у вас кажется протечка

***

Храз или даже больше Харитон Захаров потрескивал от каких-то наночувств и наноэмоций. Без человеческого тела ощущать все было довольно странно, но в тоже время все подскочило будто бы в сотню раз. Чужие гормоны, в особенности эндорфины и кортизол, проскакивали через маленькое полимерное тельце и оседали в Массиве. Будто бы случился такой неприличный передоз кофеином, что даже мысли спутались в огромный такой большой комок. Жгутики, свернувшись внутри полых трубок левой руки, мелко подрагивали, когда правая работала. «Работала». Нечаев лежал на спине, откинувшись головой на подушку, и ладонь на вставший член опустил. Настроение было паршивое и скучно было, а тут резко подскочило либидо после похвалы Сеченова и его мягких объятий. И не в том смысле, о котором можно было подумать. Все дело в прикосновениях, а не в человеке, хотя все же товарищ академик заслуживал внимания. Его ласковый и заботливый взгляд, твердый волевой голос и прочее прочее. Только вот член в этом плане на него не поднимался. Достаточно было представить просто ментальную ласку, додумать в голове образ и понеслась. Вот явно проявляются мягкие плечи, слышится мерный баритон и старая фотография где видна курчаво-темная копна волос. Наверное в то время пусть и спутанная, но точно мягкая и в лучшие дни шелковистая. Все внизу горячее и зудит неимоверно, что стоны сдержать не получается. Сережа бы с радостью рот закрыл свободной рукой, но там была перчатка. Которая с очень заинтересованным «видом» подглядывала. Заливалась стыдом, к вящему удивлению он все же присутствовал. Все же многие ощущения передавались полимерному тельцу, разве что в многократно раз уменьшенные. И все же…для такой крохи данного количества хватало с головой. Жгучий жар удовольствия перекатывался по нервам и отдавался в руку остаточными искрами. Концентрировался там, растерянно бился о стенки пространства, где буквально было само «сердце» хранителя знаний». Храз совершенно не знал что делать, он буквально ждал и молился, чтобы все поскорее закончилось. Он даже продолжал упорно делать вид, что проводит диагностику самого же себя, подключив на максимум остатки актерского мастерства. Все же не просто так он штаны просиживал в Театре. Не только выпивал и миловался кое с кем, так еще и получал бесплатные советы от самого Стефана Ласточкина. Тот после бутылки шампанского, дорогого такого, и пары поглаживаний будто бы ненавязчивых по бедру сразу с превеликим удовольствием выдал простенький набор секретов, продемонстрировав их тут же. Не зря его назначили руководителем и вообще директором — знал свое дело как пять пальцев. Вот все же когда-то в жизни пригодится, а многие же знакомые продолжали ныть о таком. Ведь несчастные логарифмы или же сочинения не пригодились. Пригодятся может быть. Никогда не знаешь как какой путь можешь вступить даже сегодня вечером. Вот например омовение в фонтане на собственный выпускной Захаров не планировал, но это его настигло и неизбежно запихнуло к мраморной статуе лебедя, которая извергала из клюва воду. Монеты он собирать не стал из чистой вредности, но пнул под зад зачинщика мероприятия. Запомнил надолго этот урок, переварил все в голове и больше никогда не подпускал таких личностей к себе ближе чем на несколько метров. Стихшее хлюпанье и блаженный оргазм накрыли двоих с головой. Сережа криво вытерся салфеткой с тумбочки и уснул, спрятав лицо в подушке. И лежал так беззащитно уютно, что даже завидно стало. Если так можно было назвать чувство, что зашелестело где-то внутри по нейронным связям. И все же все же этого было неимоверно мало. Хотелось обвиться вокруг тепла чужого и вдарить со всей мощи чувствительным точкам. Чтобы вокруг засияли мириады звезд, чтобы разверзлась галактика и чтобы в конечном счете все поглотила черная дыра.       — Я же не для этого был создан. Не для этого помещен в эту гнусную консервную банку. Как же невыносимо, невыносимо терпеть эти человеческие порочные чувства, — Ненависть к самому себе захлестывала волнами. Вот бы вообще не существовать и не быть, чтобы вот так вот не цепляться за остатки собственной человечности. Тела живого нет, но так без него будто бы больно. Словно наотмашь ударило реальностью, заставив валяться униженно в собственных слезах. Не стоит и впринципе нельзя в себе разочаровываться после такого, но Храз продолжал закапывать собственное «я» все дальше и дальше в глубь подсознания. И прекрасно же понимал, что хоть пытайся хоть нет все равно от самого себя не сбежать. И тайное становится явным и запрятанная в глубину личность, умоляющая о внимании, все равно вырвется на свободу, как чертик из табакерки. Еще и посмеется прямо в лицо, показывая всю свою распрекрасную сторону. Свернуться бы в жалкий комочек и задрожать, но куда уж там — позора не оберешься, да и невозможно это. Не было совсем времени предаваться унынию и вообще растекаться расплющенной медузой. Возбуждение щекоткой такой пробегало по внутренней части перчатки и от этого каждая полимерная клеточка вопила о желании. И вот, когда уже совсем становится невмоготу, Храз решается на такой нужный для него шаг. И может быть даже отчаянный. Так, наверное, можно и назвать момент раскрытия звезды, в которую неуверенно и как-то даже неспешно погружаются жгутики. Кончики мигают ярко-синим и мерцают в темноте комнаты будто маленькие лампочки. Полимер хлюпает и издает очень неприличные звуки, наверное еще потому, что все нутро стонет.       — Б-б-боже как все уныло и печально, но так хорошо, — Внутри Харитон Захаров сгорал от чувства стыда и немного вины. Ну кто так поступает в здравом уме, только же отчаявшиеся? Чувство заполненности, чувство единения с самим собой и просто чувство радости. Погружение было таким сладким, а томление тянущимся как патока. Можно было бы пальцы в него обмакнуть и по языку прокатить, если бы была вообще такая возможность. Два жгутика обхватывают скользяще указательный и средний пальцы Сергея и цепляются за них чтобы хоть немного удержаться здесь. В этом мире, потому как нейронные связь внутри полимера не справлялись с нагрузкой. И все еще стыдно и все еще неловко от того, что приходится делать это тайком, прижиматься к теплой ладони, ловить датчиками сердцебиение и подстраиваться движениями в его ритм. И дыхание и трепет ресниц. И во сне же что-то шепчет, но совсем бессвязное. Самое главное что выражение лица осталось довольным, потому один свободный жгутик немного наглеет и тянется к губам. Скользит по трещинкам, ощупывает каждую небольшую выемку и отпружинивает от мягкости. И как же хотелось пробраться в жаркий и такой влажный рот, схожий по ощущениям с собственным телом. Порочные мысли так захлестывают, что за ними даже не угнаться. Вот будто бы только-только пытаешься свернуть на более правильную и прямую дорожку, как кончик жгутика задевает чувствительный центр. Он проходит практически насквозь и мелко вибрирует, посылая сигналы, напоминающие предоргазменную дрожь. Вот только оно еще и случайно передаётся ничего не подозревающему человеку. Сергей брови вместе сводит и вздыхает во сне удивленно, потому что поверхностные сновидения сворачивают совершенно на иной путь. Он теперь видит, чувствует и полноценно так ощущает чужие эмоции. Дышит тяжелее и просыпается резко, почувствовав влагу у щеки. Удивленно моргает, когда замечает приличную лужицу на наволочке. Ему бы начать задавать вопросы и растрясти перчатку, а ведь безвольно повисшие жгутики слишком уж привлекают внимание.       — Эй, Храз, у тебя все в порядке? — Надежда что все разрешится быстро и не придется ничего выпытывать с треском провалилась. Пришлось платок взять, подтереть все ещё выступающие серо-вязкие капли, и снова попытаться растормошить. Молчание всегда пугало, особенно если оно идет уже в личную сторону.       — Все в п-порядке, товарищ майор Нечаев, иначе и быть не может, — Житель перчатки запинается, но из-за того что ровно совершенно продолжает речь никто даже и не замечает такого. Будто бы все нормально и обыденно, будто бы не заливала полимерная смазка постельное белье. Да, ведь так обычно и происходит, если содержишь в обслуживании такой сложный прибор, — Не знаю насколько вам подробно объяснить, но если кратко и по делу то установленное ранее обновление повредилось и произошел сбой, в ходе которого перестали корректно работать системы и клапан открылся. К сожалению я не смог удержать или как-то зафиксировать количество выделяемой полимерной содержащей.       — Я все понял…ладно…надо будет тебя подкрутить как-то или уже в порядке? Не скажу что вообще хоть как-то разбираюсь в строении умных перчаток.       — Работаю в штатном режиме. Жгутики чуть дрожаще сложились в знак «окей». Знал бы Нечаев что стоило вообще сделать такое банальное движение. Да и просто сделать вид, что все в порядке, хотя мечталось свернуться в клубочек и пережить весь этот стыд в одиночку. Несдержанность, присущая людям, стала первым пройденным рубежом на встречу новым и одновременно старым ощущениям. Забывать об этом Храз больше не хотел. Он медленно разжимался в своих рамках и оковах, позволяя разуму делать все, что заблагорассудится. И тянулся медленно каждый раз внутри к нейронам и нервным окончаниям чужим. Хотел связь установить, рассказать обо всем что тревожит, хотя кому бы была интересна полуплаксивая история о том, что разочарование в себе и понимание, что всё-таки и правда без чувств никуда не девается даже после смерти. И вообще скорее усиливается многократно. Они все равно найдут, настигнут и захватят в плен. Хотя резона отходить от них подальше не было, но Храз все равно выбрал путь отступления, разве что долго не продержался. Все дело в обстоятельствах и совсем не в несдержанности! Именно так и оправдывался перед самим собой ИИ. Хотя в этом то и смысла вообще не было. Сергей вечно был для него беспокойным и безрассудным. То три мороженых подряд употребит и потом ворчит, что горло внезапно в середине июня болит, то во время тренировки отвлечется на болтовню и получит в висок удар. Будет потом стоять с улыбкой глупой на лице, пытаясь в себя прийти и пережить звон в голове. Харитон постепенно стал привыкать к нему, хотя это не мешало совсем высказывать свое мнение, свое фи и свои рекомендации о том, как вообще стоит жить или говорить. В ответ естественным образом вываливались воз и маленькая тележка с матами и претензиями. Еще бы и список мог составить для пущей уверенности что ничего не забыл. Для удобства так сказать. И все же именно для него был выбран путь споров или чаще всего игнорирования. Все плохое настроение копилось, а уже вечером наступал момент расслабления, когда трещали по швам все настройки, что у одного что у другого. Нечаев все продолжал удовлетворять себя рабочей рукой, иногда постанывая слишком открыто. Будто бы сам иногда хотел быть замеченным или услышанным. Он ведь любил похвалу (только без откровенной лести без повода) и ласковое отношение.       — Отличная работа, — мог бы ляпнуть во всеуслышание Храз, а после получить полное отключение и возвращение обратно Сеченову. С горой претензий с занесением в виртуальное личное дело, которого конечно же не существует. Им будто бы нравилось сосуществовать вот так. С руганью, с недомолвками и с очень кривой притиркой друг к другу. Будто бы их назло всему свету свели и заставили сосуществовать, а ведь можно было просто наверное свернуть голосовой помощник или лимит на разговоры в пустоту поставить. Поставить песочные часы и записи в ежедневнике открыть для более мягкого подхода. Когда Сереже выпадает в очередной раз выходной на несколько дней подряд, потому что песик молодец, песик заслужил свою сахарную косточку и песик может расслабиться наконец, то Хразу остается только радоваться. Никакого тебе напряжения, только чистое и ничем не замутненное удовольствие по вечерам уже без вынужденной причины, а тупо для хорошего времяпрепровождения. И спалось в такие моменты как нельзя хорошо, можно сказать даже отлично! Практически полное отсутствие кошмаров и без поднятия по ночам. Не рай ли это на земле? У каждого такого вечера была определенная последовательность действий и очередной выходной не стал исключением. Сначала руки под горячей водой погреть, одеяло мягко постелить, подушки все собрать, что умудрились на пол свалиться, и в конечном счете настроить в голове нужную картинку. Размытый немного образ, но с четким таким ровным тембром голоса, хотя он иногда становился излишне нудным, но настрой этим сбить точно бы не получилось. Мало всего этого. Тут нужно изрядно постараться, чтобы испортить настроение возбужденного солдата, готового в любой момент сорвать стоп-кран. Нечаев уже практически не стесняется своих картинок в голове, вполне не занятого «друга» в перчатке и еще не до конца приглушенного света. Обычно ему проще было делать это в темноте, но сейчас полумрак