Чокнутая Харрис

— Да к черту! Надоело! Ухожу, всё! Чувствую, что срывает планку. Я еще никогда не кричала на тётушку, впервые в жизни не сдержалась. Накипело… В порыве гнева достаю из шкафа вещи и закидываю в чемодан как попало. От нервов трясутся руки и дрожит подбородок: главное не заплакать. Раз решилась на такой шаг — нужно до конца идти. Иначе какой смысл тогда? Я просто устала. Устала от постоянных нотаций и глупых лекций. Я безумно благодарна тетушке за то, что она не оставила меня, когда мои родители погибли, но черт! Я всю жизнь выслушиваю, что какая-то не такая. И прическа дурацкая, и крашусь я не так как стоило бы, одеваюсь как глупая малолетка, учусь не там, живу не так, разговариваю неправильно… Надоело! Я никогда не стану той, кем она хочет сделать меня. Дурацкие платья, прически и жутко неудобные туфли — всё это не для меня. Я хочу быть собой. Но такая я, видимо, свою тётушку не устраиваю. — Далеко собралась? — вижу ее в дверях в мою спальню. Стоит, руки на груди сложила и смотрит на меня, как на дуру. — Куда угодно, лишь бы не оставаться здесь! — И куда ты пойдешь? Вернешься в общежитие и будешь жить в этих жутких условиях? — Там нормальные условия! — то, что она договорилась о выселении меня, я знаю. Тоже смолчала. Но не сейчас… — А еще там люди, которым я небезразлична! И которые любят меня любую, и плевать им, в кроссовках я, рваных джинсах или вечернем платье, ясно?! — Конечно им плевать. А мне — нет. Я хочу для тебя лучшего, а ты ведешь себя как… как… — она щелкает пальцами, пытаясь подобрать слово. Меня подбрасывает. Закидываю в рюкзак косметику, крема, парфюмы, надеясь, что от силы, с которой я бросаю это, ничего не разобьется. — Ну? — подхожу к тетушке ближе. В руке ручка от чемодана, на плече — тяжеленный рюкзак. Мне безумно хочется плакать, но я не позволю ей увидеть мою слабость. — Как кто, тётушка? — Как неблагодарная идиотка. Я задыхаюсь. Открываю рот и не могу найти слов, чтобы ответить. Тётушка кривится, глядя на меня, и я понимаю, что здесь теперь точно не останусь. Не смогу. Это слишком для меня, перебор. Мне тяжело и больно слышать эти слова. Задеваю ее плечом, но не извиняюсь. Сбегаю по лестнице вниз, чуть не рухнув с тяжелым чемоданом, и стараюсь не разреветься от летящих в спину слов. «Неблагодарная. Бессовестная. Дура. Не возвращайся сюда. Тебе не достанется даже вазы из этого дома». Плевать. Не хочу. Ничего не нужно. Хочу только спокойствия и тишины. И поплакать. Как же хочется плакать… Перед глазами уже всё плывет от подступающих слез, но держусь. Стараюсь держаться изо всех сил. Закидываю сумки в машину и из-за подступающих слез не с первого раза завожу машину. Дышу. Глубоко и громко. Нужно успокоиться, иначе шанс попасть в аварию очень высок. Я, конечно, расстроена и разбита, но не настолько, чтобы отправиться на тот свет. Выезжаю со двора, проезжаю несколько метров по улице и торможу, давая волю эмоциям. Нет, я всё-таки очень устала. Это практически невыносимо: слышать от любимой тётушки все эти слова. Неужели я и вправду заслужила? Не носила эти дурацкие строгие костюмы, подумаешь… Слышу громкий гудок автомобиля, а следом почти пугающий стук в мое окно. Поворачиваю голову и вижу какого-то мужчину, он злой, мне еще сильнее хочется плакать. С трудом нахожу в себе смелость опустить окно, и сразу слышу его недовольства: — Встала посреди улицы, не даешь проехать остальным! — кричит седой мужчина прямо на меня, и я понимаю, что действительно затормозила прямо на проезжей части. — Простите, я… я отъеду сейчас, минуту… Дрожащими руками пытаюсь завести машину и отъехать в сторону, но пелена слез не дает разобрать дорогу. Я стараюсь дышать и успокоиться, но все ещё кричащий на меня мужчина действует совершенно не успокаивающе. — Фредерик, черт тебя дери, ты довел девушку до слез?! — слышу сбоку и машинально смотрю туда. Какой-то мужчина кричит на этого, что кричал на меня, но я вижу только силуэты и ничего не понимаю толком. Он приближается и тоже заглядывает мне в окно. — С вами все в порядке? Случилось что-то? Помощь нужна? — Н-нет, я… — говорю нет, а головой киваю, соглашаясь на помощь. — Нужно съехать на обочину, я не… — Двигайся, — говорит он и бесцеремонно открывает дверь моей машины. Я перелезаю на пассажирское, видимо, не забрав из дома тётушки чувство страха и инстинкт самосохранения. Он усаживается на