— Плоть к плоти…
Истошный нечеловеческий рёв сотрясает стены замка. Вопреки инстинкту самосохранения, Мина не прячется, не бежит в противоположную сторону, а со всех ног мчится на этот леденящий душу звук. Он помогает ей ориентироваться в тёмном лабиринте коридоров. Он направляет её к Кортни. К раненой, совершенно беззащитной, охваченной слепым ужасом Кортни.
«Предательница!» — режет без ножа Сью, когда Мина выбирает не её, а Кортни.
«Предательница», — кротко соглашается Мина, захлёбываясь ненавистью к себе. За то, что не всесильна и не может спасти всех. За то, что поступила бы со Сью точно так же, будь у неё возможность изменить своё решение. Будь у неё хоть сто, хоть тысяча, хоть бесконечность возможностей, она не воспользовалась бы ни одной и всё равно выбрала бы Кортни.
Мина — предательница, которая предана лишь Кортни. Настолько, что готова бросить всех ради неё. Настолько, что готова броситься вслед за ней в любую бездну.
— Отпусти!
Голос, который Мина никогда не перепутает с другим, переходит в отчаянный вопль, пронзающий пространство. Мина до боли закусывает нижнюю губу, не позволяя себе поддаться панике. Во рту появляется противный металлический привкус. Мина чувствует, как лёгкие разрываются от нехватки воздуха, но ни на секунду не останавливается, даже не замедляется. Она бежит что есть силы, придерживая подол жутко неудобного бального платья от Тени, и просто надеется не упасть замертво. Потому что сейчас никак нельзя. Потому что Мина ещё нужна Кортни.
Сердце исступлённо колотит по рёбрам, отбивая ритм заветного имени из шести букв. Имени, которое Мина не таясь произносила в любом разговоре с особой нежностью. Имени, которое срывалось с губ Мины тихими стонами наслаждения, сопровождая чувственные движения её же пальцев, когда она оставалась наедине с собой… Имени, которое непрекращающимся оглушительным набатом звучит в голове Мины, пока она стирает ноги в кровь в новых неразношенных туфлях — подарок-наказание Тени.
— Ты буде-е-ешь…
— Нет! Нет! Нет!
— …с нами-и-и…
Истерический крик, заглушаемый свирепым рёвом, раздаётся где-то поблизости, отдаётся тремя выстрелами в висок…
Внезапно перед глазами Мины всплывает образ Кортни, увлекающей её за собой на балкон замка, чтобы полюбоваться звёздным небом. Потому что «одной как-то боязно», только и всего. Кортни подмигивает Мине и улыбается совершенно особенной улыбкой. Игривой, но не такой, как когда флиртует с Чедом или мистером Коллинзом. Игриво-осторожной, игриво-тёплой, игриво-мягкой. И взгляд на Мину у Кортни совершенно особенный. Гордый, но без надменности, с которой она смотрит на Сью, Джонни или Тони. С чувством собственного достоинства, самоуважения и в то же время заинтересованный, заботливый. И Кортни кажется такой понятной, такой родной… Она ещё не тронута безумным страхом и отчаянием. Она ещё не тронулась умом, чтобы, стремительно отделившись от Мины и Сью, в одиночку бродить по замку, в котором творится какая-то чертовщина.
Сначала Кортни смотрит на звёзды. Смотрит испытующе, словно ждёт, когда какая-нибудь из них сорвётся со своего места и начнёт падать. Словно знает, что если загадать желание здесь и сейчас, то оно обязательно исполнится. Только на небе ничего не происходит — оно равнодушно, отчуждённо, недосягаемо.
А потом Кортни смотрит на Мину. Смотрит так, что она чувствует себя падающей звездой. И почему-то Мина уверена, что в этот момент во всём мире, на всей планете Земля не существует ничего важнее желания, которое загадывает Кортни здесь и сейчас. Желания, которое загадывает Кортни, опуская глаза на губы Мины. Предельно робко — беспредельно уязвимо. И Кортни кажется такой открытой, такой доступной…
Непривычная близость кружит голову, и Мине становится страшно. Страшно случайно задеть, ранить, сломать, убить. Страшно поддаться порыву и податься вперёд, навстречу желанным губам. Страшно осознавать: одно неосторожное движение — и всё пропало. Кортни не простит и никогда больше не доверится, никогда больше не подпустит к себе. И Мина её поймёт. Поцеловать Кортни сейчас — означает воспользоваться её беспредельно уязвимым состоянием. Поступок, достойный предельно беспредельной ненависти.
Мина смотрит на Кортни и видит перед собой затравленного зверька, который пытается угадать, приласкают его или покалечат. Который давно не разбирается в том, где стирается грань между этими понятиями.
«Ты знала, что, смотря на звёзды, мы заглядываем в прошлое? — внезапно интересуется Мина и тут же ловит на лице Кортни лёгкое замешательство. Она часто моргает, а затем отворачивается, устремляя взгляд в небо. — А дело в скорости света. Пока свет от звезды дойдёт до Земли, могут пройти минуты, часы и даже годы. И глядя на звёзды, мы видим их такими, какими они были именно минуты, часы и годы назад».
Облокотившись о балюстраду, Кортни задумчиво подпирает рукой подбородок. Удивительно, но её молчание не давит. Оно какое-то спокойное, понимающее.
«Например, Альфа Центавра, — увлечённо продолжает Мина, начиная ходить по балкону. — Она находится на расстоянии чуть больше четырёх световых лет от нас. То есть сегодня мы видим эту звезду такой, какой она была четыре года назад».
«Четыре года назад… — хмыкает Кортни. — Получается, для Альфы Центавра мы с тобой ещё даже не познакомились».
Мина резко останавливается, удивлённая тем, что сама об этом не подумала.
«Точно… — озадаченно тянет она, прислоняется к стене и медленно сползает на пол. — Так странно, да? Аж мурашки по коже».
Кортни не отрывает взгляда от неба, но Мине всё равно видно, как она улыбается. По-доброму насмешливо и немного печально.
«А ведь некоторые из тех звёзд, что мы видим, могут уже не существовать», — невольно понизив голос, произносит Мина и пугается своих же слов.
Кортни вдруг выпрямляется, разворачивается к ней всем корпусом и скрещивает руки на груди.
«Встань с пола, а то заболеешь ещё. Ледяной же», — говорит она с ласковой строгостью.
