×××
Быть может, этот новый профессор действительно чего-то стоит. Фурина, как и прочие однокурсники, проводит в томительном ожидании пару дней, прежде, чем всё же наступает первое занятие по Защите от тёмных искусств. Девушка научена горьким опытом не строить воздушные замки из ожиданий по поводу новых преподавателей. Нет смысла привязываться к ним, и даже гораздо лучше, если они непроходимые болваны. Тогда не так горько в конце года глядеть им вслед, когда они со сложенными вещами спускаются по ступенькам замка, чтобы никогда больше не вернуться. Но этот профессор Нёвиллет поражает. Ещё перед первым занятием шестикурсники имеют в своём распоряжении несколько отзывов, пару слухов и краткий пересказ того, как всё проходит. Фурина по имеющимся данным делает простой для себя вывод: щёголь. Она применяет это и к его требованиям, и к манере поведения, и к... одежде. Последнее девушка добавляет просто из вредности: ей очень нравится аккуратность и изящество, которые прослеживаются в его стиле, и, скорее всего, на это рассчитывает коварный профессор, пытаясь расположить к себе. Но никакие кружева рубашек не могут спасать репутацию, если ты плохой волшебник! Однако все, что требуется Нёвиллету, чтобы сломить её железную уверенность, — тактично поставить на место наглого студента. Он мог бы полностью положиться на свой социальный статус в этом вопросе, но поступает иначе. Профессор с лёгкой усмешкой садится напротив парня и предлагает пари. Разгоряченный вниманием публики и собственным "уместным" комментарием, студент соглашается. Чтобы в следующую секунду оступиться с пьедестала славы в загон поверженного эго: Нёвиллет, даже особо не стараясь, демонстрирует на практике несостоятельность выкриков парниши по поводу заклятия. Фурина наблюдает за умелым преподавателем с растущим интересом, когда лёгкое злорадство растекается по венам. Тот парень многих, на самом деле, доводит до белого каления. Никому его не жаль, зато уважение к профессору Нёвиллету заметно повышается. Дело доходит до переклички-знакомства. Когтевранку происходящее в классе не особо заботит: вряд ли преподаватели запоминают каждого студента семи курсов, четырёх факультетов. Что действительно является её интересом на данный момент, так это гудящий голос профессора и его руки, пронизанные паутинкой вен. Перо между его тонких пальцев плавно двигается, оставляя в журнале какие-то пометки. Неужели записывает краткие сведения, которые сообщают о себе студенты при "знакомстве"? — Фурина? Девушка сбрасывает цепкую хватку раздумий и подскакивает со своего места, попутно роняя увесистый учебник по Защите от тёмных искусств на пол. По классу разлетаются тихие смешки, пока она спешит поднять несчастную книгу в потрепанном переплёте. Профессор терпеливо ждёт, не выказывая даже малейшего раздражения. Их взгляды сталкиваются, но вместо осуждения или наставления, Фурина улавливает ободряющую улыбку. Щёки невольно розовеют, но волшебница слишком увлечена моментом, чтобы заметить собственную непроизвольную реакцию. — Итак, Фурина, пара слов о себе? — вкрадчиво интересуется Нёвиллет, погружая кончик пера в чернила. — Я... Кажется потеряла дар речи, — честно выдавливает из себя девушка. Аудитория вновь смешливо гомонит, на этот раз даже преподаватель не остаётся в стороне. — Так и запишем: русалочка, — кивает он, улыбаясь открыто, уже не одними лишь глазами. — Ну уж нет! — хмурится Фурина. — Они же все страшные и живут в мутных водоёмчиках! Да ещё и хрипят на суше отвратительно... Нёвиллет качает головой: — О, нет, и не думал вас оскорблять. Я имел в виду классику маггловской литературы. Ту историю, где за возможность быть с любимым человеком прекрасная русалка отдаёт свой голос. Быть может, кто-то из однокурсников вам лучше разъяснит детали этой истории. Садитесь, Фурина. Когтевранка тяжело опускается на своё место, не понимая, почему в груди отчаянно колотится сердце, разгоняя по телу невероятный жар.×××
