До невозможности неизбежно

       Амен стал понимать, что они на грани. Ещё немного, и ни у кого из них не будет сил остановиться. Что-то не так, всё слишком… слишком неправильно?.. Спешно… Он медленно притормозил, упёршись лбом в шею Эвы. — Постой, Эва… — ласково, насколько умел. Её всю трясло от невыносимой жажды. Эва нежно ухватилась руками за его мягкие волосы и оттянула на себя. Глаза встретились, играли с огнём. Должно быть, алкоголь чересчур взбудоражил их сердца, потому что по иному Эва не могла объяснить себе откуда у эпистата взялся столь похотливый взгляд, догола её раздевающий. Она и сама нервно искусывала губы, готовая в любой момент с головой окунуться в неизведанный мир. Готовая отдаться ему. Поцелуй разворошил в них чуждые обоим чувства, что поглотили остатки здравого смысла. Медленно облизнувшись, она таяла от его невероятно откровенного внимания. Уж было почти успокоившись, хотела слезть, но вместо этого чуть ли не потеряла равновесие, вновь оказываясь схваченной в плен. Эва слегка заёрзала, тем самым вызывая у эпистата глубокий вздох, сдерживающий наслажденный стон. Никогда ещё Эвтиде не приходилось чувствовать себя столь хорошо. Она запрокинула голову назад, пытаясь восстановить поток сознания, однако, любая приходящая мысль возвращалась к напряженной плоти, что она ощущала сжатыми бедрами и отрывистому дыханию, щекочущему шею. — Уверен?.. — с минуту таки ответила она, проходясь ладонью по чужой груди. Каждым своим движением она испытывала терпение Амена, держащееся на тонюсеньких петельках. Возбужденная Эва, со стекающей по лбу капелькой пота, так и норовящая прикоснуться к разгоряченному эпистату, грозила ему потерей всякого обладания собой. Он понимал, что требовалось немедленно оттолкнуть Эвтиду, пока не стало слишком поздно… Руки никак не размыкались на тонкой талии. Наоборот, прошлись дальше, провели линию вдоль гладкой спины, очерчивая позвоночник. А губы сами по себе потянулись к заостренной ключице, языком обводя её идеально-ровный контур. Эва застонала, более громко, практически не сдерживаясь. Совсем растеряв всякий стыд, она впилась ногтями ему в затылок. Амен опустился ниже, задевая носом тонкую ткань, что скрывала под собой утонченное девичье тело, не позволяя эпистату рассмотреть Эву до конца. Такой, какая она есть. — Могу ли я? — прошептал Амен. Обычно эпистату не требовалось разрешения. Он не любил думать о чужих чувствах. Если чего-то желал — брал, не коря себя за содеянное. Жрицы любви, что оказывались у него в покоях, совсем не жаловались, просто выполняя работу. Однако, с Эвой так не мог. Не доводилось Амену с такими неопытными дело иметь. От неё чувствовалась некая робкость, что проходила по вздрагивающим кончикам пальцев и переносилась на большие изумрудные глаза, которые Эва периодически отводила. Дерзкая Эвтида, не знающая собственного места, в данный момент таковой совсем не казалась. — Да, — почти невесомо кивнула она, а зрачки её расширились до неузнаваемости, как только Амен оттянул тонкую ткань. Чистая после мытья кожа так и подставлялась под очередную порцию ласок. Меж пальцев он зацепил вздернутый сосок, с хищным прищуром осматривая миниатюрную грудь. Эва хотела прикрыться с непривычки, в миг отрезвела. Вспомнилось ей детство… Неприятные, крайне непристойные прикосновения и вкус подступающей к горлу рвоты. От эпистата опасности не исходило, к удивлению. Однако, резкий поток страха заполонил её всю. — Амен… — чрез силу произнесла она, отчего прозвучало крайне измучено. Его не требовалось звать дважды. Резко отпрянув, Амен туманно на неё взглянул, ожидая продолжения. А Эва, как с ним глазами встретилась, так и забыла почти, чего так напугалась. Не готова она была с ним откровенничать