Клуб разбитых сердец.

Ветка клена тяжело прогнулась под весом черного ворона, который с любопытством приземлился недалеко от могилы. Красные листья, сорвавшись, закружились вниз, опадая на каменную плитку. Выбитые иероглифы на потертом камне складывались в имя: Рюсей Сато. Рядом, наклонившись к земле, сидел светловолосый юноша, поправляя свежий букет цветов. Закончив, он выпрямился, поджав губы. Сколько бы лет не прошло, рана в его груди все так же болела. Ему казалось, что он все еще ощущает ладонями тепло чужого тела, а запах крови въелся в нос так, что не перебьет ни один нашатырь. Если бы не дождливая осень и не бежевое пальто, то он бы упал прямо здесь, поближе к камню с холодным именем, чтобы просидеть так несколько часов, пока слова не закончатся, а слезы не высохнут. Это все, что осталось от него. – Я перестал считать, сколько прошло лет, приятель, – горько усмехнувшись, прошептал Мацуно, опуская глаза. Их неприятно щипало, обжигая подступающими слезами, – я почти забыл твой запах… – Последние слова даются парню с трудом, застревая в горле. Рука безвольно потянулась к могильной плите, но Чифую вовремя отдернул себя, сжимая мягкую водолазку в районе сердца. Воспоминания мягко окутывали его, обостряясь от шелеста ветра в почти оголенных ветвях. – Холодает! – Звонкий голос режет слух Мацуно и тот раздраженно сжимает челюсть. Даже не оборачиваясь, он уже знает, кто бежит за ним с неисправимой широкой улыбкой. – Чифую, а не слишком ли ты легко сегодня оделся!? Чифую ускоряет шаг, но на него все равно наваливаются сзади, и он почти задыхается от удушливого запаха вишни и миндаля. Поморщившись, парень возмущенно трепыхается, пытаясь оттолкнуть от себя надоедливого одноклассника. – Отвали, Рюсей! Не твое дело! – Фыркает Мацуно, поправляя тонкую куртку, накинутую только на школьную рубашку. В силу своего возраста, он наивно надеялся, что болезнь обойдет его стороной, ведь куда важнее холода возможность покрасоваться перед ребятами в классе. Мол, смотрите, какой я взрослый, хожу, в чем хочу, а не глупо закутанный в тысячу слоев одежды. – Злюка, – смеется Сато, отлипая от Мацуно, оставляя только руку на его костлявом плече. Рюсей – это главная заноза Чифую уже которую неделю. Взялся незнамо откуда, так еще и воняет вечно так ярко, что у Мацуно кружится голова каждый раз, как только он надолго остается с этим альфой рядом. Ни с кем из своего окружения, а в банде альф было достаточно, не было такого. Вишню Чифуя не любил, зато обожал до одури аромат яркого апельсина, который всегда следовал за Баджи. Мацуно, любитель читать слащавые манги, с нетерпением ждал момента, когда же он поймет, что его истинный – Кейске Баджи. Иначе быть не может! Остальное происходящее вокруг Мацуно тактично (нет) игнорировал. Рюсей был на первом месте в списке вещей, которые Чифую хотел игнорировать. По двору эхом разлетается трель школьного звонка и Мацуно ускоряется, перепрыгивая через ступеньку на второй этаж. Сато невозмутимо следует за ним, хихикая с напряженного лица омеги, который краснеет и запыхается, нервничая от очередного опоздания на важный урок. – Не забудь, что сегодня у нас собрание первого отряда, Чиф, – весело бросает Рюсей, щелкая омегу по носу прежде, чем забежать в класс, поспешно извиняясь за опоздание. Мацуно краснеет не то от злости, не то от переизбытка прикосновений альфы, который оставляет за ним невидимый шлейф своего аромата. Одноклассники начинают на них странно коситься, но что-то сказать или спросить не решаются. Чифую выдыхает облачко пара, потирая покрасневшие ладони друг о друга. На его лице застыла блеклая улыбка, ведь воспоминания давно минувших дней греют остатки его сердца лучше, чем июльское солнце в летние каникулы. Тогда они все были беззаботны и счастливы, волнуясь о