Мысли преследуют её. Они возникают легко, как летний гром, принесённый ветром. Фурина ловит себя на том, что всё чаще обращает взгляд к преподавательскому столу в Большом зале, ища глазами одного единственного человека. Иногда его образ приходит во сне, но всё чаще не даёт ей покоя наяву. Замечает ли он, что его руки созданы для того, чтобы сжимать волшебную палочку? Знает ли, что тембр его голоса абсолютно не подходит для лекции, потому что заставляет погружаться не в материал, а в профессора? Думает ли о том, что ещё недавно раздражающие Фурину костюмы становятся постоянным предметом её восхищения? Фурина роняет голову на сцепленные в замок руки, абсолютно не в силах сосредоточиться на своём эссе по Защите от тёмных искусств. Одно лишь осознание того, что он будет это читать... Как он проверяет работы? Сидит ли у себя в комнате, кидая задумчивые взгляды в окно? Или наслаждается тыквенным соком у камина, бегая глазами по студенческим работам? А может, просто задерживается допоздна в пустом классе при свете единственной свечи? Воображение живо рисует каждую сцену, прибавляет к ней аромат парфюма профессора, тяжесть нот его голоса, острый взгляд. Фурина тяжело вздыхает и откладывает домашнюю работу. Будь что будет?×××
— Мисс, ваше эссе я не увижу сегодня? — прямой взгляд заставляет кожу покрыться мурашками в одно мгновение. Фурина нервно подходит ближе к преподавательскому столу, толком не зная, как стоит оправдаться. Не говорить же правду: уповала на то, что он соизволит вызвать на личную беседу. Безумный план, который оправдывает своё прилагательное в этот самый момент. — Признаться, удивлён, никогда прежде не думал, что стоит ожидать от представителя Когтеврана чего-то такого, — он поднимается навстречу её робким шагам и садится на край стола, чтобы снизить градус формальности обстановки. Бушующий внутри Фурины океан, кажется, начинает закипать. Глаза против воли скользят по рельефу его тела: под накинутой на плечи мантией атлас рубашки переливается заманчиво, интригующе, почти провокационно. Проще списать всё на гормоны и стряхнуть наваждение, чем разбираться в причинах. Фурина закусывает губу прежде, чем поднять взгляд к учительским глазам. — Извините мне мою фамильярность, могу ли я звать вас по имени, когда мы одни? — зрительный контакт снова разрывается, на сей раз причина в стремительно подскочившем уровне нервов в её крови. Девушка кивает, всё ещё будучи не в силах выдавить из себя хоть слово. Что же происходит? Что с ней, почему не может ответить дерзко, с вызовом, на любую его фразу? Никогда прежде не случалось так, что ей нечего сказать! Фурина нервно теребит край своего синего с бронзой галстука, но мужчина интерпретирует её язык жестов по-своему. — Знаете, мне говорили, что в Хогвартсе с преподавателями у студентов складываются вполне доверительные отношения, и часто вы можете прийти к нам со своими проблемами, — его проникновенный голос отзывается в каждом уголке сознания. — Заверили, правда, что у меня, поскольку я новое лицо, такого не будет. Но хочу из опыта сказать: иногда довериться незнакомцу проще, чем сто лет знакомому. В частности, потому что вас ничего не связывает. Мне рассказывали, вы достаточно бойкая и от вас стоит ожидать прилюдных конфронтаций. Но ведь для этого стоит владеть материалом, смею предположить, вы его изучаете. Я вижу, что-то происходит. Поделитесь, Фурина? От его правильности и учтивости хочется выругаться. Что же он хочет услышать? "Да так, иногда мелькают мысли о том, какой вы соблазнительный, ну ещё в турнире по квиддичу займём, наверное, третье место в этом году, вот и грущу"? Ворох мыслей уже успевает разлететься по всем уголкам сознания, когда вслух она произносит: — Мне кажется, я перестала понимать ваш предмет. Брови профессора Нёвиллета взлетают куда-то к линии роста волос. Фурина про себя усмехается: сама не успела понять, как к этому пришла. Удивиться было чему, ведь прошлогодний