* * *
Ты прекрасен, даже несмотря на то, что жесток. Твоя жестокость и мания, одержимость смертью и свежей плотью совершенно понятна — ты просто так сильно хочешь поживиться им, вот посмотри, что ты чувствуешь при виде этой тонкой, лебединой шеи с пульсирующей жилкой, в которую так и хочется вцепиться зубами, растерзать. Твои глаза медленно наливаются алым светом, а десна чешутся от нехватки места выступающим клыкам, которые скоро окажутся запятнанными багровой теплой жидкостью. Ты — молодой, новоизбранный вампир, и тебе стоит утолить свой голод. Никогда не выбирай животных, проживших более пяти лет — пей постепенно, но только молодое, оно пойдет тебе на пользу. Света можешь не бояться — твои предки проходили через эту ужаснейшую пытку солнечными лучами, но все давно изменилось, эволюция и вас успела коснуться. Что мог представить молодой парень, будучи укушенным самым первородным, прожившим в загробной жизни не одну сотню, а то и тысячу лет? Знал ли он, как тяжело ему придется, как будет мучиться он от жажды, просыпаться в холодном поту и кошмарном бреду почти каждую ночь? А в новолуние приходилось особо несладко — свет желтоглазой будил далеких оборотней — кровожадных врагов, считающих вампиров кровопийцами, истребляющими всю полезную для них живность. глупые псины... Они даже не представляют, насколько большую опасность для них оказывают эти беспощадные, с фарфоровой кожей аристократы, вошедшие в этот мир много веков назад. Династия Хванов является одной из величайших и влиятельных империй в этой стороне мира. Их власть распространяется во все его уголки, а корона каждый раз переходит по наследству самому старшему сыну. Потом на престол садится его сын, и так дальше, пока из всего рода Хванов не останется ни одного достойного наследника. Того, кто сможет понести такую ношу на себе, которому в конечном итоге не перегрызет глотку оборотень, не всадит деревянный кол в сердце охотник на вампиров, да даже самый примитивный. И если он благоразумно не положит свое тело не поле боя, сражаясь с врагом. Но мужчина понимал — тот или иной исход его ожидает в конце этого пути. Возврата нет. Он растил своих сыновей сильными и храбрыми вампирами, стойкими к нападениям и различным эпидемиям, все распространяющимся по всей стране время от времени. Он был стар, как для человеческого возраста, а так же не мог уже ходить на далекие охоты за добычей, а посылал слугу принести ему немного свежей крови. Будучи бессмертным, он все равно угасал на глазах жены и детей, но никогда не позволял себе открывать свои чувства в такие моменты — он так и оставался кровожадным, холодным и полностью лишенным чувств. Как только молодая еще за жизни жена могла полюбить его таким, позволить себя обратить однажды в темном переулке почти двадцать пять лет назад... Через некоторое время они поженились — их свадьба была неожиданно нежной и невероятно красивой. Подчиненный отослал письма ко всем королевским особям и самым дальним родственникам их рода, и все они лицезрели то, как красивая девушка выходит замуж, повязывает свою жизнь с настоящим убийцей, вампиром, повидавшим немало на своем пути. Он бы даже не пожалел своего ребенка, если бы тот перечил ему, отказываясь слушаться и не поддаваясь воспитанию матери. Джихи делала все, что могла, но ее муж был непреклонен в своих решениях. Он никогда не отказывался от своих слов. Но, как это странно не могло оказаться, среди всех пяти сыновей, родившихся то двойнями, то друг за другом, не было ни одного, кто бы пошел характером в отца. Все они были мягкосердечными, их взгляды, пусть и неживые, не значили ни о какой опасности, пока... Не родился самый младший. Собственно, с которого и началась вся эта история. Он не был похож ни на кого из других детей. С каждым годом, становясь все взрослее, выносливее, парень менялся не только внешне,но и внутри — его характер, привычки, манеры... Джихи только и успевала всплескивать ладонями, смотря на то, как их с мужем ребенок постепенно становится ближе к своему назначению — бороться за престол. Эта борьба должна была принести свои кровавые плоды и вознести одного из них на трон, и этот человек уже был способен почувствовать вкус власти на своих губах. О, какое же это было бы наслаждение для младшего — задавить каблуком своих туфель каждого из братьев, словно противную букашку, он жаждал этого. Все то, что происходило между ними в детстве, никак не могло быть забытым, и не должно было, неоткуда появившееся упорство идти до конца, жестокость, желание идти по головах даже близких подтолкнуло на отчаянные решения. Обман. Он послужил идеальным оружием для него. Отец, все никак не откинувший свои концы, решил собрать войско и идти на новую стаю оборотней, пришедших из дальнего востока и подозрительно начинающих сужать свой круг вокруг замка, продвигаясь все ближе и ближе к крепости. Нужно было готовится заранее к бойне, которой, увы, не суждено было избежать. О, как же это было на руку мальчишке! Ведь это означало, что количество кандидатов на трон может сократится к минимальному числу, что уже не могло не радовать. Одному Богу было известно, чему суждено было случится в ближайшие дни. Джихи плакала. Она молила Господа сжалиться над ее детьми, такими еще юными, но уже шедшими не на жизнь, а на смерть. В день прощания с ними всеми она каждого ребенка прижимала к себе так долго, настолько могла, и воля была ее срастись с их телами, чтобы часть боли забрать на себя. Как же это было... — Глупо, мамочка. Они не вернутся, а отец тем более, — тихо, но уверенно сказал темноволосый парень, стоя чуть поодаль. Ему не хотелось принимать участие в столь душераздирающей сцене. Она ему была как-то чужда. — Как ты можешь так говорить, Джинни? Они же твои родные братья! И отец...— несчастная мать и ее больные глаза обратились к парню. Она обнимала теперь его папу, величайшего лорда всех времен вампиров, целуя в щеку. Тот как-то чересчур нежно обхватил ее своими руками за тонкую талию, стараясь избегать зрительного контакта с сыном. Как будто он... знал. Их безмолвный разговор был закреплен нитью, висящей в воздухе. Приближались еще более темные времена, и только сильный и достойный правитель сможет справиться со всем этим. Нужна лишь... поддержка. Громкий всхлип рассек длительное молчание. Парень, так и не ответив, скомкано попрощался со всеми и поспешил удалиться в свои покои. Джихи не успела увидеть его последнего взгляда, брошенного на всех родных, стоящих во дворе. Если бы она успела, то увидела бы медленно катившуюся слезу по бледной щеке. если бы она поверила сыну, что видит мужа и сыновей в последний раз, то не отпустила бы никого. Она бы смогла понять, что маленький Джинни все же больше похож на нее. Весы перевесили в ее сторону. У парня осталось что-то человеческое — чувства.* * *
Спустя много лет. — Милости прошу, милорд. Ваши блюда уже поставлены на стол. Приятного аппетита, господин, — учтиво поклонился молодой на вид паж с париком на голове. Высокий мужчина, стоящий возле окна, обернулся на голос слуги. Его холодные глаза не выражали абсолютно ничего. Уже 257 лет как. — Хорошо, спасибо, Сону. Можешь идти, — с давящей прохладой ответил он, присаживаясь на отодвинутый трон. Слуги обслужили его, и теперь стояли в ряд у длинного стола, сложив руки и ожидая приказов. Крайний из них почему-то заметно нервничал, и это привлекало всеобщее внимание. — Все уходите. А вот ты, — указал он на того самого крайнего парня, — останься на минуту. Тот сглотнул, но повиновался твердым словам. Он не смел ничего возражать в этом замке. — Чонвон, ты должен был его найти. Этот вопрос висит уже вторую неделю, и без результатов. Сколько мне ещё ждать? — процедил Хван Хёнджин, отпивая со своего бокала. Да, этот молодой на вид мужчина навечно застрял в коже двадцатитрехлетнего парня, уже не один десяток проживая на этой земле. Ему не терпелось получить свой сладкий и запретный плод. Вот она — та самая жажда власти, которую так искал мужчина, будучи еще маленьким ребенком Джинни, как его всегда ласково называла мать. Одна была проблема, и не потому, что ее здесь не было — горе совсем свело ее с ума, и лорд вынуждено отправил женщину со слугами и охраной в дальний уголок страны, где ей не грозила опасность со стороны охотников на вампиров. Оборотни отступили еще тогда, в том самом заветном бою, проиграв так ничтожно всей орде вампиров. Хёнджин имел дар прорицаний — в ночь перед походом ему приснилось, что все его братья и отец умрут в их последнем бою, и так и случилось. Мать, узнав, что