незначительных проблемах, которые, в прочем, больше создавали себе сами. Мацуно помнит глупости, что творил, да и мотивации свои смешные тоже, и он уверен, что Рюсей всегда был морально взрослее него. Живя, словно последний день, Сато был тем еще лентяем, заносчивым и вечно смеющимся. В груди парня больно сводит ребра от мысли, что улыбку своего истинного альфы он оценил очень поздно, спустя несколько месяцев дружеских и не очень потасовок, издевок и откровенных скандалов. То осознание далось Мацуно очень больно, мир парня замер и не успел продолжить свой ход, осыпаясь осколками прошлых ошибочных целей и убеждений. Последнее, что видит Чифую перед глазами, это кулак Баджи, занесенный над ним для удара. Он жмурится от боли, стискивает зубы, но молчит, получая по заслугам (или не совсем) на равных со всеми. Раз уж он вступил в банду, то должен соответствовать высоким стандартам ее членов. Судорожно вздыхая между ударами, Мацуно хлюпает носом и постепенно уплывает, фигура сверху, что плотно прижимала его бедрами к асфальту, начала двоиться, рассыпаться словно во сне. Ему очень не хотелось позорно отключиться на глазах у всего отряда. После очередного тяжелого вздоха все прекратилось, но Чифую не сразу осознал, что Баджи отпустил его не сам. – Достаточно, Баджи. – Гортанно рычит Сато, подобно разъяренному зверю замирая около Чифую, рукой разделяя его и их командира. – Ты давно суицидником стал, Рюсей? – В глазах Баджи вспыхивает неистовая ярость, заполняя всю радужку черным. Два удушающе сильных запаха смешиваются, заставляя полуживого Мацуно еще больше задыхаться, ворочаясь на асфальте. – Пойдешь против своего командира, ебанутый? – Ты уже достаточно его проучил. – Морщится Рюсей, желчно улыбаясь, хоть скулы и свело от неконтролируемых эмоций. От его маски невозмутимости не осталось и следа, он не тот, кто побоится дать отпор даже своему командиру. Баджи оскалился, демонстрируя острые клыки. Он был чрезвычайно сильным альфой, однако Рюсей не уступал ему. – С каких пор ты заступаешься за слабых неудачников? – Кинув злобный смешок, ядовито шипит Кейске, чтобы больнее зацепить Сато, однако пуля промахнулась, влетая в сердце Мацуно, что стойко держался в сознании, приподнимаясь на локтях. Его словно ударили еще раз, только теперь насмерть. – Что ты сказал? – Глаза Рюсея вспыхнули яростью, и он сорвался с места, замахиваясь на Кейске, но тот легко увернулся, вбивая кулак в чужой торс. Сато словно не почувствовал этого, действуя на чистых инстинктах, вновь набрасываясь на Баджи. Это разворачивалось в настоящую катастрофу, к которой Чифую больше не хотел иметь никакого дела. С трудом поднявшись, он окинул взглядом двух альф, кружащих в битве, и медленно удалился в тень. В его голове словно клеймо выжгли слова, произнесенные Кейске. Слабый. Неудачник. И это после всего, что он пытался делать? Все было напрасно? В последнюю очередь Мацуно думал о том, почему за него вступился Рюсэй, и почему его запах мгновенно сумел унять его боль. Скрывшись от глаз своей банды, он остановился только тогда, когда звук битвы затих вдалеке. Обессиленный, Чифую рухнул на землю, спиной прижимаясь к стене. Омега глотал слезы, находясь на грани от истерики, которая медленно, но верно, тянула его в свои объятия. Холодные ладони судорожно утирали щеки, растирая кровь и грязь, оставляя грязные пятна. Было больно, страшно, но куда больше – обидно. Обида заполняла и перебивала все чувства, словно прожигая в груди дыру. – Чифую! – Услышав этот голос, Мацуно передернуло, и он, скривившись, стал яростнее утирать слезы. Парень проклинал этот момент. Почему именно Сато, блять, из тысячи людей пошел за ним? Он скорее умрет, чем покажет перед ним слабость. Хватит ему уже одного важного ему человека, который считает его ничтожеством. Шаги