Одно утро из жизни Миранды Пристли

      За окном не ритмичной барабанной дробью стучит дождь. Мои глаза лениво разглядывают мутные ветки дерева за окном, скользя по скрюченным палкам без листьев. Среди туч иногда блестит молния, но грома почему-то не слышно. Часы на стене бессовестно показывают половину пятого утра. Мой будильник заведён на пять тридцать, но поспать ещё час мне, вероятно, не удастся. Я бездумно вожу пальцами по прохладной шершавой простыне из жатого хлопка. Ненавижу гладкое постельное бельё. Где-то вдалеке всё-таки прогремел гром, но как-то нерешительно. В голове сонными пчелами возятся мысли и планы на этот день. Нужно связаться с Лагерфельдом до его очередного семнадцати часового перелета в Австралию и сказать Эмили, что необходимо забрать пиджаки от «Robert Wun» для предстоящей съёмки на седьмой разворот. Близнецы хотят диск с каким-то новым фильмом ужасов, — я никогда не пойму, почему им нравится это безобразие — а ещё у Патриции слишком затрудненное дыхание. Вероятно, это неизлечимая старость, но, ветеринар должен хоть как-то облегчить ей жизнь, верно? Тяжкий вздох сорвался с моих губ, и я перевернулась на спину, проведя ладонями по лицу. Кончики пальцев чувствуют морщины у краешков глаз и на носогубном треугольнике. Старость подобралась и ко мне. Так незаметно и резко. Взяв с тумбочки будильник, я не глядя завела его на следующее утро. Сон не желал приходить, а лежать в постели часами я разучилась. Когда-то в двадцать лет я могла спать двенадцать часов к ряду, но сейчас… В наши дни я была благодарна и за шесть часов беспрерывного сна. Надев длинный махровый халат темно-синего цвета, я обула мягкие тапочки и вышла из спальни как можно тише. За годы проживания в этом доме я научилась проходить по коридорам и лестницам почти с закрытыми глазами. Тихонько приоткрыв дверь в спальню девочек, я услышала слишком резкое движение на одной из кроватей. Ну конечно, совсем не видно свет фонарика, который лежит под покрывалом. Сдержав ещё один тяжёлый вздох, я закрыла дверь, сделав вид, что ничего не заметила. Кэссиди обожает читать, и меня радует этот факт, но ночью дети её возраста должны сладко сопеть в подушку. Я почти уверена, что сегодня вечером моя дочь придет в кабинет с грустной гримасой и скажет, что у неё «совершенно непонятно почему» болит голова. Спустившись на кухню, я включила неяркую подсветку столешниц, отвергая яркую лампу на потолке: ещё слишком рано для слепящего потока света. Поставив чайник на плиту, я привычным движением включила огонь под ним. Решив побаловать себя в это дождливое утро, я открыла холодильник и достала оттуда сыр. Хлеб, тостер, несколько минут и у меня в руках тарелка с горячими сэндвичами с сыром Поразительно, что мой организм абсолютно прекрасно относится к стейку с кровью, и даже наоборот требует этого, если судить по анализам, но в то же время не выносит мой любимый сыр. Частое употребление обычного сыра заканчивается скачущим давлением и головной болью. Что ж, в последний раз я ела его десять дней назад. Вероятно, прошло достаточно времени. Зелёный чай с мелиссой делает мое горло гладким, как шелк. Приятное чувство от чрезмерно горячего напитка растекается по телу. Мой дантист обеспечен до конца жизни, я думаю. Дождь за окном утих, молнии тоже исчезли, как и гром. Ветер больше не шепчет среди голых веток, и я довольно вздыхаю от чувства гармонии, скрестив лодыжки, чтобы согреть холодные ступни. Несмотря на ранний подъём, день начинается не так уж и плохо. Отправив в рот последний кусочек первого сэндвича, я мимолётно заметила, что Патриция зашла в кухню. — Привет, дорогая… — начинаю я ворковать, но вижу, что в зубах собаки находится истерзанный ею полусапог из кожи. Из той пары, что я собиралась надеть сегодня в офис. Хорошее настроение тут же исчезло, и я нахмурилась