Под одеялом

На улице противно моросил дождь, оседая мелкими каплями на одежде. Козырек бейсболки надежно оберегал лицо Криса, но иногда с порывами ветра до него долетала промозглая влага, пачкая губы и вычерчивая кривые дорожки по подбородку. Чернила татуировок на костяшках выделялись еще сильнее, чем обычно, становясь от воды насыщеннее и заставляя прохожих на них коситься. Раннее утро казалось серым и беспросветно унылым, а сырость заставляла Криса неуютно ежиться в своей кожаной куртке. До дома быстрым шагом идти было не дольше пяти минут, поэтому его байк, в отличие от него самого, находился сейчас в тепле подземной парковки. Пальцы машинально сжались на ключах в глубоких задних карманах джинс, и он ускорил шаг, опуская голову пониже. Ночь прошла в бесконечных попытках закончить очередной трек, а четыре пластиковых стаканчика из-под кофе блестели конденсатом на гладких боках в неоновой подсветке студии. Джисон отрубился еще часа в три, так что Крис заботливо накрыл его тонким пледом, не особо надеясь на то, что он действительно его согреет, и поправил задравшийся ворот синтепоновой куртки. Хан любил укутываться в такие в любой сезон, попутно щеголяя голыми пятками в модных тапках. Крис оставил его в студии, отстучавшись Минхо о посапывающем младшем, и, умиленно воркуя вполголоса, сделал пару фотографий. Так что по улице в семь утра он шел совершенно один, привыкший впрочем к подобной сиротливой романтике. Вдохновение накатывало на него, несмотря на неприветливый графитовый бетон высоток и острые плечи спешащих на работу людей. В лифте было пусто – в подобное время все те, кто возвращался из клубов, уже жалобно постанывали в кроватях, ловя заслуженную порцию вертолетов перед глазами, а те, кто только проснулся, спускались вниз в переполненной кабине. В такие моменты Крис действительно ощущал себя если не особенным, то уж точно слегка более счастливым, чем остальная раздраженная ранним подъемом масса белых воротничков. Кодовый замок громко пропищал в тишине лестничной площадки, когда он мокрыми от дождя пальцами отбил пароль. В квартире было тепло. Пахло ароматическим диффузором с каким-то ягодным подтоном. Крис в миллионный раз споткнулся о разбросанные по прихожей конверсы на огромной платформе, но не нашел в себе сил на недовольство. Губы сами собой стремились разойтись в улыбке, и он поддался этому порыву с необычайной легкостью. Скинул с себя обувь, потратив неприличное количество времени на то, чтобы расшнуровать доходящие до середины голени берцы, и вспомнил, что под ними были махровые носки, которые Чанбин подарил ему на прошлое Рождество. Коричневые пятна по белой ткани и напоминающие кошачьи коготки линии настолько ярко контрастировали с остальным его образом, что Крис даже попытался проморгаться, чтобы убрать эту картинку с восприимчивой сетчатки. Он стянул с себя куртку и, не глядя, швырнул ее куда-то в сторону крючков, украшавших стену у выхода. Понадеялся на авось. Даже если траектория подкачает – у него сейчас были дела поважнее, чем педантичное развешивание вещей на плечики. Бейсболка заняла свое законное место на журнальном столике в гостиной. Крис взял небольшой разгон и проскользил по гладкому паркету в носках почти до самой спальни, запнувшись под конец о небольшой порог. А когда заглянул наконец внутрь, ощутил, как в один счет перехватило дыхание. Чанбин окопался в крепости из десятка подушек и двух пуховых одеял. Его лицо неудобно утыкалось в наволочку, а на тонкой ткани красовалось маленькое пятнышко от слюны, тянувшейся из уголка рта. Чанбин лежал на животе, согнув ногу в колене и обняв одну подушку так сильно, словно пытался ее задушить. Его пятка выглядывала из-под одеяла, а розовый цвет пижамы с хеллоу китти заставил Криса прикрыть глаза от затопившей все нутро нежности. Растрепанные кудряшки скрывали лицо почти полностью, поэтому он сделал несколько неслышных шагов к кровати и, стянув с себя влажные джинсы одним слитным движением, забрался под одеяло. Сонное мурлыканье Чанбина отозвалось приятной вибрацией в