приближались, и сердце парня замерло, ожидая, что уже через несколько секунд начнутся очередные насмешки над ним. Жалкая глупая омега плачет после избиения? Ожидаемо, да? Ха-ха, блять. Он ведь думает так же, как Баджи? Ему не место в такой сильной банде, хоть пусть он будет способен один завалить сотню человек. Рюсей выглядывает из-за угла и в одно мгновение оказывается рядом, падая на колени перед согнутым вдвое Мацуно, что от стыда уткнулся лицом в колени. – Свали нахуй, – прохрипел Чифую, вздрагивая, когда теплые ладони альфы касаются его предплечий. В нос ударил ядерный аромат вишни, который сотворил что-то непонятное с чувствами Мацуно. Он удивленно распахнул глаза и поднял голову, увидев перед собой размытое лицо смуглого парня. Губы Рюсея не были растянуты в привычной улыбке, ее заменял обеспокоенный вид, с застывшим страхом в глазах и струйкой крови из носа. Всем естеством Чифую впервые ощутил почти болезненное желание прижаться к этому парню. Запах вишни больше не раздражал, он был единственным желанным и самым безопасным, вкусным и… любимым. Мацуно показалось, что раз Сато здесь, больше никогда его сердце не испытает той боли, от которой сейчас избавлялось посредством слез. Поморщившись от нахлынувших чувств, Чифую прильнул к груди Рюсея, а тот тут же прижал его к себе, утыкаясь носом в мягкие волосы. – Тише, – нежно прошептал Сато, упиваясь мягким запахом черемухи, исходящим от омеги. Внутри клокотала злость из-за случившегося, но он не мог злиться, когда его давняя влюбленность так беспомощно прижималась к нему, обжигая слезами татуировку на шее. Парень ласково гладил Чифую по волосам, оставляя невесомые поцелуи на макушке, пока это было ему дозволено. Пока этот миг не разобьется, возвращая их в холодную реальность, где Мацуно снова оскалится и не подпустит его к себе на пушечный выстрел. – П-почему он так говорит? Я же стараюсь, правда стараюсь… – продолжал лепетать Мацуно, цепляясь за черную форму заместителя командира первого отряда. Несправедливость жгла хуже раскаленного металла. – Он ошибается, Чифую, – твердо утверждает Сато, хмуря светлые брови. – Ты очень сильный, и ты же сам знаешь Баджи, он сначала говорит, потом думает. – Парень хоть и говорил это, но и сам был не готов простить Кейске подобный способ задеть Рюсея в битве. Этот идиот совершенно не подумал, что Чифую, всегда с восхищением глотавший каждое слово Баджи, все еще его слышит. Костяшки, сбитые во время битвы, и разбитая губа разом засаднили, напоминая о недавней драке. Однако удивительным способом Мацуно одним своим запахом стирал всю боль, оставляя лишь всепоглощающее желание его защищать. Осознание, словно собирая рассыпанный паззл, долго подставляло недостающие детали в общую картину. Его безумно тянуло к Чифую без причины – есть. Его запах казался ему ярче и намного приятнее остальных – есть. Он только что захуярил своего многоуважаемого командира, потому что взбесился из-за того, что другой альфа не просто трогает его омегу, так еще и смеет наносить увечья – есть. Это пиздец. Они истинные. На лице Рюсея непроизвольно растянулась довольная улыбка, и он крепче прижал к себе Мацуно, еще наверняка не догадавшегося, что произошло. – Я больше не позволю ни ему, ни кому-то еще сделать тебе больно. – Сато выпалил это быстрее, чем обработал смысл сказанных слов. Чифую мелко вздрогнул, медленно поднимая на альфу непонимающий взгляд. – Почему? – Так же глупо выдает омега и Рюсей невольно хихикает, осторожно, чтобы не спугнуть, касаясь щеки парня своей широкой смуглой ладонью, пострадавшей в недавней битве. – Потому что ты – мой. – Без единого сомнения заявляет альфа, рассматривая блестящие в свете уличных фонарей глаза Мацуно. В них все еще плещется море непонимания, но в момент, когда Сато приближается