У Мины где-то под рёбрами словно вспыхивает огонь. Приятный жар растекается по венам, распаляет мышцы. Мина не боится замёрзнуть. Мина боится сгореть. Как минимум от осознания того факта, что Кортни никогда не проявляла к ней заботу настолько открыто. Того факта, что между ней и Кортни, видимо, рухнул какой-то важный барьер.
«Я немножко», — заверяет Мина с озорной улыбкой.
Некоторое время Кортни просто смотрит на неё и, судя по слегка поджатым губам, борется с чем-то внутри себя. А затем неожиданно снимает свою толстовку, подходит к Мине и… На балконе замка появляется Тони.
Мине почему-то кажется, что всё это было целую вечность назад. Драгоценные мирные минуты наедине с Кортни представляются ей такими далёкими, словно они вырваны из какой-то другой, совершенно иной жизни. Странная мимолётная мысль проскальзывает в голове у Мины и ощущается градом ножевых в спину. Жуткая, жутко нелепая мысль о том, что Мина
уже потеряла Кортни.
Странные предательские слёзы молниеносно подступают к глазам. Мина крепко сжимает челюсти и начинает усиленно моргать, чтобы возвратить себе ясность зрения. Сейчас слабость непозволительна. Замок только этого и ждёт. Ждёт, когда Мина оступится в темноте его коридоров. Ждёт, когда Мина сдастся.
Едкие слёзы вмиг испаряются, словно их и не было, когда Мина преодолевает очередной поворот — последний. От увиденного за ним она замирает, не в силах не то что пошевелиться, а даже вздохнуть.
В немом ужасе Мина смотрит на чудовище, слепленное из множества обезображенных тел, давно переставших быть человеческими, раздувшийся ком плоти с торчащими из него многочисленными конечностями и головами. Некоторые из этих голов обращены своими мерзкими лицами в ту сторону, откуда появляется Мина. Мгновенно заметив её, они раскрывают пасти в безмолвном вопле и начинают хаотично двигаться. Судя по всему, привлекают внимание «главной» головы, управляющей телом. Телом, которое, цепкими лапами захватив Кортни в свои объятия, рвёт её одежду и царапает кожу, словно пытаясь отодрать от неё куски и прилепить к себе.
Страх парализует Мину всего на несколько секунд, но ей кажется, что проходит целая вечность, прежде чем она успевает выйти из оцепенения.
— Кортни! — громко кричит Мина, отвлекая тварь на себя.
Верный оберег на груди Мины, подаренный ей женщиной из города перед отправлением группы в горы, вдруг начинает теплеть. Монстр тут же реагирует на его присутствие — разражается оглушительным жалобным рёвом и разжимает руки, удерживающие Кортни.
Мина не думает о том, что делать дальше. У неё в голове нет ничего похожего на план. У неё в голове, кажется, вообще ничего нет, кроме одного-единственного слова — заветного имени из шести букв. Но Мина не теряется. Ею руководит какой-то необъяснимый внутренний импульс.
И, беспрекословно повинуясь ему, Мина, не мешкая ни секунды, кидается к твари и мощным толчком сбивает её с Кортни. Настолько мощным, что наверняка удивилась бы, будь у неё на это время.
— Сможешь бежать? — спрашивает Мина, торопливо помогая Кортни встать.
— Смогу… — отвечает она с дрожью в голосе.
В расширенных от ужаса глазах Кортни загорается крошечный огонёк надежды, и в Мине что-то ломается. Грудь сдавливает так сильно и неприятно, что Мине хочется впиться в неё ногтями и царапать, рвать, драть, пока руки полностью не окрасятся в красный, пока не оголятся и не треснут рёбра. Хочется, как Данко, вытащить оттуда своё сердце, пылающее безграничной, безгранично преданной любовью, и отдать его Кортни — пусть осветит ей путь, пусть поможет выбраться! А Мина попробует задержать монстра, чтобы, пока он возится с ней, у Кортни было больше шансов спастись…
Но происходящее — не легенда, а Мина — всё ещё не всесильна. В отличие от времени, которое, по ощущениям, меняет свой ход, начиная течь быстрее.
— Наше… — воет тварь, с помощью многочисленных конечностей поднимаясь на «главные» ноги.
И дальше всё как в ускоренной съёмке.
— Тогда бежим! — бросает Мина.
— Ага! — чуть бодрее отзывается Кортни.
И они мчатся вперёд по коридору, прочь от чудовища.
— Моё! Наше!
Обезумевший ком плоти пускается в погоню, с диким воплем несётся напролом.
— Моя! — вдруг совсем близко рычит монстр.
Мина на мгновение оборачивается и видит, как тварь тянет свои конечности к Кортни. Кончики жадных пальцев находятся в нескольких дюймах от неё…
И в это самое мгновение ноги подводят Кортни. Она оступается и падает.
Время резко замедляется. Будто издеваясь, ведь Мина всё равно ничего не успевает сделать.
— Да-а-а! Ещё-ё-ё одна-а-а… — ликует чудовище.
И Кортни оказывается погребена под массой кровожадной плоти. Её душераздирающий крик в разы превосходит по силе торжествующий вой чудовища, почти полностью перекрывает его.
— Не-е-ет! Нет-нет-нет! — ревёт Мина, чувствуя, как ушные перепонки вот-вот лопнут от переполняющих пространство звуков. Слёзы раскалённой лавой льются из её глаз. — Кортни!
Не помня себя, Мина бросается к монстру и цепляется за одну из его конечностей. Когтистая рука сопротивляется, больно царапается, но Мина не обращает на это никакого внимания. Её пальцы вонзаются в гнилую плоть захваченного предплечья, доходят до кости…
В отчаянном исступлении Мина отрывает конечность от тела чудовища и кидает её куда-то в сторону. Грязная кровь с гноем хлещет из раны твари, обильным потоком стекает на пол, смешиваясь с кровью терзаемой десятками рук Кортни.
— Отпусти! — орёт Мина во весь голос и хватается за другую уродливую руку. Горло начинает нещадно саднить. — Отпусти её!
Однако все попытки высвободить Кортни оказываются напрасны. Ком плоти до того одержим идеей сделать её своей частью, что не замечает ничего вокруг. Как и его многочисленные головы — все до единой обращены к Кортни, включая те, что расположены на спине. Они тянутся в её сторону настолько, насколько могут, насколько позволяют им шеи. И хотя этим жадным до зрелищ головам всё равно не удаётся понаблюдать за муками Кортни, их морды кривятся зловещими гримасами не просто восторга — экстаза. Мину же они в упор не видят.
Монстр не реагирует ни на её крики, ни на боль, которую она ему причиняет. И даже оберег на груди Мины, нагревшийся до болезненного жжения, сейчас совершенно бесполезен.
