***
Прохлада дарит тепло в душе, к сожалению, совсем ненадолго. И снова дождь.. Верховный судья, чей взгляд был только что устремлен в небо, склоняет голову к земле и бредёт по опустевшим улицам. Если подумать, сейчас даже хорошо. Пусто. Никто не потревожит, не нарушит покой. Холодно, — понимает Нёвиллет и всё равно продолжает идти. Во дворце его ждёт много работы, но ведь он может позволить себе немного отвлечься, забыться в собственных ощущениях? Дождь усиливается. Никто не ответит. Но это ведь тоже неплохо.***
Он не понимает, каким образом ноги каждый раз приводят его к этому месту. Кладбище. Такое.. спокойное, тихое, но вместе с тем удручающее. И снова во рту пересыхает при виде до боли знакомой сгорбленной фигуры у могилы. Золотые локоны намокают под дождем, платье мнется, шляпка теряет свою форму, но обладательнице столь прекрасного наряда нет дела до изысков. Слышен её шепот. Такой хрупкий, преисполненный тоскою и болью утраты. Не сравнимый ни с чем.. Нёвиллет знает, что он не должен подслушивать. Это неправильно. Но её тихие слова будто звенят у него в ушах. Её эмоции настолько сильны, что он будто чувствует их в каждой упавшей капли с неба. Чувствует, но не может ответить. Сильный дождь превращается в ливень. Навия никак не реагирует. Она продолжает стоять и шевелить губами, открывая свою душу перед бездушным надгробием. Так тихо, спокойно.. Что внутри всё защемляет. Это моя вина, — понимание, от которого никому не становится лучше. Она дрожит. Ей холодно, ей страшно. Она содрогается изнутри и стоит, не шелохнувшись и не пролив ни единой слезы. Пытается показаться бездушному надгробию сильной, думая, что это поможет ей. И наблюдая её безуспешные попытки, смотря на её бесконечные терзания, Нёвиллет ощущает лишь всепоглощающую пустоту. Он чувствует слишком многое, чтобы испытывать что-то большее чем «ничего». Он не может подойти к ней, словно их разделяют тысячи миль, не может разомкнуть губы, чтобы произнести хоть звук. Он уходит под шум воды. Уходит, не оставляя после себя ничего. Теперь тиканье часов вызывает головную боль, перо будто кусает пальцы, а пламя свечи обжигает лицо, хотя подсвечник и так уже сдвинут на самый край стола.***
Её слишком много. Куда бы он ни пошел — везде видит её. Он старается не смотреть ей вслед, старается выгнать из своих мыслей, но даже во снах она является к нему, поворачиваясь спиной и убегая, пока её фигура не растворится в потоке воды. Нёвиллет же просто не может окликнуть, не может догнать или.. Не понимает, зачем. Он снова на кладбище, снова слушает её голос. Сегодня он не такой дрожащий, и она сама больше не трясется. Ей больше не приходится прилагать усилия, чтобы устоять на месте. Она просто падает на колени. Затихает, и затихает вместе с ней дождь. Или ему так кажется?***
На следующий день Навия не приходит. Нёвиллет возвращается во дворец, так и не дождавшись её. Может, это хороший знак? Она наконец нашла в себе силы отпустить? А сможет-ли он сделать также?***
И на другой день её нет. Навия будто исчезла. Нёвиллет ждёт её на кладбище. Она не приходит. Он выходит на улицу, заглядывая в те места, где она чаще всего бывает. И там ни следа. Он мог бы спросить кого-нибудь, если бы только знал хоть одного человека из её окружения. Но он не знает о ней ничего. Просто девушка, скорбящая по своему отцу. Но ведь должно быть что-то ещё. Что-то, что связывает их кроме его чувства вины.***
