Maintenant, que deviennent...

Вернётся или не вернётся, жив или не жив? Все мысли Лилии — об этом. Внутренняя мольба — лишь бы живой, лишь бы… Хоть какой, хоть раненый, искалеченный, больной — но живой. Женщина рядом с ней тоже почти плакала. Лилия утешающе положила ей руку на плечо.       — У вас столько шансов, что он будет живой, — сказала она тепло. Женщина отняла руки от лица.       — И столько же — что мертвый… Лилия промолчала. Она не скажет, она не может. Раскрыть свою тайну первому встречному? Она помнит день, когда пришла чёрная бумажка. «Убит вражеским пулеметчиком». Но она надеялась. Столько ошибок было совершено! Может, и жив ее Доминик. Едут танки. На них — солдаты, много солдат. Кто-то смеется, кто-то поет, многие выглядывают в толпе своих. Паренёк с коричневыми волосами выпрыгивает из танка и бросается в обьятия женщине.       — Мама! — смеется он, обнимая женщину. И она смеется и плачет. Завтра еще партия, обессиленно подумала Лилия. Может, завтра. Наступает тягостное завтра. Она выбегает на улицу впопыхах. И снова ждет целый день. Площадь пуста. Вдали едет еще танк, последний. Лилия с надеждой поднимает глаза. Зеленоглазый солдат спрыгивает на скорости с танка и бежит к ней… Она, захлебываясь радостью, бежит навстречу. Быстрее, быстрее, только бы это был не сон. И это не сон. Доминик, живой и здоровый, улыбается и обнимает ее. Пустая ночная площадь. Юноша тянет за собой возлюбленную, ничего не говоря, берет за руки, увлекая в долгий вальс, что в годах остался с названием «Венский». В танце оба сливаются в долгом, нежном и бесконечно сладком поцелуе, таком, о котором никто и мечтать не может, кроме этих двоих. Только их. Пускай война, пускай хоть что — в памяти двоих в душе останется станцованный на парижской площади Венский вальс.