нагонял какую-то тоску. Главное на упаковку с салфетками взгляд не бросать иначе вот именно из-за нее настрой весь пройдет. Губа закусывается и дыхание сбивается ритма, когда пальцы приспускают домашние шорты. И приятно, что жар кожи охлаждают немного простыни и подушка, под которой обычно лежит заряженный пистолет. На всякий случай, а случай бывает всякий. Храз совсем немного показывается из перчатки и быстро прячется назад, услышав первые хлюпающие звуки и один за весь вечер стон. И все-таки было неловко и странно вот так открыто выставлять перед кем-то, пусть даже это и собственная умная перчатка, свои желания. Сергей чувствует покалывание по всему телу, смущенно ноги вместе сводит будто бы перед ним кто-то может стоять. Хотя если именно сейчас магическим или совершенно невообразимым образом появился бы партнер, то майор бы был совсем не против. Но такого не произойдет, потому маленькая баночка с вазелином в помощь, вот только перед этим была выпита баночка с пивом. Практически за четыре судорожных глотка. Напиться не напьешься толком, но приятное тепло постепенно расползлось по мышцам, а чувство стеснения притупляется. Палец внутри оказывается не в первый раз да и чувства были очень знакомы. Нащупать, надавить и потереть, а после рвано застонать, раскрываясь все больше и больше. Иногда правая рука, вся влажная от смазки переходила к животу, чувствительным бедрам и месту чуть ниже груди. Сама же она не была эпицентром каких-то таких приятных ощущений, так что тратить на нее время совсем не было смысла. Поступательные движения вперед назад, прохлада поверхности перчатки, густота воздуха в комнате — все влияло на разгорающееся как угли воображение. После обхвата головки появилось ощущение, что это делает чужой рот. После расширения входа внизу появилось ощущение, что это делают чужие пальцы. После сжатия члена у основания появилось ощущение, что это делает чужая рука. И именно она пережимает все, чтобы отсрочить оргазм и именно она, будто бы издеваясь, потом двигается неимоверно медленно, но только для Храза. Он старательно прячет жгутики внутри звезды, потому что слишком плещется внутри желание захватить все под свой контроль, но ведь установки и старые человеческие мысли до сих пор не отпускали. Вот как переустановку провести, если все новое наваливается скопом и большой горой? Это тяжело, это непривычно и это немного пугает. Так еще и это неуважение со стороны майора…ну кто будет забывать, что на левой руке перчатка с искусственным мать его интеллектом?! Обидно и неприятно, так еще и унизительно в какой-то степени. Именно поэтому в момент оргазма, такого сладкого и трепетного момент, когда Нечаев сжимается и кончает, то он ударяет током. Выпускает жгутики на волю и изгибается ими, имитируя рассерженную кошку. Практически потрескивает искрами и молча скрывается обратно за алой звездой. Глупо было бы злиться на такое и уж тем более возмущаться, но все же неприятные ощущения сказались бонусом на чувстве собственного достоинства.       — Блять, Храз! Ты что творишь?       — Хотелось бы задать вам такой же вопрос, товарищ майор. Не очень то приятно, когда без согласия или хотя бы постановки перед фактом тебя засовывают в…       — Всё всё, я понял, не нужно подробностей.       — Еще как нужно. Посмотрел бы я на вас, окажись в такой ситуации.       — А тебе собственно вообще что — железка и железка, будто настоящие чувства есть, как у нас людей. Вот на это высказывание Захаров окончательно обиделся. Он помнил про уговор и не собирался вообще хоть как-то отсвечивать своей человеческой частью. Поймет сам, тогда взятки гладки, ведь при таком раскладе перед Димой будет совершенно чист. Дальше высказанных друг другу претензий спор не пошел, так что взбесившийся и закипевший вместе с чайником Сергей, решил отмалчиваться до последнего. И руку левую под подушку засунул, хотя терпеть не мог так спать. Просто не хотел снова краснеть или злиться из-за одного блин желаний «низменного». Вот и расслабляйся в выходные после такого. Оставалось только уповать на время и на дальнейший приход к компромиссу после примирения. Если оно вообще состоится, а то складывалось ощущение, что ИИ планировал дуться еще ближайшее столетие. Дуться может и дулся, так еще и мстить умудрялся. Ночью, в