о тяжелых временах. Но и без слов всё казалось Амену понятным. Он аккуратно, едва ли дотрагиваясь до оголенных ребер, переложил её на кровать, позволяя с мыслями собраться. Сам же на минуту, может две, отвернулся, сжимая руки в кулаки до хруста: боль помогала успокоиться. Эвтида вновь перепугалась, замечая то, как его внимания резко стало не хватать. Нет, она готова. Просто требовалась передышка для переосмысления. Нащупала кувшин, поболтыхала оставшуюся на дне жидкость и влила в себя для смелости. Страдала она без чужого тепла, от которого вся ластилась, извивалась в страстном танце. Провела по широкой спине извитую линию, чуть-чуть прижимаясь. Эпистат заметно напрягся, рефлекторно вздрагивая. На вряд ли кто-то смел подходить к нему со спины. И Эве было не позволено. Так ли? Развернувшись в пол-оборота, он выжидающе опустил глаза на её обнажившуюся грудь. Девушка залилась лёгким румянцем и, сама не ведая, что творит, потянулась к выпирающей жилке на шее. Провела по ней языком и прикусила, одурманиваясь от солоноватого привкуса во рту. Опустилась чуть ниже, поражаясь собственному напору. Так она дошла, покрывая рельефное тело влажными поцелуями, до края штанов, из которых мелкими корнями выходило соцветие вен. Запнулась, долго не решаясь разрезать границу полноценно. — Не надо, Эва, — вымолвил Амен, хоть его громко отстукивающее сердце говорило о ином. Приказ эпистата показался для Эвтиды благим сигналом. Нравилось ей перечить грозному Амену. И знала она, что это непослушание его крайне будоражило. Неторопливо, как кошка под покровом ночи, нападающая на добычу, Эва прошлась тонкими пальцами по напряженному мужскому достоинству. Дия ей рассказывала как-то, что девицы, пред тем как возлюбленному отдаться, иногда предаются другим утехам. Тогда Эвтида её сразу же заткнула. Щас же думала о том, что информация, оказывается, и пригодилась. Ныряя рукой внутрь, обхватила член рукой, не зная, что и делать дальше. Была она в неком ступоре, уже не столь рьяно, сколь глуповато проводя по нему вдоль. Амен молчал, то ли и впрямь наслаждаясь, то ли потешаясь с её попыток. В какой-то момент не выдержал, пересаживаясь. — Моя очередь, Неферут. Он потянулся к лицу Эвы, указательным пальцем приоткрывая разгоряченный рот. Завёл его за щёку, сам закусывая губу до крови. Затем всунул второй, проходясь им по ровному ряду зубов, насаживаясь на заостренные клыки. У Эвы вновь сознание опустело, только наслаждение затмило разум, а сокровенное место сильнее взмокло, отчего тягучий узел, образовавшийся в животе, невыносимо изныл. Она судорожно вздохнула, когда Амен вытащил пальцы, оставляя на её подбородке тягучую струйку слюну. Не отнимая взгляда светлых глаз от Эвы, эпистат опустился рукой ниже, повторяя её же маневр. Неосознанно раздвинув ноги сильнее, девушка громко охнула, выгибая спину. Он ласкал её с опытом, с огромным наслаждением вбирая каждый стон, срывающийся с уст. Набирал темп медленно, иногда целуя, с животной страстью кусая нижнюю губу, иногда спускаясь ниже, переходя на тёмные соски. Эва, до этого оскорбленная тем, что её прервали, сминала свежие простыни, от накатывающего удовольствия закатывая глаза. Очнулась только тогда, когда ощутила разгоряченный, пламенный, словно огонь, язык, дотронувшийся до взбухшего клитора. Амен вылизывал каждую её частичку… Умело задевая самую изнывающую точку. Она попыталась оттянуть за волосы эпистата, чувствуя небывало смущение, окатившее грудь. Однако, размякла, теряя зрение, что озарилось мелькающими искрами. Её громкие всхлипы, переходящие в мольбы, озаряли всё помещение. Амен с них будто лихорадил, никогда не чувствуя ничего подобного от чужого возбуждения. Свободной рукой он удовлетворял сам себя, резко