случилось, из письма, присланного из военного лагеря, тут же на месте и упала в обморок. Ее состояние стремительно ухудшалось, и даже свежая, любимая кровь не помогала восстановить здоровье. Хван очень переживал, ведь, несмотря на свою наслышанную жестокость, он любил самого родного ему человека на земле, и не хотел потерять в конце и ее. Поэтому, для ее же блага, она был отослана подальше от дома, напоминавшего ей о всем. Но сейчас его интересовала другая цель. Живая цель. Охотник. Очень опасный противник, жаждущий скорее его крови, чем каких-то нелепых животных, которыми все прикрывается. Ли Феликс. — Ну, я постараюсь как можно скорее, господин, я… — Молчать! Довольно пререканий! Я сам возьмусь за это дело раз ты не способен, но тогда береги свои конечности и… внутренности, — оскалился, оголяя клыки Хван. Его смоляные волосы отражали свет люстр в этом мрачном зале. Неужели так сложно сделать то, что тебе велят? Если ты недостаточно стараешься, то тебя нужно просто истребить. Жестокость никогда не спала в мужчине, она жила своей жизнью, проникая все глубже и глубже. Это было негативное, но чувство. Хван не желал отключать свои эмоции, пока желанное само не придет ему в руки. Но Чонвон... его шанс был единственный после стольких испытаний, что он успел пройти, чтобы заслужить доверие такого великого человека. Как кошмарно печально, что его судьба уже написана на могильных досках. Милорд самолично кинет первую грудку сырой земли. Единственное, что он может себе позволить по отношению к обычному слуге — это похоронить его, как обычного смертного. Все же, прошел не один десяток лет с момента службы этого нерадивого. — Охрана! — крикнул громко и раскатисто Хёнджин. В помещение ворвалось несколько охранников, с ног до головы окутанных в доспехи, и с оружием наготове. Они так же, как и прислуга, стали рядом, ожидая приказа. Главный из них выступил чуть наперед, наклонив голову. — На кол его. И бедный Чонвон, до сегодня ещё служащий своему хозяину, вертелся на длинном раскаленном коле до тех пор, пока не послышался его последний крик, и с его трупа не скатилась последняя капля крови. А Хёнджин с удовольствием вырвал ему перед этим пару его глаз. Для коллекции. Он всегда оставляет часть каждого человека в этом замке на сохранение. Оно ему ни к чему, но время от времени, спускаясь в это холодное помещение, Хван будет вспоминать каждого и то, как сам убил их. Чужими руками, но отобрал жизнь.* * *
Погода была сегодня как никогда ужасная. Так сыро, отвратительно, мерзко... Только они могли нести этот вечный холод вместе с собой. И это были не лесные духи, в которых верил каждый, обитающий здесь. Верили они и в других существ, таких таинственных — в живую никому еще не удавалось их увидеть, но все же вера оставалась до последнего вздоха. Может, это место проклято. Может, именно поэтому здесь так мало домов с обычными жителями, а все охотники и лесничий решили сбежать, поджав хвосты? Чего бояться, это же просто чертовы вампиры! Одного осинового кола прямиком в сердце хватит, чтобы остановить в нем то, что давно замерло. Ты можешь убить того, кто не достоин своего существования, и взамен обрести пусть не вечный, но покой до конца отведенного тебе Богом времени. Но задача выглядела лишь с одной стороны простой... Цель может быть слишком быстрой. Охотник бежал, спотыкаясь, за своей добычей. Лань бежала как могла, скрывалась за кустами, поваленными деревьями, ныряла под них. Парень старался не отставать, раз выбрал именно ее — ее должен он и поймать. Сопя, но не переставая бежать, брюнет перепрыгнул через очередную линию из преград, скрылся за деревом, имитируя отступление и поражение. Дурной зверек вытащил свою мордочку из укрытия и… стрела вонзилась ему в шею. Крича от боли, лань упала на землю, тяжело дыша. С каждым выдохом силы покидали её, и вот она испустила свой последний выдох, и грудь животного больше не поднималась. Бедная лань... а ведь кому-то не жаль и собственного сына, и отца, и матерь. Ты должен выживать в своей единственной жизни, а если сдашься — то умрешь. — Борись, дитя мое, борись. Ради своей семьи, ради своего светлого будущего, ради жены, которая у тебя непременно будет. Борись, сынок мой, и пусть Бог благословит тебя и твою