Я просто ребенок

Проведя рукой по опухшей губе, можно было заметить, что на ладони осталась бордовая полоса. А железный привкус во рту давал понять, что последствия необдуманного импульса оказались куда серьезнее. Бумажный платок, врученный одноклассницей, ставшей свидетелем лишь части процесса, торчал из ноздрей, задерживая красную жидкость. Нос гудел, но кровотечение прекратилось, оставляя лишь полосу на подбородке и несколько пятен на белоснежной футболке. Придется выкинуть почти новую вещь еще и потому, что от резкого столкновения с асфальтом на спине образовалась немалых размеров дыра. Радовало только отсутствие головокружения, хотя в висках все еще пульсировало, а мысли только усиливали эффект. Тревожили два факта: нужно будет извиняться перед старшеклассниками из параллели, что остановили все это, и как-то зайти домой в таком виде. Как назло, у отца сегодня выходной, поэтому он с вероятностью в сто процентов или занимается домом, или репетирует очередную роль для театра. Идти к друзьям тоже не вариант, да и не хочется беспокоить. У кого-то родители, кто-то занят подготовкой к экзаменам, а кто-то привлекает внимание редких прохожих, что наблюдают за не самым опрятным видом парня. Кто-то даже спросил, нужна ли помощь. Если только отмазать от отца, который начнет задавать вопросы прямо с порога. Будто ему и так не ясно, что его чаду сложно жить в мире, где он и его семья заслуживают оскорблений по мнению большинства. Вдох, выдох. Поиск ключей в маленьком кармане рюкзака, уже знакомый писклявый звук. Закрытая изнутри дверь. Этого-то и боялся. Звонок, поворот замка и дёрнувшаяся ручка. Вдох, выдох. Но родного голоса, что произносит “Боже!”, не слышно. Видно только, как отец сверкнул пятками, скрываясь за дверями спальни и отмахиваясь рукой, как бы намекая, что у него телефонный разговор, не терпящий отлагательств. И это лишь играет на руку. Кроссовки моментально слетают, оставаясь на коврике в прихожей, а ноги мчат к собственной комнате, к своему убежищу. По-хорошему нужно было бы пойти умыться, но идти в ванную рискованно, поэтому приходится искать влажные салфетки в комоде. Мысль о том, что первоначально не мешало бы снять футболку и вытащить платок, наполненный кровью, приходит поздно. Позднее момента, когда отец, забыв о своем правиле стучаться, прежде чем войти, открывает дверь. — Лёша! - у отца выражение лица, словно он увидел живого мертвеца, не меньше. — Лёша, что случилось? Почему ты весь в крови? Тебя избили? - Арсений подбегает ближе к сыну и заключает его лицо в свои ладони. — Лёша! - он ни на секунду не может остановиться. Страшное зрелище для родителя — видеть своего ребенка побитым. А потеки засохшей крови только усиливают эффект. — Скажи, кто это сделал? Это кто-то из одноклассников? — Пап, не надо, - Лёша пытается вырваться из рук отца, от резкого движения боль в висках лишь усиливается, поэтому с губ срывается короткое пшыканье. — Где болит? Поехали в травму, - Арсений уже разворачивается, чтобы направиться в коридор, где лежат ключи от машины, но его возвращают в реальность. — Пап! - Арсений оборачивается, наблюдая, как Лёша сжал кулаки от боли, что отдавала по всему телу от крика. — Все нормально. — Нормально, Лёш? Ты весь в крови, губа разбита, - Попов старший повышает голос, активно жестикулируя. Его так раздражает безответственное отношение подростка к своему здоровью. — А если у тебя нос разбит или сотрясение? - стоять на месте не выходит, Арсений делает один шаг влево, затем два вправо и так до бесконечности, пока нервы не упокоятся. — Я правда чувствую себя нормально, - лукавит Лёша, ловя на себе взгляд отца. Именно Арсений казался самым сдержанным в их семействе, но это совсем не значило, что разозлить его невозможно. Как раз напротив. Он мог загореться как спичка, но внутренний стержень, как правило, позволял сдерживаться. Вот и сейчас от слепого страха он перешел к злости буквально за секунды. Попов выдыхает, стараясь успокоить нервы, понимая, что эмоции ни к чему хорошему не приведут. — Хорошо, - слышен даже звук сглатывания, кажется, еще чуть-чуть