Волчонок

У человека нет инстинктов. У Рэя есть единственный — тревога. Всепоглощающая, обнимающая всё нутро склизкими щупальцами. Она редко его подводила, но на Сэнде раз за разом происходила осечка — отдачей отдавало больно по черепу и всему мягкому. У Рэя настроения нет с самого утра. В такие моменты он обычно его портит всем, даже без злого умысла — просто так получается. Если отец и прислуга могли снести любое его поведение, не граничащее с угрозой жизни и здоровью, то с Сэндом вполне себе можно было поссориться и мучиться потом самому. Поэтому Рэй выбрал простую тактику — молчать всё утро, отвечая на вопросы односложно и по мере необходимости. Сэнд не выдержал молчанку через час. Рэй монотонно возил ложкой по дну кружки. В такт ей плескался кофе. — Рэй, что уже случиться успело? — Ничего, дерьмовое какое-то настроение. Я держу язык за зубами, чтобы не наговорить тебе что-то такое, за что потом придётся просить прощения. Губы Сэнда трогает улыбка. Нагнувшись, он целует Рэя, треплет его волосы между пальцев и опускается на колени. Рэя нельзя нельзя подкупать сексом. Потому что он ведётся. С Сэндом хорошо невероятно, ему даже особенно долго не нужно стараться — Рэй утром чувствительный и всё ещё на эйфории после выяснения характера их отношений. — Завтракать уже не будешь? — Рэй довольно ухмыляется, потягивается, наблюдая за Сэндом, вытирающем рот. — Придурок, — отвечает Сэнд, шлёпая Рэя по бедру. Не обижается — его выдаёт улыбка ярче солнца. Может, поэтому, настроение Рэя не было настолько дерьмовым, когда на пороге комнаты Сэнда оказался Боинг — Сэнд его не звал, было видно по тому растерянному выражению лица, что появляется, когда он чего-то не хочет или не планирует. Хотел он поговорить или специально пришёл, чтобы позлить Рэя, понятно не было. Рэй решил понаблюдать со стороны, не вмешиваясь. Он держал уже холодный кофе в руках, опираясь о косяк, и, наверное, это называется «подслушивал»? Боинг просил второго шанса. Рэя захлестнула волна гнева, негодования — он смел просить второго шанса после всего произошедшего? После неё нахлынул стыд — а Рэй имел право просить его же раз за разом? Даже не второй, десятый шанс, который с каждым разом был использован неправильно. — Ну же, Сэнд. Я же был твоим самым любимым парнем, — говорил Боинг. — Рэй уже стал более любимым. Сэнду было некомфортно, и Сэнд, блять, с этим ничего не делал. Он человеком был мягким, гуттаперчевым, склонным сожалеть и прощать. Рэю это понять несложно — он бы на месте Сэнда себя за всё произошедшее не простил. Или поставил бы цену слишком высокую. Однако Сэнд постоянно шёл навстречу, стоило Рэю сделать хотя бы один шаг, и Рэю совсем не хотелось делиться этой же привилегией с кем-либо ещё. Себе он пообещал исправиться. Мир Рэй вертел на хую, как на вертикальной оси — если мнение о нём не поменяется, если он останется таким же избалованным эгоистом, то пусть так и будет. Но лишь бы так не думал Сэнд, лишь бы он чувствовал себя немного комфортнее с ним, и тогда точно всё будет так, как нужно. От Боинга же непонятно, чего ждать. Рэй ему не доверяет, причин не находится. Сэнд же метается, ищется, куда бы приткнуться. Не Рэю его винить, но это раздражает невероятно — гнев зудит в костях, распирая изнутри. Каждое неосторожное движение может оттолкнуть Сэнда, задев его и так задетые чувства. И Рэй думает, прокатывая по языку вариант за вариантом вместе с виски; сидя в баре, он всё ещё обещает себе, что это последний бокал. Сэнд немногословен — ещё бы ему трепаться про бывшего, — Боинг рассказывает про себя многое, но будто отдаляется этим, размывая значимое пустыми фактами. Настоящим подарком становится Мью. Рэй не может не оскалиться мерзко, с привкусом злости и сарказма, когда узнаёт об их общении — это не удивляло, Боинг же, скорее впечатляло. Рэй цепляется за его мечту стать бортпроводником. Детали его жизни откопать несложно, воспользуйся только грамотно связями отца — и на столе рядом лежит папочка с аккуратно подшитыми листами. Кто родители. Где учился. Друзья и знакомые. Проблемы с