СОВ уже позади, а девушка смогла выбрать Защиту от тёмных искусств для изучения, значит, набрала довольно неплохое количество баллов. — Дело не в вас, — спешит оправдаться ученица, — мне в какой-то момент стало тяжело сопоставлять новый материал со старым. Думаю, дело в углубленном уровне... Мягкая улыбка трогает губы мужчины, и Фурина не может отказать себе в удовольствии подойти чуть ближе. Впрочем, он воспринимает это как признак доверия, расстояние всё ещё весьма официальное. — Да, всецело вас понимаю, — профессор играет с дужкой своих очков, — сам столкнулся с этим когда-то. Проклятие должности преподавателя Защиты от тёмных искусств так прочно засело в Хогвартсе, что мне самому пришлось каждый год изучать будто бы абсолютно новую дисциплину. К сожалению, могу предложить вам только приватные уроки. В виде исключения, конечно. Не стоит звать с собой друзей-подружек. Вы, я, моя доброта душевная и попытки наладить ваше понимание предмета. Фурина давится вздохом, успевая лишь кивать на каждое его слово. Лучшего исхода для себя она и предположить не могла! Пускай не смеет и мысли допустить о его взаимной заинтересованности, но внимание объекта симпатии жутко льстит. — Когда мы начнём, профессор? — девушка нетерпеливо переминается с ноги на ногу. Нёвиллет находит рукой свой ежедневник в кожаном переплёте, внимательно изучает расписание. Даже в его сосредоточенности кроется дьявольское очарование, длинные пальцы мягко постукивают по обложке, совпадая с биением сердца Фурины. — Вечер вторника по каждой неделе вас устроит? — глубины аметистовых глаз утягивают за собой, не давая даже вникнуть в суть вопроса. — Включая сегодня, профессор? — Не вижу смысла откладывать. Вы согласны, Фурина?×××
Пожелтевший лист, подхваченный порывом ветра, врезается в стекло. Профессор одаривает его долгим взглядом, блуждая в собственных мыслях, прежде чем вновь обратить своё внимание к собирающей свитки Фурине. — Время довольно позднее, — подмечает мужчина, — почему же вы отказываетесь от провожатого? По моей вине вас могут отчитать. Фурина улыбается и качает головой: — У меня стаж в пять лет, уж смогу как-нибудь не нарваться на приключения. Тем более причинять вам ещё больше неудобств не хотелось бы, вы и так уделили мне так много своего личного времени. Нёвиллет окидывает взглядом суетливые движения её рук, лихорадочный блеск радужки. Возникшая неловкость между ними является результатом его предложения? — Я бы не стал предлагать, будь это мне в тягость, — предпринимает ещё одну попытку уговорить её, пусть и сам не понимает, почему. — А вы ни в какую не хотите давать мне возможности побыть джентльменом: провести прекрасную леди до гостиной факультета. Пергамент летит на пол с тихим шуршанием. Спохватившаяся Фурина поспешно опускается на колени за выпавшим из рук свитком, что-то тараторя про то, что леди сумеет позаботиться о себе сама. Флегматичный преподавательский взгляд цепляется за стройные девичьи ноги и замирает на время, пока студентка скручивает развернувшийся лист в трубочку. В какой-то упущенный Нёвиллетом момент ситуация действительно начала носить неоднозначные настроения. Он прочищает горло прежде чем вновь обратиться к ней: — Мне придётся разыграть свой козырь, мисс. Я всё ещё ваш профессор и отвечаю за вас. К вашему огромному сожалению, сегодня мне представится возможность продемонстрировать свой хороший тон.×××