и от стиснутых зубов искры пойдут, — Расскажи хоть, что случилось, если кто-то решил, что может тебя… — Нет, пап, - Лёша обрывает отца на полуслове, прекрасно зная, что дальше последует монолог о том, как родитель за своего ребенка любому глотку порвет. Только вот Лёша считает себя уже достаточно взрослым, чтобы не прятаться за родительской спиной. Арсений смотрит на сына, что потирает свои пальцы. Он боится, что его строгий тон только сильнее напугает и так покалеченного ребенка. Но даже одна мысль, что кто-то прикоснулся к твоему чаду, заставляет пламя внутри вспыхнуть. Надо держаться. — Пожалуйста, расскажи, что случилось, - тон гораздо мягче, и расстояние меньше. Арсений кладет руки на Лёшины плечи, наблюдая за реакцией, потому что он до конца не уверен, где его раны. Лёша молчит. Ему стыдно признаваться. Признаться, что это его вина. Что все увечья он получил заслуженно. Нужно было пропустить слова мимо ушей, но терпеть больше не было сил. — Лёш? - Попов старший пытается поднять голову сына так, чтобы его глаза хотя бы мельком поглядывали на него. Но тот ловко уворачивается. — Подрался, - стыдливо произносит Лёша, опуская голову еще ниже, скрывая часть лица за челкой. — Кто к тебе полез? - нервы постепенно успокаиваются, но вот злость только усиливается. — Я первый начал. — Лёш, - Арсений отпускает плечи сына. Он множество раз талдычил ему, что все, что не решается словами, должно быть пропущено мимо ушей. А оказалось, правило было проигнорировано. — Я знаю. Насилие — удел слабых. Я знаю, пап, - наконец освобождённый из рук парень делает несколько шагов назад, как бы увеличивая дистанцию между ними. — И зачем ты тогда решил кого-то побить? - говорит Арсений, скрестив руки на груди, сильнее нахмурив брови. — И сам получить в придачу. — Пап, полез и полез, сам виноват, давай не будем… - Лёше сейчас точно не хочется начинать конфликт. Голова пульсирует, как и разбитая губа. — Что значит “полез и полез”, во-первых, меня поражает, что ты почему-то выбрал такой способ решения конфликтов, во-вторых, что я должен буду сказать родителям парня, которого ты побил? Я надеюсь это был парень? — Конечно! Кем ты меня считаешь!? - возмущение нарастало. Это правда было ужасно обидно. Насколько вся ситуация выбила старшего из колеи, если он перестал следить за словами. — Человеком, который решил бить другого, - Арсений лишь приподнимает нахмуренные брови, — Ты хоть объясни, за что? - чтобы понизить градус разговора, Попов старший вновь пытается найти вменяемую причину такого поведения. — Лёша, я жду. — Он оскорблял меня, - и снова глаза в пол, потому что знает: сейчас последует очередная лекция о нравственности и чести. Главное перетерпеть и не вспылить, что порой бывает сложно. — Но мы же проходили это, - Арсений потирает глаза, пытаясь понять, почему же взрослый парень, с которым никогда подобного не случалось, решил намеренно распустить руки, — Ты не должен обращать внимание на каких-то задир. Они настолько ограничены, что только так, видимо, могут получить внимание. А тебе главное его не давать. Но ты все равно… — Он оскорблял вас! - не получилось сдержаться. Эмоции переполняли с новой силой. Еще сильнее чем в момент принятия решения ударить по роже мудака, что приставал к Лёше в школе, и позволял себе говорить о “правильности” его семьи. — Он говорил настолько отвратительные вещи, что его могут только хороший удар и могила исправить. — Лёша! - Арсений взмахивает руками, словно дирижер приказывает оркестру остановиться, только вот перед ним лишь один человек. Возможно, где-то в глубине души, Арсения восхищало, что его сын решил защитить свою семью. Но куда сильнее бесило, что все это превратилось в драку, да такую, что его чадо пришло в крови. Хотелось кричать. — Но почему нельзя было свои кулаки при себе оставить? Мы взрослые люди, и нас особо не интересуют те, кто о нас что-то говорит. Нас, спасибо, защищать не надо. Себя лучше научись защищать, и желательно словами, без рукоприкладства. — Да устал я! Они не понимают слова! Я молчал, терпел, но это не помогает, пап! Только сильнее