контрольная.

Злоебучая работа в школе надоедает невыносимо. Устаешь от работы с кучкой детей, которые ведут себя хуже, чем животные на скотобойне – бешеные, неуправляемые и совершенно дикие. А когда это девятый класс – еще хуже. Гормоны бушуют нещадно, энергия прет, шутки становятся все более и более неуместными. Нет, конечно, некоторые люди и в более взрослом возрасте шутят примерно так же, но это уже совсем ненормальные. Благо, что у Дани спасение в этом отвратном месте есть – Руслан. С ним и в школе, между уроков поговорить можно, и дома нежности получить, и все-все. Чудо, а не человек. Правда, кажется, учащиеся что-то подозревают, но это не суть важно. Они на педиков не похожи, а, значит, до конца уверенным быть никто не может. Он – единственное, что спасает рыжего. Заставляет не срываться. И Кашин действительно благодарен. Если бы не Тушенцов, он бы уже явно кому-то вмазал. А так даже не сорвался ни разу. Такой, хорошенький математик. Утренний кофе заставляет взбодриться. Даня волосы поправляет, чем делает только хуже. Злится снова, кружку в руках сжимая. Хмурится, возле окна стоя, силясь рыжее нечто на голове пригладить. Уже готовый распсиховаться, он чувствует вокруг себя теплые руки и слышит зевок за спиной. Ярость сразу отходит на второй план и Кашин, поставив стакан на окно, оборачивается, заключая сонного Руслана в объятья и чмокая в макушку. – Доброе утро, – бурчит тихо шатен в чужую майку, все еще сопя. Только проснулся, ото сна не до конца отошел. – Доброе, доброе. Давай, тебе кофе сделать? У тебя работы сегодня много. Да и мне помощь нужна, девятый А неуправляемый. Списывают только так. – Дань, я завуч, а не учитель математики, – с зевком он отстраняется, подходя к столу и наливая заваренный кофе из кофейника в чашку. Варить времени не было, поэтому растворимый. Привык уже. – Ну тебе что, сложно мне помочь? Ну Ру-усь, – Даня сзади подходит, руки теплые под майку запуская и губами по шее проезжаясь. – Ладно, ладно, жучара, – улыбается, посмеиваясь от прикосновений. После достаточного времени семейной жизни подобное перестает носить пошлый подтекст и воспринимается лишь как очаровательная нежность. Не смотря на сложные характеры обоих, они вполне неплохо уживались. Любили друг друга невыносимо, даже кольца купили. На пальцах безымянных носят, хотя официально не расписывались. А оно и ясно – нигде не распишут двух мужчин. Ну и хер с ним, им и так отлично. Главное, что рядом друг с другом им хорошо. В школе все тоже складывалось неплохо. Оба работали, зарабатывали достаточно ввиду дополнительной подработки. Кашин биты писал, Тушенцов – песни. Так и жили. Даню любили все, преподавал действительно хорошо. А Руслан просто по школе туда сюда бегал, прощал малолетним пиздючкам курение в школьном толчке, матюки при химичке и отсутствие формы. Документы таскал, на уроках врывался и учителей на совещания дергал. В общем, любили его не меньше Кашина. А вместе они – тандем. Постоянно вместе, угорают, подкалывают друг друга. Если урок вместе ведут, то все, праздник. Оба строгие, конечно, но все же. И сегодня девятому классу повезло. Зайдя в кабинет со звонком они увидели, как на первой парте сидит Руслан, для них Сергеевич, а за своим местом, закинув ногу на ногу, сидел Данила Владимирович. Оба смеются весело над чем-то о звонке, кажется, забыв. – Здравствуйте, Руслан Сергеевич! – названный оборачивается, с парты слезая. Руку пожимает подошедшему Юлику, а за ним друга за рюкзак дергает верный Никита Гридин. Тоже тандем нихуя себе. Они за последнюю парту уходят, переговариваясь буйно о чем-то. Тушенцов оборачивается, улыбаясь. Забавные ребята. – Рассаживайтесь давайте, шпана. Учебники не достаем, только двойные листочки и ручки, карандаши, стерки, тыры-пыры. Да че вы пугаетесь сразу, – Даня переносицу под очками трет, когда от класса разочарованный гул слышится. Сразу зашуршали листы бумаги, которые нещадно рвутся из тетрадей, замочки пеналов заширкали туда сюда. – Только вырывайте не из химии, окей? Да и самостоятельная легчайшая, неравенства всего-то. Мы все это проходили, вы все решали. Хотите я вместе с вами Руслана Сергеевича писать посажу? А если не напишет… Придумаете, кароче, – смеется хрипло Кашин, на Тушенцова смотря. Залип на секунду, влюбленными глазами пялясь, но быстро в себя приходит, когда тот ближе подходит и за ухо голову к себе наклоняет. – Пиздец тебе, рыжий, – на ухо шепчет чуть раздраженно, после отстраняясь и на класс смотря, который от взаимоотношений подобных заржал. – Руслан Сергеевич писать ничего не будет, спокойно. Я и так уважаемому Даниле Владимировичу одолжение сделал. Уйду сейчас и списывайте себе на здоровье, – улыбается, косясь на растерявшегося Кашина. – Да понял я, понял, не выступай… те, – добавляет быстро он, опомнившись. – Следите за языком в следующий раз, – Руслан хватает со стола листки с заданиями, написанные косым почерком и перепечатанные в нескольких экземплярах. Заданиям лишь ухмыляется – для него легчайше. Ну, а для балбесов местных это сложно, ууу, пиздец! Пробегает взглядом, прикидывая решения, пока из рук его стопку не вырывают. – Решите щас, а потом подсказывать будете своим любимым Онешко и Гридину, – взгляд зеленых глаз метается на последнюю парту, где мальчики о чем-то активно спорят. – А? Че? – оборачивается Никита, слыша свою фамилию. – Да че вы сразу-то! – возмущается Юлик, хмуро смотря на рыжего. – Ниче. Телефон у тебя увижу – два поставлю. Славу дернешь – тоже. Усек? – Да я ему списать и не дам, – Карелин смеется гортанно. – С чего вы взяли, что я списывать буду? Я, может, эту тему лучше всего понял, на пять щас напишу. – Посмотрим. Раздайте листочки кто-нибудь, а, – Кашин машет стопкой листочков, подняв руку к верху. Класс шумит в предвкушении контрольной. А Тушенцов лишь влюбленно пялит на Даню.