— О да-а-а! Да-а-а! — возбуждённо вопит ком плоти.
И в приступе безудержной, достигшей своего апогея радости он резко срывается с места.
— Стой! Отпусти! — кричит Мина, ринувшись за чудовищем.
Не разбирая пути, тварь несётся всё дальше, мерно отдирая куски мяса от ещё трепыхающейся жертвы.
От Кортни.
Монстр стремительно приближается к балкону замка. Ночь уже опустилась, небо окрасилось в тёмно-синий и покрылось блестящими пятнышками звёзд. Звёзд, которыми Мина на этом самом балконе так и не полюбовалась.
Потому что любовалась Кортни.
— Ещё-ё-ё одна-а-а… Да-а-а! — захлёбывается чудовище собственным рёвом.
И ослеплённая победной эйфорией туша переваливается через балюстраду и слетает с балкона в ночную бездну.
— Нет! Нет! Нет! — надрывает глотку Мина, обессиленно падая на колени.
А после — тишина. Непривычная, тягучая и вместе с тем какая-то неестественная, обманчивая. Какая-то неправильная. Намертво мёртвая.
Мина опускает руки на пол, роняет на них голову и замирает, прислушиваясь к биению своего сердца. Но ничего, совсем ничего не слышит. Может, потому, что не хочет слышать. Не хочет осознавать, что жива.
Она жива, а Кортни нет. Даже похоронить нечего — от Кортни ничего, совсем ничего не осталось. Словно её и не существовало никогда. А Мина существует. Мина есть. Даже с траурно молчащим сердцем — она почему-то и зачем-то есть.
Внезапный прилив злости и ненависти к себе накрывает Мину с головой, заставляя её тут же выпрямиться. Давясь слезами, Мина начинает остервенело бить кулаками о каменный пол и, кажется, ломает несколько пальцев. В какой-то момент она останавливается, невольно осматривает свои трясущиеся, израненные, окровавленные руки. На них свежая кровь Мины, засохшая гнилая кровь чудовища… На них кровь Кортни.
И Мина не выдерживает.
Она яростно поднимается с пола и в следующее мгновение, зажмурившись, уже перекидывает ногу через балюстраду балкона…
Как вдруг кто-то хватает её за руку.
Мина резко раскрывает глаза, судорожно ловя ртом воздух. И первое, что она видит перед собой сквозь влажную пелену…
— Это просто сон, — успокаивающе шепчет Кортни, держа холодную руку Мины и осторожно поглаживая большим пальцем её запястье. — Всего лишь сон.
Мина чувствует, как дрожит сердце в груди, как дрожит она сама. По накатанным дорожкам слёз бегут новые солёные ручейки.
— Кортни? — взволнованным, неожиданно тонким голосом произносит Мина.
— Всё хорошо, Мина. Я здесь, я с тобой, — чуть громче говорит Кортни и берёт руку Мины второй рукой. — Чувствуешь?
— Чувствую… — неуверенно отзывается Мина, принимает сидячее положение и с опаской оглядывается по сторонам.
Далеко не сразу она понимает, что находится в своей спальне, на своей кровати. Кортни не подгоняет Мину, наоборот, даёт ей время на узнавание. А сама лишь молча наблюдает за ней и мягко-мягко, едва касаясь, водит пальцами по её запястью.
И, судя по всему, это помогает. Мина постепенно осознаёт, что чувствует, правда чувствует Кортни, и немного успокаивается.
Поток горючих слёз прекращается, и щекам становится холодно. Мокрые солёные дорожки подсыхают, но очень медленно — Мина забывает им помочь, забывает о том, что можно их вытереть.
Её голова занята другим.
— А что ты здесь делаешь? — непонимающе спрашивает Мина, глядя в глаза напротив.
— Не рада меня видеть? — с лукавой и одновременно немного грустной ухмылкой интересуется Кортни.
— Рада! Очень рада! — быстро отвечает Мина. — Ты, наверное, воспользовалась теми ключами, что я тебе оставляла? Я рада… Рада, что они снова тебе пригодились… Что они тебе ещё нужны. Просто, знаешь, тебя так долго не было… Я думала, что ты… — Мина запинается. Страшные, горькие и какие-то до смешного неправдоподобные слова норовят сорваться с языка, но она усилием воли проглатывает их. — Что ты бросила меня…
Кортни виновато опускает голову, смотрит на руку Мины в своих руках.
— Я не могу всегда быть рядом, — произносит она на удивление спокойно, затем возвращает глаза на лицо Мины, — но сейчас я здесь, — и, будто в подтверждение сказанного, приподнимает её руку. — Вот, как видишь, приглядываю за тобой.
Лёгкая улыбка трогает губы Кортни, и Мина невольно улыбается ей в ответ.
— А с каких пор форма нянечки выглядит так? — немного осмелев, шутит Мина и кивком головы указывает на одежду Кортни.
Розовый спортивный костюм и чёрный топ. Те самые, что были на Кортни во время жутких событий, происходивших в Беловакии. Когда всем чудом удалось выжить.
— Не совсем тебя поняла… — признаётся Кортни, слегка склонив голову набок, и продолжает гладить запястье Мины.
— Ты каждый раз приходишь ко мне в этой одежде. По-моему, ничего другого я на тебе не видела… — смущённо поясняет Мина и торопливо добавляет: — Но могу ошибаться! Ты же знаешь, у меня проблемы с памятью…
— Ну, это мой любимый костюмчик. И топик тоже, — невозмутимо отвечает Кортни. — Они со мной навсегда.
— Ну ладно, — ласково произносит Мина и вдруг замечает, что шмыгает носом. И только сейчас она вспоминает, что до сих пор не привела себя в порядок после того, как пробудилась от кошмара. — Я схожу в ванную, хорошо?
Кортни ничего не говорит, лишь внимательно вглядывается в лицо Мины, словно что-то для себя решая. И хотя её молчание длится всего несколько секунд, Мине этого вполне хватает, чтобы успеть напрячься.
— Да, конечно, — вздохнув, отзывается Кортни и впервые с того момента, как Мина проснулась, отпускает её руку.
Мине становится как-то не по себе. Знакомое гнетущее ощущение пустоты и одиночества подкрадывается к ней сзади и хватает за горло. Не душит — угрожающе сжимает пальцы.
— Я ненадолго. Умоюсь и вернусь, — заверяет Мина.
Страх никуда не ушёл. Хоть и приглушённый, он даёт о себе знать щемящим чувством в груди.
