Дневник Евгения Базарова

6 июля 1859 Сегодня я начинаю вести свой дневник. Ещё несколько дней назад я и подумать не мог, что буду заниматься этим и записывать все свои мысли. Что это со мной? Сегодня я приехал домой, думаю недель на шесть, а там как получится. Родители очень обрадовались, засуетились. Они очень соскучились, и я это прекрасно вижу. 8 июля Так непривычно писать о своём состоянии сюда, но больше и выговориться некому… Скука ужасная. Что-то со мной происходит. Что-то, чему я не могу противиться. 11 июля Всё никак не могу перестать думать об Анне Сергеевне. Зачем я ей признался в своих чувствах? Почему не сдержал свой порыв тогда? Я же знал, что это не приведёт ни к чему хорошему… Конечно, я был тогда немногословен, оставаясь верным своей натуре, но и это меня не спасло от ноющего чувства, которое разрастается с каждым днём в моей груди всё больше. Анна Сергеевна была так холодна, я понял, что она ничего ко мне не чувствует. Только любопытство. Что же мне теперь делать? Кажется, мои страдания были непоняты. 15 июля Отец постоянно рядом, хоть и обещал не тревожить меня. А я не могу ни с кем контактировать, словно потерял власть над самим собой. Пытаюсь казаться таким, каким был всегда, но, кажется, плохо это у меня выходит. Как же я устал от этого. 18 июля Ночью снова плохо спалось. Мысли всё лезли в мою голову, заполняя каждую её клеточку собой. Вспомнился Аркадий. Мы ведь были с ним хорошими приятелями, а оно вон как вышло. Как же всё на самом деле обманчиво, пусто, бессмысленно. 20 июля Никто меня здесь не поймёт! Я чувствую, как с каждым днём всё больше закрываюсь в себе. Пытаюсь подавлять рвущиеся наружу чувства, но понимаю, как это глупо. Как я мог отрицать любовь? Как я мог судить по другим, не почувствовав на себе? Всё думал, что ко мне это не имеет никакого отношения. А оно вот как обернулось. Теперь понимаю, что каждый должен пройти через всё сам, познать всё на своём опыте. И лишь потом делать выводы. 22 июля Сегодня ходил в город, говорил с мужиками. Странно, ведь мы хорошо поняли друг друга. Оказывается, они невежественны, но совершенно не глупы. А ещё… Бедность кругом. Даже смотреть больно. 24 июля Нужно себя чем-то занять, иначе совсем потеряю контроль над собой. С сегодняшнего дня буду помогать отцу лечить мужиков. Надеюсь, хоть это поможет забыться. 27 июля Теперь каждый день лечу больных, как и собирался. Стало легче, я ушёл полностью в работу. Да вот только её образ меня не покидает. 28 июля Сегодня решил поупражняться во вскрытии. Давно этого не делал. Вскрывал умершего тифозного мужика. Удивительно, как смерть может обезобразить человека. Жил себе, делал что-то, а потом всё в один миг кончено, не нужно никому. А ведь он даже перед самым концом не смог выбраться из-под постоянного удушливого гнёта зависимости и рабской покорности. Стоял я над этим мужиком, и, не скрою, пробрал меня на миг жуткий дух. Как подумать — все мы равны перед смертью… Что уж теперь скрывать. Да тем более и скрывать то не от кого. Настолько меня этот дух пробрал, что рука моя дрогнула, и я порезался. Кто знает — что теперь будет. Я сам врач, и не могу давать себе ложных надежд на чудо! Отец и матушка разволновались. За что им всё это? 30 июля Непонятные мысли лезут в мою голову, пробирают до дрожи. Не знаю, как избавиться от них. Теперь даже не работается. Всё мерещится образ Анны Сергеевны. Не покидает меня ощущение того, что она постоянно рядом. Ходит где-то вблизи, смеётся… Как противно осознавать себя бессильным! Да что тут поделаешь… 31 июля Глубокая ночь за окном. Не спится совсем. Дела мои дрянь! Мысли такие тошные, тяжёлые, в груди всё от них сжимает. Старая штука — смерть, а каждому внове. Конец. Конец. Одна мысль преследует меня теперь, ни о чём больше и думать не могу. Её лишь хочу видеть. В последний раз. Попросил отца послать за Анной Одинцовой. Надеюсь, она мне не откажет. Осталось только дождаться её. И всё. Недолго мне осталось. 1 августа Я увидел её! Не сразу осознал, что это она, а неё образ, который мне постоянно мерещится. Всё как в бреду! Благодарен. Я так благодарен ей. В её глазах не было уже привычного холода, лишь сострадание и печаль увидел я в них, но это нисколько не унизило меня. Это дало мне понять, что я ей небезразличен. Тяжело писать… Мысли мои путаются. Снова мне хуже становится. Бедные! Бедные мои родители! Сейчас только понимаю, как же больно уходить из жизни, не узнав настоящего счастья, не дав его вполне прочувствовать другим. Как же слепа любовь, как же безумна! Снова я в бреду. Как же красив её образ! А больше ничего. Ничего нет! Как же я всё-таки её люблю…