водительское, за несколько секунд отгоняет машину на обочину и выходит, ни сказав и слова. Я слышу, как они ругаются с тем мужчиной, но в слова не вслушиваюсь, мне это не нужно. Мне нужно успокоиться и принять как данность, что своей тётушке такой, какая я есть, я не нужна, и впереди меня ждет абсолютно новая жизнь. Без нее, даже без ее финансовой поддержки. Плевать. Я справлюсь со всем сама, только пореву ещё немного и тогда точно справлюсь. Я оживаю минуты через четыре, когда на моё водительское снова садится этот мужчина. — Ну что, куда едем? — спрашивает он, заводя машину. Мне все ещё удивительно не страшно, в целом я просто в шоке. Что ему от меня нужно и кто он такой? — Я не знаю, куда едете вы, но я еду… — а куда я еду? Мне некуда. Жила я у тётушки, своего жилья у меня нет, из общежития она меня выселила и явно я так быстро не смогу восстановиться там. Браво. Мне даже негде переночевать. — Никуда я не еду, видимо. — Слушай. Тебе явно нужна помощь, а я не то чтобы горю желанием ехать со своим дядей в поместье этой чокнутой Харрис, про которую он мне все уши прожужжал. Я обещал быть рядом во время решения деловых вопросов, но решать их будут явно не сегодня, поэтому могу быть твоим водителем, это гораздо приятнее. — Чокнутой Харрис? — не выдерживаю и прыскаю смехом сквозь слезы. Черт, это сумасшедшее совпадение. — Да. Знаешь ее? — Конечно. Она моя родная тётя. — Оу… — Да ладно, я реву из-за нее, поэтому можешь не извиняться. — Я не собирался, — усмехается мужчина. — В любом случае считаю ее чокнутой. Александр, — представляется наконец, протягивая мне руку. — Агата, — кладу ладонь в его, не крепко пожимая. Шмыгаю носом и стираю со щек остатки слез. Удивительно я резко прекратила плакать, этот Александр заболтал меня и отвлек от слез. — Куда тебя везти, Агата? — он продолжает хозяйничать. Выезжает обратно на дорогу и пристёгивается ремнем безопасности, словно сидит в своей машине. Удивительно, мне не хочется его выкинуть. Пока не хочется. — Мне некуда, — пожимаю плечами. — Я жила у тётушки, но к ней я точно не вернусь. Отвези в гостиницу, пожалуйста. Сниму номер. — Расскажешь, что случилось? — спрашивает Александр. — Ты чужой мне человек. — В этом и смысл, — он усмехается. А и правда. Чужому открыться куда легче. И я открываюсь. Всю дорогу, пока мы едем, я говорю без умолку, рассказываю не только ситуацию с тетушкой, но и еще кучу историй из жизни, кажется, совершенно не следя за языком. Пока едем, успеваю поплакать, пару раз расхохотаться и даже разозлиться на что-то. А потом отмираю, когда Александ останавливает машину у дома, который точно не похож на гостиницу. — Мы где? — Тут моя квартира, — он глушит машину и выходит из нее, обходит спереди и открывает мне дверь, подавая руку, — переночуешь тут. — Это не предложение, — констатирую факт. Он действительно не предлагает и не спрашивает, ставит меня в известность, хозяйничая не только в моей машине, но и в моей жизни, кажется. — Нет. Останешься тут, — он говорит абсолютно серьезно, у меня от этого тона мурашки бегут. — Я тебя едва знаю. Мы знакомы сорок минут. — Зато я о тебе знаю уже всё, кажется, — усмехается он, доставая из машины мои вещи. — Слушай, что ты упираешься? Мой дядя поехал к твоей тете, видел, что я уехал с тобой, так что мне причинять тебе вред нет смысла, меня первым заподозрят. Тебе негде ночевать, а моему коту нужна компания на вечер. Принимать помощь умеешь, миссис колючка? — Твоему коту? — переспрашиваю. Он не похож на человека, у которого есть кот. Почему-то. — Да, Шурик любит гостей и ненавидит одиночество. Он будет счастлив, если ты разрешишь ему спать с тобой. — А ты? — Тоже спать с тобой? — он снова усмехается, а я закатываю глаза. Вот же идиот. — Я имею в виду, где будешь ночевать ты. — Если не смущает — то в соседней комнате. Если смущает, то у твоей тетки, куда мы и направлялись. Если вообще ничего не смущает, могу выгнать Шурика на диван и лечь с тобой в кровати, тут только тебе решать. — Ты самоуверенный болван, — фыркаю, хотя на самом деле перспектива остаться в гостинице меня пугала больше, чем перспектива уснуть с ним на одной кровати. Или не уснуть. Оу. — А ты избалованная вредина, но смысла моих предложений это не изменит. Так что? Мне уезжать? — Оставайся, — надеюсь, я не сильно покраснела, когда произнесла это. — Надеюсь, у тебя удобный диван. Для Шурика.