проходясь по пульсирующей плоти. — Ах-х… — вздрогнула Эвтида, — Я н-не знаю… Странно себя… — не договорила она, как её накатила волна пугающе приятного ощущения, с судорогами отзывающееся снизу, — Исфет… — произнесла она. Её настиг первый оргазм, затмевающий собой всё пережитое когда-либо. Эва ослабела, сонно прикрывая глаза, но неожиданно очнулась, когда эпистат мазнул по раскаленной щеке. Амен вёл себя непривычно нежно, лишь изредка сжимая ей шею в знак превосходства, однако, она ожидала другого вовсе. Казался он Эвтиде хладнокровным, ничуть не волнующимся о радостях партнера. А теперь сам глазел на неё едва ли осознанным взглядом, пытаясь самостоятельно до разрядки дойти. — Помочь? — виновато отвела глаза Эвтида, спешно облизнувшись. — В другой раз, Неферут, — незамедлительно ответил ей Амен, хоть в голубой радужке разгорелся маленький огонек, тут же потухший. Руками Амен по-хозяйнически обводил на ней силуэты: зажимал тонкую шею, спускаясь к выпирающим ребрам; впивался ногтями в бедра, заставляя Эву сладостно завыть; щекотал тощие лодыжки, являющиеся эрогенной зоной. Эва и сама, подобно ему, без всякого зазрения совести, выцарапывала на твёрдом торсе различные иероглифы. Не зря же писарем заделалась. — И всё же… — одного удовольствия знатно не хватило. — Если я попрошу господина? Не откажет же мне эпистат? — пошла на хитрость, делая самую невинную гримасу. Эва обвила ногами мускулистые бедра, оказываясь лицом к лицу. Ахнула ему в рот, облизывая тонкие губы. Она не была уверена, что делает всё правильно, но судя по реакции эпистата, сильно насупившегося, дразнить у неё удавалось весьма успешно. Лучше, чем остальное. — Умеешь же довести, — усмехнулся Амен, вновь одерживая верх, укладывая её на лопатки. Он возвышался над ней, расположившись между ног. Более интимной позы Эвтида и представить не могла. На этот раз не сникла, пытаясь не казаться безынициативной, соблазнительно улыбнулась, хоть изнутри трепетала. Думалось ей о том, как бы о подобной шалости в будущем не пожалеть. Ведь не суждено быть парою шезму и охотнику. Знал бы Амен её секрет, на вряд ли столь трепетно и ласково с ней обращался. Может, и воспользовался, если не брезговал, только грубо, без всякого прелюдия. — Неужели наш горе-писарь готова дойти до конца? — спросил эпистат и впрямь не веря. Не мог Амен о подобном и мечтать. Бывали у него сны извращенные, в которых Эва соблазнительницей представала. Но даже в них не позволяла она до себя прикоснуться. Манила, с особым пристрастием дразнила… И отвергала, прячась под маской невинности. — Только если эпистат позволит горе-писарю с собой непристойностями заниматься, — извернулась Эва, с любопытством засматриваясь на нагого мужчину. Выглядел Амен потрясающе в её голове. Цеплял необычайной красотой. Подтянут и…снизу отнюдь не обделен. Его белоснежные волосы растрепались, открывая идеально-ровный лоб, а белые, словно снег, длинные ресницы, то и дело хлопали, озаряя Эву своей невообразимой прелестью. Будучи пойманной на разглядывании, она жутко засмущалась, несмотря на то, что ситуация являлась не менее стыдливой. Эпистат цокнул сам себе, смачивая пальцы слюной. Вошёл одним внутрь, изнывая от девственной узости. По началу Эве боль показалась вполне терпимой, однако, с каждым пальцем, наслаждение она заметно перекрывала. Глаза заполонились слезами, окатывая впалые щёки ручьем. В последние дни Эвтида чересчур часто плакала, чем Амена в меру огорчала. Сейчас же, он возбудился до предела, поглядывая на искусанные губы, по которым стекали одиночные капли, прокладывающие дорогу вплоть до глубоких, страшно красивых миндалевидных глаз, с измученными мешками под ними. Казалась она ему донельзя прекрасной, такой, каких не видывал никогда