Первое знакомство.

Шумно. Энид, несмотря на свою огромную любовь к музыке, уже не понимала, это в груди так сильно бьётся её сердце, или просто басы в этом клубе перевалили за все допустимые нормы. Особенно те, которые воспринимали её ушки. Как оказалось, весьма чувствительные. Поэтому, когда Йоко притягивает к себе девушку за плечо и утаскивает чуть в сторону, чтоб никакой человек их случайно не раздавил, словно внезапно пожелав заговорить, она склонилась к блондинистой голове, едва ли не цепляя нежную раковину губами. Не будь они друзьями, а Танака почти окольцована, Энид бы точно поразмыслила над тем, не соблазняют ли её. — Ты же помнишь, что я абсолютно не настаиваю, чтоб ты переспала с какой-либо прелестницей? Или парнем, там уж на твой вкус, — Энид аж морщится. Нет, не от крика подруги, что сейчас вполне нормальным голосом казался. Нет. От темы. Да, она рассталась с последним (и пока что единственным) парнем, когда поняла, что вот этих вот всеми воспеваемых чувств из её любимых песен — нет. Тем более — они не соулмейты. А девушка, испытывающая судьбу на прочность своей романтичностью, всё надеялась. И… Она учится всего год в университете. Да, было много знакомств и та изредка писала на своих руках разные заметки, в пустую надеясь, что вот-вот получит ответ, или кто-то попросту появится с не особо ровной надписью на внешней стороне руки. Но пока тихо. Поэтому ничто не мешает Йоко притащить Энид в клуб, чтобы проверить, точно ли Синклер так уж сильно противны отношения на одну ночь без всяких обязательств. А может и с достаточно вкусным продолжением. Легко ей судить — ведь с Дивиной та познакомилась во время игр на физкультуре. Ну точнее, Энид попросту сделала слишком сильную подачу, а уже тогда засмотревшаяся на красивую девушку Танака — получила мячом по лицу. К всеобщему удивлению, буквально через пару минут на лице той самой роковой голубоглазой красотки с фамилией Ватсон, появился синяк на том же месте. По сути, их свела Энид, поэтому вмиг обзавелась не только обеспокоенной Йоко, но и Дивиной. И её братом. Пусть и тот часто молчал, закатывая глаза на каждую розовую мечту о соулмейте. Энид знала — он тоже надеется встретить своего человека. Каждый же надеется, разве нет? Поэтому, всё также недовольно, стоя в клубе, что по классике неоном бил по глазам, Энид приподнялась на носочках, чтоб достать до ушка Йоко. — Тут ужасно громко! Я тебя еле слышу, не говоря о ком-либо ещё! — Синклер, побыстрее отстраняясь, складывает руки на груди, недовольно глядя на подругу, что, как знала, была в чёрных очках, явно не испытывая никаких псевдо-эпилепсий из-за такого света в помещении клуба. Благо хоть тут не было кальянов, а электронки запрещены, выгоняя даже «это же просто пар» в такую же курилку, где, судя по отсутствию запаха сигарет в общем зале, была отличная система вентиляции. Иначе бы несчастная Энид не только оглохла, но и перестала бы различать запахи. — У бара потише. Тем более, тебя оттуда уже глазами съела или убила какая-то брюнетка, — вновь прокричав на ушко Энид, позволяя той мурашки ощутить от такой неестественности, Йоко одобрительно улыбнулась хищной улыбкой и, хлопнув на удачу по плечу, отправилась к манящей её руками и телом Дивине. Вот что значит — подходят друг к другу. Но Энид, понимая, что просто стоять, тем более без подруг, не выйдет хотя бы из-за постоянных толчков и собственной неловкости, всё же, скрепя сердце, направилась к бару, почти тут же замечая ту самую брюнетку, что не отвела своего тёмного взгляда даже тогда, когда Энид поймала её на разглядывании своей фигуры. И, боже, она понимала, почему Йоко сказала ей об этой незнакомке. Та выглядела как богиня, дьявол и какие там ещё комплименты есть женской красоте — ведьма и чертовка, точно. Так вот, Энид не могла сдвинуться, ощущая необычайную тягу к этим карим, почти чёрным, глазам, что не прекращали смотреть на неё с интересом. И в голове было только: никакая ты не бисексуалка. Бисексуалкам нравятся и девушки, и парни, а ты была с Аяксом чисто из-за того, что он хороший парень. Но брюнетка, чьи волосы были чересчур хорошо уложены (для клуба) в какую-то прическу из косы, едва кивнула на место рядом с собой, будто всё ещё давая Энид шанс уйти танцевать или поспешить домой, чтобы встретить своё одиночество. Но блондинка всё равно осмотрелась, проверяя, точно ли этот взгляд прикован к ней, что как всегда была с распущенными волосами, чьи кончики окрашены во все цвета, кроме традиционных и так контрастирующих с черноволосой богиней. Да, она была в обычных светлых джинсах и светло-голубой рубашке, но почему именно она ловила на себе этот взгляд? Почему Сатана, только что упавший с небес, решил оказаться здесь, куда её внезапно вытащили подруги? И, Боже, кто Энид такая, чтобы отказать этому взгляду, когда вокруг больше никого нет? Едва дойдя на ватных ногах до места рядом, та абсолютно не элегантно забралась на барный стул, глядя вперёд, боясь, что на таком расстоянии действительно согласится и на отвратительный раньше секс в первую встречу, и на собственную смерть. — Кажется, обычно люди здороваются. Выпьешь? — здесь действительно было тише, что дало Энид услышать не особо громкий голос и без приятного тембра на собственное, теперь уже гиперчувствительное ушко. — Я… Да. Привет, — закусывая губу от неловкости и откровенного смущения, Энид совсем скромно улыбнулась, поворачивая голову к своей собеседнице и восхищаясь тем, как та выглядит. Черная рубашка с закатанными аккуратно, почти педантично, рукавами и такие же чёрные джинсы. Судя по тому, насколько была натянута ткань на не особо широких бёдрах, это были скинни. Чёртовы скинни, благодаря которым можно было увидеть каждый плавный изгиб. И Энид, судорожно отводя взгляд, пыталась не думать об одежде новой знакомой. Попросту решила внимательно осмотреть собственные руки, что сложила в замочек, на стойке перед собой. И то что она нервничает, потирая несчастные рёбра пальцев, совсем ничего не значит! — Здравствуй. Твоё «да» можно расценивать, что я могу угостить тебя или это было попросту из-за того, что твой мозг уже отказал в работе? — и, черт возьми, её губы, которые чудесным образом были не в чёрной помаде, а в какой-то тёмно-вишневой, растянулись в ухмылке. Кажется, от незнакомки точно не осталось незамеченным то, как глаза Энид пробежались по её телу. Одежде. Энид смотрела на одежду! — Мой мозг в полной загруженности, просто… — пару раз вздохнув, девушка, будто где-то найдя тайник с собственной уверенностью, села наконец-то боком, даря такую же хитрую улыбку этой незнакомке, имя которой точно надо было узнать, — обычно люди представляются. Я — Энид. И… Моя подруга сказала, что ты смотрела на меня так, будто хочешь ни то убить, ни то отлюбить. Было бы славно, если б ты сразу сказала, что не маньячка, — и пусть Энид старалась говорить уверенно, не тараторить, чтоб каждое слово донеслось до её симпатичной собеседницы, едва ли выдерживала этот взгляд. Действительно… несколько тяжёлый. — Вайпер, — и, протянув руку, чересчур бледная Вайпер не пожала, как требовали законы знакомств, а осторожно огладила, пробегаясь несколько грубыми кончиками пальцев по коже Энид, у которой сердце так и осталось в месте, где басы отдавали в каждой клеточке тела, — тебе не нравятся маньячки? — выглядя действительно несколько грустно, девушка сразу же приподняла уголки своих губ, позволяя увидеть смешинки в собственных глазах, которые уже не казались настолько чёрными, — я шучу. Убивать тебя не планирую. К сожалению, мне не идёт оранжевый, — она наконец-то отпустила ладонь Энид, которая уже от одного этого касания откровенно поплыла, наслаждаясь каждым мгновением, которое было между ней и Вайпер. — Так мы выпьем или ты здесь, чтобы найти какого-нибудь идиота, который принесёт такой прекрасной девушке самое дешёвое шампанское, а потом будет считать себя героем? — Я… Рада знакомству. И абсолютно не против, чтобы мы выпили, но я против того, чтобы ты меня угоща… — Это было моё предложение. Твой отказ лишь оскорбит меня, Энид. Просто один коктейль, или что ты любишь, а после плати сколько хочешь, — Энид бы и согласна, что за неё заплатит такая девушка, но Йоко предупреждала, чтоб она была осторожнее и никому не давала свой стакан. Что ж, в любом случае, они рядом с баром и вряд ли перед ней какая-то извращенка, что подсыпает таким не особо умным (рядом с ней!) блондинкам какой-нибудь наркотик. Зачем — Энид уже не так уж и сильно против, чтоб продолжить их знакомство где-нибудь в более интимном месте. — Хорошо, я буду… Вайпер действительно платит только раз, как и договаривались, хотя Энид хватило и одного «секса на пляже». Ей просто понравился цвет напитка, она не специально выбрала такое название! В любом случае, они болтают. Иногда касаются друг друга, продолжая смотреть, пока Вайпер неторопливо потягивает свой ви́ски. Безо льда. Даже без колы. И даже не морщится. И не пьянеет до состояния нестояния. Энид в восторге, если кто-то не понял. Поэтому, когда Вайпер наклоняется к ней чересчур близко, оставляя слабый след от тепла своего шёпота на ушке Энид, последняя едва ли удерживается на стуле. — Не хочешь переместиться в более комфортное место? Ночь не настолько длинна, чтоб растягивать неизбежное, ragazza, — да, Энид знала, что Вайпер говорит на итальянском, как знала, что та старше неё на пять лет. И что она… Прекрасная. Идеальная. Волшебная. — Я… Мне надо предупредить подруг, — девушка, ни то от всё ещё близкого расстояния, ни то от храбрости, что придал ей алкоголь, нежно поправила пару эстетично выбившись прядей, касаясь несколько прохладной скулы своими мягкими и такими горячими пальчиками. И едва ли удержалась, чтоб не поймать губы Вайпер прямо сейчас. Прямо тут. Без стеснения и страха. — Я буду ждать тебя десять минут на улице. Не появишься — просто уеду, — и, ловко спрыгивая со стула, показывая наконец-то Энид, что едва ли была одного с ней роста, отправилась платить, пока Синклер, приводя себя в чувства, не отправилась на поиски Йоко и Дивины. Это было легко, ибо девушки, будто не прошло даже какого-то времени, всё также танцевали на том же месте. Вместе. Без страха касаясь друг друга и явно временами прижимаясь чересчур интимно. Шепча что-нибудь на ушко. Вызывая румянец, обворожительно-громкий смех и искрящиеся взгляды. Энид тронула лёгкая зависть. Но, коснувшись Йоко, отвлекая от созерцания своей благоверной, заставила ту наклониться, чтоб коротышка Энид прокричала заветные слова. — Я уезжаю с той брюнеткой. Вайпер. Если утром не напишу, она меня убила. И я буду осторожна, да, — не давая подруге пожелать ей удачи или внимательности, лишь заметила довольную ухмылку, а после рванула, боясь заставить Вайпер прождать на улице одной хотя бы эти десять минут. Пусть там и тепло. Пусть рядом со входом явно охрана, Энид было бы спокойнее, если б её рука касалась чужой. И, поправляя макияж у зеркала перед выходом, та с улыбкой медленно прошла на улицу, будто и не бежала к Вайпер. Будто её сердце не рвалось к этой едва знакомой девушке. Будто внизу живота ещё с первого взгляда не сжалось в приятном спазме, что ни на секунду не уменьшался. А Вайпер уже стояла у какой-то машины, видимо, такси, держа руки сложенными на груди. И, заметив Энид, тут же улыбнулась. Даже слегка удивлённо, как могла заметить Синклер. — Не выйди ты настолько медленно, подумала, что ты бежала ко мне. Тебе будет комфортно в отеле? — и Энид, которая уже волновалась, вести ли Вайпер к себе, а точно ли у блондинки сложено белье с софы в шкаф, да и чисто ли для того, чтоб привести неожиданную знакомую, лишь выдохнула, кивая. — Да. Спасибо, — кивая в ответ, явно тоже не желая по какой-либо причине вести Энид к себе (ну и хорошо, меньше доказательств, что та маньячка), открыла для девушки дверь, пропуская в машину первой. И после села рядом, прося водителя двигаться к ближайшему, хотя бы четырехзвездночному, отелю. Видимо, у неё было достаточно денег, чтоб настолько теми разбрасываться. Однако, в салоне автомобиля они не говорили. Едва тронулись с места, Вайпер закрыла окошко, отделявшее их от водителя (это что, машина бизнес-класса???), а после вмиг подсела чуть ближе. Мягко, будто всё ещё неуверенная во взаимности, провела кончиками пальцев по скуле Энид, почти отзеркаливая касания блондинки у бара. — la mia pelle brucia ancora nel momento in cui l'hai toccata, — Энид, действительно ни черта не знающая в итальянском, кроме «Si», неосознанно следила за тем, как двигаются губы Вайпер. Как её голос в моменты, пока та говорит на незнакомом Энид языке, становится слегка ниже и с хрипотцой, заставляя блондинку млеть и пьянеть ещё сильнее. — Я… Ничего не поняла. И мы сможем разделить оплату номера? Не хочу, чтобы… — Энид, — касание резко прекратилось, показывая в карих, некогда тёплых глазах, желавших девушку рядом с собой, холод и… что-то неизвестное, — это моё желание. Позволь мне отплатить тебе и судьбе тем, чем я действительно располагаю. — Если ты вернёшь свою руку и поцелуешь меня, может быть, я соглашусь, — хоть Энид и ощущала себя самой настоящей проституткой, которую сняли в хорошем клубе, она решила не говорить этого. Сложная тема. Вообще нет настроения на какие-то глубокие мысли. Тем более… вдруг Вайпер испытывает ощущение, что её вовсе из-за денег хотят? Не надо трогать опасную зону. Тем более, кажется, этот ответ брюнетку вполне устроил. Поэтому, ощущая слегка прохладную бледную ладонь на своей щеке, Энид со стоном и довольным мычанием отреагировала на поцелуй. Неторопливый. Нежный. Лишь показывающий, какие же у Вайпер волшебные губы. И какая же вкусная матовая помада, что, к сожалению, вряд ли оставит следы на коже Синклер. А так хотелось. Зато она ощущает эту пьянящую вишню. Глубокую, терпкую, едва сладкую. Почему-то сладость совсем не сочеталась с Вайпер, зато алкоголь, оставшийся на её губах, прекрасно её дополнял. Расслаблял. Пленил. Поэтому сама Энид с радостью «пачкает» эту чёрно-белую девушку, оставляя поцелуи на её губах. Лице. Окрашивая в пастельно-розовый, пудровый, более живой. И с каким же наслаждением оглаживает чужую шею, удерживая Вайпер рядом с собой, пока тяжело дышит на ушко. Прикусывает игриво, чтоб та не сильно скучала и понимала, как влияет на девушку рядом. — Ты прекрасна, — Энид не знает, можно ли говорить подобное, когда вы едете в отель ради секса и тепла, которого лишены во время солнечных дней, но ей безумно хотелось оставить у Вайпер только приятные воспоминания. Чтоб думала не только в эту ночь, но и… хотя бы иногда. Только жар, когда та будет вспоминать о блондинке. — Твоими сладкими губами вещать только подобные речи, Энид, — и девушка, проверяя границы дозволенного в этом уже душном салоне, спустила свою горячую ладонь по черной рубашке, укладывая на бедро, скрытое действительно джинсами-скинни. И, боже, едва она слегка развела чужие колени, давая самой себе больше пространства для ласки, Вайпер запустила пальцы в её светлые волосы, с желанием сжимая чужие пряди. — Мои губы умеют многое, Вайпер… — резко вспоминая все видео с девушками, которые только смотрела, Энид с наслаждением поднимала руку выше, ощущая, как кажущаяся сильной и властной Вайпер, превращается рядом с ней в податливую и такую чувствительную девушку. — Non mi sbagliavo quando il mio sguardo è caduto su di te, — раздвигая податливо ножки прямо в машине, та позволяет руке Энид спокойно скользить к шву её чертовых, чересчур обтягивающих, джинс. Позволяет этому солнцу наполняться уверенностью. Становиться той, кто действительно возьмёт своё. Не зря они прекратили эти глупые диалоги в баре. — Я ничего не понимаю. Надеюсь ты не проклинаешь меня и не планируешь, куда деть моё тело, — Энид посмеивается, пока её ладонь продолжает оглаживать горячие бедра, но, будто нарочно, когда Вайпер выгибалась, норовя прижать ладонь девушки туда, куда действительно было нужно, блондинка лишь отводила руку обратно к колену, дразня и наслаждаясь тем, что наконец-то стала ведущей. Будто вот он момент, которого ей не хватало в отношениях с Аяксом. Вот то, что ей было нужно. Стеснительная в обычной жизни, Энид становилась действительно раскованной в постели. И сейчас, столь нагло касаясь Вайпер уже в машине, в голове ненароком вспомнился Аякс, который даже засосов не любил, не говоря о слабых укусах. И Энид, не желая ошибиться и получить неприязнь уже в номере или постели, склонилась к шее Вайпер, проводя вначале языком по вмиг покрывшейся мурашками коже, а после прикусила. Слабо. Но, господь праведный, этот удивленный стон и дрожь, что прошлась по бёдрам брюнетки, заставил Энид тут же прижаться губами к месту укуса, будто извиняясь. — Я переборщила? — блондинка, не прекращая оглаживать бедро, которое всё также тянулось к ней, решила всё же уточнить. Решила узнать, не было ли