Мина боится. Мина всё ещё очень боится остаться без Кортни. Кажется, одно неосторожное слово, движение, один неосторожный взгляд, вздох — и случится что-то страшное и непоправимое. Кажется, если Мина оставит Кортни хоть на секунду, то потеряет её навсегда.
— Хорошо, — говорит Кортни, улыбаясь так тепло и успокаивающе, будто видит Мину насквозь.
Улыбаясь так, что Мина всё же находит в себе силы не поддаваться своему страху.
Она аккуратно встаёт с кровати, надевает тапочки, бросает робкий взгляд на Кортни и, получив ободряющий в ответ, направляется в ванную.
Оказавшись перед раковиной, Мина первым делом смотрится в зеркало. Растрёпанные волосы, бледное худое лицо, запёкшаяся кровь на прокушенной нижней губе, тёмные круги под покрасневшими от слёз глазами… Отражение смотрит на Мину не то с сочувствием, не то с осуждением — гляди, что ты с нами сделала! А Мина равнодушно прикасается к повреждённой губе, без особого интереса проверяя её состояние, равнодушно приглаживает волосы, равнодушно подмечает, что проснулась не в одежде для сна, и, ни на чём больше не задерживаясь, открывает кран.
Подставив ладони под струю обжигающе холодной воды, Мина тут же обращает внимание на своё левое запястье. То самое запястье, которое Кортни не выпускала из рук ни на секунду. Теперь Мина догадывается почему.
Только сейчас она замечает на нём несколько достаточно глубоких и, судя по всему, свежих порезов. Четыре небрежные полосы поперёк запястья и пятая, что перечёркивает их по диагонали и, плавно меняя направление, ещё пару сантиметров тянется вдоль вен. «Рисунок» в целом напоминает отметки заключённых на стенах собственных камер, с помощью которых они отсчитывают свои дни в тюрьме. Порезы нанесены поверх многочисленных шрамов. Шрамов, покрывающих не только её левую, но и правую руку.
Мина почему-то мало что чувствует по этому поводу. Увиденное вызывает в ней лишь лёгкое удивление, однако и оно довольно быстро испаряется, сменяясь полным смирением.
Торопливо умывшись, Мина вытирает лицо и руки полотенцем, затем вешает его обратно на крючок и уже направляется к двери, как вдруг слышит позади себя странное непродолжительное жужжание. Мина успевает обернуться на звук и определить, что он доносится из душевой кабины. Всматриваясь в её прозрачное стекло, Мина нерешительно подходит ближе, пока источник жужжания наконец не становится ей виден.
На белом поддоне душевой кабины, заляпанном бурыми пятнами засохшей крови, рядом с окровавленным лезвием лежит телефон Мины.
Мина ненадолго замирает. Замирает в нескольких шагах от места, которое, она не сомневается, насквозь пропитано сильными, тяжёлыми, болезненными эмоциями. Настолько болезненными, что физическая боль, как видно, становится предпочтительнее. А может, даже сама смерть.
Мина понимает, что произошло в ванной, но ничего не помнит и ничего, правда ничего не чувствует. Между ней прошлой и ней настоящей образовался непроницаемый барьер. Хорошо это или плохо — Мина не знает. Стоит ли пытаться преодолеть этот барьер — Мина не уверена. Пока она просто принимает всё как есть.
Мина раздвигает дверцы душевой кабины и аккуратно, стараясь не касаться крови, поднимает свой телефон с поддона.
Пальцы притрагиваются к экрану, и он загорается. Часы показывают без четверти полночь. Обычно в это время Мина ещё не спит.
В уведомлениях Мина видит четыре пропущенных звонка с разницей в пятнадцать минут, причём последний — в семь часов вечера, а ещё с десяток сообщений. И всё от одного человека. От Тони.
Тони
Что-то случилось? Почему не берёшь трубку?
19:01
Это сообщение отмечено просмотренным. Видимо, Мина из прошлого успела прочитать его.
Дальше идут новые.
Тони
Извини, если даю поводы меня игнорировать…
19:05
И всё-таки я, грешный, был бы очень благодарен, если бы ты предупредила, что не сможешь прийти…
19:06
Или передумала :)
19:06
Но всё нормально. Я не в обиде.
19:06
Фильм, кстати, был интересный!
20:49
Мина, я знаю, что между нами давно всё кончено. Я помню наше расставание, помню все твои слова. Поверь, я ни в коем случае не собираюсь возвращать наши отношения. Я рад, что после всего мы остались друзьями.
21:28
Наверное, я слишком опекаю тебя. Таскаю с собой повсюду… Я всё понимаю. Понимаю, как это выглядит. Но я просто очень переживаю за тебя, Мина. Как друг. Прости, если сильно навязываюсь. Я не хочу давить на тебя.
21:31
Надеюсь, у тебя всё хорошо и ты просто случайно заснула :)
22:17
Пожалуйста, не забывай пить свои таблетки. Они лежат у тебя в первом ящике тумбочки.
22:54
Может, мне прийти? Если не ответишь до двенадцати, я так и сделаю :)
23:33
Мина бегло осматривает сообщения Тони и, не выпуская телефона из рук, выходит из ванной.
Когда она возвращается в спальню, у неё словно открывается второе дыхание. Неимоверная тяжесть спадает с тела, в груди пробуждается тёплый комочек радости. Горло перестаёт сдавливать, и в лёгкие беспрепятственно врывается какой-то совершенно особенный запах — запах спокойствия и умиротворения.
Кортни стоит у письменного стола Мины и, сложив руки за спиной, что-то с любопытством на нём разглядывает.
Мина невольно улыбается.
«Не надо. Всё хорошо. Я с Кортни», — приближаясь к своей кровати, печатает Мина и отправляет сообщение Тони. Оно практически сразу отмечается прочитанным.
Мина гасит экран, но он вдруг тут же озаряется входящим вызовом от Тони. Недолго думая, Мина выключает телефон и кладёт его на кровать.
— Тони? — не глядя на Мину, спрашивает Кортни.
В её голосе отчётливо слышатся нотки недовольства и пренебрежения. Такие привычные, когда дело касается Тони. Кажется, ничего не меняется.
Кортни всегда относилась к Тони с неприязнью. Она невзлюбила его с самого начала, с самого первого дня в университете. Но стоило Мине начать встречаться с Тони, как эта неприязнь переросла в откровенную ненависть.
Тогда-то Мина всё и поняла. Включая и то, что ненавидит Кортни прежде всего себя. Ведь Тони не виноват в том, что она не может признаться Мине в своих чувствах. Из-за нерешительности, из-за страха за репутацию… Неважно. Кортни не может. И, переполненная ненавистью к себе, она срывается на других.