ранее. Не смел эпистат и мысли зарождаться, что подобное создание ляжет под него. Станет с ним единым целым. — Готова? Он ощущал боль Эвы. Знал, что могла передумать. Но даже, если попросит, остановиться не сможет. Сдерживал себя до последнего… Позволял ей сбежать, приноровиться. Игра их зашла слишком далеко, чтобы переставать. — Да… Эвтида успела привыкнуть к новому чувству заполненности. Боль давно уж притупилась, отошла на второй план, когда Амен задел странную точку сверху, всю её будоражащую, заставляющую вновь изныть желанием. Его дыхание опалило тонкий нос; губы — зацеловывали шею, оставляя красные следы. Он провёл пару раз по своему ноющему, сочащемуся члену и…вошёл внутрь. Не до конца, до скольки получилось. Эва вскрикнула, с жадностью схватила эпистата за волосы, пытаясь ужасную боль унять. Зацепилась губами за ухо Амена, пальцами впиваясь в бледную спину. Он вошёл глубже, почти полностью, отчего у Эвтиды в глазах заребело. Чувствовала себя непонятно, больше, чем непривычно… Будто все органы изнутри переместились. Было место и наслаждению. Не такому, как от шаловливого языка. Не сравнимому ни с чем. Глаза снова помокрели. Амен облизнул солоноватую жидкость с её щёк, нашептывая слова успокоения. Не отнимал от неё тяжелого, наполненного взгляда, заметно ускоряясь. Удовольствие поработило всякие неприятные чувства спустя какое-то время. Для Эвы происходящее длилось часами, но не надоедало. Ей нравилось быть им порабощенной. Возможно, больше, чем сопротивляться. Знала бы раньше, что подобное способна с эпистатом ощутить, возможно, соблазнила ещё в день наказания. Ведь уже тогда он глядел на неё так… невыносимо откровенно. А она наивную из себя строила, всячески отрекалась от подобного. Зарывшись пальцами в её тёмные густые волосы, Амен их сжал, привлекая Эву к себе за требовательным ненасытным поцелуем. Тонкая, прерывающаяся струйка слюны протянулась между ними, перед тем, как он насытился ей вновь, жадно сталкиваясь языками. Иногда позволял непристойным звукам вырваться из рта, чем сильнее Эву задорил. Она принимала его со всей ответственностью, минутными рвениями вылизывая лицо эпистата. И впрямь, как кошка. Кусала его за подбородок, порой спускаясь ниже. А снизу всё зудело, покрываясь огнём. Такие ощущения, что ни он, ни она не смогут спать ночью, не вспоминая, сколь приятно было воссоединение двух тел. Амен заполонил всю Эву собой, она его — тоже, но в другом смысле. Думал он только о том, сколь изящна её маленькая грудь, умещающаяся в ладони; сколь прекрасно плачущее лицо, с едва приоткрытыми от вожделения глазами. Думал он только о её гладкой блестящей коже, которую нагло трогал и о том, насколько до невозможности неизбежно было их слияние друг с другом. Разрядка не заставила себя ждать. Вначале не выдержала Эва, с громким всхлипом приподнимая таз от разливающегося до самого сердца неминуемого наслаждения. За ней последовал и Амен, с последними толчками едва ли успевая вынуть пульсирующий орган. Хотелось эпистату оставаться внутри вечность. Не меньше. Ни одна женщина, что ублажала его по ночам, в подметки Эвтиде не годилась. Такой неопытной и одновременно до жути совращенной. Амен выдохнул, пытаясь совладать с желанием повторить всё вновь. Усталость Эвы можно было рассмотреть, ничего не спрашивая. — И что же теперь будет? — неожиданно задалась вопросом Эва, зная, что произошедшее невозможно забыть. — Смириться с тем, что было до невозможности неизбежно, моя Неферут. Амен неосознанно добавил «моя», сам того не замечая. И пускай Эва остаётся у него во всяких подозрениях, ни за что он боле не позволит ей покрываться отчаянием. И пускай она плачет только тогда, когда забывается от их до невозможности неизбежной близости.