душу, — всегда говорила мать своему сыну. Теперь он стал охотником, но выбрал бороться в первую очередь за самого себя. Конечно, у него появилась жена, но со временем, и она была невероятно красивой. К сожалению, годы, проведенные вместе, не смогли повлиять на ее неутешный диагноз — бесплодие, что очень сильно расстраивало мужчину. Он хотел оставить после себя след в этой жизни, но это было невозможным. Прошли месяцы, нескончаемые дни, и он все меньше и меньше думал о том, что, возможно, Бог услышит его молитвы и пошлет ему сына или дочку. Ему уже не был столь важен пол — это было бы его чадо, его наследник, и кем бы он или она не был, мужчина научил бы ему или ей своего дела. Ребенок продолжил тот жизненный путь, что начал отец, став на тропу между милосердием и жестокостью. Едкий баланс, в котором ты живешь. Выбирая одну или другую сторону в разных случаях, ты так или иначе влияешь на свое будущее, которое творишь ты сам. Не стоит искушать судьбу. Но кое-кому не терпится укусить сладкий плод Эдема. Веснушчатый парень победно улыбнулся, хлопая в ладошки. Потянув тушу на себя, он закинул её на спину и поволок к себе в дом. Но странное предчувствие не покидало его по дороге домой… Он все шел и шел, и никак не мог дойти, никак не мог выйти к своей избе. Уже успели сумерки опуститься на землю, и жена, должно быть, успела заждаться Феликса — брюнета, а он, видимо, заблудился. Вокруг был дремучий лес, закинутые тропы, уже неприятно пахнущий труп лани на плече и сам парень. И только вороны каркали над головой, поселяя тревогу в его сердце. Внезапно за спиной послышался шорох. Феликс рискнул обернутся и застал… темную высокую тень человека в плаще. Он протянул руку — и виски Ли сдавило с такой силой, что он, бросив животное, закричал со всей силы, и обессилено упал навзничь. Тень ухмыльнулась. Шорох, и они вдвоем исчезли под покровом вечера.* * *
А очнулся Феликс уже в незнакомом ему месте, холодном, сыром и бездушном, на каком-то непонятном стуле с готическими узорами, прикованный за запястья и лодыжки и… голый. Что с ним произошло? Где он? Последнее, что он услышал, теряя сознание, это бархатный, обволакивающий внутренние органы голос, совершенно незнаком ему. О, кто же это мог быть? Почему его самого смущает его нагота? Неужели он никогда не видел золото своей загорелой кожи, усеянное мириадами веснушек, которые впервые заметила Лис в первую же их встречу в лесу. Да, этот лес мог и соединять души, и заставлять их потеряться друг с другом, раствориться в этой дремучести. О, как же была неблагосклонная природа сейчас, в самый ненужный момент. Внезапно повеяло смертельным холодом, словно из морозной камеры, словно внутри помещения, или скорее всего, зала, никогда не было тепло и уютно, как у них дома, и таким жутким, сразу заставляющим поежиться. Благо, оббивка на стуле была тканевой и почти не стерлась, что хоть немного, но улучшало ситуацию Феликса. Послышались шаги. Все время, проведенное в одиночестве, брюнет кричал, метался со стороны в сторону, пытался хоть как-то согреть свое нагое тело и принимал попытки освободиться и убежать отсюда как можно скорее. Перед ним показался человек. Он был высокий, статный, на его голове блестело что-то наподобие короны, а из-за его спины показался второй, кощее и странно косящийся на него. Он... боялся. И причем очень сильно и заметно. — Он? — спросил первый мужчина. Феликс перевел свои карие глаза на него. Он был красив, даже слишком. Как вампир… Или же... — Да, милорд. Мне вас оставить? — Да. И после этого мужчина подцепил чужой подбородок, целясь взглядом прямо на губы оттенка сливовой клубники. Его глаза налились кровью. — Хочешь меня укусить? — послышался смешок. Да, у Феликса чуйка на это. Он знает каждого человека наизусть. Все двадцать шесть лет, проживших в этом мире, не прошли сквозь него. Мать всегда говорила ему, что этого его особенный дар. Таких, как он, больше не существует. Таких, как он, больше нет на земле. И сейчас он сидит прямо перед величайшим лордом всех времен, но почему-то брюнет думает, что этот вампир готов упасть перед ним на колени. Он словно заставляет его... хотеть. Чувствовать. Что именно он был рожден для того, чтобы ставить на колени. — А может я хочу вырвать твое сердце? — прошептал