это… Слишком? — Нет. Можешь быть настолько жадной, насколько хочешь, — получая такой явный зелёный свет, пусть и хриплым шёпотом (безумно соблазнительным), Энид и думать забыла, что они в машине. Что совсем скоро они приедут в отель, где Вайпер ещё нужно было им номер оформить. Поэтому снова жадно накинулась на чужую шею. Покусывала. Дразнила. Проходилась языком по собственным следам. И всё никак не касалась шва чужих джинс. Жар, который распространился уже по всему телу Вайпер. Восхитительная… И её тихие стоны, которые та пытается скрыть в собственной ладони. Дрожь. Желание оказаться ближе, прижаться сильнее, как бы крепко Энид не держала её. Такая чувствительная… Однако, когда машина остановилась, а водитель постучал в закрытое окошко, Энид крайне легко отстранилась, поправляя собственные волосы, что так уверенно сбила Вайпер, пока сама брюнетка лишь жадно глотала воздух приоткрытыми губами. И смотрела на Энид, показывая не холод, что Синклер уже выучила, а настоящее адово пламя. Кажется, они сегодня не просто согреются в объятиях друг друга, но и получат ожоги в этом пламени, что полыхало между ними. В них. — Мы идём, или ты уже решила уехать от меня? — ухмыляется, скрывая в том своё беспокойство, что Энид действительно сейчас оставят без такой чувствительной девушки, с наслаждением выдохнула, когда получила в ответ лишь усмешку. — До рассвета ещё много времени, постарайся не выдохнуться, — и она вновь выходит первой, помогая выбраться Энид. Будто в машине тоже Вайпер лидировала. Будто всё ещё держит ситуацию под контролем. Такие перепады казались восхитительными. Заставляли Энид ловить каждую эмоцию в уже не таких безэмоциональных, почти чёрных, глазах. Уже читала Вайпер, будто та только для Синклер казалась ясной книгой со вставками на итальянском без сносок. Ну ничего, девушка умеет пользоваться переводчиком. Однако, Энид не могла идти и не посмотреть, где они. И, боже, хорошо, что она всё ещё была чересчур возбуждена, чтобы не уронить свою челюсть. Это был пятизвёздочный отель, выглядевший как из кино: панорамные стекла, портье в костюме у дверей, который уже был готов распахнуть те для двух ночных посетительниц. Будто сейчас не второй час ночи. — Вайпер… — Тш, молчи. Не заставляй меня терять то, что ты подарила в машине, — и, не давая Энид покраснеть с ног до головы, взяла её за руку, утягивая с собой. Однако, не позволяя девушке достаточно осмотреть величественное фойе, что было таким феноменальным, заставляющим Энид не думать, сколько же нулей будет стоить чертов номер, обе девушки задержались у стойки неприлично короткое время, точнее… — Бронь 161718. — Вы У…? — Просто ключ, — заметно напрягаясь, что, к счастью, Энид не заметила, осматривая барельефы на стене, блондинка пришла в себя только когда её потянули в сторону лифтов. Моргнув, замечая у Вайпер в руках ключ-карту, Энид немного заволновалась, думая, как именно пройдёт их ночь. Сможет ли она достаточно отблагодарить Вайпер за оставшееся время? Не заставит ли жалеть? Не остыла ли та, пока они получали ключи? Но, едва двери в лифте закрылись, та лично прижала Энид к стене, чтобы пройтись по шее блондинки, едва касаясь губами. Вынуждая Синклер потерять абсолютно все мысли, кроме желания жадно поглотить Вайпер. Её сегодняшнюю любовницу. Её первый, абсолютно прекрасный, опыт на одну ночь. — Тут… Камера… — обхватывая талию брюнетки, вынуждая безумно близко рядом с собой быть, девушка чуть присела, абсолютно не препятствуя чужой ласке. Едва ощутимой. Нежной. И приятной до дрожи в кончиках пальцев. — Две влюбленные просто немного перешли грань тактильности. Тем более… Твой запах заставляет меня жалеть, что я не каннибал, — не ощути Энид такой яркий выдох, что сообщал об усмешке, она бы напряглась. Наверное. Казалось, она согласна абсолютно на всё, что готова ей предложить Вайпер. И взять. Поэтому, пока лифт чересчур медленно поднял их до десятого, вместо тридцать второго, этажа, Синклер решила вновь взять всё в свои руки, тут же несколько резко прижав Вайпер к стене. Нависая над ней. Удерживая обе руки, чтоб не оттолкнула. По-крайней мере, изображая такую картинку. — А вот это уже… Неожиданный сюжетный поворот… impaziente, — но неважно, что там говорила Вайпер, потому что Энид снова склонилась к ней. Целуя эти уже не особо тёмные губы. Цепляя вначале чересчур медленно, будто правда две влюбленные, возможно даже женатые, девушки решили помиловаться, пока ехали в номер. Однако, поцелуй резко стал жадным. Заставляющим Энид покусывать губы Вайпер, посасывать, проходясь по собственным укусам кончиком языка. Начиная битву, в которой был лишь один проигравший — их зритель некогда невинной ласки. Сейчас, подняв руку, цепляясь за подбородок Вайпер, удерживая ту рядом со своими губами, пока лёгкие не начнут гореть от недостаточного количества воздуха, та едва ли оставалась в добром здравии. Энид не помнит, когда была настолько увлечена процессом до этого вечера. До Вайпер. И была ли она настолько пьяна хоть раз, ощущая такую безграничную власть и разрешение утолить свою будто бы вечную жажду. Однако, когда лифт оповестил, что девушки наконец-то добрались до своего этажа, Вайпер, всё же с лёгкостью оттолкнув Энид, резко схватила её за руку и повела в сторону нужной двери. И блондинка, едва удерживаясь, чтоб не вернуться к такой манящей девушке, её коже, чей вкус приятно ощущался на кончике её языка, была вне себя от радости, замечая у такой собранной девушки дрожащие руки, пока та пыталась открыть их дверь. — Вайпер, — и едва врата в их одноразовую обитель открылись, Энид ловко обхватила девушку за талию со спины, проталкивая внутрь и закрывая ногой дверь, чтобы тут же заполучить своё. Прижать к стенке, позволяя коснуться разгорячённым щекам живительной прохлады. Оглаживая всё то, чего ещё не коснулась, утыкаясь носом за ушком девушки, с очередным приступом наслаждения осознавая, какая же Вайпер податливая. Как выгибается, откидывая макушку на её плечо. Оглаживает руки, поощряя те и дальше касаться. И дальше греть каждый уголок тела. — Душ, свет или что-нибудь ещё…? — Энид всё равно уточняет, обхватывая чужую мочку ушка без каких-либо проколов. Даже без следов. Удобно, позволяет языку мягко касаться каждого миллиметра. — Если тебе нужно, я могу заказать шампанское… — едва ли удерживаясь на ногах, пока обе руки Энид, за которые Вайпер чересчур сильно держалась, массировали её грудь сквозь слои такой лишней одежды, та шептала чересчур жарко. Желанно. Явно не мечтая останавливаться. И кто Энид такая, чтоб не поощрить свою любовницу, пусть даже и на одну ночь? Резко развернув девушку к себе и заставив прижаться к стене уже лопатками, она осторожно, создавая столь яркий контраст с желанием, будто бы давая той выбор остановиться, принялась судорожно расстёгивать верхние пуговички, с дрожью в коленях замечая, как Вайпер начала помогать ей снизу. И Энид мешает ей. Перехватывает инициативу, ставя коленку меж стройных ног. Прижимается к паху, заставляя шумно выдыхать и едва ли не рычать от недовольства, что не позволяют получить желаемое так скоро. Через минуту рубашка исчезла из поля зрения, позволяя Энид губами пробежаться по белоснежным плечам девушки, прикусывая место рядом с шеей. И едва ли успевая удержать едва стоящую на ногах Вайпер. — У тебя есть… какие-нибудь запреты? Табу? — цепляя зубами одну из лямок, слегка смещая ту, но резко отпуская, разбавляя шумные выдохи между ними тихим щелчком, из-за которого Вайпер вновь вздрогнула, соединяя ноги чересчур крепко, явно пытаясь справиться с удовольствием, что спустилось вниз живота, пока брюнетка откровенно таяла в руках чересчур горячей Энид. — Diavolo, Энид. Я остановлю тебя, если тебе так будет спокойнее, но сделай уже что-нибудь со своим чересчур болтливым ртом, — явно пытаясь призвать тот холод, что был в голосе, когда Вайпер была чем-то недовольна, она получила, что хотела, когда Энид прижалась к двери, что всё ещё позади неё была, позволяя брюнетке почти что улечься на чужом крепком теле. Тем более, её удерживали такие сильные руки. Рука. Что обхватила её под грудью, позволяя касаться губами шеи. Кажется, у обеих был зеркальный фетиш: Энид нравилось кусаться, а Вайпер получила удовольствие, когда столь желанно касались её чувствительной шеи. И блондинка решила не издеваться, даря хотя бы немного расслабления этому бледному телу. — Помоги мне с джинсами, Вайпер… — шепча, что тут же возымело эффект, ибо поверхностно дышащая брюнетка откровенно резко расстегнула свои штаны, однако, с довольным мычанием была остановлена, чтоб скинуть те, — тш, не торопись. Дальше я сама, — ощущая в себе какую-то доминирующую нотку, Энид, слегка меняя расположение другой руки, которой удерживала Вайпер от возможного падения, проникла под её такой же черный, как и вся остальная одежда, бюстгальтер. И с довольным мычанием, которое вибрацией пронеслось по всей шее её приятельницы, обхватила нежную грудь, с наслаждением отмечая, насколько же упругий у брюнетки уже сосок. Как же та возбуждена. Медлить больше нельзя. Ночь действительно чересчур коротка, как бы Энид не хотелось выпускать такую девушку из собственных объятий, поэтому она проникла в несколько тугие джинсы, сразу же проскальзывая ладонью под бельё. Жарко. Дрожь чужого тела, которое было полностью во власти такой довольной Энид, наконец-то дорвавшейся до кого-то, кто может утолить её голод и жажду целиком, замечательно ощущалась каждой клеточкой тела блондинки. Каждым миллиметром её пальцев, что медленно скользнули меж влажных половых губ, находя маленькую горошинку, чтобы надавить на неё. И рваный стон, которым была вознаграждена Энид, ещё больше подтвердил, что она действует правильно. Что сейчас, находясь в номере какого-то крутого отеля, название которого даже не знала до сегодняшней ночи, она сделала правильный выбор, когда Вайпер цепляется короткими ноготками в её кожу. — Вайпер… — тяжело выдыхая, начиная кружить по чувствительному комочку нервов девушки, наслаждаясь, как та активно подставляется, как влага легко покрывает оба пальца Энид едва ли не до костяшек, Синклер держится только на честном слове, чтоб прямо сейчас не отнести эту несколько худую девушку в постель; чтоб не взять её без какой-либо должной прелюдии, проникая в тело, что свело её будто бы с ума. — Энид, — действительно повисая на руке этой кажущейся такой невинной и слабой девушки, Вайпер едва стояла на ногах, подставляясь под каждое касание. Выгибаясь, чтобы губы чужие без стеснения метили её шею, вынуждая завтра скрываться шарфами, несмотря на тёплую погоду. Это будет завтра. Когда солнце снова поднимется над городом, а сейчас… Сейчас обе девушки наслаждались тем, что имели. И когда в очередной укус, следы от которых уже достаточно хорошо покрывали бледную шею Вайпер, почти не оставляя чистого белого места, Энид с наслаждением вслушивалась в хриплый, протяжный стон, который вначале заставил напрячься тело рядом с собой на максимум, позволяя ощутить мышцы на животе, а после и расслабление, из-за которого Вайпер едва не упала на колени. Благо, Энид всё ещё держала её. — Тише, тише. Дыши, — лаская дрожащее и расслабленное тело рядом с собой, Энид дала себе пару секунд, чтоб убрать с пальцев влагу девушки, замечая, как чужие ушки слегка дёрнулись от данного звука, а рука сильнее впилась в её кожу, сразу же после взяла Вайпер на руки, как невесту. Тут же с улыбкой глядя на её несколько недовольное лицо, — это только начало, моя дорогая. И, оставляя чересчур невинный поцелуй на чужом виске, ощущая, как выбившиеся пряди волос приятно щекочут кончик её носа, наконец-то двинулась вглубь номера. Боже, тут даже была отдельная кухня, рабочий кабинет, в который та по ошибке заглянула, распахнув дверь с ноги, а после, наконец-то, спальня. С восхитительно большой постелью, на которую сразу же была опущена Вайпер. И сверху которой тут же склонилась Энид, проводя языком от ложбинки меж грудей и до самой ярёмной ямки, а потом выше — по отчаянно стучащей сонной артерии, вынуждая выгнуть голову назад, чтобы получить больше. — Lupa insaziabile, — выгибаясь под губами Энид, цепляясь за её плечи, что всё ещё одеждой были скрыты, она слегка оттолкнула девушку, заползая глубже на постель, одновременно стягивая с себя остатки столь лишней ткани на собственном теле. Но, когда блондинка потянулась за своей любовницей, была грубо остановлена поднятой ладонью. А после эти прекрасные пальцы, которые Энид хотела осыпать поцелуями, указали на её грудь. И Энид, расплываясь в ухмылке, решила порадовать Вайпер тем, что скрывала под одеждой. Подкаченное тело с заметным рельефом, отчётливо видные косые линии живота, пресс. Она была куда сильнее, чем брюнетка, а потому не могла не насладиться этой удивлённой реакцией. — Всё ещё не понимаю, что ты говоришь, — решаясь наконец-то напомнить, что Вайпер часто шепчет что-то на итальянском, которого не знала Энид, та, откинув и джинсы, оказываясь в линии нижнего белья, медленно, словно хищник, подползла к брюнетке. Но, несмотря на то, насколько прекрасными были губы Вайпер, что казались малиновыми уже не от помады, а от поцелуев и частых укусов, Энид подцепила её ножку. Тут же начиная проходиться губами по чужой голени, осыпая поцелуями. Мягко. Невесомо. Оставляя яркий контраст с тем, что было ещё пару мгновений назад. Чем вызвала новые мурашки, очередной «мостик» от выгибающейся, словно кошка, Вайпер, и шумный выдох. И этого было достаточно, чтоб Синклер продолжала подниматься, обводя языком коленную чашечку, чтоб покрывала поцелуями и слабыми, не такими, как на шее, укусами по бёдрам, подбираясь к другим губам Вайпер, что манили своим блеском в почти полноценной темноте, ничуть не хуже тех, что выше были. — Ох, Энид, — тут же ощущая обе руки Вайпер в своих волосах, что пытались подтянуть и прижать снова возбуждённый центр к такой ненасытной девушке, была несколько грубо остановлена крепкой рукой на своём животе, что не особо мешала двигаться, но… Заставило распахнуть карие глаза, с вниманием наблюдая за чужими действиями. За тем, как медленно и почти невинно Энид целует её лобок, как спускается ниже, проводя языком по половым губам, позволяя заметить тоненькую влажную нить, оставшуюся даже от такого касания. — Вайпер, — шепча рядом с чувствительной плотью, заставляя брюнетку неосознанно толкнуться навстречу этому касанию воздуха, она всё также держала глаза распахнутыми, наблюдая, как Энид уходит от её нуждающегося в касаниях и ласке центра, и как с наслаждением касается чересчур сильно выпирающих тазовых косточек. Как любовно осыпает те поцелуями, будто бы они действительно две влюбленные друг в друга. Будто чужое тело было единственным, что волновало Синклер. — Только попроси меня, Вайпер… Я сделаю всё, о чем ты попросишь, — и судя по тому, как снова дёрнулись бёдра девушки, её заводила подобная ситуация. Видимо, держа всё в своих руках постоянно, она была готова с наслаждением отдаться кому-либо хотя бы в постели. Что её заставляли не просто купить что-то, чего хочется, но и попросить. Или всё дело в том, как любовно Энид осыпала подтянутый животик Вайпер? Как проходилась языком по едва заметным кубикам, прикусывая там, где могла подцепить напряжённую кожу. — Энид… — мягко пробегаясь по чужому лицу кончиками пальцев, в которых столь ярко была заметна мелкая дрожь, она коснулась большим пальцем её губ, обводя те, а после, дразня блондинку ничуть не меньше, поднесла чуть влажную подушечку к собственным губам, с наслаждением собирая языком собственную влагу. И резкое движение, что сильнее стянуло Вайпер с подушек, поближе к Энид, явно стоило того, судя по её ещё более яркой улыбке и действительно чёрным глазам. Ибо радужка была почти не заметна среди этого расширенного зрачка. — Попроси меня, иначе… — и, не продолжая, как и не давая Вайпер даже вслух предположить, что там имела в виду Энид, та набросилась на её тело. Обхватила крепко рукой одну грудь, сжимая ту до ощутимой боли, которая, судя по стону, точно была Вайпер по вкусу, блондинка накинулась на вторую грудь уже ртом. Однако, если первую та ласкала грубо, слегка щипая и сжимая, то вторую осыпала нежными поцелуями. Слабым касанием горячего и влажного языка по самому кончику, вынуждая брюнетку ни то тянуться за очередным касанием, ни то пытаться сбежать от такой двойной муки. — Энид… Энид, пожалуйста… — однако, всё также глядя в глаза этой обманчивой блондинки, та замечала лишь насмешливый вопрос. Что же конкретно просила Вайпер, столь усиленно выгибаясь и давя на крепкие плечи? И, судя по всему, пытка была оценена по высшему разряду, ибо, метаясь под такой двойственной Синклер, она всё же сдалась, — дьявол, Энид, просто возьми меня. Пожалуйста. Я прошу тебя… — и, учитывая, насколько же много эмоций донеслось до чувствительных ушей Энид, сколько