гнобят, с каждым днем все жестче, - Лёша уже не выдерживает. Он правда устал терпеть не только оскорбления, но и все те ситуации, в которых он ограничен. Ограничен правилом не говорить о том, что отношения в его семье не такие, как представляют многие. — Они постоянно припоминают мне, что я расту в семье геев! Они и меня считают геем, и так, кажется, считает вся параллель теперь. — Лёш, разве так важно, кем они тебя считают? - тон Арсения смягчается. Он, конечно, слышал от Лёши истории о мальчиках задирах, что позволяли себе шутить над чужой жизнью, но думал, что сын с ними справился. Тем более было столько совместных разговоров об этом. О том, что большинство не готово принять такие отношения, но они все еще семья, где каждый любит друг друга. — Важно! Я так устал! Я не могу рассказать ничего! - парень делает акцент на последнем слове, проговаривая его по буквам, — Как мы съездили в отпуск — нельзя! Говорить о том, что мы живем втроем — нельзя! Меня до сих пор в дрожь бросает, когда я вспоминаю сочинения “Моя семья” в начальной школе, - и перед глазами картина, где Арсений сидит с маленьким Лёшей на кухне и пишет сочинение с несуществующими лицами, попутно пытаясь объяснить семилетнему ребенку, зачем он врет. В тот момент это казалось таким неправильным, но таким необходимым. Казалось, что так он смог бы уберечь сына от жестокости мира, но, оказывается, спокойная жизнь длилась недолго. Или скорее даже не начиналась. — Меня бесит, что кто-то живет и даже не задумывается о том, что ему нужно не сболтнуть лишнего. А я это делаю с самого рождения! Арсений сменяет гнев на милость и правда пытается не расплакаться. Он знал, что их жизнь будет сложной, но то, что его любимому и единственному сыну приходится проходить через подобное, даже не имея статуса как его родители — причиняет боль. А еще больнее, что за все годы он так и не рассказал о том, что чувствует на самом деле. Были разговоры, были объяснения зачем и почему так происходит. Почему они вынуждены врать. Кажется, они переборщили с рациональностью, и стоило больше говорить о чувствах. Попов не жалел себя. Он уже оброс толстой коркой, через которую не могло пройти ни одно оскорбление. Но его сын — слишком открытый ребенок, которого может ранить любое слово. Его нужно было защищать, нужно было стать его тылом. Но от всех этих скрываний стало только хуже, и Арсений не справился с ролью отца-защитника. В глазах все плывет, а гнев наполняет Лёшу с такой скоростью, что, кажется, беды не избежать. Это все томилось в нем слишком долго. — Почему меня не могла усыновить нормальная семья, а не вы! - дыхание на минуту останавливается. Арсению даже кажется, что его сердце на секунду перестало биться. Лёша же, напротив, вывалил все, что хотел, и на эмоциях еще не до конца понял, что произнес вслух. Но осознание накатывает только после взгляда на отца. Попов сжал губы и, резко вдохнув, запрокинул голову. Лёша знал этот жест. — Хорошо, я оставлю тебя. Вернется отец и отвезет тебя в травму, - Попов старший, развернувшись, резко выскакивает из комнаты, аккуратно захлопывая за собой дверь. Лёша слышит лишь удаляющиеся шаги, которые, скорее всего, ведут в родительскую спальню. Он прекрасно знает, что следует за такой реакцией. Слезы. Он редко видел своего отца плачущим. Возможно, слезы радости он и наблюдал: от подарка, совместно сделанного на день рождения, или после Лёшиной победы в любом конкурсе от рисования до шахмат. Видеть горькие слезы странно, пусть и было много разговоров о том, что не нужно сдерживать эмоции, какими бы они ни были. Лёша все еще считал себя правым, а совесть пока не успела затушить пожар внутри. Может, был резок, может, высказал все на повышенных тонах, но он правда так чувствует. Он правда устал: от нападок задир, от скрываний, от косых взглядов в школе, еще и приближающиеся экзамены. Будто снежный ком, нараставший все это время, резко свалился на голову, засасывая полностью. Парень знает, что сказал глупость, но и отец должен его понять. Лёше кажется странным, что жертва вроде он, но плачет в подушку сейчас его отец.