настолько, чтобы обжечь своим дыханием влажные губы, искра осознания ярко вспыхивает зеленым светом. Чифую морщится от нового потока слез, что неприятно пощипывают и так разбитый нос. – Так это ты… – горько шепчет омега, и Рюсей не понимает, чего в его словах больше: боли, угнетающего смирения или облегчения. Оба побитые их красной нитью – Баджи Кейске, они нервно улыбаются, переворачивая свой привычный взгляд на мир на триста шестьдесят градусов. В вечерней тишине слышен гул города вдали, треск цикад и тихое дыхание двух пока еще юных сердец, осознающих, что нашли свою судьбу и теперь у них все будет хорошо. Прямо как в той манге, которую Чифую прочитал на прошлой неделе. Рюсей не двигается, ждет решения своего истинного, и только когда Мацуно чуть наклоняется вперед, неумело прижимаясь к набухшим от ударов губам, размазывая резкий привкус крови, альфа отвечает взаимно. Он куда более смел и уверен, все еще нежно держа Чифую, парень требовательно хватает того за затылок, ласково перебирая выбритые волосы. Целуются они всего пару секунд, оба смущенные до красных щек, что даже разговаривать страшно, но зато теперь вместе. Чифую утирает рукавом слезы, сглатывая тяжелый ком в горле. Судьба постоянно издевалась над ним, казалось, больше всех. Иначе зачем было ей забирать всех его друзей, а вдобавок и истинного? Какого черта, ебанная вселенная, ты создаешь нерушимую связь, которая разрывается гребанной смертью? Зачем? Почему? За что? Мацуно так и не нашел ответа на это. – Как ты, Чифую? – Мягкий голос вырвал Мацуно из болезненных мыслей. Теплые руки ласково приобняли его дрожащие плечи, и он почувствовал успокаивающий аромат лимона, с нотками сандала. Растеряно моргнув, Чифую скорбно улыбнулся, возвращаясь в холодную осень на десять лет вперед окончательно. Вокруг него только руины и… тот, кому вселенная тоже не дала и шанса на счастье. – В порядке, – просипел Мацуно, не без труда отворачиваясь от могилы, чтобы уткнуться в плечо подошедшего парня. В золотых глазах вспыхнуло понимание, поэтому Казутора сочувственно промолчал, с трепетной нежностью целуя холодную щеку Чифую. – Пойдем, ты проведаешь Кейске и поедем домой, ты замерз. Ханемия, как бы смешно не звучало, был отъебан судьбой еще больше, чем Мацуно. Начиная от искаженной против всех правил вселенной истинной связи: альфа связанный с альфой. Которого, впрочем, жизнь тоже присвоила себе. Никто из них не имел изначально шанса на счастливую жизнь. С первого их проклятого вздоха в этом мире. – Хорошо, – кивает омега, пытаясь насытиться едким запахом Казуторы, но сам того не осознавая все еще ищет ядовитую вишню. Согласно правилам этой игры, под названием «ебучая жизнь», истинное успокоение будет лишь с тем, с кем прописано, а с остальными уж извольте постараться себя поломать, если захотели противиться. А что еще остается делать то? И если Мацуно хотя бы без метки живет, ожидая, когда Ханемия соберет осколки своей личности, чтобы сделать его своим, то Казутора все еще стыдливо прячет за длинными волосами метку мертвеца, к которому они сейчас и направляются. Они с Баджи поклялись быть вместе даже в аду, хоть самый ад разгорелся вокруг них еще в их сопливые четырнадцать. Когда они, со слезами на глазах, цеплялись друг за друга, прощаясь и оставляя метки, как знак их вечной преданности. Казутора лелеял эту верность каждый удушливый день в колонии, отбрасывая мысли о самоликвидации только из-за взгляда на драгоценную метку. Его там ждали, его любили, его не предали. Но на смерть это не распространяется, ей как-то похуй на правила. Чифую уходит от могилы Сато не оборачиваясь, боясь собственного сознания, которое подкинет ему улыбающийся силуэт среди серых камней. Он же тогда точно самовольно под землю зароется и там останется. Двое парней направились к