Проходит ещё день. Без известий. Нёвиллет не думает о плохом. Старается не думать. Он становится рассеянным. Это замечают все присутствующие на судебных заседаниях, когда всегда собранный судья вдруг перестаёт слышать фразы с первого раза. И он сам замечает это, когда перо не скользит плавно по бумаге, а царапает её, почти раздирая. Это невозможно… Он берёт себя в руки и погружается с головой в работу, а дождь, не прекращая, все бьёт и бьёт по стеклу. Этот звук сопровождает его все следующие дни.***
Она появляется сама. Словно гром средь ясного неба. Говоря спокойное «войдите», Нёвиллет так и застывает в кресле, этим громом пораженный. Прямая спина, уверенная походка, решительный взгляд. Всем своим видом источает власть. Только взглянув на неё, все во дворце понимают, что Навия пришла по работе. Смотря на неё, он всё ещё дивится, что Навия, которая трясется у могилы своего отца и Навия, которая без зазрения совести прерывает судебные заседания, опрокидывая всех и его в том числе своими речами — это один и тот же человек. Нёвиллет без лишних вопросов встаёт и говорит ей подождать. Он понимает, зачем она пришла. Главная представительница Спина-ди-Росула в очередной раз берется за расследование. И он искренне желает, чтобы она нашла ответы. Он хочет помочь, роется в бумагах в попытке найти нужное имя, но возвращается ни с чем. «Пусто» Нёвиллет терпит этот презренный взгляд, которым она награждает его. Она считает, что он лжёт. Приравнивает его к тем, кто и пальцем не пошевелит, чтобы сделать хоть что-то. И он не может винить её в этом. Ведь она сталкивалась с таким слишком много раз. — Правда?.. Что ж, большое спасибо, месье Нёвиллет, — и разворачивается. Он стоит некоторое время, смотря ей в спину. Наверное, сейчас самое время? Нужно сказать, хоть что-то. Он не может больше молчать. Между ними слишком много недосказанности. — Навия, я понимаю твои чувства, — девушка застывает на полпути к двери, — твой отец, Каллас, был выдающимся человеком. Мы все глубоко сожалеем о его кончине. Должен ли он всё это говорить? Нужны ли ей его слова? Нёвиллет не знает. Он делает шаг вслепую и, возможно, этот шаг приведёт его в пропасть. Наступает тишина. Её разрезает холодный тон Навии. Холоднее любой зимы. Это пропасть. — И что всё это значит, месье Нёвиллет? Она чувствует дрожь в ногах. С того момента, как вошла в кабинет. Нет, ещё раньше. С того момента, как представила, что ей снова придётся видеть его. — Ты пытаешься утешить меня? Проявить ко мне сочувствие? Или просто выразить некое сожаление? Нет.. Ты не пытаешься сделать ничего из этого. Я могу судить по твоему голосу. Нёвиллет ощущает слабость. Беспомощность, слушая её слова. А что ещё он может сделать? Как ещё доказать, что ему не всё равно? — За твоими словами нет эмоций — ты сказал это только потому, что посчитал нужным. Навия поворачивается, сталкиваясь с его тяжёлым взглядом. Он молчит. Она чувствует, что сказала лишнего, но её сердце, обливающееся кровью, больше не может терпеть, постепенно заслоняя собой здравый смысл. В то время как у Нёвиллета сердце будто вырвали из груди. И он стоит, совершенно опустошенный и немой. — Как и в прошлый раз, — Навия делает к нему шаг, — после того, как мой отец ступил на ринг дуэлянтов, я пробилась через охрану, чтобы поговорить с тобой, — второй, — это было моей последней надеждой.. — она останавливается, заглядывая в его глаза своими, голубыми, несчастными от боли и омрачёнными обидой, — Ты сам сказал, что тоже усмотрел в этом деле что-то подозрительное. Но тем не менее позволил дуэли состояться. Нёвиллет продолжает молчать. — Для тебя человеческая жизнь — ничто по сравнению с суровыми законами, которыми ты так дорожишь, — её голос срывается, становится