— Позволите вопрос? Говорят, что вы занимали достаточно хороший пост в Министерстве, почему же решили преподавать в Хогвартсе? Нёвиллет обводит рукой залитый луной коридор. Глаза Фурины в нетерпении следят за его жестом, но, не найдя очевидной причины, вновь обращаются к профессору за более явным ответом. — А вы бы не вернулись? Если и есть в мире источник бесконечной магии, он тут, — уверенно кивает мужчина. — Верьте или нет, но даже на самых высоких должностях приходит время потерять себя. Чтобы заново потом обрести, конечно. Для своих поисков я выбрал это место. — То есть вы всё-таки тоже верите в проклятие, потому что рассматриваете должность как что-то временное! Совсем не боитесь плохо кончить? — Думаю, у всего есть своя цена. И если за чистейшее волшебство Хогвартса я заплачу сполна, — он усмехается, — значит, заплачу. Фурина выбегает чуть вперёд, чтобы оказаться перед ним и прямо заглянуть в чужие глаза. — Вам не страшно? Если он и боится чего-то в этой жизни, так это себя самого. В свете луны её волосы, кажется, сияют, и Нёвиллет не может отказать себе в удовольствии протянуть руку вперёд. Вновь задумывается о своих необъяснимых чувствах, но списывает в этот раз на тёплое покровительство. Его пальцы, ведомые непонятным влечением, касаются Фурининой выбившейся пряди и заправляют за ушко. Девушка вздрагивает под неожиданным порывом мужчины, но не отстраняется, лишь прикрывает глаза длинными ресницами. Они слегка подрагивают, демонстрируя чувствительность и лишая Нёвиллета того хрупкого оправдания перед самим собой. Ведь вместе с незатейливыми чужими реакциями в его сознании вспыхивают всё новые и новые грани собственных желаний. — Меня пугает неизвестность, — он отвечает на её вопрос спустя несколько особенно долгих секунд. — Но я не заложник своего страха.×××
Нёвиллет давно уже не ищет причин. В самом себе, в прошлом, в настоящем. Он с недавних пор привык объяснять сердечные порывы одним простым именем: Фурина. Всякие хоть сколько-нибудь реалистичные обоснования вспыхивающим душевным порывам разбиваются о чёткую грань профессор-студентка. Будь их статусы не так полярны, чёткий ответ не заставил бы себя ждать. Её яркие разноцветные глаза, отражающие всполохи магии, струящейся с конца волшебной палочки, заставляют все остальные мысли остановиться. Её лихорадочный румянец, стоит ему подойти чуть ближе, вызывает невольную усмешку. Её имя, произносимое под покровом ночи после очередного кошмара, приносит толику облегчения. Всё, что касается бойкой когтевранки, вдруг становится слишком личным. Нёвиллет признаёт это болезненно. Непросто заявить, даже наедине с собой, что прекрасная студентка пробирается к сердцу. К сердцу, в котором, мужчина уверен, нет места даже ему самому. Жизненного опыта профессора, правда, хватает для того, чтобы безошибочно читать в Фурине ответные чувства. Нёвиллет не думает, что они превосходят рамки простого "нравится по внешности", но тёплая гордость расцветает в груди от осознания того, что именно эта девушка положила на него глаз. Маленький ураган его будней успевает сводить с ума не только мужчину, но и саму себя фантазиями о профессоре. У него абсолютно точно всё под контролем. Или ему хочется в это верить. Убеждать самого себя раз за разом, что любые чувства вызваны долгим отсутствием любых отношений. Разница в их возрасте раз за разом отрезвляюще холодит мысли, когда взгляд чуть дольше приличного задерживается на изгибах её тела, не скрытых мантией факультета. Нёвиллет считает, что познал женщин. Незыблемая уверенность начинает таять лишь с осознанием того, что ещё ни одна их них не вызывала в нём того, что вызывает Фурина. Это не просто плотское желание, мимолётное восхищение или беспрекословное уважение... Это всё разом, смешанное Мерлин-знает-кем в безумных пропорциях, таким образом, что итоговое зелье затмевает и напиток живой смерти, и амортенцию. Искушение испить этот отвар до дна бывает велико.×××