Хёнджин, сжимая свои пальцы. Ли наклонился к нему ближе, подтянулся на руках. Загремели кандалы. Сладкая ложь для внимательных ушей Ли, на кончиках уже постепенно становящихся красными. Вот черт побрал бы его душу! Какая самоуверенная и наглая ложь. Она словно патока для Феликса и самая настоящая пытка для Хвана. Он никогда так еще не унижался. Но почему-то в этот раз падение было мягким, словно он был и не против. Брюнет, усеянный веснушками, смотрел на такое близкое к нему лицо, но еще ни разу не коснулся его своими холодными ладонями. Хёнджин был статуей, высеченной во времени, а фарфор его кожи резко контрастировал с угольными стенами пышного зала и волосами охотника. Они были такие разные... во всем. Ли посмотрел на себя с другой стороны, если бы он был Хваном. А сладкая ли его кровь? Феликс пугался своих новых, безобразных мыслей. Не было человека, кто бы не знал его имени. Оно впитывало в себя силу и с каждым годом его власть становилась все сильней. Хван Хёнджин был самой смертью, но, видимо, и смерть способна иметь от чего-то зависимость. Или, от кого-то. — Укуси меня. Он просто проверит, насколько Хван готов пасть еще. Насколько сейчас может иметь власти над ним обычный охотник на животных, на самом деле готовый истреблять любого, кто посмеет покуситься на его жизнь. Он готов противостоять самой смерти. Хван залюбовался игривыми, но решительными глазами напротив, такими близкими, такими… недоступными. Его очень привлекало то, что не принадлежало ему. Вампир схватил сзади за хрупкую шею, намереваясь сдавить до хруста позвонков. Чтобы от этого маленького симпатичного человечка ничего не осталось. Глаза снова зацепились за чужие привлекательные губы. Они казались такими нежными, чувственными и слегка обветренными от долгой погони за добычей. Уж Хван-то знал, каких трудов стоило поймать наконец в свои когтистые лапы чужое трепещущее тельце. Оно ведь само пожаловало к нему, а он так любезно и радушно принял его в свои бессмертные объятия. Чужая шея так и манила. От нее исходил запах дома, тепла и уюта, того, что так давно не ощущал брюнет. Спокойствия… Оно было так чуждо. До одного момента... Его клыки медленно пробили тонкую броню. Феликс вздрогнул, зашипел от жгучей кожу боли, отпрянул от пытающихся ледяных пальцев схватить его за плечи. На его и так голое тело подул прохладный ветер из открытых высоких окон с витражами. Хёнджин пил сладкую кровь, подобную кагору — напитку Христа, и сминал, словно пробовал, изучал бархатистый шелк кожи охотника под своими руками. Ли застонал от резкого напора, с каким кровь покидала его тело, он с ужасом осознавал, что ещё немного — и силы покинут его окончательно. Он не сможет противостоять этому безумному человеку, пусть его красота слишком порочна. Он просто умрет. Феликс даже не заметил, как губы кусающего его Хёнджина начали скользить все выше, все меньше касаясь окровавленными клыками и только больше прикасаясь бархатом губ. Он мелкими, медленными движениями принялся зализывать место глубокого укуса, причиняя брюнету еще больше физической боли. Ли стало противно от того, что неприязнь к Хвану становилась все меньше с каждым прикосновением шершавого языка. Это было... отвратительно. Но даже Лис не смогла в первую их встречу пробудить такой вихрь эмоций в мужчине. — У… м-меня… жена… — через силу выдавил из себя парень, обессилено откидывая голову на спинку стула. Хёнджин остановился на мгновение, перестал выцеловывать шею. Его глаза лихорадочно блестели рубинами. — А твоя жена одобрила бы, если бы ты находился здесь, со мной, — его указательный палец опустился на грудь, тяжело вздымающуюся, — и совсем голый, — глаза тут же опустились ниже, и Феликс со стыда не знал, куда ему себя деть. Взгляд был слишком внимательным. Ли не знал, что не это сказать. Он закрыл глаза, чувствуя приближающееся дыхание к его лицу. Хёнджин видел, что Феликс молчит, и просто накрыл его губы своими, сразу впиваясь в них сильнее. Брюнет охнул в поцелуй, руками хватаясь за чужую рубашку, оставляя скомканную ткань, а Хван кусал его и так уже обкусанные от нервов губы, проделывая с ними то же, что и с его шеей. Одна его рука легла на чужой затылок, прижимая к себе ближе, не давая отстраниться, пока Ли уже почти что задыхался