от разочарования, почти мгновенно изменив выражение лица на более нейтральное. Снова морщины. Поднявшись со стула, я иду в гардеробную и ожидаемо нахожу дверь незакрытой. Сначала в голове появляется мысль провести очередную лекцию для девочек, что необходимо закрывать дверь гардеробной, но затем в памяти всплывает воспоминание о вчерашнем вечере. Нет, лекцию нужно рассказать самой себе. Следовало хоть иногда не разговаривать по телефону при входе в дом. В гардеробной валяются несколько ботинок и полусапог, потерявший свою пару в неравной битве со слюнявой пастью моей любимой собаки. Присев на корточки, я собрала обувь и вернула её на место, а затем с тяжёлым расстроенным вздохом вышла из гардеробной, плотно прикрыв дверь. Завершение завтрака, душ и привычный ритуал укладки волос феном, который отработан тысячи раз. В шкафу висят идеально выглаженные платья, костюмы, юбки, блузки, брюки, пиджаки, блейзеры, жилетки, топы… Я с сомнением касаюсь пальцами вешалок, позволяя ткани скользить по моей коже. Гладкое, шершавое, кожа, бархат, шелк, хлопок, шерсть… Да. Достав из шкафа дымного цвета шерстяной костюм, состоящий из пиджака с широкими плечами и юбки чуть ниже колена с небольшим вырезом, я начала вдохновенно искать подходящую блузку. Леопард, белый, черный, пудровый, лимонный, оливковый, серый. Всё не то. Раздражённо закрыв левую дверцу шкафа, я открыла среднюю часть. Свитера, рубашки, водолазки… Водолазка цвета темного индиго. Идеально. Понадобятся ещё и серые колготки, ну и, конечно, туфли от «Prada», которые на первый взгляд кажутся красными, но на самом деле имеют фиолетовый отлив. Я довольно усмехнулась. Да, этот наряд определенно меня устраивает. В комнате уже светло, хотя за окном всё ещё предрассветная дымка. Я застёгиваю ремешок часов на запястье и иду в комнату девочек, размышляя об остальных аксессуарах, которые могут дополнить мой образ. — Боббси, пора вставать, — я включила люстру в комнате и подошла к каждой из дочерей, чтобы оставить короткие поцелуи на лбах. И, разумеется, в постели Кэссиди лежит очередная книга и фонарик. Девочки хмурятся и трут глаза, ну а Кэссиди, кажется, вообще с трудом осознает свое местоположение. Я не дала дочери завалиться обратно в кровать и помогла ей встать на ноги. К счастью, сегодня у девочек не должно быть каких-то оценочных работ, поэтому Кэссиди будет страдать от недосыпа без вреда для своей успеваемости. Не знаю, насколько это соответствует педагогичному поведению матери, но девочкам нужно привыкать, что все их действия имеют последствия. — Иди умываться, дорогая. Кара придёт через десять минут, — я погладила дочь по спине и подтолкнула в сторону ванной. Кэролайн уже чистила зубы, кривляясь своему отражению. Фыркнув, я вышла из комнаты, увидев Патрицию, которая обиженно сопела, глядя на меня. Когда она была маленьким щенком, это толстое тяжёлое создание любило лечь на диван рядом с моими ногами и положить голову на мои колени. Каждый раз это означало новую порцию шерсти на моей одежде, но как я могла отказать? Патриция была прилипчивым ураганом радости, который встречал меня вечером после работы так, словно бы я вернулась после десятилетнего отсутствия. А сейчас она даже не хочет выходить на улицу. — Злая хозяйка выбросила твою новую игрушку, Патриция? — я прошла мимо собаки и услышала недовольное бормотание. Обувшись и закрепив укладку неприличным слоем лака, я начала наносить макияж. Внизу хлопнула дверь, и моя рука дрогнула, пока я выводила карандашом контур губ. — Сегодня может хоть что-нибудь пойти по плану? — недовольно проворчала я себе под нос и достала салфетки для снятия макияжа. Пятнадцать минут и я полностью готова. В очередной раз спустившись по лестнице, я зашла на кухню, увидев Кару, которая уже готовила для близнецов завтрак. — Доброе утро, Миранда, — вежливо