Уходящая осень уносит с собой всю разливающуюся по телу неловкость при одном лишь упоминании его имени. Фурина чувствует, как начинает наслаждаться каждым моментом, проведённым рядом с профессором Нёвиллетом, вместо того, чтобы нервно прокручивать в голове всё, что может сделать неверно. Наконец трепещущее сердце удаётся успокоить одним глубоким вдохом, и вести себя рядом с ним... По-настоящему. Показывать себя не преувеличенно положительной, а такой, какой она действительно является. Когтевранка горделиво подмечает, как мужчина плавно переходит на "ты", стоит им остаться наедине. Их занятия, после повторения, направлены на оттачивание мастерства заклинаний. — Ты прекрасно знаешь, как это заклятие должно работать, — Нёвиллет говорит ей однажды, — но не смогла правильно им воспользоваться даже после нескольких попыток. Фурина возмущённо дует на выбившуюся из челки прядь волос и в отчаянии топает ногой: — Я впервые в жизни пыталась его сотворить! Профессор недоверчиво щурится: — О? Тебе следует придумать версию получше, юная мисс. — Глупый прошлогодний преподаватель не считал важным требовать от нас практические умения! Он устраивал тесты по теории, поэтому я учила наизусть механизмы работы заклинаний, времени практиковаться не было! Профессор не отвечает, лишь тяжело вздыхает, скидывая мантию с плеч. Волшебная палочка ложится в его правую руку, пока левая ослабляет узел галстука. Стойка Нёвиллета изящна, а движения отточены до совершенства, в нём без труда узнаётся завсегдатай школьного дуэльного клуба. — Ну же, Фурина. Попробуй на мне. Девушка вскидывает брови, неверяще глядя на профессора. Пальцы сильнее обычного сжимают палочку, пока она перебирает в голове все варианты ответа. — Я не хочу навредить вам, — всё же осмеливается произнести. Нёвиллет усмехается: — Ты не смогла навредить даже тому манекену. Но я полагаю, в более приближенных к реальности условиях, у тебя не будет времени обдумывать теорию. — Приближенных к реальности? — Не дай мне коснуться себя. Фурина не успевает ответить, потому что осознание приходит вместе с надвигающимся на неё мужчиной. Его походка нетороплива, и в каждом шаге читается скрытая опасность. Он кажется расслабленным, но в этом уловка: каждая мышца его тела напряжена и готова к прыжку. На Фурину надвигается настоящий хищник. — Эверте Статум, — она бормочет, даже не глядя куда направляет палочку, — Эверте Статум, Эверте Статум... — Фраза чётче, твёрже, движения кисти лёгкие, — он раздаёт указания даже в роли предполагаемой угрозы. — Представь, что только палочка остановит меня от того, чтобы схватить тебя за горло. Фурина бледнеет, хотя лихорадочная краснота разливается где-то в районе щёк. Мог бы он придумать любую другую аналогию? О, да кто сказал, что она в таком случае попытается его остановить? Она предпринимает ещё одну попытку, вскидывая руку с палочкой, но не успевает даже произнести до конца заклинание прежде, чем её уверенно тянут на себя за форменный галстук. Девушка судорожно выдыхает, когда дистанция между ней и Нёвиллетом стремительно сокращается. — Плохо, Фурина, — профессорские глаза находят её растерянный взгляд, — больше практики.×××
В его голове опять Фурина. Чистый образ, который замарать может лишь острая нужда, животная потребность обладать. Ставит ли Нёвиллет под сомнение свою преподавательскую компетенцию, когда его рука скользит по вставшему члену, а воображение услужливо предоставляет самые живописные картины с участием той самой студентки? О, да. Ему мало любить издалека, мало просто смотреть на неё. Мало даже быть её приватным учителем. Хочется касаться кожи, обнимать за талию, шептать на ухо горячие признания, делать подарки, проникновенно заглядывать в глаза. Хочется выцеловывать дифирамбы на ключицах, выбивать стоны из сладких губ, брать глубоко, чувственно, и ритмично, ощущать её внутри и снаружи. Прерывистый стон вырывается у Нёвиллета, когда большой палец играет с головкой, имитируя лёгкие поглаживания неумелого рта. О, её неопытность сыграет на руку, одним лишь обликом своим доводя до экстаза. Бледные щёки будут алеть, она станет отводить глаза в сторону, но он заставит взглянуть на него, на то, как хорошо её любимому профессору. Неловкие движения её рта, направляемые его дурманящим шёпотом, непременно сделают своё дело: мужчина кончит лишь от осознания того, что он искуситель невинной души. Кисть руки набирает уже привычный ритм, пока Нёвиллет думает о том, какая львиная доля выдержки понадобится