от напора жесткого рта. Силы то покидали тело, то возвращались вновь. Мгновение столкновения их горячо-холодных губ отпечатался в сердце Феликса настолько сильно, что мурашки завладели его телом, как и вампир его губами, проникая, словно яд, под кожу. Глубже, и глубже. — Ты правда думаешь, что способен мне противостоять? — вторая пробиралась по худому бедру выше. — Ты сумеешь просто взять и уйти? — Захочешь ли ты искренне этого? — бархат губ коснулся дуновением у уха, где-то под виском. Он не медлил — его клыки блестели алой влагой, а глаза лихорадочно расширились от наполняющего волнения и предвкушения. Все внутри Феликса подрагивало и его тело противоречило здравому разуму. Просто отдаться ему. И стать одним из них. Второй поцелуй был инициирован самим охотником. Слизывая свою же кровь с пухлых губ, он вожделенно прижался своим медленно нагревающимся телом к Хвану, пока тот не подхватил его на руки, ближе к себе. Спальня, довольно большая, с высокой кроватью и балдахином и утонченным интерьером была полностью проигнорирована до лучших времен. Его опрокинули на нее; пряди волос и бледное лицо с темными глазами нависло над ним, рассматривая, любуясь. Длинный палец очертил лицо и прямой угол челюсти. — Не передумал. Это твой последний шанс спастись. Возможно, даже убить меня. — Я бы предпочел быть убитым тобой этой ночью. Моя жизнь теперь твоя. Его жизнь теперь только в его руках. Феликс понимал, что он попал в ту ловушку, с которой он уже не выберется. Ему оставалось лишь смириться и самолично отдастся в пасть дьяволу. Он уже не был против его прикосновений буквально повсюду. Когда Хёнджин опустился перед ним на колени, щекой опираясь на его колени, брюнет просто посмотрел в его глаза. На удивление, он там не увидел желанного холода и безразличия, которое он успел словить в первый момент их встречи. Там бушевало пламя. — Ты станешь моим, Ли Феликс. И будет это навечно. Их близость этой ночью затмевала все звезды, луну. Каждое движение, вздох, стон отражались в глазах другого, пока наслаждение охватывало обоих. Хван не сдержался и впился зубами снова. И еще, пока Феликс самолично не попросил наконец его обратить. Дороги назад нет... Ли Феликс сделал свой выбор. 10 лет спустя. — Милорд, господин, прошу, выйдите в зал аудиенции, пожалуйста! — кричал верный слуга, чуть не прыгая на месте от волнения. — Ваша мать пожаловала к нам. Феликс, поправляя манжеты, стоял у высокого зеркала, рассматривая свое отражение. За эти годы много чего изменилось, и не только то, что он высветлил свои волосы. Он потерял свою семью, но обрел другую, ту, что стоит сейчас сзади и сжимает талию, в объятиях притягивая ближе. Блондин выдохнул, откидываясь назад. Хёнджин поцеловал его аккуратно в шею. Однажды Ли сам навестил свою жену, уже утерявшую любую возможность его найти. Она едва не потеряла было сознание, увидев его, ведь давно уже подумала, что Феликс погиб на охоте или без вести пропал, что было не намного лучше. Он не стал ей все рассказывать — отметины, виднеющиеся из-за шиворота, пришлось прикрывать, как и свои удлинившиеся клыки. Пройдет немало времени, пока молодая женщина смирится со своей судьбой, но она никогда не будет в обиде. Позже ее найдет настоящее счастье. Которое и нашел Ли Феликс. Эти десять лет показали, кто ради чего готов бороться в этой жизни, за кого готов стоять горой. Он стал правой рукой своего любимого, и не пожалел — его всегда жаловали и любили. Им было тихо. Он был своим. Хван доказал свою зависимость самым чистым чувством — любовью. — Обещаю, моей маме ты понравишься, и она надолго у нас не останется. Я ещё не успел тобой вдоволь насладиться, — ухмыльнулся он. Ложь. Джихи даже не догадывается, кем был Феликс в его прошлой жизни и что он хотел первое сделать, завидев Хвана. Но об этом они поговорят потом. Нужно произвести самое лучшее впечатление на эту статную женщину, о которой он был так наслышан. — За столько лет-то? — хихикнул Феликс. — Да и успеешь, у нас целая вечность впереди. Что правда, то не грех. — Тебе так идет корона… Ловко он перескочил из темы! Но да, это было искусство в деталях. — Джинни. — Да, любовь моя? — глаза Феликса сверкнули красным. Его голод просился наружу. Первобытным всегда тяжело. — Разреши укусить тебя.