момент, когда товарищ носитель уже видел пятый по счету сон, Храз воспользовался своим интеллектом, для того чтобы вытащить из-под чужой головы подушку, поддерживая вес телекинезом. А после уже неожиданно швырнул ее об стену, опуская уже проснувшегося Нечаева. Тот только сматерился, поворчал и завернулся в одеяло, даже не поднимая упавшую на пол спальную принадлежность. Больно надо еще раз проводить такие выходки. Одного раза хватило более чем. Сеченов же был не в курсе всего происходящего, так что со спокойной улыбкой на лице через какую-то быстро пролетевшую неделю вызвал на ковер. Практически буквально, потому что предавался сеансу медитации дабы расслабиться. Нечаев неловко потоптался рядом, но сел все же на стул. Не нравились ему такие вещи и даже из уважения к академику меняться не хотел. Пробовать особо тоже не стремился. Разве что в планах на будущее…может быть. В этом еще стоило утвердиться, когда время свободное появится. Вот только от запаха благовоний, как и от нового задания хотелось чихать. Без остановки.       — Сережа, — Дмитрий сделал глубокий вдох и приоткрыл один глаз, чтобы взглянуть на подчиненного, а после устремился обратно в себя, — мы завтра выдвигаемся в Москву ненадолго, так что собери все необходимое и жду утром здесь же. Как обычно охранять придется и посмотришь наконец один музей. Дальше Сергей слушал уже чуть менее сосредоточенно, потому что на него решили вывалить целый план экскурсий, который нужно было выпросить у Штокхаузена. Того оставляли за главного и он морально готовился, мелко подрагивая от надвигающихся на него нагрузок. Не каждый день тебе выпадает возможность самолично руководить подчиненными всего Предприятия пока начальство в отъезде. Хотя конечно не планировались важные мероприятия и встречи, но волноваться сверх меры никто немцу не мешал. Даже после выпитого успокоительного. Все равно глаз дергался и внешний вид оставлял желать лучшего. Кажется от волнения он даже ночью не спал. Тут только посочувствовать можно и по плечу похлопать, но главное не переборщить — иначе был риск уронить спящую красавицу. В самолёте Нечаев и Храз даже не пытались разговаривать. Только вдвоем наблюдали, как сладко дремлет Сеченов в кресле напротив. В личном транспорте было где развернуться, так что он только немного доставал вытянутыми ногами до человека рядом. Вот вам и размах, можно только позавидовать. Сама же парочка испытывала на прочность собственные нервы и организм, потому что и сама тоже играла со сном. Вот как тут можно отключиться, если ждёшь постоянно подставы. Перчатка не успокоилась даже через два и через три дня, мстя медленно и с чувством. То током щелкнет по бедру, то начнет передразнивать сбивчивую в момент отчёта речь, что даже Дмитрий рассмеется. И все ведь из-за одного момента, от которого было до сих пор стыдно. Не дали поддаться собственным слабостям по полной, что даже стало обидно. Не до слез конечно, но внутри все заскреблось. После прилета в столицу пришлось действовать отчасти по привычке отчасти по ситуации. Закутать начальство в пальто, придержать ему голову, чтобы не ударить, и погрузить в машину прямо у трапа. Щёлкнуть ремнем безопасности и закурить, чтобы унять сонливость, пока рядом спокойно сопят. Вот доверяет же и даже не боится, хотя причин опасаться вообще не было. Тут кроме недоброжелателей или врагов никто бы не стал без надобности будить. Все знают сколько работает министр промышленности и что лишняя минута отдыха ему не повредит. Потому специально побыстрее мчится на новеньком Москвиче майор, чтобы уложить всех по кроватям. Сонный Сеченов напоминает ничего не понимающего кота и очень удивлённо взирает на гостиницу, что виднелась за открытой для него дверью. Вот вроде бы только-только покинули Челомей, а уже в Москве оказались.       — Если захочешь поужинать, Сережа, то бери то что нужно, а я после оплачу. И даже не думай отказываться, потому что это считай приказ, — И Нечаев же понимал, что ужиматься и хитрить нельзя, все равно узнают же сколько и чего ел. Потому проще неловко кивнуть и смириться. Храз молчал и немного вибрировал от некой усталости, связавшейся с раздражением. Ему хотелось говорить, но он предпочитал не отвечать назло всем вокруг. Даже Сеченов обратил внимание, но не стал на этом концентрироваться. Если бы впереди не было много дел, встреча и вообще хотелось побыстрее попасть в объятия сна снова. Если бы не все это, то может быть состоялся откровенный разговор на троих, где каждый чувствовал бы себя неловко. Именно таким и славилась большая часть этих посиделок, хотя можно было бы переключиться на что-то поважнее. Одноместный номер с большим окном и видом на тихую улочку. С плотными бордовыми шторами, пушистым аляпистым ковром и даже личной душевой. Не хотелось думать во сколько обошлись эти апартаменты, а вот удовольствие от пребывания в них приходило как-то само. Нечаев даже поддался звериному мурлыканью и после банных процедур укутался по самое не балуйся в одеяло. Утонул в мягкости и практически сразу уснул, почесав по привычке затылок. Так и замер с правой рукой под головой, а левой рядом с лицом на подушке. И потому даже и не увидел, как покинули свой «дом» шесть жгутиков, что ощупали и облапали каждый голый участок кожи, как голодные змеи. Захаров целую неделю изнывал из-за какой-то непонятной ему тоски, потому возмещал все потерянное время как только мог. Прищипывал током гладкие после бритвы щеки, по потрескавшимся губам проехался светящимся в темноте кончиком и погладил крылья носа, от чего Сергей немного морщится, но даже и не думает просыпаться. А так хотелось чтобы именно он назвал по настоящему имени, прижал и…именно в этот момент сокровенное желание подобралось практически к самому «горлу». Еще мгновение и оно уже сорвется прямо с языка и окажется прямо перед самым носом. Не хотелось лишний раз рисковать все то время, что они провели до поездки. Оба на взводе, оба на нервах и оба не хотели разбираться в проблеме. Высосанной из пальца, конечно, но куда без конфликта на пустом месте. «Милые бранятся только тешатся», как говорится. И как оказалось то лучше конечно предаваться другим вещам, а не спорить. Прижаться одним жгутиком к тёплой щеке, а остальные, по уже выработанной тактике, внутрь себя. Храз даже и не думал, что за такое короткое время сможет соскучиться по этим щекотным ощущениям, когда нахлынывает внутри что-то тёплое. Будто нагревается личное солнце или в сердченый камин подбрасывают дров. Побольше и ворошат все внутренности будто кочергой горячие угли. И первый тихий полустон заполняет пространство, сгустившись в тонкое облако. В полумраке комнаты так ярко выделялись светящиеся кончики жгутиков и можно было ясно разглядеть блестящее нутро перчатки. Как переливался всеми красками полимер, совершенно себя не контролируя. Как он выгибался и как обвивал собственные манипуляторы, будто бы утопающий, хватающийся за «соломинку». Все двигался то медленно, то быстро. В рваном темпе без какого-либо плана действий. Все цифровое пространство трещало по швам и рассыпалось от удовольствия, передавая импульсы в чужой мозг. Потому Нечаев заёрзал немного во сне и порывисто вздохнул. Он чувствовал какое-то фантомное шевеление в области затылка, горячей волной стекающее в сторону скул и дальше по шее вниз. Все сконцентрировалось чуть ниже желудка и пропало.       — Серёжа… — хриплое потрескивание сигнализирует о том, что все близко к развязке. Быстро, влажно и сочно. По обилию выделяющейся полимерной смазке это было понятно, она стекалась внутрь по трубкам из механической конечности. Практически кровь, но нет. Специально загруженная в майора жидкость, помогающая телу дольше и лучше функционировать после операции. Трубки имитировали полностью артерии и вены и не объединялись между собой, полностью разделяясь на искусственные и настоящие. Еще немного и грани сотрутся, сломаются и закончатся. Все соскользнет в какой-то омут и сомкнется сверху здравый смысл, погружая все глубже и глубже. И вынырнуть хочется на поверхность, вдохнув и вздохнув, но проще укутаться в темноте в натянутые, как струны, нервы и сыграть на них мелодию. Ткань подушки уже пропиталась насквозь жидкостью и пятно увеличилось до практически десяти сантиметров. Как это объяснить Храз, конечно же, еще не придумал, даже алгоритм отступления еще не составил. Только яростнее и жестче проводил по внутренним стенкам, создавая трение. Жгутики опускаются в самую глубь, утыкаясь в сердцевинку, и массируют ее. Наподобие точечного массажа круговыми движениями создают эффект вихря внутри. А