другой могиле, петляя между чужими холодными именами. Мацуно казалось, что на него смотрят десятки мертвых глаз, а за спиной возвышаются силуэты пугающих призраков. Он ускорил шаг и остановился только тогда, когда отошел достаточно далеко от терзающей его душу могилы. Казутора уже побывал здесь, заменив цветы и приведя место в должный вид. Хотя, кажется, это место никогда пустым не бывает, как минимум из-за убитой горем матери, что спустя уже десяток лет плачет по глупому школьнику-сыне. На самом деле, Чифую сказать нечего. Парень молчаливо ставит гречневую лапшу рядом с цветами и прикрывает глаза. Ему стыдно появляться Баджи на глаза, они очень многое не успели друг другу сказать, разрешить и уладить. Они все в целом ничего не успели. Поэтому теперь Казутора и Чифую, как побитые бездомные собаки, зализывают друг другу раны, пытаясь все иголки обломать, чтобы не так больно прижиматься было. Потому что они не просто похожи, они – это живое напоминание о двух погребенных под землю людях, когда-то тоже ходивших по этой бренной земле. Смешно, как они ловко их сердца туда же украли. Как тут теперь эти осколки склеить? – Сегодня тридцать первое число, – хрипло начинает Казутора, стараясь не смотреть на вспышку боли в глазах омеги рядом. – Я знаю, что это день скорби, но знаешь… Альфа опускает взгляд, нерешительно хмурясь, судорожно принимая какое-то решение. – Я думаю, Кейске бы понял и принял бы это решение, – голос становится все мягче и Ханемия поворачивается к затихшему парню. – Я хочу, чтобы этот день ассоциировался не со смертью, а с началом чего-то нового. – Он пытается говорить воодушевленно, но получается скверно. – Хм? – В глазах Чифую все еще непонимание, а вместе с ним страх, который Казутора уж точно не хотел у него вызывать. – Я хочу, чтобы мы официально связали друг с другом жизнь. – Твердо выдает Казутора, едва ли не задыхаясь от собственных слов. Альфа твердо решил, что больше не может утопать в прошлом, цепляясь за трухлявые кости, хоть когда-то они и были единственным его смыслом жить. – Выходи за меня, Чифую Мацуно. Из легких парня выбивают весь воздух. Омега долго молчит, смотря сначала на холодный могильный камень, в котором он старается высмотреть осуждение, а не найдя его там, вдруг вспоминает, как наивно рассказывал Сато, что его юношеская мечта была о красивом первом поцелуе и предложении. Первый поцелуй у него случился с привкусом крови, а предложение на кладбище перед могилой того, кто когда-то ему это лицо и начистил. Баджи Кейске, ты гребанный Купидон, да? – Я согласен. Казутора слабо улыбается, обнимая продрогшего насквозь парня. Альфа невесомо целует его в лоб, прикрывая глаза на мгновение, чтобы угомонить бешенный темп сердца. Когда они выйдут за пределы кладбища, то жизнь снимется с паузы, вновь загребая их в бешенный круговорот. Только здесь они могут соприкоснуться с прошлым и понять, куда идти дальше. – До встречи, Баджи-сан, – прошептал одними губами Чифую, желая провести рукой по шершавому камню, но сдерживает себя, вместо этого крепко стиснув ладонь Ханемии. Они уходят в полной тишине, не обращая внимания на громкий звон осколков сердец в их груди. – Выпьем кофе? – Обыденно предлагает Казутора, садясь на переднее сиденье их общей машины. – Почему бы и нет? – Пожимает плечами Чифую, снова надевая маску серьезного взрослого, стоит ему положить руки на руль. – Только за твой счет, муженек. Все-таки, своего законного кольца я не получил. Казутора слабо усмехается, качнув головой. Бюджет принадлежащего им маленького магазина у них все равно общий. Но он все равно исправит свое сухое предложение руки и сердца, сделав это так, как описано в некогда любимых мангах Чифую, заброшенных еще в их далеком подростковом возрасте. Он видел одну такую у него под кроватью.