скрыто было желания в этом хныканье, вперемешку со стонами, та с причмокиванием всё же отпустила изнеженную лаской грудь, вмиг спускаясь вниз, где Вайпер уже с ожиданием сама широко раздвинула ножки. — Это было не сложно, правда, Вайпер? Ты умничка, — и, учитывая, насколько же блестело лоно брюнетки, Энид не заставила себя ждать, вмиг обхватывая клитор губами. Толкаясь к нему языком, чтобы ощутить сладость, едва посасывая. Изучая, как нравится Вайпер. Зачем-то запоминая, как довести её до наивысшего уровня удовольствия. Энид касалась набухшего нерва кончиком языка, слегка царапала зубами, а после, решив спуститься ниже, проникая внутрь Вайпер лишь своим языком, тут же ощутила, как чужие стеночки сжались, выдавая оргазм девушки с головой. Язык сменил пальцы, позы менялись, позволяя Энид оставить свой след, метку, на каждом миллиметре чужой кожи, даже под лопаткой. Насладиться чужим телом, не дав взамен даже прикоснуться к себе. Поэтому, упав без сил рядом с такой же обессиленной брюнеткой только под утро, она обхватила её руками, натягивая на их потные тела тонкое одеяло. Надо бы в душ, но точно не вдвоём, а по отдельности банально не хватит сил… Что не мешало уже сонной Энид всё равно предложить не только это, но и… — Ты должна оставить мне свой номерок, Вайпер… Я хочу тебя и под солнцем, — и, пусть брюнетка была вымотана куда больше Энид, не смогла после такой фразы сомкнуть глаз… Энид проснулась одна. Постель со всех сторон была холодной, а чужих вещей нигде не было. Зато чудом ещё живой мобильный Энид трещал на весь номер, заставляя слишком резко взять трубку хриплым ото сна голосом. — Ну, Господи, наконец-то! Я уже была готова звонить в больницы и морги! Где ты, Энид? Ты в порядке? — голос Йоко точно был не тем, что сонная, проснувшаяся в одиночестве после такой прекрасной ночи, Энид хотела услышать. Поэтому, тяжело вздохнув, позволяя подруге услышать, что она живая, та провела по своему лицу, убирая волосы с глаз. Стараясь прийти в себя. — Я в отеле. И… Я уже одна, Йоко. Она ушла… — Боже, Энид. Ты что, только проснулась? Время половина второго! Так, стоп, в каком ты отеле? Неужели в Джайрикс? — Нет, я… Я в Неверморе. Она заплатила за номер. И, судя по всему, решила сбежать до того, как я проснусь. Йоко, — выдыхая пару нецензурных слов, вставая наконец-то с постели, Энид замерла, заметив своё отражение в зеркале. И губы тут же тронула грустная улыбка. Всего один засос остался ей на память. И пусть она не помнит, когда Вайпер успела его поставить, всё равно нежно провела по тёмному кружочку, — Йоко… А ты часто до Дивины спала с девушками на одну ночь? — Энид? Солнце, я абсолютно не понимаю, к чему такие вопросы, но, если хочешь, я приеду и мы пойдём выпьем кофе, пока ты расскажешь мне, что там было. Только без подробностей, — проговаривая последнюю фразу со смешком и слишком быстро, Энид снова вздохнула. После такой ночи, когда чужое тело так идеально подходило тебе, когда ваши желания не нужно было озвучивать, чтоб сделать всё верно, она просто понадеялась на любопытное продолжение. Может, утренний секс? Номер телефона? Поцелуй и обещание хотя бы временами встречаться ради такого…? Блондинка встряхивает спутанными волосами, потирая свою переносицу. — Да. Я приму душ, а ты пока приезжай к Невермору. Да, я действительно в этом офигенном отеле в каком-то люкс номере. Успеешь добраться за час? — А ты успеешь собраться за час? — явно хитро ухмыляясь, показывая свои несколько увеличенные клыки, что были как у вампира, Энид лишь закатила глаза, тоже отпуская эту ситуацию, хоть и было несколько грустно. Будто… Будто после этой ночи стало более одиноко. Холодно. — Давай, до встречи, — сбрасывая, зная, что иначе начнут диалог прям по телефону, Энид действительно отправилась в душ, где не заметила ничего странного, не считая использованного пакетика с гелем для душа. Кажется, Вайпер успела себя даже в порядок привести, пока Энид столь крепко спала после замечательной ночи. Вздыхая и приводя в порядок уже саму себя, позволяя теплой воде смыть следы всего произошедшего. Кроме засоса, что столь ярко выделялся на её коже, не скрытой ни волосами, ни высоким воротником рубашки. Поэтому, когда Йоко увидела её, выходящую при полном параде во вчерашней одежде и с таким засосом, тут же принялась хитро и довольно улюлюкать, пока не заметила грустные глаза своей подруги. — Энид? — а после, не давая рассмотреть себя ещё больше, Синклер крепко обняла девушку, цепляясь за её плечи, — хей, детка, что случилось? Она сделала тебе больно? — Она не оставила ничего, кроме чертового засоса! — отстраняясь столь же резко, как и прижалась, Энид недовольно топнула и взмахнула руками, показывая на этот единственный след, который доказывал реальность этой ночи. Ни фото, ни фамилии, ни места работы — ничего. А ведь… — я влюбилась… — Что…? Энид? Серьёзно? В девушку, которую подцепила в клубе? — тут же получая недовольный взгляд, в котором читался целый том обвинений, Йоко на всякий случай сделала шаг назад, поднимая руки в капитуляции. Отлично, ещё и подругу напугала. — Йоко. Прости, — вмиг расслабляясь, показывая просто свои обиженно надутые губы, да чересчур влажные глаза, которые, казалось, вот-вот заслезятся, Энид держалась, глядя на место, где вчера они вдвоём припарковались. Будто действительно в другой жизни. В иной. Ночной… — Хей, всё в порядке. Видимо, тебе понравилось. И видимо, чего я не ожидала, чересчур. Расскажешь о ней? И Энид рассказала. Поведала каждую маленькую деталь. Всё, что только могла вспомнить. Как оказалось, они обе не рассказали о себе ничего дельного. А при возврате ключ-карты на ресепшен, Энид даже не сообщили фамилию девушки, которая оформила номер. И ссылались на конфиденциальность их клиентов. Энид могла понять, но разве не эта же девушка обслуживала их ночью? Не видела, что ли, как те вдвоём пришли? Вместе с Йоко, что могла обычно по самой минимальной информации отыскать любого человека в Фейсбуке, она лишь пожала плечами, обессиленно глядя на экран мобильного. А Энид, всё ещё вспоминая, насколько же всё было идеально ночью, как они понимали друг друга ещё у барной стойки. Как её тянуло хотя бы попросту поговорить, приняла поражение от судьбы. Но лето шло. Много чего произошло, например, вернувшись в родительский дом и решая пройтись с братьями в лес, они зашли несколько глубже и… Скажем так, Энид пожертвовала своей внешностью, лишь бы неизвестная ей темнокожая девушка осталась жива. Волки редко подходили на это расстояние, но в тот вечер было нечто странное. И, несмотря на то, что Энид была без оружия, в отличие от отца, что шёл с младшими на достаточном расстоянии, она всё равно бросилась спасать девушку. И едва сама осталась жива, получая невероятное количество швов, уколов от бешенства и вечную благодарность какой-то Бьянки, которая, каким-то необыкновенным стечением обстоятельств, перевелась работать в тот же университет, где обучалась Синклер. Ну и девушке был обещан автомат по её предмету, разумеется. Что ж, хоть что-то хорошее, не считая того, что всю левую часть тела и лица Энид теперь покрывали шрамы. И, забавно, рядом всё также ни у кого не было подобных следов. А учитывая, что на извинения, написанные сразу после, когда рука наконец смогла держать ручку, никто не ответил, Энид ощутила в груди какую-то странную пустоту, будто бы… Нет у неё никакой пары. Будто никто и никогда не ответит ей. Но лето кончилось и вместе с ним началась осень, которую Энид считала наравне с весной весьма романтичным временем года, чтоб пить безумно сладкий какао, сидя на подоконнике и смотря какие-либо старые фильмы. Или не особо. Где была романтика. Где были чувства, которые… Ничуть не утихли в её душе. К Вайпер всё ещё безумно тянуло. Временами Энид даже пыталась загуглить, вбивая названия соседних городов и возраст девушки, но… Всё было тщетно. Будто Вайпер ей причудилась. Пока, сидя в четверг на паре по истории литературы, её, лениво листающую ленту в твиттере, не отвлек сильный толчок от Йоко, которая удивлённо смотрела в сторону преподавательского стола. — Йоко, блин, это не… смешно, — и, переведя взгляд туда же, Синклер едва ли не провалилась под землю, потому что на кафедре, с привычной только этой девушке педантичностью, рассказывала свои вещи Вайпер. — Это же она, да? Боже, блин, Энид… Ты… — Замолкни, — подарив Йоко более сильный толчок в ребра, из-за чего подруга чуть зашипела, потирая больное место, сама Синклер едва удерживалась на месте, видя свою влюбленность перед собой. И вряд ли же у Вайпер есть настолько идентичная сестра близнец, верно? Тем более, судя по тому, как аудитория заполняется студентами, пара вот-вот начнётся и… — Меня привлекли сюда старые знакомые, а не желание впихивать в ваши головы не нужную информацию, — её карие глаза пробежались по вмиг затихшим студентам, которых точно заинтересовала эта мрачная девушка, которую они видели в первый раз, — моё имя Уэнсдей Аддамс. Шутки про день недели можете сразу отправить в мусорное ведро. Для вас — мисс Аддамс. Никакие отработки я не буду принимать, никакие «пожалуйста, исправлюсь в следующем семестре», как и взятки, тоже. Хотя, можете попробовать, если имеете желание остаться без диплома. Итак… Энид сидела с широко раскрытыми глазами. Во-первых: Вайпер Уэнсдей даже не глянула на неё, а во-вторых — в смысле профессор? Та не говорила, что преподаёт! Да ещё и в её университете! Но больше всего Энид была удивлена, что та будто специально во время лекции избегает взгляда в её сторону. Будто никакой блондинки, явственно пропускающей мимо ушей каждую фразу, лишь с широко открытыми глазами глядя на Уэнсдей, тут вовсе нет. — Почему она не смотрит на меня… — выдыхая с разочарованием, которое не могла не заметить Йоко, тут же накрывшая её руку своей, сжимая в попытке поддержать, брюнетка резко наклонилась ближе. Раз в эту сторону не смотрят, можно и поговорить. — Залезай под парту. Я привлеку её внимание, а после, будто потеряла ручку, ты вылезешь. И мы посмотрим на её реакцию, — шепча свой «гениальный» план, который был встречен скептическим взглядом Энид, Йоко же не унималась, едва ли сдерживая свою нашедшую выход шаловливую нотку в стиле близнецов Уизли. И кто Синклер такая, чтоб не помочь подруге в её новом плане? Поэтому, всё же взяв ручку, та спряталась под парту, а после, глядя на возбуждённую Йоко, что тут же принялась тянуть руку, которую не заметил разве что слепой. — Мисс Аддамс! Мисс Аддамс! — перебивая брюнетку, из-за чего Энид даже без взгляда на ту ощущала, как до Йоко донёсся наконец-то тот самый известный Энид ледяной взгляд. Однако, подругу это не смутило, и она, абсолютно не выдавая радости своего плана, начала спрашивать, какие-то уточнения, видимо, чтоб записать. А после, подав Энид сигнал слишком ярким кивком, блондинка, давая самой себе подзатыльник, с довольным видом вылезла из-под парты, держа розовую ручку с пушистым кончиком. И, боже, едва карий взгляд зацепился за блондинку, та тут же отвела глаза в сторону своего ноутбука, перелистывая слайд презентации на предыдущий. — В прочем, здесь вся интересующая вас информация. Либо фотографируйте, либо успевайте записывать, — и Энид, получившая ответ, неосознанно потянулась к шрамам на своём лице. Неужели… — Хей, она горячая штучка, теперь я сполна тебя понимаю, — говоря всё это с лукавым блеском в глазах, она прекрасно ощущала в Уэнсдей отличную цель для своих шуток, но всё же Йоко, мельком взглянувшая на Энид, тут же отлипает от лицезрения брюнетки, сразу же поворачивая голову к подруге, что кусала губы, прикрывая ладонью шрамы на лице, — хей? Энид? — Они же уродливые, да? — всё также неудобно держа ладонь, чтобы криво прикрыть то, что сама называла неудачной попыткой сфотографировать орла, лишь криво усмехается. Не поднимая глаз Энид лишь смотрела в свою тетрадь, в которой кроме даты не было ни одного слова из всего, что говорила мисс Аддамс-Уэнсдей-Вайпер. — Неправда. Ты выглядишь очень круто. Как полицейский. Или глава мафиози… С чего ты об этом подумала? — Когда она смотрела на меня, я… Ощущала себя желанной. И вне отеля… А теперь… Я не знаю, что думать, Йоко. Я влюбилась, как идиотка, а ей всё равно. — Хей, — подсаживаясь чуть ближе, чтоб их разговор точно никакое чужое ушко не поймало, Йоко оторвала ладонь Энид от её щеки и заботливо убрала пряди волос за ушко, тепло улыбаясь. И пусть чужие шрамы теперь видны, но она никому не позволит даже усмехнуться в их сторону, — нам ничего не мешает подкатывать к преподу. Ты сама говорила, что она старше всего на пять лет. К тому же ты вообще совершеннолетняя. Так что… Почему бы не превратить мечту в реальность? — но видя, что её слова абсолютно не привнесли в голубые и некогда яркие глаза подруги надежду, Йоко, закатив собственные, сжала чужое плечо, — либо ты прекратишь думать и просто подойдёшь к ней после занятий, и вы всё выясните, либо это сделаю я. — Просто подойти? Она… — прекрасна. Восхитительна. А Энид qual farfalletta amante готова лететь на погибель в эти холодные, теперь абсолютно неизвестные глубины чужих карих глаз, которые до сих пор ей снятся, — это глупо. — А мучаться из-за догадок не глупо? Брось, ты крутая девчонка, которая голыми руками спасла какую-то туристку от смерти в лапах волка. Неужели диалог с этой не-Вайпер будет сложнее? — Если ты не забыла, я там едва не померла, если б не отец с ружьём. А ещё были уйма швов и уколов. Мать, между прочим, до сих пор со мной не разговаривает. В прочем… Как и соулмейт… — усмехаясь, потому что… Волки стайные создания. И когда тот одиночка напал на девушку, за секунду до выстрела Энид показалось будто бы… Она такая же одинокая, как этот зверь. Глупо, да, но… — Но ты справилась. Я б не полезла спасать незнакомого мне человека от дикого опасного зверя с когтями и клыками, — подбадривая Энид ещё какое-то время, девушки обе ожидали окончание пары, чтоб Синклер исполнила очередное желание Йоко и поговорила с Уэнсдей, однако, та из-за своего роста слилась с толпой выходящих студентов, покидая помещение ещё быстрее, чем Энид спустилась к её рабочему пространству. Чёрт! — Энид? — оказавшись рядом с подругой, Йоко положила ладонь на её плечо, пытаясь поддержать. Но Энид скинула руку подруги, тут же со злобой оборачиваясь к ней. — По-крайней мере, я знаю, что она настоящая. И мне не причудилась. Уже хорошо, — поправляя сумку на своём плече, Энид направилась к выходу, который после вышедших студентов был абсолютно пустым. Девушка злилась. Ей хотелось прямо сейчас оказаться в зале и, попросив у кого-нибудь перчатки, побить наконец-то грушу, выпуская пар, но вместо этого она, злобно дыша, двигалась к следующему кабинету, слыша, как позади неё пытается на расстоянии двигаться Йоко. Точно… Подруга. Резко останавливаясь и оборачиваясь уже с виноватым взглядом, Энид лишь опускает глаза в пол, не выдерживая грустного и будто бы понимающего взгляда Йоко. — Хей, Энид. То, что она сука, не значит, что все остальные такие. Может тебе просто… — Отвлечься? Снова сходить в клуб? — Энид посмеивается, ощущая, как где-то в груди неприятно сжалось. Одинокая. Ей скоро двадцать, а соулмейта нет. Конечно, разумеется, бывали случаи, когда люди находили друг друга чересчур поздно, но Энид, которая хотела любить своего человека и быть любимой, уже начинала отчаиваться. Почему ей никто не ответил? Почему она не замечала каких-либо синяков? Нет, разумеется, её руки и ноги также часто теми были покрыты из-за особой внимательности во время тренировок, но… Почему никто не отвечал на её вопросы? Почему не было хотя бы точки? Ещё и не-Вайпер, в которую Энид так крепко влюбилась, даже не хотела смотреть на её лицо, которое теперь украшали шрамы. — Почему и нет? Тебе надо сместить фокус, Энид. — Это не просто фокус. Я идиотка, знаю, но… Да, влюбилась в девушку, с которой решила переспать в первую же ночь знакомства. Можешь злорадствовать. — Я не хочу злорадствовать, Энид, — мягкий, чересчур мягкий голос Йоко, заставил блондинку расслабиться, глядя в несколько грустные глаза подруги. И Синклер, словно под гипнозом, совсем не обращая внимания, что они посреди коридора, мягко накрыла запястье Йоко. — Ты хочешь мне что-то ещё сказать, Йоко? — стараясь, чтоб её голос больше не выдавал чересчур грубых нот, которыми была полна её душа, Энид сконцентрировалась на Йоко. На том, как уголок её губ приподнялся. — Я… До сих пор удивлена, насколько тебе повезло в тот вечер. Как всё легко сложилось. Потому что у меня никогда такого не было, Энид. Я испытывала симпатию, но взаимную, да чтоб с такими крепкими чувствами… До Дивины ни с кем подобного не было, — и Энид, которая вначале ощутила безумное единение с Йоко, потому что, да, Синклер была популярна, но чтоб ответить кому-нибудь — никогда не ощущала того огня в душе. Никогда до Уэнсдей. Или