—
В первый раз, когда это случилось, мы смотрели фильм. Согласно нашей негласной договоренности, для меня было нормально в шутку положить руку тебе на бедро. Для тебя было приемлемо нежно прикоснуться к моему лицу. Мы бы посмеялись над этим, никогда не признавшись, что нам это понравилось больше, чем следовало бы. Но свод правил мне строго запрещал, скажем, тянуться к тебе и держать тебя за руку. Это было немного чересчур. Поэтому я рискнул, просто чтобы посмотреть, что произойдет. Я хотел знать, каково это — держать тебя за руку с того самого момента, как встретил тебя. Твои руки казались такими нежными, такими мягкими, когда ты положил их на меня. У меня всегда было подозрение, что они идеально соединятся с моими. Мы смотрели фильм, и я протянул свою левую руку, чтобы коснуться твоей правой. Мое сердце бешено колотилось, отдавая в мозгу, заставляя его работать на пределе и мешая ему думать обо всем сразу. Я сделал это ради одного нежного прикосновения; ты с любопытством взглянул на меня, но ничего не сказал. Во второй раз, когда я сделал это, ты лишь слегка пошевелил рукой, чтобы продлить прикосновение. В третий раз я осмелился вложить свою руку в твою, а ты не убрал ее. Ты переплел наши пальцы, и мы остались в таком положении, не сказав ни слова.—
Во второй раз мы были в тур-автобусе. Ты что-то печатал на своем телефоне, а я смеялся над твоими носками. Твоя правая нога была поверх левой, почти образуя цифру четыре. Я сел напротив тебя и скрестил ноги как раз так, чтобы наши кроссовки соприкасались. Ты оторвал взгляд от телефона, на твоих губах играла легкая улыбка, наполовину скрытая. Ты не отодвинулся и невзначай, клянусь, слегка прижал свою ногу к моей, просто чтобы дать мне знать, что все в порядке.—
В третий раз ты заснул у меня на коленях. Это был один из тех моментов, которые были разрешены нашим сводом правил, но приближались к опасной зоне. С твоей стороны было совершенно нормальным положить голову мне на бедра. Тебе это нравилось. Ты делал это много раз. (Возможно, мне чересчур сильно нравилось, когда твоя голова была так близко к моему паху. Но это не то, чем я мог поделиться с тобой). Но в тот единственный раз я рискнул снова переступить черту. Я украл еще одно прикосновение. Я уже не в первый раз играл с твоими волосами. Я всегда так делал. Я ерошил их, в игривой манере, кто-то бы сказал: «Парни всегда такие парни». Мне нравилась их текстура и то, как они ощущались в моих руках. Я так и не осмелился по-настоящему прикоснуться к ним как следует. Это были расплывчатые, проходные моменты, лишенные смысла. Я бы не осмелился просить ни о чем другом. Я не мог позволить себе погладить их, медленно провести по ним руками или, не дай бог, потянуть от души. До того дня. Твоя голова лежала у меня на коленях, наверное, в десятый раз с тех пор, как мы встретились. И я осмелился положить на нее руку и нежно погладить, проведя по ней пальцами. Только один раз. Ты не пошевелился (по правде говоря, ты слегка напрягся, и я не хотел испытывать судьбу еще больше. На данный момент этого должно быть достаточно… Но, Боже, как бы я хотел, чтобы ты сказал мне продолжать).—
В четвертый раз это был ты, кто прикоснулся ко мне. Я думал, ты крадешь момент, когда никто нас не видит, когда ни один человек не смог бы сказать, придуриваемся ли мы, даже мы сами. Видишь? Все должно было быть в соответствии со сводом правил. Но ты продолжал упиваться моментом так долго, что свод сгорела дотла, а кража превратилась во владение.—
В четвертый раз это был ты, кто рискнул. Мы пошли пропустить по пивку, просто шутили и смеялись, как обычно. Правила были ясны: ты мог подержать свою руку на моем бедре в течение нескольких секунд, а затем отпустить кокетливый комментарий. Мы бы рассмеялись и притворились, что не хотим, чтобы это продолжалось дольше, и снова все по кругу. До этого раза. Ты кладешь свою руку мне на бедро и позволяешь ей найти там свое убежище. Ты даешь ей передохнуть и лишь слегка двигаешь, нежно лаская его. На этот раз напрягаюсь я; и тогда я наконец понимаю, почему ты сделал то же самое несколькими днями ранее, когда я гладил твои волосы. В конце концов, у нас существуют правила. Только на этот раз ты позволил себе больше, чем я тогда. — Это… нормально? — спросил ты, и с моим громким сердцем и поверхностным дыханием я не мог сделать ничего, кроме как кивнуть, широко раскрыв глаза и задаваясь вопросом… Куда это все идет? Как оказалось, все шло в тартарары. Ты продолжал двигать рукой вверх, пока громкое сглатывание не предупредило тебя о том, что она приближается к опасной зоне. Постскриптуму в своде правил. И все же ты рискнул, но не без того, чтобы сначала спросить. — Это все еще нормально? И так оно и было. Это было более чем нормально. Это было все, что я хотел украсть из всех тех моментов, и даже больше. Ты позволяешь своей руке подняться выше, все еще рисуя круги на моем бедре. Ты потянулся через стол и приблизил свое лицо, остановившись всего в миллиметрах от моего. Ты снова набрался смелости и спросил: — Может, нам перестать притворяться? И в этот момент свод правил загорелся. Линии больше не были размытыми; все они исчезли. Я потянулся тебе навстречу, запустил руку в твои волосы и подтвердил себе то, что знал уже несколько месяцев: Что обрету в этих касаниях свой дом. Наконец, наши губы тоже рискнули. Когда свод был сожжен, а мы сидели там, прикасаясь всеми запретными способами, наши губы слились в поцелуе. Мы целовались у всех на виду и внезапно перестали быть хорошими друзьями, которые тактильные и которым комфортно друг с другом, но только до тех пор, пока это не вызвало слишком много вопросов. Кто мы друг другу? Я думаю, пришло время начать писать новый свод правил.