Кортни тошнит от себя, но никто этого не видит. Никто и не пытается. Конечно, плавать на поверхности гораздо проще, чем нырять под воду. И окружающим проще воспринимать Кортни как тупую, избалованную, ветреную блондинку, чем постараться вникнуть в её личность. Кто захочет дружить с обитающими в глупенькой голове розовыми тараканами в красивых туфельках? Никто. И никто не знает, что на самом деле их даже не существует.
За исключением Мины. И Кортни это чувствует. И, видя, как Кортни с предельной осторожностью тянется навстречу, Мина убеждается в том, что она — единственная. Единственная, кто интересуется настоящей Кортни. Единственная, с кем Кортни не забывает, какая она внутри, без своего отталкивающего образа.
Когда Мина начала встречаться с Тони, Кортни оказалась в шатком положении, на грани того, чтобы потерять её внимание. Со стороны Кортни это выглядело именно так. Со стороны же Мины… Тони нравился Мине как человек, и она просто решила попробовать. Попробовать отвлечься от Кортни, строгой гетеросексуалки, в которую её угораздило влюбиться. Очевидно, безответно — Мина не сомневалась.
Однако взгляды, которые Кортни бросала в их с Тони сторону, говорили об обратном.
Мина понимала, как невыносимо Кортни было смотреть на неё и Тони, но она всё равно смотрела. Внимательно, отчаянно, с болью, со злостью… А ещё с кроткой надеждой на то, что однажды не увидит Тони около Мины в качестве её парня. И Мина часто думала о том, что будет, если потаённое желание Кортни вдруг исполнится, если Мина вдруг возьмёт и бросит Тони. Хватит ли у Кортни смелости попробовать занять его место, или же она отвернётся от предоставленной возможности? Хватит ли у Кортни сил переступить через свои страхи, или же они так и останутся стоять барьерами между ней и Миной?
Самое отвратительное, что, даже если хватит, Кортни не перестанет себя ненавидеть. Скорее всего, будет ненавидеть себя ещё больше. Пока эта ненависть не пропитает её насквозь. Пока эта ненависть не вытеснит всю любовь, которая теплится в её душе.
Кортни наверняка считает, что Мина заслуживает любви, и наверняка задаётся вопросом, от неё ли. От Кортни? От Кортни, которая росла в атмосфере меркантильности, лицемерия и алчности? От Кортни, которой родители дали всё, кроме внимания и ласки? От Кортни, сердце которой, познав теплоту чувств, теперь без конца кровоточит, будто навёрстывает упущенное за все годы безжизненного существования?
Кортни наверняка считает, что Мина не заслуживает страданий, и наверняка задаётся вопросом, что, кроме них, она может дать. Что может дать Кортни? Кортни, у которой даже друзей никогда не было, лишь полезные связи? Кортни, которой легче сразу переспать с преподавателем, чем садиться и учить билеты к экзамену, ведь её всё равно будут валить? Кортни, которая когда-то меняла мужчин чаще, чем постельное бельё?
Мина всё знает. О чём-то рассказали окружающие, о чём-то Мина догадалась сама… Многое из этого Кортни, кажется, даже не старалась скрыть. По крайней мере, от Мины. Может, хотела испытать на прочность, а может — обезопасить.
Кортни тошнит от себя, и, наверное, было бы проще, если бы Мину тоже тошнило. Но её не тошнит. Более того, Мина готова находиться рядом с Кортни, когда её рвёт. Готова вытирать её рвоту. Готова лечить Кортни чистой, искренней любовью…
Но Кортни, в свою очередь, должна быть готова к лечению, чтобы не возникли побочные эффекты.
— Да. Тони, — честно отвечает Мина.
— Он всегда был занозой в заднице, — после недолгой паузы презрительно и как-то печально усмехается Кортни.
— Не буду спорить, — отзывается Мина со слабой улыбкой, которую Кортни, впрочем, не видит.
За это время она ещё ни разу не посмотрела в сторону Мины.
— А хочешь?
— В том-то и дело, что нет.
Краешек губ Кортни приподнимается в довольной ухмылке.
Пользуясь её молчанием, Мина тихонько обходит кровать… И встречает на своём пути открытую картонную коробку, как видно, со старыми вещами. Что-то вынутое из неё лежит рядом, на полу, что-то — на краю кровати. Судя по всему, Мина недавно разбирала эту коробку, но так и не закончила.
Мина осторожно проходит мимо и встаёт около Кортни. Проследив за её взглядом, Мина натыкается глазами на рамку с фотографией Кортни на фоне Эйфелевой башни.
«Любви из города любви!» — гласит аккуратная надпись в правом нижнем углу, нанесённая золотистым маркером. Она выглядит так важно, солидно, что это больше похоже на фото звезды с её автографом, чем на поздравительную открытку. Хотя Кортни действительно подарила Мине эту фотографию на день рождения. Первый день рождения Мины с момента их знакомства в университете.
При мысли о том, как давно это было, что-то ёкает глубоко внутри Мины.
— Классно я тут получилась, да? — интересуется Кортни.
— Бесподобно, — мягко произносит Мина, переводя взгляд на Кортни.
И Кортни вдруг с какой-то загадочной хитринкой смотрит в ответ.
— И сам подарок ничего такой, — не без гордости заявляет она. — Я бы даже сказала — уникальный.
— Это точно! — весело восклицает Мина. — Только Кортни могла подарить кому-то на день рождения свою фотографию с отдыха в Париже!
Кортни отрицательно качает головой.
— Не кому-то, а только тебе, Мина, — поправляет она с серьёзным видом и томно вздыхает. — Впервые за всю свою недолгую жизнь я подарила подарок, который правда захотела подарить. Человеку, которого правда захотела поздравить. И это ты, Мина.
Слова Кортни, сказанные негромким ласковым голосом, проникают куда-то внутрь Мины, куда-то глубоко-глубоко, но не теряются там — почти моментально дают о себе знать волной необыкновенного тепла, захлестнувшей всё её тело. И Мина чувствует, как это тепло обволакивает каждую её клеточку. И клеточка за клеточкой Мина растворяется в странном ощущении… безмятежности.
Кортни пользуется её замешательством. Не давая Мине времени на ответ, она внезапно спрашивает:
— Не хочешь посмотреть на звёзды?