Вайпер, как уже привыкла. Однако, они не соулмейты. Иначе бы всё… Сложилось по-другому, верно? Да и… где все следы, которые с таким рвением ставила Энид на чужой шее? — Иногда мне кажется, что у меня нет соулмейта, Йоко. Но мне нравится ощущать эти чувства. Да, мне хочется взаимности, но… По-крайней мере я всё ещё живой человек с настоящим сердцем. — У тебя будет твой человек, Энид. Прекращай нагнетать тоску, — и приобнимая блондинку, которая не просто нагоняла тоску, чтоб её пожалели, а делилась почти принятым фактом своего одиночества, двинулась с ней дальше. Но перерывы между парами не могли длиться вечно, поэтому, ещё поболтав больше ни о чём, нежели об Аддамс, девушки отправились грызть гранит науки. А Энид, водя ручкой по своей руке, всё ждала, появится ли хоть у кого-то след. Однако… Тишина. И Энид всё стирает, концентрируясь на занятиях. Раз тут абсолютно пусто, она просто будет жить. Попробует, по крайней мере. И пытаться заметить Уэнсдей в коридорах между занятиями, будто не она специально проходила мимо её дверей, всё никак не могла заметить тёмную макушку, что несомненно злило. Будто не-Вайпер играла с ней в кошки-мышки. И Энид точно не нравилось ощущать себя мышью, за которой, она более чем уверена, наблюдают тёмные глаза с какой-нибудь ухмылкой на бордовых губах. И если мисс Барклай, она же Бьянка, которую та спасла на каникулах, наоборот чересчур внимательно смотрит на неё, Энид не пытается понять. Не желает. Ещё одного преподавателя в своей голове та попросту не выдержит. Поэтому всё вернулось в свою колею до следующего четверга. Потому что Энид снова увидела Уэнсдей и, боже, какая же та была красивая. И какая… Закрытая. Даже рукава рубашки опущены до самых костяшек, хотя, как помнит девушка, в клубе у Аддамс те были закатаны весьма высоко, показывая белоснежную кожу. Может за время, что девушки не виделись, та кого-то нашла и теперь скрывает следы от своей второй половинки? Энид завидовала белой завистью человеку, которому достанется такая чувствительная девушка. И не скажешь ведь, что именно она выгибается от чужих рук, принимая, а не давая. И что ласка ей нравится ничуть не меньше, чем боль. И что она носит чёрный не только в обычной одежде, но и под ней. — Слушай, я всё понимаю, но ещё немного и у тебя глаза превратятся в сердечки, — осторожно толкая зависшую на Уэнсдей Энид в плечо, Йоко старалась не концентрироваться на чужих чувствах. Прошлый диалог ясно дал понять — Энид это даже нравится. Ну… По крайней мере, она видит своего краша раз в неделю как минимум. — Я в порядке, — морщась от замечания девушки рядом, Энид не отводила глаз от своего объекта воздыхания. Действительно, хотя бы видит. Хотя бы может наслаждаться, насколько же та в порядке. — Да-да, конечно. Конспекты не дам, — тут же получая обиженный голубой взгляд, Йоко усмехнулась и покачала головой, — ладно-ладно. Когда-нибудь ты будешь учиться на её парах. — И буду, — бурчит слегка обиженно, но, подпирая голову рукой, снова всецело отдаётся наблюдению. Всё же хорошо, что Уэнсдей избегала взглядов, ибо девушка точно не смогла бы скрыть свои чувства. Да и не особо пыталась. Не одна она восхищалась новым преподавателем, которая пусть и была не самой лояльной из всех их учителей, но, боже, её стиль восхищал даже любящую цвета Энид. Что уж говорить об остальных? Однако, едва пара кончилась, а Энид спустилась к двери, была удивлена, что Уэнсдей ещё не сбежала, хотя, судя по чёрной папке в руках, очень торопилась это сделать. А Энид… Энид зависла, видя её ещё ближе. Видя, как та диктует литературу какой-то девушке, что стояла чересчур близко. Аж ревность за глотку хватает. Благо ей не дают погрязнуть в этом чувстве чужие руки, подталкивающие девушку к Уэнсдей. Йоко. Ну конечно. И со своей яркой улыбкой. — Давай, милашка, я верю в тебя, — подмигивая и скрываясь за дверью, оставляя Энид почти наедине с Уэнсдей (и этой, всё никак не ушедшей студенткой), та явно была довольна собой. Но не Энид, у которой сердце к горлу поднялось. Однако… — До свидания, мисс Аддамс, — улыбаясь брюнетке, которая даже не кивнула, их взгляды сходятся. И Уэнсдей тут же отворачивается, вынуждая Энид пожалеть, что вновь повелась на подлянку Йоко. — Мисс Аддамс, — голос Энид хриплый, а ушедшая девушка, осмотрев выглядевшую жалко Синклер, всё же оставила их друг с другом. — Мисс…? Не знаю вашей фамилии, — поправляя листки на столе, Энид сделала к ней шаг, ощущая такой неприятный укол куда-то под ребром. Где-то, кажется, в область сердца. Она точно прогуливала уроки по биологии. — Энид Синклер. Мне казалось, твоя память будет лучше, Вайпер, — чужие плечи даже не в такой обтягивающей одежде заметно напряглись, а после к Энид полностью повернулась Уэнсдей, гордо вскидывая лицо и прожигая своим самым холодным и опасным взглядом едва живую блондинку. — Вон. Уходи сейчас же, — её голос был таким же ровным, но Энид не могла пошевелиться в сторону выхода. Её будто магнитом притягивало к этому столу. К этой девушке. И кто она такая, чтоб сопротивляться? — Не знала, что ты преподаёшь. И сбегаешь без прощаний, — оказываясь на расстоянии вытянутой руки, Энид где-то на подкорке осознала, что за эти два месяца Уэнсдей стала будто бы выше. Чужую обувь на высокой платформе давно заметила, но только сейчас осознала, что всё равно оказывалась той, что нависает, подобно хищнику. Что смотрит сверху вниз. Что всё равно была сильнее. — Я сказала: пошла вон. Хотя, раз тебе хочется говорить с тем, кто в этом не заинтересован, я сама уйду, — однако, абсолютно не желая превращать настолько долгожданный разговор, Энид хватает Уэнсдей за предплечье, прижимая неосознанно к себе. И, боже, этот взгляд… Он уже не метал холодные всполохи, норовя навеки заковать Энид в ледяной дворец, он был… Как в тот вечер. — Уэнсдей, — и прикасаясь второй рукой к чужой щеке, лаская бледную кожу, Энид с наслаждением наблюдала, как напряглись сухожилия этой девушки. Как та сдерживается, чтоб не прижаться к её горячей ладони. Взгляд ненароком опустился на чужие губы и Энид поняла, что в аудитории стало необычно душно. — Энид… — и снова этот голос произносил её имя с теми манящими нотками. Будто не было грубости. Будто только рядом с этой горячей девушкой вся Уэнсдей, состоящая изо льда, начинала таять. И кто Энид такая, чтоб не отдать всю себя, лишь бы согреть эту девушку хотя бы так? Она осторожно, будто боясь, что Уэнсдей может сбежать, убирает крепкую хватку с чужой руки, а после обхватывает её лицо уже двумя ладонями. Медленно ласкает, ощущая, как сердце стучит в каждой клеточке тела. Как же… она влюблена. — Слушай, Энид… Твою мать! — тут же почти что отпрыгивая друг от друга от неожиданного голоса Йоко со стороны выхода, они заметили лишь большие пальцы перед тем, как дверь оказалась закрыта. Со щелчком. Но теперь было поздно. Энид потеряла Уэнсдей, что, вновь отойдя, принялась резко собирать свои вещи. Однако… что мешало Энид снова попытаться, да? — Уэнсдей, пожалуйста, — она умоляет, просит, делает шаг к брюнетке, но получает лишь два в противоположную от неё сторону. — Ты сказала, что сделаешь всё, о чём я попрошу. Это ещё в силе? — и снова этот холодный, такой неприятный, тон. Снова взгляд, превращающий Энид в безвольную марионетку. — Это всегда в силе. Чего ты хочешь от меня сейчас, Уэнсдей? — Чтоб ты ушла и больше не устраивала подобные спектакли. Прошу, — это убивало. Это было точно не то, что желало услышать сердце Энид, однако, глотая слезы и боль, когда её столь грубо отшивали после почти что поцелуя и трепета в каждой клеточке тела, та лишь поджала губы. — Это всё? — короткий кивок и Энид кивает в ответ. — Хорошо, мисс Аддамс. Хорошего вам дня. А потом едва хватает свою сумку с первой парты и выскакивает в коридор, не замечая, как Йоко, ожидавшая напротив, достаточно быстро теряет свою улыбку, пока писала что-то… Синклер врывается в туалет и, сбрасывая сумку со старыми, такими уже родными, значками, которые цепляла лет в шестнадцать, на благо что чистый пол, она упирается руками в раковину, стараясь ровно дышать, ибо… Оказалось, после кивка Уэнсдей та задержала дыхание. — Энид…? — чужой голос заставляет на секунду замереть, пока до бьющегося в истерике разума не доходит, что это Йоко. И вот, резко отстраняясь, чтоб снова наскочить на подругу с крепкими объятиями, та спрятала лицо в её плече, позволяя себе наконец-то заплакать. Пара началась пять минут назад и Йоко, что попросту боялась найти подругу именно в таком состоянии, попросту решила проверить, не в приоткрытом ли та кабинете. Знала бы, куда это приведёт, ни за что бы не заглянула. — Энид, милая, что случилось? — стараясь дышать в крепких объятиях чересчур активно качающейся Энид, Йоко нежно поглаживала блондинистые пряди, перебирая окрашенные кончики пальцами. — Она… Ты видела. А потом… Снова оттолкнула. И попросила больше не… не подходить. И не устраивать спектакли, — шмыгая, со спокойной душой делясь абсолютно всем с той, что видела её первой со швами на лице. И кто стала ближе, чем родная семья. — Когда я заглянула, то увидела в её глазах что-то новенькое, Энид. Она странная, раз отталкивает тебя после такого, — но, ощущая, как собственная рубашка в районе плеча становится влажной, лишь затыкается, баюкая такую сильную девочку в своих руках. На выходных, выпустив лишний пар в зале, перевыполнив всю дневную норму по тренировкам, из-за чего несколько парней нервно сглотнули, видя такую агрессивную девушку, что тягала точно больше пятидесяти килограмм, Энид устало лежала на постели после горячей ванны. Мышцы слегка приятно ныли, что не помешало Энид лениво копаться в телефоне и, вновь вспомнив об Уэнсдей, та решила загуглить теперь, когда вся нужная информация была перед ней и… Твою мать. Она была писателем нескольких детективных книг, в которых фигурировала некая Вайпер де ля-Муэрте. Она на пару месяцев опередила Мари Шелли со своим Франкенштейном, став самой молодой популярной писательницей. Энид отбросила телефон, боясь, что узнает ещё о чем-нибудь, когда её не особо лестно, намекая на тот вечер, попросили держаться подальше. Что ж, это сложно, учитывая, что Аддамс теперь её преподаватель. По-крайней мере, теперь понятно, откуда у той деньги на номер в Неверморе. И почему многие настолько внимательно её слушают. Уэнсдей действительно разбирается в литературе, судя по тому, что успела прочитать Энид. И данная, новая информация, абсолютно не помогала, потому что Уэнсдей точно не планировала покидать её разум, учитывая, насколько развратный сон приснился Энид, которой тут же пришлось менять шорты для сна и принимать душ. Однако, очередная учебная неделя протекала хорошо, пока вечером во вторник девушка, выполняя домашнее задание, не ощутила лёгкую шипящую боль чуть выше собственной брови. Тут же поднеся пальцы, та была удивлена… Крови. Ране. Которой не откуда было появиться. — Твою мать… Соулмейт! — тут же подскакивая с места к зеркалу, Энид с маниакальной улыбкой, что выглядело жутко с этой раной, смотрела на этот след. Но, так как ей было всё ещё боязно принять тот факт, что где-то есть её пара, которая наконец-то подала самый настоящий сигнал, Энид волновалась, откуда у той такая рана… Обработав свою, что затягивалась почти что на глазах, что, к сожалению, вряд ли ждало её соулмейта, та с лёгкой нервозностью пришла в университет, осматривая каждый лоб на наличие раны. Маловероятно, что она встретит ту настолько легко, но чем черт не шутит? Но было тихо. Снова. Энид, которая от нервозности так и не смогла вернуться к домашнему заданию, даже спросила, всё ли у её человека хорошо, но не получила ни единого ответа, будто вчерашняя кровь на кончиках пальцев была ложью. Пока новость не пришла оттуда, откуда не ждали. Глядя на провибрировавший телефон, где Дивина что-то прислала в чат с несколькими восклицательными знаками, Энид, ожидавшая мем, едва ли не вскрикнула, видя не самое лучшее фото, явно приближенное, с… Уэнсдей, у которой на лбу, едва заметно при таких пикселях и челки был виден… Пластырь. Сердце Энид, взлетевшее до небес, абсолютно также упало в самый низ. Что это значит… Разумеется, вчера она рассказала Йоко о случившемся (и одновременно Дивине, ведь девушки почти всё время вместе), поэтому парочка, наравне с теряющей надежду Энид, высматривала рану у всех. И, господи боже, как ей завтра реагировать во время пары? И это «мнимое» завтра наступило слишком быстро. Энид, откровенно дергаясь на месте, во всю наблюдала за Уэнсдей, у которой уже не было заметно пластыря. Может, всё-таки девушки (и камера Дивины) ошиблись? Может всё это бред, но, будто давая Энид шанс узнать, сегодня на Аддамс была более короткая рубашка, открывавшая её кисти. И кто Синклер такая, чтоб не начать рисовать на своих руках всякий бред, следя за тем, как постепенно на бледных руках появляется едва заметный след. Это правда она! И тут же стирая, что не помешало Аддамс скрыть руки за ноутбуком, Энид уже предвкушала их диалог. Сегодня Уэнсдей не сбежит. Да и вообще больше никуда не денется. И ответит на каждый вопрос, терзающий теперь юную девушку. И её бедное, замученное за все летние каникулы, сердце. — Йоко, выйдешь последняя и закроешь дверь? — ярко улыбаясь, из-за чего даже у Йоко пошли мурашки по спине, подруга лишь кивнула, расплываясь в хитрой ухмылке. Ну разумеется она поможет, как иначе. — Вперёд, девочка. Покажи этой ведьме, что такое связь соулмейтов, — подмигивая, из-за чего Энид покраснела, потому что… Она поняла, о чём подумала Йоко, пусть у самой был совсем другой план, не исключающий их касания, пусть и в другом плане. — Я просто знаю к ней подход, не больше. И заставлю Уэнсдей говорить. Поэтому, едва пара кончилась, а Аддамс снова задержали, из-за чего та более нервно старалась сбежать, вмиг сдулась, едва заметила чересчур серьезную Энид и Йоко у двери. И, кажется, блондинка впервые заметила несколько испуганный взгляд своей пары. Восхитительно. Студенты уходят, странно поглядывая на никуда не уходящую Энид, пока Йоко, подмигивая подружке, не выходит, достаточно громко щёлкнув замком, оставляя этих двоих в вынужденном уединении. — Кажется, я просила тебя держаться подальше, — разумеется, лучшая защита — нападение. И, учитывая сложенные руки на груди Уэнсдей, та будет старательно держать оборону, однако, Энид уже прорывалась сквозь, поэтому… Что помешает этой упрямой и бесстрашной девушке снова повторить свой опыт? — Это сложно, учитывая, что между нами есть связь куда глубже, нежели секс на одну ночь, — от самой себя становилось несколько… Неприятно, но Энид просто жизненно необходимо расставить все чёртовы точки над «i». — Не понимаю, о чём ты, — сглатывая и медленно отходя от несколько неторопливо приближающейся Энид, Уэнсдей старалась держать лицо, но, учитывая, насколько легко блондинка научилась читать эмоции той ещё в первый вечер, выходило не особо хорошо. — Твоя рана на лбу. Надписи на паре. Или мне прямо сейчас стоит подарить себе сломанный нос, чтоб показать тебе нагляднее? — Энид, будто хищник, наконец догнавший жертву, неумолимо приближалась, пока не оказалась достаточно близко, чтоб ловить чужое неровное дыхание и попытки удержать холод в глазах. Крепкий орешек, но у Синклер уже крыша начинает от этих игр ехать. — Прекрати, Энид. Сейчас же. — А иначе? Господи, Уэнсдей, — шумно выдыхая имя своей пары, Энид усмехнулась, ощущая как натянулась кожа с левой стороны, — я не прошу тебя вернуть ту ночь. Да, меня тянет, но соулмейты — это не всегда любовь. Не всегда брак и счастливая жизнь. Ты ведь… Ты ведь можешь просто позволить нашей связи дарить тепло. Как друг. Даже без привилегий… — Энид тянет руку, мягко убирая челку девушки, замечая тонкую полоску, что осталась от недавней раны. И сердце вновь сжалось, потому что будет сложно однажды заметить на своей шее следы после очередного похода Уэнсдей в клуб, где та подцепит очередную дурочку, которая будет ублажать её, пока Энид, пытающаяся согреться самостоятельно в одинокой постели, будет гнать чувства прочь. — Энид, — отводя взгляд, не выдерживая такой близости от этого обжигающего огонька, та тихо выдохнула, — Ti voglio ogni minuto dopo quella notte. Просто оставь меня в покое. — Разумеется. Но я тоже не прекращала думать о тебе после той встречи, — Уэнсдей тут же возвращает взгляд к глазам Энид, что несколько нервно улыбалась, явно понимая наконец-то, что же такое там сказала девушка рядом с ней, — в свободное время летом я изучала итальянский. Тайно ото всех. Так что заставляет тебя отталкивать меня? Шрамы? — тут же несколько сконфуженно пошевелив левой щекой, заставляя неровные полосы дёрнуться, Энид боялась услышать ответ, но… — Нет, Энид, — и чужая холодная рука ласково огладила её щеку, вынуждая тут же с благоговением прижаться к ней. Как же Энид скучала, просто ужас. — Тогда что, Уэнсдей?