***

Поворот ключа, хлопок двери и тишина. Лёша смотрит на время в углу монитора. Пришел. Обычно они всегда встречают отца с работы вместе, особенно в выходной Арсения, но со стороны коридора шагов не слышно. Видимо, это очень насторожило жильца, ведь Леша слышит, как сумка не с грохотом летит на пол, а аккуратно кладется на полку. Тихие шаги в их прихожей становятся все менее ясными, поэтому приходится напрячься, чтобы понять, что они ведут в спальню. Слышится негромкий голос, но дверь спальни закрывается, лишая Лёшу возможности хоть немного понять, что происходит за пределами его комнаты. Прошло уже больше двадцати минут, а пожаловавший гость до сих пор не проведал его. И это настораживало. Парень чуть не подпрыгивает, когда слышит стук в дверь. — Да, - Лёша даже секунды отсчитывает, прежде чем сказать. Предполагает, какая реакция будет на его лицо. Папа Антон относился проще ко всяким разбитым коленкам и сломанным костям, сам в детстве такой же неуклюжий был. Но что он скажет, увидев на сыне первые побои, пока оставалось лишь гадать. — Боже, - а это, кажется, должны были быть слова Арсения, — Сильно тебя, конечно, приложили, - Антон кажется сыну каким-то чересчур спокойным, очевидно, что за эти несколько минут Арсений уже рассказал второму родителю, что произошло. И про разговор, наверно, тоже обмолвился. — Привет, пап, - Лёша не знает, что сказать. На лице отца нет укора или злости, только понимание и жалость к почти разбитому носу. От мягкого взгляда проснулась и совесть, что напоминает о колких словах. — Мне хоть расскажешь подробнее, что произошло? - Антон усаживается на кровать, что стоит позади Лёши, который расположился в компьютерном кресле. — Подрался, - парень разворачивается лицом к мужчине, но стыдливо прячет глаза, рассматривая кольца на его руках. — Это я знаю, с одноклассником подрался? - Лёша лишь утвердительно качает головой. — И давно он к тебе уже пристает? — Наверно, как в среднюю школу перешел, - парень бы не хотел помнить такие детали, но на самом деле он прекрасно знал, когда это началось. После нового года в пятом классе, когда прошло уже второе родительское собрание и между мамочками прошел слушок, что Арсений, всегда приходивший на все встречи, не отец-одиночка, а вполне “замужний” человек. И все было бы нормально, если бы слухи не распространялись дальше чата мамочек из родительского комитета. Кто-то не постеснялся рассказать подобное и своим детям. Так и начались первые вопросы от одноклассников. — Мда, я знал, конечно, что у вас в классе есть всякие придурки, но не думал, что они и тебя достанут, - если бы этот разговор слышал Арсений, то давно бы пихнул в плечо, приговаривая, чтобы тот не выражался при ребенке. Но Антон прекрасно знал, что сын уже все эти слова выучил и частенько использует. Лёшу же вновь удивляет, как можно было не думать, что его в школе будут дразнить. У него два отца, это же благодатная почва для буллинга. — А что причиной драки-то стало? — Он про вас говорил, я и не выдержал, - Лёша интуитивно повторяет за отцом, потирая фаланги от напряжения, хотя колец на нем нет, да и не особо его привлекает этот вид украшений. — Все было так плохо, что он заслужил получить по морде? - Антон наблюдает, как сын лишь покачивает головой и поджимает губы. — Я думал, ты мне прям расскажешь, что тебя задело. — Это отвратительно, не хочу говорить. — Ну это же он сказал, а не ты. Будем считать цитатой, - Антон не пытается заставить сына чувствовать себя некомфортно, или, наоборот, отчитывать за то, что вспылил на какую-то мелочь. Он хочет, чтобы Лёша подробнее рассказал обо всем том, что с ним происходит, хочет вскрыть этот нарыв, чтобы тот открылся. — Ну, сначала он что-то кричал мне вслед. Потом мы вышли на улицу, он за мной увязался. Бубнил что-то, а потом, - Лёша сглатывает, прежде чем продолжить, — Я правда не