ему для того, чтобы не быть грубым. Следует помнить о нежных поцелуях и трепетном соитии, но всё, что заполоняет его сознание, — как грубо он раздвинет её ноги, впиваясь пальцами в нежную кожу до синяков, толкнётся по самое основание и будет колотить её изнутри, вырывая из горла стоны-крики своего имени. Нёвиллет рычит, подмахивая бёдрами навстречу руке, предчувствуя накатывающий оргазм. Её тело создано для обожания, превозношения, боготворения, как и тело каждой девушки. Отличие лишь в том, что её хочется любить самозабвенно, до последнего издыхания, любить несмотря ни на что и вопреки всему. Он станет подталкивать её к краю раз за разом, в ответ чувствуя как она сжимается вокруг его члена, как принимает своего профессора внутрь полностью, вместе со всем тем наслаждением, что он готов ей подарить. Толчок. Второй. Он кончает с заветным именем на устах, едва сжимая кольцо пальцев. Гортанно стонет, пачкая руку, во всепоглощающем удовольствии. Пара мгновений, чтобы прийти в себя и отдышаться. Несколько взмахов палочкой. И никто не сможет сказать, с чего иногда начинается его утро.×××
— Погодите, профессор Нёвиллет! — голос настигает его в собственном кабинете. Класс радует пустотой: занятия на сегодня окончены, преподавательский долг выполнен. В полумраке помещения, правда, отчётливо видна фигура женщины, уверенно скользящая между одинокими партами. — Ох, что-то случилось? — профессор Защиты от тёмных искусств оборачивается, его лицо выражает участие, пусть в душе он не особо радуется перспективе оправдываться перед склочным деканом Когтеврана. Почему сразу оправдываться? Всё просто: эта женщина известна своей конфликтностью и надоедливостью. Среди преподавателей, конечно, принято вежливо улыбаться друг другу, поддерживая иллюзию дружного коллектива, а потому ссоры ожидать не стоит. Да и с Нёвиллетом в открытую конфронтацию никто не вступает, боятся, по всей видимости, его Министерского прошлого. — Я бы хотела поговорить о студентке своего факультета, — женщина подходит к нему почти вплотную и с явным холодом смотрит в глаза. — Вернее, о ваших с ней взаимоотношениях. Нёвиллет отходит на один шаг, освобождая себе немного пространства, и холодно глядит на декана Когтеврана. — Оу? О какой именно студентке? — уточняет. Ты прекрасно знаешь, что речь о ней. — О Фурине, — на заветное имя профессор Защиты от тёмных искусств никак не реагирует, лишь кивает в знак понимания. — И что же происходит в наших с ней взаимоотношениях? — учтиво вопрошает мужчина, подталкивая собеседницу к более подробному рассказу. На данный момент в ваших взаимоотношениях происходит односторонний секс. — Прошёл слух, что у вас с ней какие-то приватные уроки, это так? Нёвиллет отмахивается от ехидного внутреннего голоса, переключая всё внимание на разговор. — Да, это правда. Брови декана Когтеврана взлетают по лицу вверх, торжествующе она заключает: — Всё-таки, вы действительно спите со студентками! Признайся, пусть это неправда, но ты хотел бы видеть её каждый вечер в своей постели. Мужчина лишь усмехается: — Рад, что вам одна мысль об этом доставляет столько удовольствия. Но спешу разочаровать: наши "приватные" занятия носят такой характер лишь оттого, что она, как мне показалось, нуждалась в дополнительных уроках. Никто не запрещает преподавателям помогать их студентам, верно? В кодексе я не вспомню такой строки. Ко мне часто приходят после завершения рабочего дня с вопросами по домашнему заданию или какими бы то ни было ещё. Я не отказываю любому студенту. Но не намерен полноценно заниматься с более, чем одним из них. Надеюсь, на ваш вопрос был дан исчерпывающий ответ. Женщина поджимает губы и не находит, что сказать. — Я рад, что мы разъяснили этот момент, — натянуто улыбается Нёвиллет. — А сейчас прошу меня простить, я собирался ещё успеть переодеться перед ужином в Большом зале.×××