груди, когда он прижал того к себе и уткнулся носом в волосы, заполошно втягивая в себе родной теплый запах. Мягкая ткань пижамных штанов заботливо огладила его голые бедра, когда их ноги переплелись в знакомой до последнего миллиметра позе. Нос Чанбина прошелся по простой черной футболке в районе ключиц, заставляя Криса вздрогнуть от щекотки. Любовь раздувалась внутри него, как накачанный до отказа гелием шарик – того и гляди вот-вот лопнет. – Ты опять не ночевал дома, – сонно пробормотал Чанбин. В его голосе не было осуждения. Легкая хрипотца от не до конца отступившего сна оккупировала спальню, выкручивая интимность атмосферы до максимума, и чувство завершенности, наконец, заполнило Криса до отказа. – Прости, – шепотом ответил он. – Ты снова достал эту пижаму. – Без тебя было холодно, а она такая милая и… – И розовая, – с дурацкой улыбкой продолжил за него Крис. – Слышу насмешку, засранец, – пробурчал Чанбин и легонько хлопнул его по лопаткам, сразу же после этого сминая ткань в пальцах и притягивая ближе. – Ты перепутал ее с очарованностью. Чанбин продолжил что-то невнятно бухтеть ему в грудь, обжигая своим дыханием даже через футболку, но Крис его уже не слышал. Сонливость накатывала на него приливной волной, но он знал, что если не сделает запланированное сейчас, то потом очень об этом пожалеет. Именно поэтому он с сожалением выпутал одну руку из копны растрепанных волос и, дотянувшись до джинсов, ненужной грудой валяющихся у них в ногах, достал маленькую коробочку. Он затаил дыхание, не зная, заметил ли Чанбин, что именно он достал. Но неостанавливающийся поток спутанных слов и мыслей уверил его в том, что нет – даже не заподозрил неладного. Чанбин в красках расписывал свой наркоманский сон, смысла в котором было ноль, зато сколько приключенческих интриг – не сосчитать. И пока его вечно холодные ступни грелись о голени Криса, тот накрыл их одеялом с головой, отрезая от пусть и серого, но солнца. Чанбин затих, лишь вопросительно издав какой-то нежный звук. Его рука показалась невероятно сухой на контрасте с потеющей от нервов ладонью Криса, когда тот неуверенно взял ее. Черный бархат коснулся кожи под аккомпанемент удивленного выдоха, а звук, с которым открылась коробочка, разорвал воцарившуюся тишину квартиры. – Ты же не… – Я люблю тебя, – прервал его Крис, вслепую пытаясь найти нужный палец. – Так сильно, что порой хочется кричать. Люблю твои вечно подгорающие яичницы и невероятно вкусный кофе. Твою зависимость от розовых вещей. Твой талант. Твою искренность. Тебя. – Крис… – Хочу идти с тобой и дальше бок о бок. Просыпаться и засыпать в одной кровати. Целовать тебя так, чтобы ты знал – это навсегда. Мои чувства, мое сердце – навсегда твои. Всхлип Чанбина заставил его самого зажмуриться до кругов перед глазами. Ему не было страшно. Он не боялся того, что ему откажут и их история на этом закончится. Но его душа горела от чужих слез, требуя успокоить самого дорогого на свете человека. Когда Чанбин отодвинулся от него, положив коробочку на чужую ладонь, он не стал додумывать лишнего. Когда Чанбин выскользнул из-под одеяла и оставил его наедине с собственными мыслями, он не стал впадать в ужас. Потому что когда Чанбин вернулся, все встало на свои места. Холодный металл коснулся кожи Криса, и в тот момент он понял, что никогда и ни за что не сможет полюбить кого-то так же сильно, как Чанбина. – Я хотел успеть раньше тебя, – смущенно поделился тот. – Хотел сделать все красиво, даже столик в ресторане забронировал. – Бинни, – прошептал Крис и потянулся вперед в попытке поймать желанные губы, но наткнулся лишь на выставленную вперед ладонь. – Да дай же ты сказать, – его цоканье языком взрывалось вокруг них мыльными пузырями. – Хоть кто-то должен произнести это вслух. Ты выйдешь за меня? – Да. Просто. Без шуток, без лишней мишуры и съемок на телефон. Без друзей под боком. Лишь они, две пустые коробочки из-под колец и приятная тяжесть одеяла над головами, прильнувшими друг к другу в трепетном поцелуе с соленым привкусом от слез. – Конечно, выйду.