И улыбается улыбкой, которую Мина не спутает ни с одной другой. Совершенно особенной — игриво-осторожной, игриво-тёплой, игриво-мягкой улыбкой. И смотрит взглядом, который Мина знает наизусть. Совершенно особенным — с чувством собственного достоинства, самоуважения и в то же время заинтересованным, заботливым взглядом. И при виде такой понятной, такой родной Кортни Мине кажется, будто она знакома с ней даже не одну, а несколько вечностей…
— Хочу, — преисполнившись нежности, тихо говорит Мина.
Улыбаясь ещё ярче, Кортни грациозно разворачивается и не спеша направляется к выходу из спальни.
Мина хочет последовать за Кортни, но её внимание вдруг случайно привлекает приоткрытый ящик письменного стола. Выдвинув его, Мина видит кое-какие канцелярские принадлежности и скомканную бумажку.
Пальцы сами тянутся расправить её, после чего становится понятно, что это фотография. Детская фотография Мины. Насколько Мина помнит, именно она была в той рамке, где сейчас находится фотография Кортни.
— Мина? — раздаётся голос Кортни из коридора.
— Иду! — откликается Мина, убирая обнаруженную фотографию обратно в ящик, затем задвигает его и стремительно покидает спальню.
Неожиданное предложение Кортни полюбоваться звёздами приводит их с Миной на балкон. Прохладный воздух наполняет лёгкие ночной свежестью. В глаза бросаются многочисленные огни шумного, никогда не спящего города.
Мина устремляет взгляд в бездонное чёрное небо, усеянное мерцающими звёздами. Далёкими звёздами, до которых, повинуясь какому-то непонятному порыву, так хочется дотянуться…
— Ты знала, что, смотря на звёзды, мы заглядываем в прошлое?
Мина слышит свои слова. Свои слова из своего недавнего сна. Только сейчас они принадлежат не ей. Эти слова слетают с губ Кортни.
Слова из сна Мины. Из её кошмара. Самого настоящего кошмара, о котором Мина предпочла бы забыть раз и навсегда. Даже ценой умиротворённого момента из воспоминания, где они с Кортни были вдвоём под звёздами на балконе замка. На балконе, с которого чуть позже Кортни, захваченная и раздираемая кровожадным големом плоти, вместе с монстром сорвётся в непроглядную бездну.
Мина слышит свои слова и невольно вздрагивает. Удивлённая сказанным Кортни, она тут же поворачивает голову в её сторону.
Лицо Кортни не выражает абсолютно никаких эмоций. Зато её глаза буквально пронзают звёздное небо.
— Я что, уже рассказывала тебе этот сон? — настороженно интересуется Мина, несмело улыбаясь.
— Сегодня мы можем видеть Альфу Центавра такой, какой она была четыре года назад, — проигнорировав вопрос Мины, говорит Кортни. Её голос, ровный, бесстрастный, отстранённый, звучит настолько непривычно, что Мина не верит своим ушам. — А что было четыре года назад?
Холодные мурашки пробегают по коже Мины.
— Что было? — спрашивает она, затаив дыхание.
Всё существо Мины кричит о том, что не нужно продолжать этот разговор. Нельзя. Как нельзя вытаскивать нож из раны. Нельзя-нельзя-нельзя — опасно-убьёт-умрёшь. Нельзя-нельзя-нельзя — молчи-беги-прячься. Но Мина не слушает…
И уже ковыряется в кровоточащей ране выдернутым из неё ножом.
— Некоторые из тех звёзд, что мы видим, уже не существуют, Мина.
Сердце стучит громко, оглушающе громко. Стучит в висках, горле, груди. Стучит молотом, учащённые удары которого отдаются во всём теле.
— Ты о чём? — дрогнувшим голосом произносит Мина.
А в ответ — тишина. Томительная, тревожная, тяжёлая тишина. Молчание Кортни давит на плечи невыносимым грузом, заставляя ноги слабеть и подкашиваться.
— Кортни? Что ты имеешь в виду?
Кортни крепче сжимает перила балкона. Так, что белеют костяшки. И Мина чувствует, как на шее смыкаются ледяные пальцы. С каждым вдохом дышать становится всё сложнее.
В судорожной попытке успокоиться Мина пробует мысленно считать до десяти… Но уже на трёх срывается.
— Кортни! — умоляюще восклицает она.
Кортни резко отпускает перила и поворачивается к Мине, смотрит прямо в глаза.
— Для Альфы Центавра
нас больше нет, Мина.
Внутри Мины будто щёлкает какой-то невидимый выключатель, и сковавшее всё её тело напряжение мгновенно отступает.
Приходит расслабление.
Свежий ночной воздух проникает в лёгкие без всякого труда, вливается в них пресной водой. Слабый ветер колышет подстриженные под каре волосы, щекоча ими тонкую шею, словно остриями игл. А сердце… Сердце настолько спокойно, что, кажется, не бьётся.
Приходит кромешное опустошение.
Медленно отвернувшись от Кортни, Мина поднимает глаза к небу… И не находит на нём ни одной звёзды.
— Неправда. Не говори так, — собрав все свои силы, серьёзно и даже строго отзывается Мина.
Она вонзает нож обратно в рану, надавливает на рукоять, вгоняя лезвие глубже. Только это вряд ли поможет остановить кровотечение.
— Неправда… — повторяет срывающимся шёпотом.
— Ты же знаешь, что я люблю тебя?
Мина закрывает глаза, стараясь вобрать в себя всё тепло, всю нежность дошедших до её слуха слов. Стараясь впитать все до единого звуки произносящего эти слова ласкового голоса. Стараясь пропитать каждую свою клеточку памятью о заветных словах, которые ей не повезло услышать раньше.
Которые ей не повезло сказать, когда было ещё не поздно.
— Знаю. Я тоже люблю тебя, Кортни…
— Я рада, — раздаётся немного смущённое в ответ.
Мина чувствует вкус соли и только сейчас понимает, что плачет. Слёзы бегут по щекам тихими ручейками и, стекая на губы, проскальзывают в рот.
— Мина?
— Да?
— Можно тебя поцеловать? — осторожно, словно боясь спугнуть Мину, спрашивает Кортни.
Мина открывает глаза. Звёзд по-прежнему нет. И, видя над собой такое совершенно пустое, безжизненное небо, Мина задаётся вопросом, есть ли вообще она сама.
Мина поворачивается к Кортни и встречается с ней взглядами. Кортни смотрит так покорно, так робко, так трепетно, будто Мина — хрупкая ваза, которую она очень боится разбить. А в глубине глаз у неё тлеет крохотный огонёк надежды… На чудо. На спасение. Спасение Мины.