тише. Она опускает голову, а когда поднимает, пелена уже застилает ей глаза. Последняя капля для Нёвиллета. Она не позволяла себе слез у могилы отца, а сейчас стоит перед ним и чуть-ли не рыдает. Сколько чувств выкладывает ему. И только внезапно хлынувший дождь, каплями бьющий по стеклу, служит ей ответом, который она, увы, не может прочесть. — Если ты действительно сожалеешь о смерти моего отца, то почему не остановил дуэль? Нёвиллет опускает взгляд, не в силах смотреть ей в глаза. А следом и голову. — Почему ты… не позволил мне остановить его, не дать бросить свою жизнь на произвол судьбы, — она всхлипывает, но говорит, не останавливаясь. Сдерживаясь, чтобы не закричать, — Почему ты позволил ему умереть, всеми презираемому и ненавидимому?.. Она смотрит на него, желая в его лице найти хоть намёк на эмоции. Но пусто. А он всё стоит, смиренно склоняя голову. Почему не выгонит её? Почему продолжает всё это слушать? Навия не может допустить и мысли, что ему действительно жаль. Что всё это время он мучается от чувства вины. Захлебываясь в слезах, она на грани слышимости произносит: — Всё висело на волоске.. Малейшее колебание могло бы изменить ситуацию. Я столько всего не успела ему сказать.. Так много вопросов, на которые он не дал ответа.. Она выпрямляется, проглатывает ком в горле и говорит, срываясь на крик: — Если у тебя и в самом деле нет сердца, то посмотри мне в глаза. Я, Навия, могу показать, что значит истинное «сожаление»! — её горячие слёзы оставляют следы на щеках, ноги дрожат, а горло нещадно болит. Она смотрит на него. Чего добивается? Что он встанет на колени и начнёт молить о прощении? Нет. Ей это не нужно. Нёвиллет чувствует себя так, словно под ребро ему вогнали нож. От неожиданности он поднимает голову, роняет почти болезненный вздох и отводит взгляд. И заставляет себя снова смотреть. — ..Мне очень жаль, Навия. Она разводит руками, вздыхая и прикрывая глаза: — Ты очень похож на моего отца — многое держишь в себе и никому ничего не рассказываешь, — стирая слёзы, Навия говорит, опускаясь до шёпота: — дело не столько в том, что ты не можешь чувствовать, сколько в том, что ты не хочешь делиться своими чувствами. Ей приходится дышать через нос. Когда остатки приступа проходят, она кидает на Нёвиллета уставший, печальный взгляд. — Что ж.. Всем и так прекрасно известно о равнодушии верховного судьи. Приложив руку к груди, она произносит последнее: — Прошу прощения, что выплеснула на тебя свои эмоции, господин верховный судья. Я уйду, — это звучит почти издевательски. И она уходит. Разворачивается и срывается на бег. А он остаётся стоять и смотреть ей вслед, не имея сил даже на прощание. Хлопок двери, и всё помещение погружается в гробовую тишину. Словно ему вынесли приговор.***
Спустя много дней и бессонных ночей Нёвиллет приходит на кладбище. Теперь он никого не ждёт. Теперь он сам приходит на могилу её отца. Теперь его имя очищено, у надгробия стоят свежие цветы, и само место выглядит аккуратно. Всё встало на свои места. Никто больше не скажет плохого слова про Каллеса. Он должен быть рад? Определенно. Но почему тогда снова идёт дождь? Кажется, пустоту в душе залечить невозможно. И думая об этом, он медленно, но верно сходит с ума. Нёвиллет не слышит, как совсем рядом цокают по плитке каблуки. Только когда их обладательница подходит вплотную, он поворачивает голову. Навия смотрит на него, вздыхает и молчит. Он чувствует себя неловко. Опять нужно говорить. В голове так много мыслей и так много нужно сил, чтобы высказать хоть одну из них. Во дворце они больше не разговаривали, на суде старались не пересекаться взглядами. Будто чужие. Совершенно незнакомые. Он не должен был приходить сюда. Никогда не должен был. — ..