могу, это мерзко, - парень закрывает лицо руками, а потом откидывается на спинку кресла. Он сам никогда не был святошей, даже наоборот, иногда ему многое сходило с рук, но произнести эти фразы, еще и при отце, который взгляд не сводит — невыносимо. — Хочешь, можешь на бумажке написать, если так легче, - и Лёша правда берет стикер с рабочего стола и что-то быстро записывает на листе. Почерк и так неразборчивый, а скорость только усугубила ситуацию. Папа Арсений, увидев это, опять бы сказал: “Надо тебе повторно прописи пойти купить, как в первом классе. Что как курица лапой”, но так ни одну тетрадь и не купил, даже не заставлял переписывать домашнее задание. И замазку не запрещал использовать, хоть и ругался. Через пару секунд в руках Антона оказывается пастельного цвета листочек, на котором синей ручкой выведены слова обидчика: “Смотрите, наш педик сегодня не на огромном джипе едет домой. Что случилось? Один твой папаша уехал трахаться с другим на заднем сидении, а про тебя забыли? Сидит, наверно, театральную рожу строит и просит хуй поглубже в задницу вставить” Антон сначала чуть не хихикает от глупости того самого паренька из класса. Нужно же было додуматься подобное вслух сказать. Но потом он поднимает глаза на сына, чьи щеки немного порозовели, а взглядом уткнулся в собственный носок. Вот тут-то и накатывает злость: сначала из-за сына с разбитой губой, потом за подобные высказывания в сторону мужа. В их семье никогда не было ролевых моделей, да и странно все это. Шастун и Попов были для Лёши одинаковыми защитниками. Возможно, Арс больше проявлялся внешне, потому что изъявил желание ходить на собрания, состоять в родительском чате, и выполнять другие дела, сопутствующие жизни с подростком. Антон поддерживал в тылу, но всегда был готов встать вперед. А вот в их отношениях с Арсением Шастун словно чувствовал, что иногда нужно быть щитом для чуткой натуры его мужа. Хотя тот прекрасно справлялся сам, лишь изредка приходя за советом или помощью. Шастун прекрасно понимал, что Попов просто не хочет лишний раз его тревожить, но Антон всегда брал его под свое крыло, обещая защитить. И его сын поступил точно также. Как смог в свои юные годы, не понимая, что это лишь очередной обидчик, которых в жизни будет еще море. Лучше в самом начале поставить их на место колким словцом или не обращать внимания. Но получилось, что получилось, главное не повторить подобного. — Как твой отец, я должен сказать, что все еще против физического насилия и этого не должно повторяться, но как человек, который был в твоем возрасте: этот мудак этого заслужил. Лёша наконец поднимает голову и видит улыбку отца. Тот, как и все родители, хочет лишь одного: чтобы его ребенок был счастлив. Сейчас этот мальчишка-задира кажется Лёше проблемой вселенского масштаба, и это нормально. Его проблемы также важны, как и проблемы взрослых, и ничуть не глупее. Подрастая, он будет забывать этих людей, главное, чтобы Антон и Арсений сделали все возможное, чтобы стереть это из памяти. — Иди сюда, - Антон раскидывает свои двухметровые руки и кивает головой в бок. А Лёша, словно ждал этого момента, отталкивается ногой от кресла и практически падает на кровать рядом с отцом. Он уже взрослый и почти догнал отца по росту, будучи самым высоким в классе, но умение становиться крошечным видимо приобрел у Арсения. Антон даже шутил, что, возможно, рост не от генетики зависит, а сын просто долго смотрел на них снизу вверх и вытянулся. Лёша кладет голову на отцовское плечо, а Антон обхватывает его рукой за предплечье, второй гладя по голове. В такие моменты Шастун думает только об одном: “Когда же ты успел так вырасти?”