поздоровалась она, но я, разумеется, проигнорировала это. — Передайте Сержио, что девочки хотят что-нибудь из морепродуктов на сегодняшний ужин, но только не тот тыквенный суп с креветками. И проконтролируйте, чтобы Кэссиди взяла все необходимые тетради и учебники в школу. Я подошла к одному из шкафчиков и достала оттуда упаковку с мятными леденцами без сахара. Взяв несколько пластинок в шуршащих бумажках, я вышла из кухни, не обращая внимания на очередное «Да, Миранда». Заводить дружбу с работающими на меня людьми я не собиралась. Кара не знает об этом, но она одна из тех людей в моем ежедневном расписании, кто мне действительно нравится. Никто и никогда не узнает о подобных вещах, поскольку образ грозной начальницы тут же разрушится, а это… это чревато последствиями. Мне достаточно того, что глупая собака, за дрессировку которой я заплатила не одну тысячу долларов, упрямо жуёт мои кожаные сапоги, ботинки и сумки. А это всё по той причине, что я не могла найти в себе силы отчитать её, когда она была ещё щенком. Если даже от собаки столько проблем, то сколько же могут натворить люди, если они не будут опасаться? — Боббси, я ухожу на работу, а вам пора завтракать, — в третий раз за сегодняшний день я зашла в комнату моих близнецов. Кэролайн сидела на ковре в теплых колготках и рубашке, но пока без юбки, и хмуро пыталась собрать Кубик Рубика. Вчера ей взбрело в голову решить эту головоломку. Кэссиди вообще ещё не переоделась из пижамы в школьную форму. Вместо этого моя дочь продолжала читать книгу, которую, очевидно, не дочитала ночью. — Девочки, — строго выговорила я, скрестив руки, — мне нужно снова провести с вами сорока минутный разговор об опозданиях? — Ещё одну страницу, мам, — попросила Кэссиди, не отрываясь от книги. Кэролайн, увидев мой строгий взгляд, тут же с кряхтением поднялась и надела юбку. Под всё тем же внимательным взглядом она внимательно и педантично заправила рубашку за пояс. Я одобрительно кивнула. Затем я повернулась ко второй дочери и сделала несколько неторопливых шагов, но достаточно громких из-за моих каблуков. На третьем шаге Кэссиди закрыла книгу и положила её на тумбочку. — Всё, я уже собираюсь! — быстро сказала она, подбежав к шкафу. Я покачала головой. Получив прощальные поцелуи в щеку, я вышла из комнаты и направилась вниз к гардеробной. Юрий наверняка уже подкатил машину к дому и ждёт. Надев темно-серое пальто и взяв сумку, я ненадолго остановилась перед зеркалом. Макияж идеален, укладка тоже, как и мой наряд. Глаза быстро скользят по одежде, пытаясь найти изъян, лишнюю нитку или складку. Ничего. И всё равно что-то гложет, что-то глубоко внутри, в самом нутре. Как будто я забыла что-то, что не имела права забыть. Но это не о работе, нет. Что-то обо мне самой. — Да, Мириам… — со вздохом прошептала я. — Ты всё так же ничего не понимаешь в себе как и тридцать лет назад. Это ощущение возвращалось ко мне резко, внезапно, обдавало холодом и одиночеством, а затем снова исчезало. Возможно, сегодня на меня повлияла погода или недосып, а может быть предстоящее собрание попечителей «Элиас-Кларка». В любом случае, возможность хорошего настроения окончательно исчезла в одно мгновение. За спиной послышалось громкое дыхание, и я обернулась. В дверях сидела Патриция, которая дышала так тяжело, будто пробежала забег. Она не переступила порог гардеробной, сев у самой границы. Возможно, в собачьих глазах я увидела какое-то подобие сочувствия. — Что ты хочешь, Патриция? Пустым усталым тоном спросила я и присела рядом с собакой. Патриция повернула голову в бок и начала кивать, будто бы пыталась потереться о невидимую руку. Резко поднявшись, я обошла собаку и слишком громко хлопнула дверью дома. Мне нельзя плакать. Я должна ехать на работу и творить историю моды. Никто не способен на это кроме меня.