после палец к себе притягивает средний, погружая внутрь звезды. Ощущение теплой кожи, биения крови и давления заставили застонать уже откровенно громко. Жгутики обвивают его по всей поверхности, стискивая фалангу будто путами, начинают то проталкивать глубже то возвращать в исходной положение. Ноготь немного царапает перевозбужденный полимер, но от этого ощущения даже острее становятся. Хочется быстрее надавить, сильнее размазать подушечкой, чтобы каждая микросхема сошла с ума от переизбытка поступаемой в ходе процесса визуальной информации. Толчок, толчок, толчок, где после каждого хочется взвыть. Скрипя зубами, которых уже нет, стиснуть уголок подушку и толкнуть в несуществующую ладонь, спуская после на уже горячие простыни. Нечаев просыпается, когда очень яркая искра чужих эмоций проскакивает через все тело, оседая в кончиках пальцев. И именно один из них он замечает внутри открытой звезды и он не может не слышать довольно странные звуки. И проморгаться хочется и головой в холодную воду нырнуть, чтобы проверить явь или не явь. Так его обычно будили в армии со случайного похмелья, где старшие проставились пивом перед дембелем, пригнав молодняк к этому. Грех отказываться если предлагают, зато утром придется лезть в умывальник, сбивая перегар и трещащую голову остужая. Помогало конечно так себе, но по крайней мере у начальства вопросов не было, хотя все прекрасно догадывались и может даже знали, что их цыплятки чинно и невинно себя не ведут в отсутствие взрослых.       — Какого чёрта?! — Сергей сквозь зубы выдыхает, когда чувствует прокатившуюся по левому предплечью дрожь. Он видит судорожные движения, чувствует немного онемевший палец и видит, как из последних сил двигаются манипуляторы. Он как завороженный и одновременно растерянный зритель наблюдает за бесплатным представлением. Храз не может уже себя остановить хотя прекрасно видит расширенные зрачки, затопившие серо-голубую радужку, обращенные на него. Видит раскрасневшиеся от стыда щеки, но не выпускает фалангу из своих «плетей». Совсем немного хватает до так называемого оргазма, чтобы залить раскрытую ладонь довольно жидким полимером и обвиснуть бессильно, мелко подрагивая всем нутром и жгутиками.       — Т-т-товарищ майор, я не знаю как вам все это объяснить. Мне потребуется время…и я…       — Ну ты уж постарайся, — Сергей хоть и ворчит и красные трёт, но все равно берет платок и осторожно вытирает левую ладонь, стараясь бережнее касаться трясущегося тела ИИ. Тот с некой благодарностью шипит эфиром и сползает жгутиками по чистой коже, отдаваясь на чужую волю полностью.       — Раньше мне было гораздо легче, давно давно то есть. Можно было таблетки принять, отвернуться или просто глаза закрыть. Я открещивался как мог от ненужности этого в моей жизни, да и с Димой было как-то проще в этом плане — ему это все уже не нужно, да и зациклен на науке и работе больше, чем на удовлетворение собственных потребностей. Хотя, как мне кажется, ему бы не помешало, — Храз сымитировал кашель и замолчал на несколько секунд, давая осмыслить информацию. Сам же он продолжал держаться за мизинец как за последний спасательный круг. Он вообще не планировал когда-либо оправдываться, потому что попасться было выше всех планов и предполагаемых финалов, — У вас, товарищ майор, организм молодой и в мою полимерную структуру очень легко передаются все ваши данные. От ощущениях, чувствах и прочих физиологических особенностях, а это очень сильно сбивает мой «программный код».       — То есть грубо говоря ты решил подрочить, чтобы сделать разрядку от моих действий? — Спрашивать о таком было неловко, но все же куда деваться, если требуемое лежит так близко.       — Именно так…       — Надо было мне рассказать, а не током бить, когда совсем накипело. Руку помощи мне не зазорно протянуть, ты понял?       — Да, я вас понял.       — И у меня кстати есть один важный вопрос. Я обдумал тут быстро твой ответ и пришел к выводу…ты ведь человеческий, а не искусственный интеллект? — От молчания до согласия один шаг, так еще и по достаточно скользкой дорожке, так что Храз просто манипуляторами покачивает, утверждая каждое слово. Чего юлить и играть в кошки мышки, если все раскрыто. Нечаев достаточно проницательный, но не особо внимательный к деталям. Хватает то что лежит на поверхности в буквальном смысле, особенно если это довольно откровенно тычут в нос. Особенно как сейчас — стоило ляпнуть, не подумав и перепроверив речь, так сразу же цепко мозг ухватился. А все тренировки. Неловко, но наконец-то все понятно стало. Будто бы пазл окончательно сложился в цельную картину из тысячи деталей. И чуть позже постепенно начинает доходить, что на самом деле означает аббревиатура. Все и правда оказалось так просто, что даже как-то обидно стало. Обманывали так долго, так еще и выяснилось это все при своеобразных обстоятельствах. Довольно интимного характера на высоком уровне. Харитон Радеонович Захаров, живой, внутри перчатки, все это время был рядом и был застукан за довольно деликатным процессом. Это очень смущало, доводило немного до истерического смеха внутри, но в тоже время…узнать бы побольше. Расспросить обо всем, по душам поговорить и разобраться во многих провалах. Заполнить пустоту, заштопать прорехи и залатать дыры вызванные пропажей воспоминаний. Даже фантомно зачесался мозг рядом с «Восходом» от одних лишь мыслей об этом. Полимерный Захаров успокаивается постепенно и приходит к выводу, что такое развитие событий самое лучшее из всего что могло случиться. Хуже ведь когда ситуация выходит из-под контроля и секрет раскрывается не в самый лучший момент. Они могут всегда оказаться по разные стороны баррикад ведь от этого никто не застрахован. Они могут перестать доверять друг другу и один начнет копать под другого. По итогу же не пришлось перестраховываться и все достаточно быстро всплыло на поверхность. Жгутики медленно снова покидают звезду, чтобы неловко обернуться кольцом вокруг указательного пальца. Сергей сам предложил да и так он мог хотя бы проконтролировать, если вдруг приспичит снова. Ему и комфортно и легко сразу стало, но в глубине души что-то да зачесалось. Остатки памяти иногда встряхивались и грудь щемило от тоски стоило лишь задуматься о том, что можно было бы и не горевать. Что Сеченов мог бы позвать на чашечку чая, а лучше под коньяк или пиво, чтобы посвятить во все эти заковыристые тайны. Показать то самое изобретение более подробно и снова познакомить. А так ну…придется смириться, если уж хочется нормально работать, дружить и общаться. Не сказать бы что в этот момент осознания Нечаев хоть как-то поменял кардинально мнение о своем шефе — нет. Но и так быстро прощать совершенно не собирался. Ломаться поломается и время потянет, пока петли внутри не ослабнут, отпуская разбитое сердце. Ибо нечего обманывать наивных солдат с полупустой головой, а то мало ли что им может туда взбрести. И засыпать рядом не с умной перчаткой, а помещенном в полимерное тело профессором было странно. Цепляться правой ладонью за пальцы левой и чувствовать, как чужое тепло пульсирует рядом. Будто бы маленькое такое сердце дали оберегать и не давать в обиду. Он и не будет, постарается защитить и не подставить, чтобы на рассвете, когда потягиваешься, рассматривать шебуршание и шевеление во сне. Палец сам внутрь тянется, нащупывает теплую влагу и давит немного, добиваясь вздохов. Дошалился, что даже медленно манипуляторы хватались за все что можно было, имитируя щупальца осьминога, что разбирает трудную головоломку.       — Неймётся с утра пораньше?       — Да! — Сережа произносит это с неким налетом гордости, хотя вспоминает кому об этом говорит и стухает. К такому ещё придется привыкнуть. Смириться, а не сбегать. Захаров все же немного осаживает молодняк и тащит в ванную, чтобы дать себя намыть и заодно проговорить план действий на весь день. И пугало ещё то, что у Сергея путь был направлен прямо за довольным и выспавшимся Димой. Тот будто бы светился изнутри, смотрел без поволоки на глазах. И радостно так встрепенулся, когда ему компанию составили на завтраке, даже кофе на двоих сам принес, которое оказалось у него на рубашке немного после довольно внезапного вопроса.       — Дмитрий Сергеевич…а вы мне ответите. Нужно ли ломать наши отношения из-за недоговорок или вы расскажете почему у меня в перчатке обитает Харитон Радеонович и с очень в высоким уровнем…кхм, с вот это я опущу, — академик давится напитком, кашляет, сгорает со стыда и все это за одну минуту. Вот таких вопросов он точно не ожидал. А дальше только веселее и веселее.