И Мине приходится собрать все свои осколки воедино, чтобы улыбнуться и сказать:
— Могла бы и не спрашивать…
Уголки губ Кортни приподнимаются. Совсем чуть-чуть, едва заметно.
— Замечательно, — шёпотом выдыхает она, вплотную подходя к Мине.
Мир замирает.
Тёплая ладонь Кортни ложится на щёку Мины, и Мина послушно прижимается к ней. От места прикосновения тут же пробегают мурашки. Мина дрожит.
Кортни почти невесомо проводит пальцами по коже Мины, проникая взглядом сквозь пелену её слёз куда-то далеко-далеко. Туда, куда сама Мина не рискнула бы пробраться. Туда, где стонет от бессилия её истрёпанная, искалеченная, исстрадавшаяся душа.
Когда Кортни плавно опускает глаза на губы Мины, по её телу будто проходит электрический разряд. Предвкушение разливается по венам сладкой болью. Левое запястье начинает пульсировать…
И Кортни целует Мину. Сначала бережно, неуверенно, словно делает это впервые, но затем… всё более и более настойчиво.
Отдаваясь желанию, Кортни обхватывает лицо Мины обеими ладонями и уже не просто касается её губ — впивается в них своими. Она целует Мину так пылко, чувственно… отчаянно. Так отчаянно, будто от этого поцелуя зависят их жизни. Так отчаянно, будто начинает понимать, что никого уже не спасти.
Мина отвечает Кортни с не меньшей страстью, льнёт ближе, обвивая руками её оголённую талию. И чувствует, чувствует-чувствует-чувствует тепло её кожи. Такое обжигающее, настоящее, что хочется сгореть в нём без остатка. Заживо. Замертво.
В какой-то момент во рту у Мины появляется терпкий вкус крови, и Кортни вдруг резко отстраняется, заставляя её распахнуть глаза.
И Мина замирает. Только грудь вздымается от тяжёлого и частого дыхания.
Изодранная толстовка срывается с Кортни, летит на пол, а её тело покрывается глубокими, вплоть до костей, ужасающими ранами. Словно десятки невидимых лап терзают Кортни своими когтями. Свирепо, безжалостно, так, что невозможно, невыносимо смотреть. Но Мина смотрит. Смотрит, не в силах отвести глаза от жуткого зрелища. Такого знакомого, что в горле встаёт тугой ком.
— Мина… — хрипит Кортни, захлёбываясь собственной кровью. — Прошу…
Топ на её груди превращается в искромсанную тряпку. По разодранным, когда-то розовым штанам расползаются грязно-бордовые пятна.
— …посмотри…
Из вспоротой, вывернутой руки торчит сломанная кость.
— …на меня…
Мина не управляет своим телом. Её взгляд поднимается сам собой.
Пышные светлые волосы пропитываются кровью. Содранная с горла и половины лица вместе с губами кожа свисает клочьями, обнажая мышцы, зубы. Фиолетовые гематомы проступают вокруг глаз…
Глаз, затянутых бельмами. Пустых и бесцветных глаз, которые глядят прямо на Мину.
— Ты… смотришь?
— Смотрю… — отзывается Мина и не узнаёт свой голос.
Кортни улыбается уцелевшим уголком губ. Настолько жалкой улыбкой, насколько жалок голос Мины. И Мине хочется разрыдаться у Кортни в ногах…
Но она не может. Тело сковали невидимые оковы. Даже слёзы не идут — застыли льдом где-то внутри.
— Отпусти… меня…
Это не требование, не мольба, не просьба. Это — желание, нелепое желание, в осуществление которого Кортни не верит. Её слова звучат так, будто она просто решила попытать удачу — вдруг получится. На самом деле она даёт удаче попытать себя. Потому что знает — ничего не получится. Кортни уже не надеется на чудо, такое глупое и далёкое от реальности.
Невидимые когти с неистовством отдирают от тела Кортни куски плоти. Крови становится всё больше и больше.
— Люблю… — еле произносит Кортни, неуклюже пятясь назад.
Мина ничего не успевает сделать. Даже не пытается, понимая, что это бесполезно.
И Кортни падает с балкона.
Острая боль пронзает висок, и Мина невольно щурится, прижимает к нему пальцы. Оцепенение спало.
Затёкшие от напряжения ноги несут Мину к тому месту, откуда свалилась Кортни.
Слегка перегнувшись через перила, Мина смотрит вниз, но ничего не видит. Вообще ничего. Ни один огонёк не горит ни на улице, ни в домах. Нет и звуков. Совсем, никаких. Ветер не дует, да и воздух в целом будто бы закончился. Не чувствуется ни холод, ни тепло.
Город погрузился в беспросветную тьму, утонул во всепоглощающей тишине, застыл в неподвижности. Город умер.
Мина поднимает глаза вверх… И теряется в россыпи дрожащих огонёчков, что показались из-за рассеившихся туч. Кое-где висят грязными комьями остатки облаков, не давая увидеть полную картину звёздного неба. Однако это не главное.
Главное, что звёзды живы. Живы и будут жить ещё целые года, столетия, миллионы лет, даже после своей смерти. Все, кроме звезды Мины. Звезда Мины погасла четыре года назад, и сегодня её свет перестал достигать Мину, наверное, навсегда.
Мина не хочет жить в темноте. Мина не хочет жить, смотря на эти живучие, но такие тусклые, далёкие, безразличные звёзды. Мина не хочет жить.
Но почему-то живёт. Живёт, хотя умерла ещё четыре года назад.
Мина тоже — звезда.
Падающая звезда, глядя на которую загадали бессмертие. Не себе — ей, звезде, бедной звезде, обрекаемой, обречённой на вечные страдания.
Упавшая звезда, которая ударилась о Землю и с тех пор бесконечно догорает где-то в канаве гор Беловакии.
Тогда, на балконе замка, Кортни пожадничала и загадала не одно, а целых два желания. Можно ли сказать, что оба сбылись?
Мина смотрит на звёздное небо, пытаясь найти ответ, но оно, безучастное, многозначительно молчит. Слепой не поймёт глухого.
Внезапно внимание Мины привлекает неожиданно зажёгшийся уличный фонарь. Фонарь, что обычно не включается. Старый фонарь с, казалось бы, давным-давно перегоревшей лампой.
В круг его света выходит существо, которое Мина никогда не перепутает с другим. Существо, которое забрало у неё Кортни. Существо, которое в тот день умертвило её саму.
Множество безобразных голов выжидающе смотрит на Мину. Множество обагрённых кровью конечностей тянется в её сторону.