. Кажется, совсем недавно сын мог уместиться на его спине, пока они изображали ковбоев. Точнее, Лёша-ковбоя, а Антон выступал в роли верного скакуна. Или, отмотав в самое начало, можно раскопать и крупицы воспоминаний, где Антону нужно было согнуться в три погибели, чтобы взять маленькую ручку, которой было достаточно ухватиться лишь за один палец. Но больная спина точно стоила того, чтобы увидеть первые шаги. Антон крепче прижимает сына к себе, когда чувствует, что тот все равно немного дрожит от напряжения. На самом деле им еще многое нужно обсудить, как минимум, подумать, что делать со школой и взаимодействием этих двоих. Но пока это точно не должно забивать голову Лёше, тем более впереди пара выходных, и времени обсудить будет достаточно. — Папа сильно на меня обижается? - Лёша говорит это, почти уткнувшись носом в плечо, все еще не желая поднимать глаза. Со школой Шастун, конечно, поспешил, нужно ведь еще разобраться с тем, что происходит дома. — Нет, заяц, он не обижается, ты же знаешь, что мы не можем долго сердиться, но, конечно, он расстроен, - для Антона это было очевидно, еще когда он зашел домой. Ведь не встретить его могут только в двух случаях: никого нет дома, или кто-то поссорился. У них крайне редко случались разговоры на повышенных тонах и быстро обрубались, а если все же начинались, переходили в конструктивный диалог. Но сегодня по этим двоим было очевидно — что-то не так. А когда он нашел в спальне Арсения, который просто лежал и смотрел в телефон, стало ясно — точно поругались. Попов же комок нескончаемой энергии, который непонятно откуда ее берет, даже зайчик из рекламы батареек бы обзавидовался, а тут максимальный режим энергосохранения. Самое главное, Арсений не сказал Антону ни одного плохого слова в сторону Лёши: не обвинил в драке, не стал припоминать слова, лишь задавался вопросами, как он упустил чужие издевки, почему сын не рассказывал об этом и что ему сделать, чтобы помочь. Корил себя, что сам не совсем адекватно среагировал и нужно было пожалеть, а не бросаться обвинениями. — Но я правда не понимаю, почему вы думали, что об этом никто не узнает, а тем более что никто не будет шутить над этим, - Лёша облокачивается руками на кровать, чтобы немного отпрянуть от отца и посмотреть на него. — Мы и не думали, что это будет вечной тайной. Да, хотели по максимуму это скрыть, но больше даже от родителей, потому что мы знаем наше поколение, надеялись, что ваше не будет обращать на это внимания. Но дети жестоки, - Антон и сам вспоминает свои годы школы, он успел побыть и тем, кого дразнили за большие уши, и тем, кто сам был обидчиком. Сейчас, конечно, стыдно за те глупые поступки, но главное, что он понял это довольно скоро и дружил со всеми, с кем хотел, уже с класса седьмого, не обращая внимание на “друзей”, которые говорили, с кем клево дружить, а с кем нет. — А про всяких неприятных личностей: мы думали, что ты справляешься с ними, тем более ты никогда не просил помощи. Рассказывал, что есть задиры, но их слова тебя не задевают. Сейчас нас, конечно, больше беспокоит, почему ты не рассказывал нам все, - Антона, как и Арсения, тоже гложит этот вопрос с тех пор, как он переступил порог дома и узнал, что произошло. Потерять связь и доверие, наверное, самая большая утрата и для родителя, и для ребенка. — Думал, вам и ваших проблем хватает. Вы тоже, судя по рассказам, натерпелись, зачем я еще со своими проблемами, тем более с придурками одноклассниками. — Лёш, - Антон смотрит исподлобья, но, замечая округлившиеся глаза сына, а потом и понимая, за что этот взгляд, улыбается, — Давай следовать папиному правилу и не выражаться. — Зачем ты опять включил папу Арсения, - Лёша наиграно канючит, но падает носом в папину грудь, а широкая ладонь накрывает его спину. Антон смеется: каким бы взрослым ни был его сын, перед глазами иногда все тот же маленький мальчик, который откроется только ему. И Арсению, конечно. — Давай все обсудим вместе, как раз пора ужинать, - Антон уже хочет начать вставать, но Лёша не дает сдвинутся с места. — Папа правда на