— Фурина, задержитесь. Голос профессора отчего-то не сулит ничего хорошего. Мурашки пробегают по телу, взгляд мужчины остаётся непроницаем, а невозможность определить его расположение духа вызывает нервное предвкушение. Девушка спешно закидывает в сумку учебник, свитки, перо и дожидается пока подружки, тихо ойкнув, скроются за дверьми кабинета, оставляя их с преподавателем наедине. — Что-то случилось, профессор? — вкрадчиво интересуется Фурина, подходя к учительскому столу. — Я опять что-то напутала в домашнем задании? Он поднимается со своего места и когтевранка чувствует, что находится теперь в более уязвимом положении: разница в росте заставляет её глядеть на мужчину снизу вверх, что разбивает в пух и прах любую самоуверенность. Она улавливает знакомый аромат морской воды и зелёного чая с мятой, именно так пахнут осенние вечера с догорающей свечой и бесконечными свитками заклинаний, ночные променады по тихим коридорам спящего замка, проверенные эссе по Защите от тёмных искусств с лёгким росчерком напротив отметки. Так пахнет профессор Нёвиллет. Фурина судорожно втягивает воздух, находя в его парфюме своё успокоение. — Тебя не беспокоят слухи? — он спрашивает это будничным тоном, будто ничего не происходит, обходя свой стол, чтобы поравняться с ней. — Меня, право слова, уже настиг один из них Девушка бледнеет: — Профессор, я..! Мужчина останавливает её так и не начавшийся поток оправданий мановением руки. Хмурится: — Я не прошу тебя пытаться объяснить природу слухов. Я хочу знать, в порядке ли ты? Если они доставляют тебе неудобства, не лучше ли нам прекратить занятия? Я задал тебе вектор развития, ты сможешь посещать дуэльный клуб, который я курирую, оттачивать там свои практические навыки. Фурина чувствует, как земля уходит из-под ног. Он прикрывается заботой, но явно мечтает отказаться от их встреч! Человек, которым она дорожит больше всего, сейчас так старательно пытается её от себя оттолкнуть. Гул сердца заполняет уши, уголки глаз саднит, потому что слёзы желают вырваться наружу, препятствует им только чувство гордости. — Просто прямо скажите, что устали от меня, профессор, — её голос звучит глухо, она не смотрит ему в глаза, блуждая где-то меж хмурых облаков за окном. — Фурина... Её имя на его губах опьяняет, и девушка отчаянно цепляется за его предплечье, тонкие пальцы зарываются в складки рубашки, желая удержать рядом с собой ещё хоть на секунду дольше. — Пожалуйста, не оставляйте меня, — быстро шепчет эту фразу, как молитву богу, вершащему справедливый суд. — Мне жаль, что слухи обо мне всё портят, мне так жаль... Её мягкие губы, возносящие прошения лишь ему одному, действуют на Нёвиллета мгновенно. Он дезориентирован ещё с момента, как ощущает сминающие его рубашку пальцы, воздействие Фурины на него мощнее заклятия Конфундус. И если телесный контакт оставляет в ступоре, то тихий молящий голос разжигает пламя. Нёвиллет толкает студентку к столу и упирается в него руками по обе стороны от неё. — Я устал сходить с ума от неспособности претворить слухи в жизнь, — он рычит, заставляя девушку покрыться мурашками. В какой-то момент Нёвиллет кажется самому себе эгоистом: пути назад не будет не только у него. Он отбрасывает это, растворяется в прекрасной Фурине. Выбирает сойти с ума, чтобы сохранить здравый рассудок. Сойти с ума, умереть всего на пару минут, но умереть от счастья, не от непростительного заклятия. Их поцелуй солёный. Всё оттого, что слёзы текут по лицу Фурины, когда она отвечает. Уже не понимает, виновато счастье или эмоциональный шок. Но ей нравится думать, что у их поцелуя вкус океана. Нёвиллет сменяет нежность на грубость стоит только почувствовать взаимность. Девушка вздыхает в его губы, теряясь от его переменчивости, но жаждя прочувствовать все её грани, руки сжимаются на вороте его рубашки. — Ты не должна была отвечать на приставания, юная мисс, — мужчина отрывается от неё, тяжело дышит. — А вы не должны были приставать, дорогой профессор, — подмечает Фурина, на что получает короткий смешок.