хлопьями. - До завтра! - отвечаю я, так же не отрывая взгляд от белого посланника неба.