***

Уэнсдей, абсолютно не терпевшая романтику из-за откровенных родителей и собственной мечты остаться одной, помнит, как чужие неровные буквы покрывали кожу её рук. Как чужие, точно не принадлежавшие ей, синяки, где-то с четырнадцати покрывали белоснежную кожу, вынуждая скрывать ту под длинными слоями одежды. Как постоянные вопросы и каракули бесконечно раздражали, рисуя в голове кого-нибудь абсолютно не подходящего ей. Абсолютно… Глупого. Ненужного. Уэнсдей не хотела быть связанной с кем-либо. Не желала иметь связь, как бы ту не воспевали губы родителей, рассказывая о своём знакомстве. Она, испытывающая к людям, самую настоящую социофобию, готова была сидеть дома круглые сутки, читая мрачные романы и ненароком придумывая свой. И настолько её увлекло творчество, что девушка на шестнадцать попросила печатную машинку. Было бы удобнее на ноутбуке, наверное, но она знала, что будет отвлекаться. Что что-нибудь может украсть её концентрацию, да и попросту ей хотелось ощутить себя немного Мэри Шелли, кем-нибудь из всеми воспеваемого и романтизированного века так девятнадцатого, которая сидела при свечах и записывала свои мысли на бумагу царапающим пером, пока запах воска не заставлял голову кружиться от недостатка кислорода. Пока глаза не устанут от постоянной дрожи огня. А так как пером та писать пока не умела, решила не настолько далеко шагнуть в прошлое. Поэтому, когда данный раритет оказался на её столе, девушка вовсю погрузилась в собственный мир в жанре нуар. Позволила мраку, который влек куда больше света, оказаться чёрными буквами на бумаге. И, представляя своё будущее, в котором сможет также писать книги, изредка появляясь на людях, девушка точно не видела, чтоб рядом с ней был кто-то ещё. Однако, не смотря на свою откровенную помешанность одиночеством, Уэнсдей также любила учиться. Вот университет и стал новым пунктом для преодоления самой себя. Изначально к ней липли из-за этого странного вайба той самой тихони, но после люди отваливались, когда Аддамс недвусмысленно намекала на расправу и то, что если их смерть будет похожа на какую-нибудь сцену из любого детектива, это лишь совпадение. И вроде всё шло хорошо. Аддамс вполне наслаждалась одиночеством, пока в поле её зрения не показалась Бьянка Барклай. Споря на занятиях, вступая в дискуссии прямо во время пар, привлекая внимание не только рядом сидящих студентов, но и педагога, девушки сами не заметили, как сблизились. Как начали не просто доказывать свою точку зрения, напрочь забивая на слова оппонента, но и выдвигать третью версию. Совместную. После оказалось, что обе девушки увлекались фехтованием и тем для сближения стало ещё больше. Аддамс воистину уважала Бьянку за то, насколько та была рядом морально, но никогда не показывала этого, как и Уэнсдей. Они стали той самой парой, про которую можно было сказать, что сошлись две противоположности: Барклай любила сплетни, сама их распространяла, поддерживая иногда откровенный бред, да и многие тусовки посещала, иногда даже организовывала; Уэнсдей же всё также была той самой одиночкой, что даже в свободное от учебы время читала различную литературу, выписывая что-либо в блокнот. Но они сошлись. Вода и камень. Стали друг для друга тем, чего не хватало. — Я пишу роман, — сидя как-то в кофейне после очередного спарринга, от которого даже ныли мышцы рук, Уэнсдей решила поделиться с кем-то тем, чем занимается. Хотелось увидеть чужую реакцию. — Давай угадаю: одинокая одиночка в абсолютном одиночестве разбирается с какой-то мистической тайной, пока все считают её единственной подозреваемой? — Барклай, потягивая айс-кофе, даже посмеивается, замечая немного приподнятые брови Уэнсдей, — я видела, насколько часто в твоих руках находится Лавкрафт и По. Они не писали какую-то беллетристику. И много написала? — Действительно, какого ещё уровня наблюдательности я могла ожидать от главной сплетницы факультета, — самую малость позволяя уголку своих губ приподняться, Уэнсдей не ощущала себя слабой из-за эмоций рядом с такой девушкой. Бьянка может и делала вид, что ей нравятся подхалимы рядом с ней, только с Уэнсдей та снимала маску и позволяла себе закатывать глаза на то, как эти недалёкие надеются этой «дружбой» спасти себя от следующего нелестного слова Бьянки. Занятно, но только про Уэнсдей та ничего и не говорит. Даже прерывает любую фразу на корню, вываливая какой-либо другой мерзкий секрет того, кто открыл рот. — Брось, я просто не долблюсь в глаза. Да и мне импонирует твой вкус в литературе, — подмигивая, из-за чего Уэнсдей откровенно уже закатила глаза, ведь часто именно из-за мрачного взгляда на ситуацию со стороны Аддамс, они и вступали в дискуссии. — Я тебе просто нравлюсь, потому что ты до сих пор ни разу не смогла в чистую разгромить меня, — позволяя и себе игривую усмешку, Аддамс отпивает свой эспрессо пять в одном. Прекрасно. После такого точно будет тяжело уснуть, позволяя мозгу в лёгкой дымке придумывать очередное ружье на стене. — Говори это почаще и я начну думать, что ты флиртуешь, — про них многие говорили, что между девушками напряжение заметно было с первой фразы, но Уэнсдей, насколько бы её не влекло к собственному полу, не испытывала абсолютно никакого влечения к Бьянке, тем более, та была люблю-себя-и-свою-независимость-сексуальной, так что дальше дружбы в стенах университета, спарринга два раза в неделю вместе с совместным кофе у них никуда не заходило. Но Уэнсдей будет лгуньей, если скажет, что Бьянка не натолкнула мрачную девушку на то, чтоб прописать Вайпер, своей героине, такую же редкую напарницу с кофе, постоянными тренировками и лёгкими вайбами взаимности и уважения. Может она и правда использует свою работу как своеобразный дневник, но авторы часто берут что-либо из своей жизни, украшая в обёртку, которую читатель принимает за нечто новое и оригинальное, забывая, что каждый человек имеет несравненный личный опыт, который также бы помог ему, при должном уровне подготовки, написать нечто инновационное. В любом случае, Уэнсдей всё также носила длинную одежду, скрывая разноцветные надписи, что так ужасно выглядели на её белоснежной коже, что имела нездоровую бледность из-за увлечения к кофе и ночи. И всё также не подавала ни одного ответа, надеясь, что человек на другом конце этой глупой связи осознает, что пара ему не рада. Что с радостью отпускает на все стороны. Таким образом, откровенно не обращая внимания на всё, что ей писали (по крайней мере Уэнсдей делала вид, хотя неосознанно ловила себя на лёгкой тревожности, когда на руках долгое время не было ни одного следа от ручки), девушка закончила книгу, выпуская ту с многими правками, но всё же выпуская. И, вау, после всей слащавости с Сумерками, После и этим бредом с Греем, от аннотации к которой Уэнсдей откровенно думала, что её глаза начнут кровить, девушка с волнением, которое, как думала, хорошо скрывала, читала каждый отзыв. Каждую критику. Записывала, что ей было нужно, поэтому, когда после выхода уже второй книги, люди начали спрашивать, почему у Вайпер никого нет, неужели в том мире не было соулмейтов и человек ли та вообще, раз не испытывает никакого сексуального влечения, Уэнсдей поняла, что как писателю, ей нечем ответить. Что ей абсолютно не о чем написать, поскольку это не её тема. Поэтому, спустя долгое время рефлексии, самоанализа и понятия, так ли ей всё противно, девушка, решив попробовать хотя бы понаблюдать за людьми, выбралась в клуб. И, закатив рукава, зная, что вечерами её пара точно не устроит неловкость с уже более ровными, но такими же отвратительными словами, яркими линиями, которыми выводила Уэнсдей из себя, та, присев подальше от шумной танцплощадки прямо у бара, со скукой осматривала людей, пока её взгляд не зацепился за блондинку. Пока что-то в доселе тёмной душе не сжало её в тиски, заставляя наблюдать, заставляя смотреть и… Желать. Она, являясь реверсом девушки, с такими светлыми волосами, яркой улыбкой и блестящими голубыми глазами, которые Аддамс разглядела даже отсюда. Это манило и притягивало, заставляло забыть абсолютно обо всём. О времени, о клубе, о ненавистных людях, да даже зачем конкретно пришла. И пока неловкая блондинка, которая не вязалась с клубом, подходила ближе, Уэнсдей решила изучить своего персонажа. Решила не просто представиться не своим именем, но и вести себя также, как Вайпер, которая, кажется, могла выбраться из любой ситуации без лишней капли пота, не говоря уже о своей крови. Уэнсдей превратилась в Вайпер, позволяя себе быть более открытой, более разговорчивой, хотя, казалось, будто ничего не изменилось. Не зря даже Бьянка говорила, что будь в их мире всякая нечисть, которую написала Аддамс, та вела бы себя под стать своего книжного прототипа. Их ночь была восхитительной. Насколько бы Уэнсдей не отрицала всякую близость, с Энид хотелось попробовать. Энид хотелось довериться. Тем более, как оказалось, эта невинная овечка не настолько проста. Волк в овечьей шкуре. Который столь нагло, столь вызывающе касался её ставшей сверхчувствительной плоти, что Уэнсдей и думать забыла, какие следы Синклер подарит не только ей, но и тому неизвестному партнёру. Уэнсдей, считавшая себя одиночкой настолько, что даже не занималась поиском партнёров хотя бы для разрядки, выплёскивая всё на вечную соперницу на ринге — Бьянку — потеряла себя рядом с Энид. Позволила себе стать нуждающейся в касаниях настолько голодной «волчицы». Потеряла счёт засосам и укусам, сколько раз чужие пальцы пробежались по её коже, показывая за одну ночь, чего именно Аддамс была лишена всё время своего затворничества. Однако… Всё хорошее закончилось, едва солнце показалось сквозь плотные, закрытые шторы. — Ты должна оставить мне свой номерок, Вайпер… Я хочу тебя и под солнцем, — и, пусть Уэнсдей была вымотана куда больше Энид, не смогла после такой фразы сомкнуть глаз. Не смогла расслабиться вновь, пока блондинка уснула, крепко сжимая её в объятиях. Поэтому, уходя в себя, та неосознанно осматривала слегка липкую кожу рядом с собой. И осознавала, что остаться не кажется таким уж ужасом. Что держать чужую ладонь, подставляясь под губы, было бы… Приемлимо. И Уэнсдей поняла, что за этот вечер ни разу не повела себя как Вайпер, позволяя незнакомой девушке узнавать именно её. Не написанную и заученную историю выдуманной собственным разумом девушки, а лично себя. Поэтому, осторожно переворачиваясь на спину, рассматривая потолок, осознавая, насколько же сухо в её горле и как последние полчаса та уже больше хрипела, нежели постанывала, срывая себе горло первый раз в жизни. Она понимала, что всё… Не так плохо. И как это всё странно. Какова вероятность, что её настолько влекло к кому-либо ещё кардинально противоположному? Ответ нашёлся, когда Уэнсдей, вернув с тёплым взглядом голову на бок, заметила яркий засос на шее Энид. И осознание, настолько ярко поразившее её пусть и уставший разум, едва не заставило девушку в шоке свалиться с постели. Она точно ни разу не касалась Энид. Та не позволяла даже коснуться в ответ, удерживая брюнетку, которая с лёгкостью вообще-то, могла бы выбраться. Поэтому сейчас, глядя немигающим взглядом на засос, Уэнсдей провела по тому на собственной шее, вспоминая, что это за след. Самый первый. Самый яркий, который уже раскрыл их друг для друга. И девушка, судорожно пытаясь понять, почему на шее Энид лишь один след, неосознанно тянется к её шее пальцами, едва касаясь этого следа, из-за чего под кожей тут же будто разряд тока прошёлся. Страшно. Уэнсдей не была к такому готова. Поэтому, как бы не хотелось прижаться к Энид, вываливать ещё и на ту подобное открытие после очередной одноразовой ночи, которых, судя по опыту блондинки в постели, было достаточно, Уэнсдей не придумала ничего лучше, чем сбежать. Она быстро приняла душ, пока солнце ещё не до конца вошло в свои права и откровенно сбежала, прося на стойке, чтоб никто не назвал её имя (пришлось оставить автограф, но это меньшее из зол, которое только могла заплатить за собственный покой Уэнсдей). После, отменяя очередную тренировку с Бьянкой, та, зная, что Уэнсдей пришла бы в любом состоянии (был у них опыт, когда брюнетка пришла с температурой под сорок, едва не теряя сознание), та уже через час оказалась у неё под дверьми с бутылкой виски. И, едва увидела Аддамс, едва не выронила Джека, потому что Уэнсдей — абсолютно смущенную, с засосами по всей шее — та лицезрела точно первый раз в жизни. — Одна шутка и я достану шпагу прямо в прихожей, — втаскивая Бьянку в квартиру, пока никто другой не увидел её почти что синюю шею, Аддамс без слов выхватила бутылку у ошарашенной подруги. — Никаких шуток и не планировалось, я в откровенном шоке! — проходя за девушкой, которая, едва оказалась на кухне, налила себе половину стакана, вмиг осушая тот, Бьянка распахивает прозрачно-голубые глаза ещё шире. — отлично, кто ты и что сделала с моей Уэнсдей Аддамс? — Бьянка, которая редко видела, чтоб Уэнсдей пила больше этого самого стакана, да и тот тянула весь вечер, едва ли держалась на ногах, поэтому устало села на стул в её просторной кухне, во всю глядя на подругу. — Несколько вопросов в рецензиях и комментариях к последней книги поставили меня перед вопросом, который я пыталась изучить этой ночью. К сожалению, вышло не так, как я ожидала, — разливая ещё, наконец-то и Бьянке, Уэнсдей устало села напротив, непривычно для Барклай проводя ладонью по своему лицу. — Что за вопросы были в рецензиях? Тебя будто пытали, — и, отлично, улыбка, которая возникла на губах Уэнсдей, заставила и Бьянку срочно принять на душу, потому что, кажется, подругу всё абсолютно устраивало, — без подробностей. Хотя я, почему-то уверена, что в книге ты сполна напишешь своё открытие. И снова докажешь, что 21+ придумали для тебя. — О Вайпер и о том, что она ни разу не влюблялась. Ни разу не было намёка, что той симпатичен хоть кто-то. И можно, конечно же, прописать ей социопатию, но это не решает всех проблем, ибо физическое влечение действительно может преобладать, — делая ещё глоток, замечая расширенные глаза темнокожей подруги, которая только на вид была её противоположностью, Уэнсдей усмехнулась, проводя подушечкой пальца по краю стакана, создавая тихий звук, разбавляющий их тишину. Музыку. Обычный резонанс частот, возникающий при трении гладкой поверхности, в которой находится жидкость, но… Успокаивающе, — я думала просто сидеть у бара и наблюдать, но… — и снова при воспоминании об Энид уголки губ Уэнсдей приподнялись, позволяя вспоминать, как эта стеснительная девушка без капли смущения брала её на постели. Как заставляла терять рассудок, будто ненасытный зверь. О да, Уэнсдей сама дала зелёный свет, решая посмотреть чужие границы, но была поражена, когда те совпали с её. Такая идеальная. Такая… Стоп. Так это Энид писала ей всякий бред на руках и заставляла прятать руки с синяками? По крайней мере, вспоминая накачанное тело блондинки, было ясно, где та их получала. — Твою мать, ты что, переспала с первым встречным? Или это всё же была первая встречная? — тут же встречая привычный холод, Бьянка хотя бы немного выдохнула, потому что Уэнсдей, которая разумеется испытывала влечение, пусть никогда не была в отношениях, тянулась к девушкам. И даже этот опыт ничего не изменил. — И нашла соулмейта, — и снова допивая свой бокал, видя ещё более расширенные глаза Бьянки, ибо та была в курсе отношения Уэнсдей к подобной теме, сама Барклай также осушила стакан, кривясь и подталкивая пустой к бутылке, — Девушка. — Когда я тащила к тебе бутылку, думала использовать ту когда-нибудь в другой вечер или для растирания. Я не ожидала всего этого! И где эта художница? — Осталась в отеле, — а вот теперь Уэнсдей выглядела не особо радостной. Не особо счастливой, пока обновляла их бокалы. И притянув свой к себе, тяжело вздохнула, — я удивлена, что на её шее не расцвело всё это многообразие синего оттенка. И рада этому. Ей едва ли исполнилось девятнадцать. И судя по тому, что она делала со мной в постели, я не первая. И не последняя. По крайней мере, я с маленькой толикой вероятности проснусь с засосом. — О Господи. Ты нашла соулмейта и решила попросту её кинуть? Отлично, теперь ты знаешь кого избегать, — кивая подруге, которая почему-то не выглядела радостной, Бьянка оперлась локтями о стол и со взглядом самого настоящего детектива осмотрела Уэнсдей, тут же удивлённо вскидывая брови, — твою мать, не говори, что ты… — Влюбилась. Я не исключаю данную возможность. Моё сердце рядом с ней будто сошло с ума. Такого не бывало даже после пяти кружек кофе за вечер. И моя кожа всё ещё помнит каждое её прикосновение. Я не знаю, это влияние судьбы с её идеальным партнёром, который за одну ночь узнал даже то желание, которое ещё не осознала я, или просто… Действительно влюбленность. — Во-первых: я в шоке. Во-вторых, — Бьянка снова делает большой глоток, встряхивая головой, потому что огонь от алкоголя обжигал знатно. И не скажешь, что две девушки не так уж и часто напиваются, тем более вдвоём, — я в полном шоке. Почему ты ушла? — Потому что она… — Я спросила о тебе, а не о ней. Как её хотя б зовут? — Энид. И я… Испугалась. Мне не хотелось, чтоб она узнала о своём партнёре именно так. Вне постели она совершенно другой человек. — Судя по твоей шее — вы обе другие. Охренеть. Охренеть! — морщась на повышение