Приношу свои извинения. Я должен был спросить разрешения, прежде чем прийти засвидетельствовать своё почтение. — Не нужно. — Прошу прощения, — без раздумий отвечает Нёвиллет и собирается скорее уйти, не желая её злить. Навия отпускает горький смешок. — Я хотела сказать, что тебе не нужно извиняться, — она подходит к могиле и останавливается, задерживая взгляд на цветах, — я хотела показать отцу, как сильно я выросла, но всё же я сомневаюсь, что выросла настолько, что даже верховный судья почувствовал бы себя обязанным извиняться передо мной снова и снова. — В таком случае.. — Нёвиллет на мгновение задумывается, — я больше не стану извиняться. Навия только тяжело вздыхает, обречённо опуская голову. — Вам не помешало бы научиться понимать эмоции людей, месье Нёвиллет.. — она решает перевести тему, — Итак.. Что привело тебя в Пуассон? Нёвиллет отводит взгляд. Он спрашивал себя об этом каждый раз, когда смотрел на неё, стоявшую у могилы. Спрашивал и не мог найти ответ. Он хотел позаботиться о ней, хотел уберечь? И ничего не сделал. Зачем тогда пришёл, когда здесь не было её? — Хм.. С того самого дня в моей голове крутится один и тот же вопрос.. Что такое справедливость? — он поворачивается к надгробию, устремляя взгляд на серые камни, — было время, когда я не хотел верить, что для человека может существовать что-то важнее жизни. Нет, скорее, правдивее будет сказать, что я не верил, что люди способны сопротивляться самому основному инстинкту живых существ, что они могут восстать против собственной природы или считать определенные вещи более важными, чем их собственная жизнь, — он замолкает, задумываясь о чем-то. Навия.. удивлена. Он впервые говорит так много. И впервые в его голосе она отдалённо слышит тень сожаления. На самом деле сожаления в нём больше. Возможно даже больше, чем в ней. — Именно поэтому я не остановил твоего отца от участия в той роковой дуэли.. Она сжимает пальцы на руке. Нёвиллет бросает на неё взгляд. Он не уверен в том, что стоит продолжать. Не вызовет ли он тем самым ещё больше ненависти к себе? — Я верил, что невиновный человек никогда бы не стал так разбрасываться своей жизнью, что не было ничего... не должно было быть ничего важнее выживания. Но господин Каллас доказал, что я был категорически и решительно не прав. Если бы не его жертва, дело об исчезновениях и по сей день осталось бы нераскрытым. Господин Каллас сделал свой выбор ради дочери, ради своих соратников и ради многих людей, не имеющих нему никакого отношения… Как жаль, что он смог осознать это только сейчас. Может быть тогда всё могло сложиться иначе, если бы он сыграл в этом другую роль. По крайней мере Навии не пришлось бы видеть перед собой серые камни с именем своего отца. — И в итоге, с определенной позиции, можно сказать, что он сделал это всё ради справедливости. Справедливости, которая превосходит… саму жизнь, — слова не ложатся на язык. Это всё так.. странно. Стоило-ли оно того? Теперь Нёвиллет понимает, что для некоторых людей есть вещи важнее собственной жизни, но для него.. Для него жизнь всегда будет превыше этого. Он отрывает взгляд от надгробия, поворачиваясь к молчаливо слушающей Навии. Они будто поменялись местами. И это тоже так странно. — Ты спрашиваешь, зачем я пришёл сюда. Я лишь хотел лично принести извинения господину Калласу… Я должен был обратить на всё это внимание гораздо раньше. Да. Должен был. Он сказал, но стало ли легче? Нет. Чувство