меня не обижается? - на этот раз Лёша уже не прячет свое лицо, а смотрит прямо на Антона. Удивительно, как сильно иногда мальчик становится похожим на одного из своих родителей, даже при отсутствии родственных генов. Сейчас два голубых глаза блестят под светом лампы, чей свет дотягивается аж с письменного стола. Вылитый Арсений, если добавить прищур, а не щенячий взгляд, которым сейчас и смотрят на Шастуна. — Надо проверить, если извинишься, точно не будет, - Антон подтягивает сына за собой, пока тот думает, как бы правильно сформулировать все, что он хотел сказать. Времени не много, ведь он уже оказывается в коридоре. Прежде чем постучать, Лёша замирает на несколько секунд прямо перед самой дверью в спальню. Антон стоит позади и кладет руки ему на плечи. — Не бойся, я рядом, - такая короткая фраза, но такая нужная. Ее точно слышит лишь Лёша, потому что Антон произносит ее шепотом у самого уха, а потом отходит на пару шагов назад и скрывается на кухне. Три удара по деревяшке и громкое “Заходи” еще до того, как Лёша задал свой вопрос. Сначала он лишь чуть-чуть открывает дверь и видит, что отец сидит на кровати в очередной раз со сложным лицом, листая что-то в телефоне. Хочется хихикнуть, потому что таких моментов в Лёшиной фотопленке в телефоне просто море, он даже сделал стикеры с этими лицами, но папа Арс не оценил, зато Антон до сих пор пользуется ими в переписке с Лёшей. Но сейчас точно не до шуток, Лёша накосячил, сказал лишнего, но главное ведь признать свою ошибку? — Пап, - Лёша начинает в дверях, держится обеими руками за ручку. Арсений наконец обращает на него внимание и откладывает телефон на постель, готовый слушать. Лёша заходит и оставляет дверь открытой, словно папа Антон так услышит его и прибежит на помощь в случае чего. Парень усаживается на край кровати, становясь как бы полубоком к отцу. — Прости за все, что наговорил, это было на эмоциях, я правда так не думаю. Лёша смотрит на отца, и выражение лица Арсения смягчается, но он все еще не проронил ни слова. — Вы самые лучшие, и вы всегда рядом, поддерживаете меня, я бы не хотел другую семью. Я люблю вас, - кажется, будто пара секунд и из Лёшиных глаз покатятся слезы, вызванные то ли эмоциональным напряжением от всех событий за день, то ли действительно важными словами. Но, кажется, Арсений растроган не меньше, ведь улыбка на его лице расширяется пропорционально распахивающимся для объятий рукам. Лёша также падает в них не задумываясь, немного ударяясь уже больной скулой, на которой завтра будет большой синяк. — Я люблю тебя, пап. — И я тебя, солнце. Прости, что, возможно, где-то недостаточно обратил внимание на твои проблемы, но обещаю, никто тебя больше не обидит, и я в том числе. Прости, что накричал, - Арсений гладит Лёшу по волосам, чувствуя, как сердце сына бьется быстрее обычного. Возможно, чем старше дети становятся, тем сложнее с ними справляться, ведь они уже самостоятельные личности, мысли и чувства которых также важны и значимы. Иногда, конечно, забываешь об этом, но главное понимать, что дети тоже имеют свой собственный выбор. Пока у них нет опыта, чтобы не наступить на грабли, от которых родители так пытаются их уберечь. Возможно, у них этих граблей на пути и вовсе нет. — Вы помирились, нет? Я есть накладываю? - слышится крик из кухни. — Никакой от него романтики, - Арсений бухтит и, скинув одеяло с ног, быстро заползая в тапки, направляется к источнику шума. — А ты сына не думал в травму отвезти? - а Лёша смеется, понимает, что вот его настоящая семья, которую он любит и будет любить, пусть иногда они ссорятся, но главное, что всегда открыты друг с другом и готовы к диалогу. — Лёша! - повторяет Антон и долго тянет последнюю букву имени. — Иду! - кричит тот в ответ, сползает с кровати и направляется к кухне, ведь, даже мучаясь от душевных терзаний, ужин отменять никак нельзя.