голоса Бьянки, Уэнсдей вздыхает, вспоминая, о чём конкретно они говорили. Как легко Энид делилась с ней своими мыслями, как светились её глаза. Удивительная. — Тем более, я считаю, что ей будет лучше без меня. Я достигла цели, которую ставила, поэтому завтра начну новую книгу. — Лучше без своего партнёра? — два скептически настроенных взгляда столкнулись, однако, не желая сейчас вступать в открытую полемику с Уэнсдей, Бьянка лишь подняла в капитуляции руки, — ты снова думаешь о себе. Говоришь, что думаешь о других, а по факту только о себе. Ты испугалась, ты решила, ты надумала, Уэнсдей. Но не мне читать тебе морали. На этом и порешали. Уэнсдей, выпив ещё стакан, намекнула, что она вообще-то не спала больше суток, из-за чего Бьянка, закатив глаза, оставила подругу одну. Пусть думает. Пусть её слова добавляют ещё больше мыслей в эту упрямую голову. И Уэнсдей, проснувшись на следующий день, первым делом нашла страничку Энид. Милая. Такого слова обычно не было в лексиконе Аддамс, но глядя на фотокарточки этой девушки, что выглядела подобно ангелу или солнцу, Уэнсдей не могла подобрать другого эпитета. Не могла описать её иначе. Поэтому, добавляя в избранное, не желая подписываться и умножать себе проблемы в геометрической прогрессии, Уэнсдей, как и планировала, приступила к работе над третьей книгой. Первый месяц лета проходил относительно хорошо. Бьянка, решив испытать себя диким туризмом, изредка присылала Аддамс какие-либо эстетичные фотокарточки, показывая, что она жива и насколько же много упускает сама Уэнсдей, решив остаться в своей мрачной квартире под Вивальди. Однако, когда в очередной вечер, хотя по плану та уже должна была выйти к цивилизации, её весточка так и не дошла до Аддамс, та несколько тревожно листала профиль Энид, которая недавно выложила фото со своей семьёй, судя по отметкам. Но покоя это не давало, а после, когда её тело начало странно болеть, Уэнсдей в шоке отпустила телефон, тут же прислоняя дрожащую руку к боку. К левой части своего лица. Кровь. Раны. С шипением дойдя до ванной, кое как стащив с себя испорченную одежду, Аддамс шокировано осматривала своё тело, что едва ли не превратилось в месиво. — Энид… — вмиг сжимая кровавыми руками края некогда такой же белоснежной, как её кожа, раковины, Аддамс искренне испугалась за эту идиотку. Раны были глубокими, пусть пока и не смертельными. Но кровь уходила достаточно стремительно, чтоб первым делом бежать к ноутбуку и вызывать эту блондинистую занозу. Видя, как края уже закрываются, Аддамс старалась не думать, насколько же сильную боль испытывает её пара. Энид. Старалась концентрироваться только на себе. А не о том, насколько же рваные раны похожи на те, которые оставляют дикие животные. И после, приведя ванную и себя в порядок, девушка взяла телефон в руки, замечая смс от Бьянки. Картинка. Хотя бы эта идиотка в порядке. Решая, что ей срочно нужен совет, девушка набрала Барклай, которая явно была в шоке, получив звонок от той, кто даже на сообщения не отвечал. — Что-то случилось? — слегка шипя, будто была чем-то занята, Аддамс едва сохраняла на своём лице спокойное выражение, чтоб не потревожить те три длинных царапины на левой щеке. — Энид. Я… Есть вероятность, что на неё напали дикие звери. И я до сих пор не знаю, в порядке ли… — однако, ощущая новую боль, тут же отходя к зеркалу, чтоб заметить следы от швов, Аддамс заметно выдохнула, — эта идиотка в порядке. — Уэнсдей. Говори без загадок, я сейчас… Ауч! — привлекая к себе внимание сбитой с толку Аддамс, заставляя ту с недоумением смотреть на продолжающийся вызов, Бьянка, тяжело вздохнув, проложила, — я тут слегка поранилась, пока шла по не особо заметной тропинке. Как мы узнаем позже, именно Бьянку спасла Энид, получая свои шрамы. Но Уэнсдей, не зная всего этого, лишь водила пальцами по следам от зверя. Лишь старалась не волноваться за ту, кого едва ли знала. И кто так хорошо понял её за одну ночь. — Что с тобой? — Я в норме. Так, пара царапин. А что с тобой? — Тоже пара царапин. Только по ощущениям от какого-то зверя. По всей левой части. И, судя по тому, что сейчас мою кожу покрывают ещё и следы от иголки, ей накладывают швы. Значит, живая, — выдыхая последнюю фразу, будто не металась по квартире, желая уже писать и звонить каждому другу в списке друзей Энид, лишь бы получить номер её семьи, Аддамс правда достаточно легко брала себя в руки. Но, судя по тому, что до сих пор не сбрасывала, в душе ещё копошилось волнение. — Кстати, раз я сегодня чуть не умерла, пока добиралась до связи, хотела кое-что сказать тебе. В универе освободилась должность преподавателя истории литературы. Я тут подумала, может… Ты захочешь снова оказаться в стенах нашего универа? — зная Бьянку, которая никогда ничего не делала просто так, Аддамс даже опешила от такого заявления, — я им сказала, что ты почти дописала третью книгу и относительно свободна, поэтому… Что думаешь? — Я и преподавать? У меня даже образования нет. — Будто оно есть у меня. Соглашайся. Учитывая твоё портфолио, тебя уже готовы взять. Даже без моей рекомендации, — и слишком много комплиментов от Бьянки, с которой дружба для других людей походила на какую угодно, но точно не на здоровую, знатно так отвлекло Уэнсдей от наблюдение за тем, как на коже рядом с ранами появляется всё больше следов от швов. — Ты ударилась головой? Что за спешка? — Да, ударилась. Спасибо, что спросила. Мне ещё такой классный обезбол вкололи, просто восторг. Так вот, спешка в том, что ответ нужен был ещё вчера. Ты согласна? — Я ещё не дописала третью книгу. — Ну до начала занятий как раз полтора месяца. А учитывая, что ты сидишь над романом день и ночь, не считая вздохов по своей паре, то закончишь ты ещё быстрее. Я говорю, что ты согласна. — Пока меня не затошнит от идиотов. — Значит, как минимум на год ты согласна. Замечательно. А теперь, если ты не против, я бы хотела вздремнуть. Рада была поболт… — сбрасывая, не давая Бьянке даже нормально попрощаться, она наконец положила телефон и на некоторое время упёрлась в прохладную поверхность лбом. Ведь точно останутся шрамы. У семейки Аддамс всегда было своё особое отношение к шрамам, ранам и ссадинам. Синяки — звёздное небо, которое украшает кожу; засосы — лепестки цветов, доказывающие чувства; любые шрамы — лишь показатель того, что даже городских людей можно застать врасплох, показать что они живы, находясь в бетонных джунглях. Оторвавшись от стенки, Уэнсдей ближе подошла к зеркалу, осматривая своё лицо и тело, поверх которого так и не надела футболку, тяжело вздохнула, представляя, как же сексуально шрамы будут выглядеть на Энид. И как же её lupacchiotta может разволноваться из-за этих царапин. Тут же встряхивая головой, чтоб отогнать от себя данную картинку и дурные мысли, Аддамс, включив кофеварку, испытывала необычайное вдохновение. И дело не в том, что теперь ей точно следовало закончить книгу на полгода раньше. А в том, что она наконец-то придумала, как красиво вписать некую волчицу в своё повествование… И если ей стало спокойнее, когда на руке появились слова с извинениями от Энид, девушка не признается в этом даже под дулом пистолета. Потому что с этой дурной блондинкой её ничего, кроме одной ночи и секса, не связывает. Однако, едва Аддамс вошла в аудиторию, мрачно пробегаясь по ещё болтающим студентам, половина которых сидела в своих мобильных, Уэнсдей в шоке на секунду замерла, увидев определенную блондинку со шрамами на её лице. Увидев Энид. Едва взяв себя в руки, уже готовясь лететь после пары в кабинет Бьянки, чтоб её уволили прямо сейчас, отпустили куда подальше, Уэнсдей медленно, решая больше не смотреть в сторону Энид, чтоб не выдать своих чувств настолько легко, раскладывала вещи на своём столе. И, видимо, следовало запомнить место Синклер получше, потому что, когда её во время пары прервали, задавая воистину тупые вопросы, которые нисколько не ускоряли бег секундной стрелки, та вначале спокойно отвечала, пока не увидела свою судьбу. Пока её взгляд за одну секунду не заметил, насколько же привлекательно для Уэнсдей та выглядит. И вмиг переключаясь обратно на тему занятия, Аддамс старалась не смотреть. Старалась не думать. Однако, её взгляд ненароком упал на этих двух, ловя, насколько трепетно чужие пальцы пробегаются по лицу её Энид. Как ласково заправляют прядь волос. Оу. У Энид появились новые отношения. В принципе, это не удивительно, та была восхитительной. А вот Аддамс, стараясь не обращать внимание на то, насколько же её органы неприятно сжались от данного открытия, как можно скорее, не обращая внимания на вопросы студентов, сбежала к Бьянке, заваливаясь в её пока пустую аудиторию и закрывая на замок, позволяя себе… Многое. — В моей группе Энид. Моя Энид. То есть, ты поняла, какая Энид, разумеется она не моя, но она там. И она сидит со своей девушкой. И смотрит на меня. Она узнала, Бьянка. Я увольняюсь. Merda, я не такого ожидала! — видеть такую взвинченную Уэнсдей было бы для многих бы удивлением, но Бьянка, которая наблюдала за девушкой уже больше пяти лет, лишь устало подперла голову рукой, пока не услышала последнюю фразу, тут же хмурясь. — Уволиться? Серьёзно, Аддамс? Вайпер бы так не поступила, — ударяя куда-то за броню непробиваемой обычно Уэнсдей, та медленно встала со своего места, подходя наконец-то к зависшей брюнетке, взгляд которой метался по всему кабинету, избегая внимательных глаз Барклай, — выдохни. Она просто твоя студентка. Вас ничего не связывает. Ты ведь всё ещё хочешь её избегать — так избегай. Но прекрати. Твой рабочий договор на год. Так что год, как хочешь, но отработай. — Мне ничего не мешает расторгнуть договор, — усмехаясь, показывая, что вообще-то она всё такая же хладнокровная одинокая одиночка, Уэнсдей наконец-то подняла карие глаза на Бьянку. И, поджимая губы, чуть кивнула, — но ты права. Она лишь студентка. — Ура. А теперь выметайся в свой кабинет. Видимо, я недостаточно хорошо вчера поработала шпагой, раз у тебя есть силы врываться в мой кабинет без стука. А если бы я решила настроить свою личную жизнь? — Бьянка, можем мне ещё начать тебе «выкать» для полной картины того, что мы лишь коллеги? — Признаюсь, из твоих уст я бы послушала «мисс Барклай». Всё, сваливай на занятия. Опаздывать на собственную пару было бы крайне неприлично, — посмеиваясь, из-за чего даже Уэнсдей спокойно выдохнула, позволяя уголку своих губ приподняться, та действительно вернулась в свой кабинет, стараясь успокоить себя тем, что видеться они с Энид будут лишь раз в неделю. А в остальное время та откровенно пряталась либо в кабинете Бьянки, говоря, что у неё будто бы тише, либо среди толпы, что не мешало ей наблюдать за Энид. А та ведь искала. Ощущала на лопатках чужой взгляд, из-за чего Уэнсдей чувствовала себя загнанной в угол мышкой. Когда-нибудь её поймают. И будет сложно сдержаться. Будет крайне проблематично не выдать всего, что творится в душе Аддамс с тех пор, как некая Синклер впервые коснулась её. И к слову, ждать ловушки долго не пришлось, ибо, надеясь на чудо, что Энид наконец-то отстанет, вспомнив про свою девушку, с которой сидела на парах, и в сторону которой Аддамс было откровенно неприятно до какого-то приступа тошноты смотреть, Уэнсдей задержала какая-то студентка, перекрывая путь к отступлению, а после карий взгляд заметил Энид. И Аддамс не придумала ничего лучше, чем играть, будто абсолютно ту не знает, пока эта волчица под ликом овечки, не пошла в наступление. Пока не напомнила, как её губы выдыхали имя Вайпер. Однако, несмотря на грубость и последнюю попытку сбежать, она была резко остановлена и оказалась чересчур близко к этому горячему во всех смыслах телу. И, дьявол во плоти, то, как смотрела на неё Энид, как шептала её имя, сводило Аддамс с ума. И как она трепетно касалась, будто готовая прекратить, если заметит искреннее нежелание в глазах напротив. Но Уэнсдей не могла сопротивляться. Энид была так близко. Энид касалась её. Шептала настоящее имя, смотрела, как на приз, который чересчур долго ждала, а Аддамс плавилась, искренне желая ощутить чужие, такие манящие и близкие, губы на своих. Но Танака. Снова Танака. Это бьёт прямо в грудь, вынуждая отскочить. И она, не заметив поднятых пальцев вверх, принялась снова собирать не только вещи в папку, но и саму себя. Собирать для очередного удара, который ощущался ещё больнее, будто именно в её руках нож. Будто тот направлен в её живот, протыкая его, давая Энид хотя бы на мгновение ощутить, насколько внутри Уэнсдей всё снова разбилось только из-за этой блондинки. И Аддамс не находит ничего лучше, чем написать Бьянке, дабы та пришла, потому что она на грани. Потому что руки дрожат. Потому что пальцы чересчур сильно собственное лицо сжимают. Она не помнит, что говорила Бьянка, как смогла увести её, такую сломленную, в свой кабинет, который закрыла, позволяя Аддамс устало осесть прямо на ступеньку к лекционным местам. — Если бы я тебя не знала, подумала, что тебе разбили сердце, — усаживаясь прямо в светлых брюках на не самый чистый пол, Бьянка слегка прижалась к не тактильной Уэнсдей своим плечом. Позволила ощущать другое тепло. Подругу, которая прибежала так быстро, как только смогла, отпуская студентов пораньше. — Я. Я сама себе разбила. Эн… Она задержалась после пары и свела меня с ума, пока её девушка не появилась. Я оттолкнула её, чтоб она не ломала свою жизнь, — так и не произнеся имя Энид, что теперь казалось то ли проклятым, то ли святым, Уэнсдей глянула на свои дрожащие руки. Неприятно. Неясно. Так из-за этой сумасшедшей связи родители не провели ни одной ночи отдельно? Из-за этого такими идиотами друг с другом были? Неужели Уэнсдей станет такой же? — Ты уверена, что они встречаются? Типа… Может они очень крутые подружки? — Я видела их и вне аудитории. Держатся за руки. Обнимаются. Её глаза полны жизни рядом с той девушкой. Йоко Танака. А рядом со мной, пока она была так близко, я лишь видела… Море. Ни одного острова. Будто затопленная Атлантида. Без жизни. — Ты драматизируешь, — ловя злобный, абсолютно недовольный взгляд Уэнсдей, Бьянка закатила глаза, — по-крайней мере, ты не становишься своими родителями. Вроде. И остаёшься всё той же занозой в моей пятой точке, — толкая Уэнсдей в плечо, тут же накрывая её всё ещё дрожащие и такие ледяные руки, Бьянка вздыхает, — дыши. Она умная девочка, судя по отметкам, так что… Если ты правда её оттолкнула, та не будет наседать. А тебе постепенно станет легче. Надеюсь. — На моих парах она абсолютно не блещет умом, во всю глядя на меня и на свою девушку. Будто специально с ума сводит. Ещё и её рисунки, что по коже рассыпаются подобно заразе… — закатывая рукава длинной рубашки, показывая ещё не исчезнувшие следы разноцветной ручки, Бьянка покачала головой, вставая наконец-то. — Выдыхай. Иначе я после этой пары скоро буду лично заваливаться в твой кабинет с успокоительным или шпагами, чтоб ты спустила пар. — Драка на шпагах, пока мы прыгаем по партам. Звучит идеально, — шутя, чем вызвала даже на губах Бьянки улыбку, Уэнсдей действительно старалась отпустить эту ситуацию. Выкинуть. Забыть. Не думать об Энид, которая, судя по очередным синякам по всему телу Уэнсдей, провела чересчур активную тренировку, Аддамс старалась спокойно жить. Спокойно ходить на спарринг с Бьянкой. Спокойно держать шпагу, концентрируясь лишь на шуме оружия, пока… — Черт возьми, Бьянка! — Уэнсдей чересчур сильно задумалась, из-за чего Барклай подарила ей рану на лбу. И девушка, словно не веря, проводит по той пальцами, видя собственную красную кровь, едва ли сдержалась, чтоб не вскрыть подруге глотку. — Прости! Я думала, ты уйдешь в защиту. — Я шла в защиту снизу, это ты резко изменила траекторию, — едва ли не пылая от ярости, которая плескалась в её венах, Уэнсдей была рада, что хотя бы на почти незаметном месте. Почти. Но Энид точно заметила. Энид точно ощутила этот неприятный укол в самолюбие Уэнсдей, которая думала, что уже достаточно выучила свою оппонентку. — Я случайно, — и что-то в её лице сообщало как раз об обратном, поэтому Аддамс резко пошла в атаку, не обращая внимания, как кровь противно скатывается по лицу. Пока не оказалась на лопатках из-за подножки Барклай. Пока, стукнувшись макушкой об мягкую дорожку, не выдохнула, стирая рукавом чёрной формы дорожки крови. — Успокоилась? — подавая Уэнсдей руку, помогая той всё-таки встать на обе ноги, брюнетка лишь коротко кивнула. — С тебя найти мне самый незаметный пластырь. И радуйся, что пара с Энид у меня в четверг, а не завтра. — Радуюсь всей душой. Пойдём, мисс я-всех-бы-убила. Бьянка и правда находит самый белый пластырь, что едва заметен на чужой коже, да с удовольствием попивает свой айс-кофе, наблюдая за задумчивой девушкой. Уэнсдей не знает, о чём думает эта девушка. Все её мысли о том, как сейчас взволнована Энид. Как пережила данную рану на самом необычном в мире месте. И когда на следующий день Уэнсдей приходит на занятия, всё проходит хорошо. Она спокойно ведёт пару у одногодок Энид, не замечая, как одна голубоглазая девушка фотографирует её, пока Аддамс слишком увлеченно рассказывала очередную тему, позволяя своему лбу приоткрыться достаточно, чтоб пластырь заметен был. Однако, всё ломается в четверг, потому что она замечает прямо во время пары рисунки Энид. И стремительно прячет, периферийным зрением