вины никуда не делось, и дождь не прекращается. А надгробие всё также напоминает о его ошибке. — Сожаление наполнило меня печалью, которая преследует меня на протяжении многих дней, — Нёвиллет вздыхает, прикрывая глаза. Дует холодный ветер, заставляя зябко поежиться. Навия обнимает себя за плечи, пытаясь согреться. Дождь совсем не помогает ей в этом. Такая же погода была в день смерти её отца. И кажется она так же стояла у могилы и дрожала от холода. Только одна. Сейчас же с ней Нёвиллет. Тот самый верховный судья, которого она считала равнодушным и чёрствым, не способным на сострадание. От осознания этого хочется истерически рассмеяться. Когда жизнь перестанет издеваться над ней?***
Сидеть в кабинете верховного судьи, отогреваясь за чашкой чая непривычно. Нёвиллет, оказывается, может заботиться. И это после того, что она устроила ему? Кинулась в слезы как маленькая девочка. Нагрубила. Назвала равнодушным. Почему сейчас у неё ощущение, что он пытается доказать ей обратное? Изо всех сил. Будто раньше его удерживали в цепях и только сейчас дали свободу, позволив делать то, что хочет он. Неужели это всё только из-за чувства вины? И как далеко Нёвиллет сможет зайти, ведомый им? Навия кидает на него взгляд. Он тихо сидит за столом, пишет очередной отчёт. Всё как обычно, меняется только настроение между ними. Теперь оно не такое мрачное и холодное. И наконец-то заканчивается дождь. Выглядывает солнце, и становится сразу как-то радостнее и теплее. Она отогрелась, чай закончился, и вместе с ним закончились причины, чтобы оставаться здесь. Пора уходить. Навия не понаслышке знает, что лучше не пользоваться лишний раз чужой добротой. И свой лимит она уже исчерпала. Девушка бесшумно ступает по ковру, ставит чашку на стол. Резкий звук заставляет Нёвиллета поднять голову. Навия на секунду выдыхает, собираясь с мыслями. — Благодарю за гостеприимство, месье. Думаю, мне не стоит более задерживаться. У тебя много работы. Нёвиллет встаёт с кресла, произносит, склоняя голову: — Спина-ди-Росула проделала большой труд. Это меньшее, что я могу сделать. Если в будущем понадобится моя помощь, я всегда буду рад её оказать. Нёвиллет делает легкий поклон. Сейчас нужно сказать дежурное «до встречи», но язык снова не слушается его. И Навия почему-то не уходит. Стоит перед ним. Размышляет и в конце концов произносит: — Прости меня, Нёвиллет. В тот раз я наговорила много лишнего. Ты не заслуживаешь подобных слов, — от неловкости и странного трепещущего чувства внутри она опускает взгляд, до боли закусывая губу. Ждёт ответа, а он медлит. Его молчание никогда ещё так не давило на нее. Сложно-ли ему сейчас? — Я понимаю тебя. И понимаю, почему ты тогда сказала мне это. И снова его голос равнодушен и пуст. На бесстрастном лице нет эмоций, а глаза не выражают ничего кроме величественного спокойствия. Но теперь она знает, что это обман. Хотя, кому от этого легче? Или может, это изменит что-то? Ничего. Рука снова дёргается, царапая пером бумагу, когда за Навией закрывается дверь. Теперь на душе нет грусти. Теперь на душе нет ничего. Абсолютно ничего. Спокойно и тихо. Так, как и было всегда. Или же не совсем? Выйдя из дворца, Навия с удивлением смотрит на белые снежинки, плавно опускающиеся на её ладони. Холодно, только она больше не дрожит. Зима, что пробивала ознобом тело, теперь кажется такой тёплой и родной. И она больше не обернется, не посмотрит через плечо. Уходит с глупой улыбкой на губах, не оглянувшись назад. Туда, где стоит и смотрит ей в спину Нёвиллет, пока её фигура не исчезнет в пелене разбушевавшейся стихии.