— Ещё-ё-ё одна-а-а…
Восторженный вопль прорезает могильную тишину.
Мина наблюдает за тем, как чудовище в предвкушении сжимает и разжимает свои когтистые лапы… И ловит себя на мысли, что даже рада его появлению.
Мина могла бы дать себе последний, самый-самый последний шанс и ещё один-единственный раз попробовать вернуться к жизни. Ради Кортни, которая точно хотела бы этого. Ради Кортни, которая хотела бы, чтобы Мина справилась со своим горем, жила дальше и вспоминала о ней без боли, без сожалений, без слёз…
Ради Кортни, которой нет.
Ради никого?
Мина могла бы дать себе шанс, только это бессмысленно. Всё равно ничего бы не изменилось.
Кортни нет.
Зачем тогда Мине быть?
— Люблю… — одними губами шепчет Мина, перебрасывая ногу через перила.
Она опускает носок на край балкона, затем проделывает всё то же самое со второй ногой.
— Люблю… — повторяет чуть громче, запрокинув голову к небу.
И видит падающую звезду… И отрешённо провожает её глазами, не обременяя никаким желанием.
Откуда-то издалека, как сквозь толщу воды, доносится знакомый голос, но Мина даже не пытается его разобрать.
Расслабив пальцы, она отдаёт себя на растерзание монстру.
— Плоть к плоти, — успевает произнести Мина, прежде чем упасть в его лапы.
***
Тони судорожно вертит в руках связку ключей, которую когда-то увидел у Мины на кухне возле микроволновки и, тайком выяснив, что она запасная, решил забрать себе. На всякий случай. И вот он, к сожалению, подвернулся. Снова. Спустя полгода после того, как психиатру пришлось назначить Мине более сильные препараты.
Тони уже подумал, что самое страшное позади, что Беловакия отпустила Мину. Что Кортни отпустила Мину. Но он ошибся. Крупно ошибся. И всё-таки Мина продержалась довольно долго. Полгода — это очень большой срок по сравнению с тем, что было до. В особенности с тем ужасом, который творился в первое время после смерти Кортни. Хорошо, что тогда, с согласия Мины, они жили у Тони. Вместе — Тони, Мина… и Кортни.
По окончании последнего курса университета Мина настояла и вернулась к себе. Приглядывать за ней стало сложнее, но Тони делал всё возможное. Всё, чтобы уберечь её от Кортни… Видимо, этого недостаточно. Кортни вцепилась в Мину мёртвой хваткой, въелась в её плоть и душу намертво.
Спешно расправившись с дверью, Тони врывается в квартиру Мины.
— Мина! — громко кричит он, по привычке забегая сразу в ванную.
И, обнаружив в душевой кабине внушительные пятна крови и лезвие, понимает, что, возможно, уже опоздал.
Не дав себе ни секунды на панику, он бросается на поиски Мины.
— Мина!
Когда Тони оказывается в гостиной, его встречает сильный ветер, что нещадно треплет занавеску на двери, выходящей на балкон.
И Тони бежит туда. И там он находит Мину. Мину, которая, закрыв глаза, стоит буквально в шаге от смерти.
— Мина! Нет!
Тони успевает увидеть, как Мина тихо шевелит губами. Тони успевает увидеть, как Мина отталкивается от перил ладонями… Но схватить её за руку он не успевает. В этот раз удача говорит ему твёрдое «нет».
В бессильном отчаянии стиснув зубы, Тони заставляет себя посмотреть вниз.
Распластанное тело лежит на асфальте, окрашивая его кровью. В ярко-жёлтом свете уличных фонарей и с расстояния в тринадцать этажей она кажется чёрной. А может, не кажется.
Ещё при жизни Кортни отравила Мину смертельным ядом иллюзий. А именно — когда влюбила её в себя. Потехи ради, не более. Наигравшись, Кортни бросила бы Мину с разбитым вдребезги сердцем…
Но Кортни не успела. Она погибла, и Мина так и не узнала, что никакой любви в ней нет. Отродясь не было — так думает Тони. Люди, подобные Кортни, не любят. Они используют, мучают… Они губят.
Как Кортни, которая не отстала от Мины даже после своей смерти.
Четыре года по венам Мины тёк яд иллюзий о том, что Кортни жива. Четыре года Мина гнила изнутри, видя её, «живую», перед собой. Четыре года Мина терзала себя снаружи, каждый раз, как в первый, понимая, что Кортни мертва.
Кортни отняла у Мины весь мир и заменила его собой. Кортни отняла у Мины её саму. Отняла и заполнила всё её существо отравляющей, искажающей реальность пустотой.
Передозировка — состояние, в котором Мина пребывала все эти четыре года. Сегодня яд в её организме достиг предела. Сегодня «живительные» иллюзии повалили из неё мучительной рвотой, выражая неприятие, отторжение.
Сегодня Кортни убила Мину.
***
Тони ненавидит Кортни. Она отняла у него Мину. Она отняла Мину у всех. Такое нельзя забыть. Такое нельзя простить.
Тони ненавидит Кортни. И всё же, подойдя к гробу Мины, он кладёт фотографию Кортни из Парижа ей на грудь. Туда, где ещё не так давно билось усталое, но до последнего удара влюблённое сердце.
Тони ненавидит Кортни. Ненавидит и будет ненавидеть всегда. И тем не менее он не может плюнуть Мине в душу, не может закрыть глаза на её чувства. Хоть и не может понять их. И, наверное, именно эта неспособность понять является причиной, по которой Тони… терпим к Кортни. Терпим и будет терпим всегда.
Тони не может понять. Не может понять, чем Кортни так зацепила Мину. Не может понять, зачем Мина, несмотря на свои чувства к Кортни, встречалась с ним. Не может понять, как Мина и Кортни, общение которых никогда не привлекало особого внимания, оказались настолько близки.
Не может понять, почему, глядя на фотографию Кортни на груди у Мины, глядя на аккуратную золотую надпись в углу… Почему… Почему он перестаёт верить в то, что Кортни просто играла с Миной?
Нет, кое-что Тони всё же понимает.
Тони понимает, что не вправе судить никого из них. Не вправе судить Мину за её любовь к Кортни. Не вправе судить Кортни за любовь Мины… За любовь к Мине, если таковая была. Не исключено, что была.
Тони не знает. Тони ничего не знает об этих двух. Не знает и не узнает уже никогда.
Для Тони, как и для всего мира, для всей планеты Земля, Мина и Кортни так и останутся неопознанными.