отмечая, как блондинка во всю на неё смотрит. О боже. Страх снова сковал все её движения, а очередная девушка, которая больше кокетничала, нежели действительно уточняла какую такую дополнительную литературу по мнению Уэнсдей ей бы почитать, даже не замечала, насколько затравленный у той взгляд, пока она смотрит не на неё, а на стоящую у двери Энид. Стоило бы написать Бьянке. Попросить помощи, но… Щелчок замка заставляет ощутить себя глупой мышью, что наконец-то попалась в ловушку, из которой выбраться будет тяжело. Но она постарается. Она же не глупая мышь, она хищница. Она змея. Такая же изворотливая и всегда умеющая побольнее укусить, дабы сбежать. Вот и решает прервать их тишину, сразу же ударяя Энид. Отталкивая снова. — Кажется, я просила тебя держаться подальше, — Уэнсдей складывает руки на груди, глядя на медленно двигающуюся в её сторону хмурую Энид, в глазах которой было всё то же море. Бескрайний океан, в котором, как абсолютно не умеющая держаться на воде девочка, Уэнсдей тонет. Уходит сразу в темную глубину, погибая. — Это сложно, учитывая, что между нами есть связь куда глубже, нежели секс на одну ночь, — Уэнсдей сглатывает, делая пару шагов назад и стараясь сдержать эти глупые химические реакции организма, что били по всей её вечно отстраненной душе всплеском эмоций и чувств. — Не понимаю, о чём ты, — Аддамс снова пытается играть. Снова старается соврать. Укусить. Избежать и оттолкнуть, но Энид будто бы из брони состоит, принимая каждый удар, будто он был не опасным оружием нанесен, а мягким пером. — Твоя рана на лбу. Надписи на паре. Или мне прямо сейчас стоит подарить себе сломанный нос, чтоб показать тебе нагляднее? — Аддамс едва ли сдерживается, чтоб не поймать очередной приступ ни то панической атаки, ни то истерики. И Энид, которая предлагает сломать нос конкретно себе, а не ей, заставляет глупое чернильное сердце сжаться от чувств. Боже. — Прекрати, Энид. Сейчас же, — она умоляет. Пытается не смотреть на Энид, что стояла чересчур близко. Старается не попасть в плен её опасных волн, что дальше от суши бы унесли. — А иначе? Господи, Уэнсдей, — то, как Энид произносит её имя, заставляет внутренности в опасный узел свернуться, норовя убить эту непрошибаемую Аддамс, — я не прошу тебя вернуть ту ночь. Да, меня тянет, но соулмейты — это не всегда любовь. Не всегда брак и счастливая жизнь. Ты ведь… Ты ведь можешь просто позволить нашей связи дарить тепло. Как друг. Даже без привилегий… — Энид тянет руку, мягко убирая челку Уэнсдей, замечая тонкую полоску, что осталась от недавней раны. И Уэнсдей едва ли не плавится от таких нежных касаний её сильной девочки. Едва ли не падает ниц, не прислоняется к ней, желая запах не просто едва ли улавливать, а языком собрать с чужой шеи. Укусить, показывая, насколько же свела тогда с ума. Как и без связи влияла на её тело. И слова о том, чтоб просто дружить напоминают о Йоко, которая явно неподалёку стоит. Явно ждёт, пока Энид выйдет и снова окажется в её объятиях. Больно. Неприятно. — Энид, — отводя взгляд, не выдерживая такой близости от этого обжигающего огонька, та тихо выдохнула, — Ti voglio ogni minuto dopo quella notte. Просто оставь меня в покое, — снова отталкивает, пусть и выдыхает истину на своём тайном итальянском, Уэнсдей едва ли сдерживает голос, чтоб тот не дрожал. Чтоб пальцы не выдали всей нервозности. Что с ней вытворяет эта идиотка. — Разумеется. Но я тоже не прекращала думать о тебе после той встречи, — Уэнсдей тут же вздрагивает, ощущая, как нервы, что были напряжены подобно канатам, ни то оборвались, ни то расслабились, да взгляд к глазам Энид возвращает, что несколько нервно улыбалась, явно понимая наконец-то, что же такое там сказала Уэнсдей рядом с ней, — в свободное время летом я изучала итальянский. Тайно ото всех. Так что заставляет тебя отталкивать меня? Шрамы? — Аддамс не знает, что говорить. Не знает, как передать весь тот трепет, который даже на бумаге уже не помещался, не выходил с очередной победой или проигрышем рядом с Бьянкой. Ничего не давало покоя, пока столь далеко и близко была Энид, которая, оказывается, выучила итальянский за лето. С её шрамами, явно мучаясь от боли, нашла время, чтоб понять, какие такие вещи там шептала уже сгоревшая в страсти и чувствах не-Вайпер. — Нет, Энид, — и, сдаваясь пред этой девушкой, что сейчас душу ей открывала, Уэнсдей не смогла занести очередной клинок, чтоб окончательно разъединить их. Чтоб оттолкнуть Энид снова. Поэтому, несколько неловко, но та положила свою ладонь на её левую сторону. Мягко приласкала, показывая, что шрамы её нисколько не тревожат в этом плане. — Тогда что, Уэнсдей? — и снова её имя, снова этот шёпот, из-за которого Аддамс ощущала дрожь в ногах. Поэтому, не находя в своей голове нормального ответа, она попросту запускает руку в светлые пряди, вынуждая Энид прижаться. Вынуждая коснуться её губ. Почувствовать то забытое, что возникло ещё в баре. Не просто желание обладать телом — душой. — Я аннулирую свою последнюю просьбу, если ты не против. И это долгая история. — Уэнсдей, — теперь уже без страха обхватывая брюнетку за лицо, вновь притягивая к своим губам, показывая, насколько же скучала. Насколько ждала этого. Как трепетно умеет касаться. Какие чувства может передать благодаря одному лишь поцелую. И как же она дрожит, осыпая чужое лицо поцелуями, пусть и удерживает всё также двумя ладонями. Горячими. Согревающими в глубине груди Уэнсдей что-то безумно замёрзшее. Чувства, наверное. Сердце. — Энид… У меня скоро пара, — нежно поправляя чужие светлые пряди волос, Уэнсдей наконец-то позволила улыбке и теплу просочиться в своих глазах. Всем тем чувствам, которые глушила безумно долгое время, — а… Как же твоя девушка? — Девушка? — откровенно нежась под касаниями Аддамс, Энид не сразу осознала о ком та говорит. — Йоко. С которой ты сидишь, — стараясь не показывать боль, которую ощущала, пока видела их вдвоём, получила лишь ещё один желанный поцелуй, что смел абсолютно всё волнение, заставляя сесть на стол, прижимая Энид поближе. — Она моя подруга. У неё есть пара. Дивина Ватсон. Именно она прислала мне вчера твоё фото с пластырем. Inafferrabile. — Боже… Вот как ты узнала. Я теперь ощущаю себя идиоткой. Ещё скажи, что шрамы по всему телу правда из-за орла, — замечая удивленный взгляд, потому что про орла говорила либо при личной беседе в шутках, либо на личной странице, подписывая фото после того, как швы рассосались. — Ты следила за мной? — и Уэнсдей аж виновато взгляд отводит, пока не замечает яркую улыбку Энид. Пока не ощущает очередной трепетный поцелуй на своём виске. Ну как она могла сопротивляться. Идиотка. — Самую малость. Ты покорила мою душу, Энид. — Это взаимно. А шрамы… Может знаешь мисс Барклай? Так вот, на неё напал волк недалеко от моего дома. А я голыми руками накинулась. Дура, знаю. — Стоп, — тут же отстраняя Энид от себя, слишком часто моргая, пытаясь осознать данную информацию, Уэнсдей сильнее нахмурились, — ты спасла Бьянку от волка? То есть… Я убью её. — Что… Что случилось? — Это она подарила мне рану на лбу. Мы два раза в неделю занимаемся фехтованием, — чуть отталкивая Энид, чтоб слезть со стола, Уэнсдей достала самую твердую папку, хмуро направляясь к дверь. Но прямо у той затормозила, одним пальцем подзывая к себе ничего не понимающую Энид, — спорим, твоя Йоко, Дивина и Бьянка сейчас за дверьми? — Я не понимаю. Я вообще ничего не понимаю, Уэнсдей. Зачем тебе папка? — Надеюсь, ты будешь ходить ко мне на свидания в тюрьму, — резко распахивая дверь, действительно замечая абсолютно не секретно хихикающих Барклай, Танаку и Ватсон, Уэнсдей чересчур мило улыбнулась. Зато Бьянка, едва заметила двоих девушек, чуть сглотнула, теряя радость от щебетания со своими подручными. — Я всё объясню. Уэнсдей, не твори глупости! — тут же отходя, держась на расстоянии от своей подруги, Бьянка пыталась руками показать, что она абсолютно безоружна и безобидна. — Тебя абсолютно точно посадят! — Ты знала, что на Энид напал волк. На тебя напал волк. И ты знала, что у неё нет девушки. Я убью тебя, Бьянка Барклай, — однако, едва Аддамс успела замахнуться, как крепкие объятия Энид обхватили её руки, прижимая к горячему телу и слишком легко успокаивая. — Уэнсдей. Тише. Дыши, la mia anima. — Энид сейчас на итальянском что-то сказала? — Йоко, которая, видимо, ещё не понимала, что Энид не только держит Уэнсдей, но и держится за неё, тут же получила уничтожающий взгляд от Синклер, стихая. А вот Аддамс, перед своими недо-свахами, откровенно млела в крепкой хватке своей волчицы. И её итальянский, конечно, ещё не был достаточно хорош, но точно заставил следить за чужим спокойным дыханием, позволяя Бьянке быстро делать ноги с чужого взгляда. Потом ведь ещё спасибо скажут! К слову, Йоко и Дивина также быстро сбежали, оставляя этих сумасшедших наедине. Благо, пара уже шла, позволяя им не бояться абсолютно чужих ненужных взглядов. — Я не знаю, вовремя ли, но я правда хочу быть с тобой и при свете солнца, Уэнсдей. Пожалуйста… — мольба Энид рядом с ушком могла бы с лёгкостью сравниться с каким-нибудь смертельно-опасным ядом, что пустили прямиком по венам Уэнсдей, напоминая что никакая она не змея, а самая обычная кошка. Кошмарно. И так хорошо. Идеальная девушка для неё. Кто ещё идиотка. — Но если ты ещё раз полезешь на волка голыми руками, я и тебя убью. — Разумеется. Значит… Мне отпустить тебя? — Нет, — и откидывая голову на чужое плечо, отпуская папку с некоторым шумом прямо на пол, Уэнсдей накрыла чужие руки, мягко оглаживая нежную кожу с такими напряжёнными мышцами, — и я согласна, если тебе интересно. На солнце. И всякий ванильный бред. — Ты напугала меня своей раной позавчера. Значит, шпаги? Вот откуда твоё подкаченное тело. — Не люблю потные спортивные залы с уймой чужих взглядов. Тем более, ты крайне неосторожно занимаешься, из-за чего моё тело часто покрыто синяками. Non hai coscienza, — посмеиваясь, наконец-то мягко выбираясь из плена рук Энид, поворачиваясь к ней лицом. Мягко провела по её щеке со шрамами, — а ещё ты едва ли не призвала меня к себе этой глупостью. Но я благодарна тебе за спасение жизни этой stronzi. — Ого, ты ругаешься, — посмеиваясь, пусть и несколько неловко, Энид ловит чужую ладонь и оставляет на ней нежный поцелуй, потираясь носом о костяшки, — как насчёт начать всё с самого начала? Будто бы не было той ночи? — Со свиданиями и неловкими попытками узнать друг друга? — получая смущённый взгляд Энид, Уэнсдей абсолютно не могла ей сопротивляться, кивая, — тогда и без поцелуев? — Ну… Я не говорила, что мы полностью забудем ту ночь, — тут же посмеиваясь, прикусывая кожу рядом с большим пальцем, Энид явно не догадывалась, что Уэнсдей только что умерла и снова воскресла, видя, насколько же просто Синклер переключается между двумя своими состояниями. Прекрасна. — Я вообще редко что забываю, Энид.

***

Следующие дни проходили весьма и весьма хорошо. Энид, у которой официально появилась Уэнсдей, сидела на её паре и вновь влюбленно слушала, забывая, что всё ещё будет должна как-нибудь написать зачёт. А учитывая, какой принципиальной была Уэнсдей, за красивые глазки ей точно ничего не нарисуют. Кстати… Взяв свою ручку, решив поделиться надписью с Уэнсдей, Энид, как могла более красиво, написала на запястье, как тяжело смотреть на девушку и сидеть прилично. Ответ в виде напряжённых скул Уэнсдей появился уже через минуту. И та присела за стол, тут же коротко глянув на Энид и незаметно для той, написав ответ. Красиво. Эстетично. Черной, разумеется, ручкой. «Если ты продолжишь пялиться, мне придётся придумать для тебя наказание.» И Энид, тут же накрывая данную надпись, ощущая, как покраснели кончики ушей, быстро стёрла свою фразу, тут же отвечая. «Раз ты уже думаешь о наказании, может мне следует поцеловать тебя? Прямо сейчас?» Уэнсдей, всё также сидя за столом и продолжая вести пару как ни в чем не бывало, вновь абсолютно незаметно, даже для Энид, написала ответ. «Прекрати. Прошу тебя.» И данная фраза, которая ассоциировалась точно не с обычной просьбой, а со стонами Уэнсдей в том самом номере, вмиг вынудила Энид собраться, начиная вести конспект. Чему даже Йоко, всё ещё боящаяся говорить об Уэнсдей с Энид, была очень удивлена. Но едва пара закончилась, блондинка, чересчур медленно собирая вещи, терпеливо, как могла, подошла к Уэнсдей. — Мисс Аддамс, можно задать пару вопросов? — невинно хлопая глазами, едва ли держа руки при себе, пока последний студент не вышел. — Разумеется, мисс Синклер. Что вам не ясно? — взглядом прослеживая как одна из девушек, что на прошлой недели откровенно кокетничала с ней, недовольно закрыла за собой дверь, Уэнсдей наконец-то спокойно улыбнулась, заманивая Энид в свои руки. Позволяя касаться и целовать. Ненасытная. Ненасытные. Обе. Запрыгивая на стол, абсолютно не заботясь, что дверь не закрыта на замок, Уэнсдей крепко держалась за чужие плечи, оглаживая напряжённые мышцы, пока чужие руки оглаживали её сквозь одежду по талии, а губы жадно терзали, едва ли не заставляя прямо сейчас лечь. Что за волчица! — Энид… Сюда скоро зайдут студенты… — мягко отстраняя свою возлюбленную, поправляя чересчур внимательно чужие волосы, та оставила нежный поцелуй на её щеке, потираясь носом о шрамы, комплимент которым выдала ещё на выходных, что те буквально возбуждают её. — Но меня всё ещё волнует один вопрос, мисс Аддамс, — выгибаясь от трепетной ласки, которую дарила ей девушка, едва неделю назад не убившая подругу папкой, та ярко улыбалась, ощущая всё, о чём только могли петь. Рисовать. Писать. — Какой же вопрос тебя волнует, Энид? — спускаясь к шее девушки, которой, вообще-то, тоже надо было после идти на следующую пару, Уэнсдей действовала аккуратно, не желая провоцировать сплетни. Обычная же нежность, верно? — С каких пор меня зовут Алекс? — с хитрой усмешкой отстраняясь от несколько смущенной Уэнсдей, которая для всех остальных выглядела абсолютно также, как всегда, не считая самую малость поджатых губ и не прямого взгляда с лёгкой хмуростью бровей. — Ты прочитала. Извини, что украла твой образ. Но он настолько взволновал меня, и я… — Всё в порядке. Я не претендую на авторские права, — посмеиваясь над пристыженной Аддамс, нежно провела по её щеке кончиками пальцев, убирая вечно выбивающуюся из сложных причёсок прядь волос, — мне просто… Занятно. Ты называла меня волчицей ещё в первую ночь. А тут… Я резко оборотень, который спасает Вайпер от смерти в лесу. — Основано на реальных событиях. Ты спасла Бьянку от смерти, а меня от одиночества, — Отражать ласку Энид было слишком приятно. Также, как и оглаживать пальчиками её щеку, перебирая кончики волос, Уэнсдей смотрела чересчур тепло. Такое невозможно скрыть за секунду. И сыграть тоже. Поэтому сердце Энид в очередной раз сделало кульбит, когда она осознала, насколько же прекрасна её пара. — Только у Алекс шрамы с правой стороны. Занятно ты обыгрываешь ситуации своей жизни, Уэнсдей. Можно ли мне ждать для них счастливую концовку? — спрашивая явно не о книжных персонажах, Уэнсдей лишь ловит чужую ладонь и оставляет трепетный поцелуй на костяшках. Потирается ласково. — До концовки ещё далеко. Но их ждёт хорошая, да. Я надеюсь, — понимая, что если не становится рядом с Энид своими родители, то кем-то кардинально другим, похожим. А это всё равно не даёт сдержать ещё непривычную улыбку, пряча её в чужой ладони. Такой нежной. Мягкой. И всё ещё безумно сильной. — Что ты делаешь завтра вечером? — не прекращая влюбленно улыбаться показывая в своих глазах действительно огромный океан, Энид нашла свой островок в виде Уэнсдей. Чем карие глаза не напоминают о какой-либо земле, на которой ты наконец-то чувствуешь себя дома? — Видимо, иду с одной девушкой на свидание. Выберешь место? — Уже выбрала и забронировала, — оставляя очередной поцелуй на губах Уэнсдей, проверяя, чтоб никаких следов от собственной помады не было на девушке, с улыбкой, едва ли не врезаясь в дверь, засмотревшись на Аддамс, пошла на остальные пары. Её маленькая и такая сильная глупышка. Разумеется, за предыдущую неделю они обсудили свои страхи. Уэнсдей поделилась, почему всегда избегала Энид, почему исчезла в то утро, и какого же было их удивление, когда девушки узнали, что обе пришли в клуб в первый раз. И между ними тоже всё было ново. Энид смутилась, понимая, что всё можно было сделать идеальнее, но Уэнсдей убеждала, что жалеет только о том, что губы её волчицы шептали имя Вайпер, а не собственное. И, разумеется, они пока действительно не торопились. Заново узнавали друг друга, и чересчур много целовались. Едва диалог прерывался тишиной хотя бы на мгновение. Энид нравилось держать Уэнсдей на своих руках. Ногах. Так близко, помогая наконец-то её девушке согреться. Наполняя всегда тянувшуюся душу к мраку — светом и теплом. Поэтому, покидая университет последними, зато вместе, Уэнсдей с трепетом держалась за чужую горячую руку, пока её вели в неизвестном направлении. Оказывается, Энид заказала им столик в ресторане, из-за чего даже натянула на себя рубашку и брюки (а Уэнсдей всё думала, почему её девушка сегодня одета столь официально), благо сама Аддамс всегда выглядела так, будто позже ей идти если не на встречу к президенту, то в ресторан — точно. Они мило беседовали, делились, кому и что нравится в еде, узнавали друг