законом. Признаться честно, Рэю вначале хочется сыграть безыскусно-грязно, заплатить двум секс-работникам и держать красивую видеозапись как козырь в рукаве, однако, он уверен, этим бы подтвердил, что на своих ошибках не учится. Некрасиво. Гораздо интереснее избавиться от причины, нежели бороться со следствиями. Боингу неинтересны чужие чувства и репутация. Ему интересен только он сам. «В баре пи`Йо в девять. Свободен?» Рэю кажется, что он ждал сообщения. Ответил едва ли не в ту же секунду согласием. Рэй видит насквозь таких — может, потому что отчасти и сам такой человек, — скучающий, мстительный и прилипчивый, Боинг не оставит в покое то, что хоть когда-то ему принадлежало. Но иногда в мыслях Рэя всё же закрадывались щекочущая противная мысль, что Сэнд ему может быть нужен на самом деле, на самом деле что-то, да от чувств осталось. Это было бы проблемой. Но мысль изживает сама себя, когда Боинг вот так легко соглашается встретиться с чужим парнем, не уточняя ни к чему, ни зачем — была бы возможность поиграться, под раздачу мог попасть и сам Рэй. Это бы вызвало некоторую долю негативно-горьких эмоций Сэнда, которыми и питалось нарциссическое нутро Боинга. Он приезжает чуть позже девяти, будто изначально почеркивая, что заинтересованы в нём, а не он. Боинг заказывает себе коктейль. Рэй с пару минут просто смотрит, пытаясь, видимо, что-то выяснить для самого себя, ничего не говоря. Боинга это не смущает. — Позвал меня выпить? Нет, не сочти за грубость, мне интересно узнать лучше парня, которому Сэнд дал шанс, однако… — Безупречное знание английского языка. Физические данные на высоте. Коммуникабельность, внешность приятная. Буквально всё, чтобы стать стюардом. Но есть вот эта ложка дёгтя, которая может испортить такую блестящую карьеру, — судимость родителей. С лица Боинга сходит улыбка, не оставляя после себя даже привычной для него ухмылки. Чистота хмурости. — Давно погашенная, не имеющая ко мне никакого отношения. — Да, всё понимаю. Но, видишь ли, у каждой крупной интернациональной компании есть политика безопасности… ну, в этом плане. Наверняка, в твоём личном деле не сказано, что у родителей статья щепетильная, распространение запрещённых веществ… Или за хранение? Прости, не углублялся. И какая незадача — твой очередной тест может оказаться положительным. Или нет. Туманные перспективы. Боинг делает большой глоток, опустошая стакан. Его взгляд приклеивается к полу, задумчивый, тяжёлый. — Твои условия? — наконец ответил он. — Прочь с дороги, — отставив бокал в сторону, Рэй поднимается со своего места. Боинг повторяет то же самое. Между ними остаётся не больше полуметра расстояния. — Чтобы я тебя не видел рядом с собой, моими друзьями, рядом с Сэндом. У тебя может возникнуть вопрос, кого я имею в виду, так вот, Мью. Ну, судьба у меня такая, видимо, что ни парень, ни лучший друг не упоминают о моём существовании. Но, наверное, так даже лучше. — Я-то отстану. Только не делай вид, что ты добряк, который обо всех заботится. Себя хотя бы не обманывай. Даже если бы я был хорошим парнем, который очень любит Сэнда, ты точно так же вцепился бы в него, потому что эгоист и не умеешь отпускать людей. Рэй даже на мгновение замирает от этих слов. Боинг неплохо разбирался в людях, отчего так умело мог манипулировать. Это не вызывало ничего, кроме восхищения. И самую малость злости, что этот талант коснулся самого Рэя и его хрупких отношений. — Ты совершенно прав. Моё однажды чужим не станет. — Волчонок, однако, — Боинг говорит негромко, будто ожидая помощи, что вот-вот и нагрянет. В интонации была невероятная усмешка, но всё же огорчённая. Его ладонь, проскользив по воздуху, легла на щёку Рэя. Лишь кончики пальцев, но ощущалось прикосновением интимным, — с зубками. Только ему бы быть осторожным — охотник на то и человек, чтобы быть умнее. Губы Рэя растянулись в улыбке. Тревога парадоксально отступала, прячась куда-то далеко. — Охотнику бы не попасться в собственные капканы, — отвечает он, мягко отсекая ненужное прикосновение. Сэнд сегодня поёт здесь. Но с ним Рэй поговорит позже.