друга в мелочах. Уэнсдей всё больше открывалась, говоря даже о том, как сблизилась с Бьянкой. Энид рассказала, как свела своей неловкостью Йоко и Дивину. Поэтому, вместе гуляя по улочкам, пешком направляясь к квартире Уэнсдей, Энид, которая думала, сможет ли ещё поймать автобус, чтоб добраться до своей кровати, была удивлена, когда брюнетка мягко коснулась её руки недалеко от двери. — Сегодня чудный вечер… Не хочешь зайти на чай? — разумеется, Энид уже была у Уэнсдей. Видела её темную квартиру и даже касалась печатной машинки, всё так же с заботой спасаемую от пыли, да слушала, как Аддамс писала свою первую книгу. Как нравилось ей настолько погружаться в своего персонажа. Хотя всё всегда было наоборот. Это не Уэнсдей заимствовала Вайпер, а наоборот, та являлась какой-то… Частью девушки. Поэтому, прекрасно сейчас осознавая, который час, и как трепетно девушка касается руки Энид, явно самую малость намекая на ещё один шаг в их отношениях, Синклер, пусть и кивая с улыбкой, всё равно думала о том, что они максимум будут целоваться. И вечер правда начался именно так! Они на диване. Уэнсдей снова сидит на чужих коленях, несколько резко, желанно, цепляясь за чужие волосы, удерживая настолько влекущие губы рядом со своими. Покрываясь мурашками даже от невинных касаний по талии и спине. — Энид, — мягко отстраняясь от неё, тут же прижимаясь лбом ко лбу, дыша одним воздухом, девушка подняла ладонь к чужой щеке, лаская ту с нежностью и трепетом. С любовью, которую думала, что никогда не захочет обретать. Что никогда не обретёт. — Уэнсдей… — шёпотом произнося имя своей возлюбленной, Энид, будто самый верный щенок, прижималась к руке девушки. — Я хочу тебя. С каждым днём всё сильнее. И особенно, когда ты настолько хорошо сидишь на моём диване со мной на коленях. Это быстро? — не особо заботясь о ком-либо, Уэнсдей чересчур сильно старалась исправлять то, что натворила после их первого раза, как заставила их мучаться, не зная, что испытывают одно и тоже. — Уэнсдей, — выдыхая громче, утыкаясь губами в ладонь, что недавно ласкала её щеку, Энид внимательно смотрела в чужие глаза. После, покачав головой, словно Уэнсдей не сможет понять её простейший язык жестов и любви, лишь крепче собственной рукой прижала, не давая девушке сбежать. Лишая её каких-либо сил, пока Энид смотрела так нежно, с любовью и желанием одновременно. Их первый раз был мелодией страсти, которую сами девушки не хотели, да и не могли, интерпретировать. Но теперь, когда они открылись друг другу, всё будет с чувствами. С любовью и нежностью. Что явно не помешает Энид всё равно искусать и пометить тело рядом с собой. К слову, девушки так и не поняли, почему у Энид после предыдущего раза был лишь один засос, но решили не вдаваться в подробности того, что ещё им уготовила судьба. — Когда ты так говоришь, il mio destino, я забываю, все языки рядом с тобой, — выдыхая это вместе с поцелуями, которыми принялась осыпать чужое запястье, Энид не отводила взгляда от глаз Уэнсдей, с наслаждением отмечая, как те постепенно темнеют. Чувствительная. А Уэнсдей, которой дали зелёный свет, не могла пошевелиться, всецело наблюдая за тем, как губы Энид заставляют всё тело мурашками покрываться. А это всего лишь рука. Никакой эрогенной зоны. Настолько она соскучилась по такой связи. — Ты хочешь на диване, il mio lupo più spericolato? — второй рукой убирая блондинистые пряди волос от глаз своей голубоглазой судьбы, Уэнсдей была рада, что решила сегодня прийти в юбке. Как чувствовала! Точнее, как и планировала, ну мы не будем вдаваться в подробности. — Если ты настолько устала, чтоб дойти до постели, я тебя донесу, Уэнсдей. Я просто целую твоё запястье, — хитро усмехаясь, явно наслаждаясь тем, что вытворяла с телом старшей девушки, Энид слегка укусила, сразу же вынуждая Уэнсдей крепче чужие волосы сжать. Показать, насколько же она её хочет. Желает. Горит. И теряется. — Не играй со мной, Энид. Ты же тоже хочешь, — склоняясь к лицу девушки, проходясь полураскрытыми губами по её щеке, с наслаждением заметила, как Энид задержала дыхание, шумно выдыхая, — хочешь в душ? Или включим свет? — улыбаясь, явно решая вспомнить их первую фразу, была резко поднята в воздух, когда Энид, абсолютно не сдерживаясь, подхватила Аддамс под ягодицы, утыкаясь губами в её шею. — Я закажу шампанского, — укладывая брюнетку на такую же черную, как и вся её одежда, постель, яркое, белое пятнышко в виде Энид тут же оказалось сверху. Нависло опасным хищником, вмиг проходясь носом вдоль пуговиц на чужой рубашке. Преклоняясь перед этим телом. — У тебя есть какие-либо запреты? Табу? — выгибаясь, но стараясь не терять контакта с Энид, цепляясь за её белоснежную рубашку своими чёрными ноготками, Уэнсдей улыбалась, ощущая тепло не только на руках и губах. — Уэнсдей. Замолчи, — поднимаясь к лицу своей возлюбленной, которая завладела сердцем Энид за одну лишь ночь, желанно, намного иначе, нежели в аудитории или на диване, накрыла её губы. Но это было всё равно ново. Ощущалось не так, как в первую ночь, потому что теперь Уэнсдей прижимала не просто какую-то Энид из клуба, а свою судьбу. Свою любимую пару, которой ни за что бы не хотела делиться. Иногда Уэнсдей даже жалела, что ни разу не ответила, чтоб первый раз Энид был не из клуба с какой-то Вайпер, за которую девушка себя выдавала, и не с Аяксом, а именно с Уэнсдей. Чтоб они вдвоём сошлись впервые. Чтоб разделили этот момент. Но судьба сложилась так, и Уэнсдей не хочет испытывать ту думами, начиная раздевать Энид, которая чересчур резко поймала её руки, разрывая поцелуй и глядя в глаза. — Что ты делаешь, Уэнсдей? — и усмехается ведь, чертовка, видя, как одним поцелуем снесла абсолютно все стены, с которыми, кажется, Уэнсдей родилась. — Дай мне коснуться тебя, Энид… — но блондинка, будто не слыша мольбы в чужом голосе, второй рукой, будто играясь, провела кончиками пальцев по чужому бедру, оказываясь под юбкой. Сдавливает мягкую кожу, вынуждает ногу приподнять и прижаться, раскрыться ещё больше, чем есть на самом деле. Даже сквозь одежду оказаться голой, пусть это лишь один жалкий жест. — А как же волшебное слово, Amore mio? — выдыхая первое признание в любви на итальянском, та замечает абсолютно не изменившиеся глаза Уэнсдей. Возможно, самую малость, чуточку радостные. Потому что рядом друг с другом — их глаза уже являются отражением всех чувств, что только могут быть созданы в этом мире. — Прошу, Энид. Дай мне коснуться тела моей возлюбленной, — щурясь, как настоящая кошка, Уэнсдей с улыбкой высвобождает руки и тут же нежно целует Энид, обхватывая её лицо, — это взаимно. Ты свела меня с ума не в том плане, в котором я рассчитывала. И я ни за что не откажусь от этого, — проходясь губами по шее своего волчонка, прикусывая в районе бешено, как и у неё, бьющейся артерии, Уэнсдей спустилась руками к рубашке, продолжая раздевать свою пару. Свою любовь. Свою Энид. Энид же, несколько подвиснув от того, что всё правда взаимно, лишь с улыбкой принимала каждое касание, которое ей дарила Аддамс. И, напоминая о том, что именно та в её власти, девушка резко села, расстёгивая последнюю пуговицу и откидывая рубашку в сторону. Показывая своё несколько изуродованное тело впервые. Разумеется, Уэнсдей и так знала, где находится каждый шрам, но увидев эти рубцы воочию, та ощутила, насколько же перед ней сильная девушка. И, ладно, видимо та ей поддавалась каждый раз, позволяя Аддамс считать себя такой же сильной. — Энид… Ты такая идиотка. Но, боже, иди ко мне, lupacchiotta mia, — цепляя тугие пуговицы на собственной рубашке, желая прижаться и без одежды к телу своей возлюбленной, Уэнсдей, кажется, вырвала парочку, открывая белоснежную кожу, на которой столь ярко выделялся чёрный бюстгальтер. И кто Энид такая, чтоб тут же не прижаться к открытым участкам губами? Она нежно и медленно проходится поцелуями по выпирающим рёбрам, удерживая Уэнсдей на месте крепкой хваткой на талии. Горячо. И не ясно, от губ ли Энид, от её рук, или же от желания, которое рождается рядом с этой девушкой? — Если я завтра проснусь без тебя рядом… Даже наивысший балл по твоему предмету не спасёт от моей мести, — и прикусывая будто блестящую в лунном свете кожу, Энид достаточно серьезно и почти хмуро глянула в бездну чёрных глаз Уэнсдей, у которой не было выбора, кроме как кивать, соглашаясь абсолютно на всё. Куда она теперь уже денется… — Энид… Поцелуй меня. Пожалуйста… — видимо, для Энид просьба, озвученная прямо — как для быка красная тряпка, потому что девушка тут же оказывается рядом с лицом своей благоверной, накрывая её губы своими. И тут же вздрагивая, когда хитрая Аддамс принимается оглаживать её тело, цепляя и не самую чувствительную часть со шрамами, и мягкую грудь, что была скрыта спортивным топом. И это она скрывала под рубашкой… Самая необычная. Самая нужная. — Ты схитрила, — отстраняясь, когда руки Уэнсдей потянули мягкую ткань спортивного бюстгальтера, позволяя лишить себя этого атрибута, с улыбкой поймала её ладонь, оставляя поцелуй на внутренней стороне, где была пресловутая линяя жизни. И любви. Хотя для них обеих теперь всё едино — без их любви больше не будет жизни. — Я хочу касаться тебя не меньше, Энид. А когда Аддамс что-то хочет — он получает, — усмехаясь в чужие губы, позволяя улыбке исчезнуть в порыве страсти, она нежно касалась каждого миллиметра груди Энид. Наслаждалась всем, что теперь было ей доступно. В тот раз как-то не получилось коснуться, ибо сорвавшаяся Энид не знала пощады, терзая только тело под собой. — Уэнсдей… — выдыхая имя своей второй половинки, такой идеальной, созданной специально для неё, Энид резко тянет ту за руку, вынуждая сесть, а после, ощущая необычайный голод, принялась нежно целовать её плечи, медленно, слишком медленно, лишая и Аддамс бюстгальтера, который улетел куда-то далеко. И если завтра Уэнсдей заметит погнутую лампу со своей вещью — это случайность. — Энид, — двумя движениями распуская свои волосы, тут же перекидывая те на одну сторону, открываясь Синклер ещё больше, показывая, насколько те волнистые ни то от постоянного нахождения в заплетенном состоянии, ни то от природы, мягко толкнула девушку в плечи, намекая, чтоб та легла. И Энид, глотая желание снова искусать Уэнсдей, позволяет ей это, почти не моргая, чтоб не пропустить ни один блеск чужих глаз и яркость улыбки. — Ты прекрасна, — удерживая волосы Уэнсдей, помогая те убрать на спину, позволяя девушке без труда склониться над её телом, Энид вздрогнула, когда девушка прошлась языком по одному из шрамов, — Господи, Уэнсдей… — Противно? — тут же заглядывая в пораженные глаза своего маленького проклятия, девушка пожалела, что вначале не спросила. — Нет… Тебе настолько нравятся шрамы? — Нет. То есть, да. Твои нравятся. Ты голыми руками спасла мою идиотку подругу. И очень легко отделалась. Тоже идиотка, — нажимая на кончик носа Энид, заставляя ту улыбнуться, сама с нетерпением ждала, когда сможет вернуться к ласке. — Как занятно, ты окружаешь себя одними идиотками. Может, сама такая же? — посмеиваясь, пока не ощутила очередной поцелуй на шраме, из-за чего откровенно дернулась, тут же цепляясь в плечи Уэнсдей, удерживая её на месте, — я… Я не ожидала, что они настолько чувствительные… — Я буду осторожнее… — и правда, следующий поцелуй был почти невесомым, что не мешало Энид всё равно выгнуться едва ли не до хруста, беззвучно раскрывая рот. Уэнсдей двигалась нежно. Неторопливо. С каждым разом прижимаясь так, как было нужно конкретно ей. Как жаждала коснуться. И вновь, и вновь проводила языком, наслаждаясь, как грубость шрама гармонично ощущается с нежностью кожи. Как почти незаметные следы от швов щекочут губы. Она медленно спускалась, мягко проводя ладонями по напряжённым, почти твердым, бёдрам Энид. И только тогда, едва сумев укусить напряжённую кожу у кромки брюк, подняла тёмный взгляд на возлюбленную. — Энид? Я могу идти дальше? — играясь с пуговицей, вот-вот готовясь нырнуть глубже, терпеливо ждала реакции от изнеженной и перевозбужденной Энид, руки которой до побелевших костяшек сжимали простынь. — Только если хочешь… Потому что я… Да. Ты можешь, Уэнсдей. — Безумно хочу, Энид, — ловко спуская хлопковые штаны, успевая приласкать её ножки, с наслаждением прижалась губами и к лобку, скрытому пока что нижним бельем, которое, насколько видит Уэнсдей, не было из одного комплекта. Видимо, только сама брюнетка готовилась к такому продолжению. Сколько же собиралась ждать Энид… Неужели, до первого разрешения Уэнсдей? Неужели, пока сама не сгорит от отчаяния, ожидая прикосновений? Её маленькая. Её нежная. Её. Прижимаясь к влажному участку белья, заставляя Энид тут же выгнуться, напрягая свой живот до ярких кубиков пресса, Уэнсдей не торопилась, наслаждаясь запахом и каждой дрожью чужого тела. И, предвкушая, как же Энид потом будет мстить, она играла с ней слишком неторопливо, руками лаская горячее тело под собой. Но ощущала, что контроль точно не в её руках. Ей просто позволяют, а после возьмут своё, отыгрываясь за каждую лишнюю секунду ожидания. Целуя внутреннюю сторону бедра, проходясь языком рядом с кромкой белья, та слегка прикусывала, подливая масла в огонь, заставляя Энид до скрипа простыни сдерживаться. Какая сильная девочка. Позволяет Аддамс сполна ощутить дрожь на кончике языке, насладиться каждым моментом, и даже не торопит словами, видимо, запоминая, насколько же та любит пытки. Или придумывая, какими способами снова заставит Уэнсдей голоса лишиться. И, улыбаясь, Аддамс наконец-то стягивает испорченные трусы с Энид, позволяя себе окунуться в её влагу, собирая ту на кончик языка и с наслаждением сглатывая. Наконец-то переходя к прямой ласке, из-за которой Энид шумно стонала, одной, дрожащей рукой, трепетно и нежно оглаживая Уэнсдей и убирая её волосы, чтоб те не мешались, девушка вкушала неторопливо. Наслаждаясь каждым миллиметром чужой плоти. Каждой каплей, не желая, чтоб та пропала. Поэтому, когда Энид убирает руку, снова цепляясь за простынь, Уэнсдей добавляет пальчики, наслаждаясь, как мягкие стеночки крепко обхватывают её, заманивая всё глубже. И она растягивает её, надавливает там, где было необходимо, чтобы стоны превратились в мольбу о большем, чтобы Энид сама умоляла притронуться к себе, не заканчивать. Она доводит Энид до оргазма абсолютно неторопливо, несмотря на то, насколько же сама сдерживалась от резкости и жадности, показывая, что можно и вот так. С чувствами. С эмоциями и лаской. И, ощущая, насколько же Энид крепко сжала её, та столь же мягко проводит её по всем ступеням оргазма, помогая спуститься к себе на землю. Ощутить, что дрожь будет пробегаться по телу даже тогда, когда она выйдет из неё, рассматривая как вязкая смазка тянется прозрачными нитями меж пальчиков. — Ты прекрасна, Энид, — и поднимаясь к обессиленной девушке, мягко целует ту в дрожащие губы, с наслаждением, ложась на её плечо, ластясь. Ну точно кошка, что готова и бедлам устроить, и лечь рядом со своей парой. — Уэнсдей… Ты невероятная. — Да, мне говорили, — тут же получая недовольный взгляд, чуть покачала головой, оставляя новую порцию влажных поцелуев на лице Энид, проходясь языком по её шрамам, — я едва ли сдерживаюсь на занятиях, чтоб не сделать так. И твой влюбленный взгляд нисколько не помогает. — Интересно, как бы отреагировали однокурсники… — посмеиваясь, явно набираясь сил перед вторым и последующими раундами мести, она лишь ближе к себе девушку прижимает, оставляя мягкие поцелуи на нежной коже. — Мне всё равно. Я уволюсь после этого года и больше не буду твоим преподавателем. И смогу целовать везде… А не тайно. — А ты хочешь не тайно? — несколько удивляясь, потому что Уэнсдей не казалась той, кто хочет кричать о своей любви, Энид представила, насколько же комфортно будет ощущать себя, когда эта девушка сможет коснуться её прямо у выхода. — Я хочу любить тебя вне запретов, Энид. И без проблем. — Как думаешь, насколько будет странно, если я предложу съехаться? — резко нависая над брюнеткой, из-за чего волосы той рассыпались вокруг головы подобно ореолу самого настоящего демона, несколько волновалась, нежно касаясь губами чужой скулы. — Безумно странно. И я бы предложила свою квартиру. Тут большая кровать. — А тебя только постель волнует? — посмеиваясь, кусает Уэнсдей за чувствительную шею, позволяя мурашками покрыться от разливающейся по коже вибрации. Ведь почти рычит, показывая что волчица всё-таки слегка нетерпелива, но Энид всё равно внимательно наблюдала за эмоциями в тёмных, чуть прикрытых, глазах. — Меня волнуешь ты. И я не против даже стола, если рядом будет одна идиотка. Так ты переедешь? — и с громким выдохом поворачивая голову, ловит чужие губы, давая время на подумать, нежно боднула носом чужую щёку, — да или нет? — Да. Я не хочу просыпаться без тебя. А теперь, я хочу показать тебе, что ты делала со мной две минуты назад, — и резко спускаясь, накрывая грудь Уэнсдей губами, из-за чего та выгнулась, отправляя стон куда-то в потолок, две девушки ещё не скоро легли спать. Но утром действительно проснулись в объятиях друг друга. Вечно холодная Уэнсдей согревалась рядом с горячей Энид, остужая её кровь. Девушки нашли друг друга и это было воистину удивительно… Чёрная дыра и море. Две стихии, что не должны были встретиться, стали поглощать друг друга в свою бесконечность.