Тусклое серебро

      Генри очнулся от транса только тогда, когда холодные, тонкие пальцы коснулись его тела.       Он распахнул глаза, чуть вздрагивая, не смея прервать поцелуй, и столкнулся взглядом с Афтоном. Его взор, же мутный и тусклый, будто бы незрячий, так не вязался с тем, что он делал.       Словно чувствуя тревогу партнёра, Уильям хмыкнул прямо в его уста. Напоследок проведя языком по верхнему ряду чужих зубов и едва коснувшись уголка рта, он оторвался, ухмыляясь. Мягкое, шипящее «нервничаешь?» сорвалось с его губ, вынуждая Эмили моментально отвести взгляд.       «Не думай ни о чём, кроме меня, хорошо? Этот вечер только наш с тобой.»       Коснувшись носом уха Генри, он тихо хихикнул, вызывая новую волну дрожи у первого. Никогда прежде он бы и не подумал, что Уильям может быть таким… нежным. С такой лаской касаться его тяжело вздымающейся груди, не со страстью, но с осторожностью целовать, с трепетом приобнимать его талию свободной рукой. Конечно, он всегда был внимательным и заботливым, но доселе прикосновения, казалось, были для него чем-то сложным, даже болезненным.       Афтон поднялся с чужих колен. До слуха Генри донеслась простая, мягкая просьба, которой он просто не смел ослушаться; он покорно прикрыл глаза, затаив дыхание, вслушиваясь в шелест одежды. Затем он почувствовал, как чужие руки взялись за его рубашку, уверенно расстегнули верхнюю пуговицу, а затем, одну за другой, и все остальные. И ему стало слегка не по себе, едва он вновь ощутил чужой вес и касание тела к телу, в этот раз — голой кожей. Несмотря на просьбу не смотреть, Эмили не мог сдержаться, почувствовав то, каким странным был рельеф, и, открыв один глаз, он практически сразу в ужасе распахнул и второй.       Его взор был встречен оскалом, вынудившим мгновенно зажмуриться. Он знал каждую улыбку Уильяма, и это была та, что говорила — он очень недоволен.       «Я очень не хотел этого,» донеслось шипение над ухом, и Генри невольно сглотнул. «Тебе и так тяжело… я не хочу, чтобы тебя это тяготило ещё больше.»       Такие заботливые слова для шёпота, сквозящего холодной яростью. И всё же, отстраняться Афтон не стал, и даже наоборот, лишь сильнее вжался в партнёра, ёрзая на его бёдрах.       Тепло разлилось по шее от прикосновения его влажных губ, а затем эту же точку опалило болезненным жаром, когда острые зубы впились в мягкую смуглую кожу. На мгновение подумалось, что они вот-вот врежутся глубже, и брызнет кровь. Эмили жалобно проскулил, вытягивая позвоночник, и чуть толкнул друга в его худую, впалую грудь. Едва пальцы коснулись шрамов, глаза Генри неприятно защипало — под веками вновь вспыхнул образ, увиденный секундами ранее.       «Боже, через что ему пришлось пройти,» мелькнула мысль. Он помнил, как это случилось, но не представлял, что теперь тело Уильяма выглядит… так. Ужасно, измученно, неестественно.       Прикосновение к паху прервало эти размышления, и над ухом прозвучал мягкий вопрос, на который, казалось, нельзя ответить чем-либо, кроме однозначного «да:»       «Позволишь?»       Эмили кивнул. Они зашли слишком далеко, чтобы он мог отказаться. Осторожно расстегнув пуговицу, а затем и молнию, пальцы партнёра скользнули под бельё, и их прохлада вызвала у Генри вымученный стон.       «Со мной ты можешь забыть обо всём,» проворковал Уильям, осторожно проводя ладонью по стволу, мягко обхватывая его у основания, «только я и ты… как давно я об этом мечтал.»       Его язык прошёлся по краешку ушной раковины Генри, затем прочертил дорожку по скуле, вынуждая сморщиться, и уже через мгновение Афтон вновь вовлёк его в поцелуй, на этот раз куда более страстный и влажный. Худощавая рука наконец отпустила орган и чуть оттянула ткань, после чего легла на широкую спину Эмили. Короткие ногти едва царапнули кожу, заставляя содрогнуться от неожиданности, на что последовала лишь усмешка. Генри рискнул вновь приоткрыть глаза, за что тут же был болезненно укушен — скол чужого зуба неприятно впился в нежную кожицу внутренней стороны губы, выводя на всхрип.       «Так и быть,» змеино прошипел Уильям, щурясь. «Смотри, но не заглядывайся… Я не хочу, чтобы ты отвлекался.»       Он толкнул Генри в плечи, и тот податливо, словно вмиг его тело ослабело, повалился спиной на мягкое покрывало.       Снизу-вверх он взглянул на Афтона. Тот, пусть и заметно исхудал, растаял за последние пару лет прямо на глазах, всё ещё выглядел грозно, внушал трепет и даже страх. О, особенно с этой ухмылкой… улыбался он всегда странно, но особенно — после всего, что случилось.       Прежде, чем Эмили успел задуматься, тонкие пальцы сжали его шею. Его глаза широко распахнулись, и он тут же заёрзал, хватаясь за запястье партнёра, судорожно пытаясь сделать вдох.       В одно мгновение ему привиделся не его друг, но чудовище, носящее его шкуру.       «Тише,» лишь расслабленно хмыкнул тот, что, однако, совершенно не успокоило, «не убью же я тебя. Просто расслабься, получай удовольствие…»       Вот только Генри разве что сильнее стиснул тонкую руку друга, чем вызвал раздражённый вздох. Афтон наконец отпустил, а его улыбка растворилась. Вместо этого он расправил плечи, чуть отодвигаясь, и прошептал сухое «прости.»       Правда, уже через миг взор его серых глаз занялся новой слегка безумной искрой, которая вновь заставила Генри напрячься. Он чуть прищурился, слегка приподнимаясь… и тут же откинулся обратно с томным вздохом.       Смех. Тихий, мягкий, но отчего-то так тревожащий Генри. Эта реакция, похоже, лишь раззадорила Уильяма, и тот тут же пересел, пристраиваясь поудобнее. Уперевшись одной ладонью в чужую грудь, он изогнулся, а после — мягко потёрся задом о пах.       «Мне так нравится твоё растерянное личико. Ты словно до сих пор не понимаешь.»       Генри почувствовал, как его щёки вспыхнули от возмущения и стыда. Растерянное? Неужели он и вправду выглядит таким отстранённым?       Но кажется, это не было упрёком, ведь на чужих устах он снова заметил ухмылку. Затем, его партнёр показательно, словно бы нарочно стараясь вызвать всем своим видом липкое отвращение, приоткрыл рот и потянул туда пальцы…       Генри отвёл взгляд, подавляя желание прокашляться — у него в ту же секунду гадко запершило в горле. Он и думать не желал о том, зачем всё это, хотя и прекрасно понимал.       Негромких влажных звуков, казавшихся едва ли не оглушительными в тишине спальни, было достаточно, чтобы вывести на дрожь. В одно мгновение он почувствовал невыносимое омерзение ко всему, что происходит, к Уильяму, а прежде всего к самому себе.       Как он смел, после всего, что произошло, делать подобное? Словно ни в чём не бывало, он позволял себе отдаться плотским утехам, забыть о случившемся. О случившемся в его заведении, о случившемся с его семьёй. С ним самим. Какой из него теперь отец… какой из него после этого человек?       Он не сдержал всхлип, и после этого всё вокруг будто застыло. Никакого движения, никаких звуков. Он хотел было взглянуть на Афтона, но не посмел.       И тогда тот сам схватил его за подбородок, угрожающе склоняясь.       «Не стоило позволять тебе отвлечься,» просипел тот, поворачивая голову Генри, смотря ему в глаза. Его взор был холоднее и острее стали. «Прекрати думать об этом.»       Он надавил чуть сильнее, выжимая из Эмили болезненный стон, и, кажется, остался этим доволен.       «Ты ничего уже не сделаешь. Живи дальше, не застревай в прошлом.»       Он наконец отпустил. Генри потёр подбородок, уже виновато отводя глаза, но рык «смотри на меня» вынудил его беспрекословно повиноваться.       Уильям самодовольно ухмыльнулся, вновь притираясь, чем вызвал усталый стон. А затем приподнял таз, заводя руку обратно за спину, мягко направляя чужой орган, и упёрся в головку.       «Расслабься наконец. Тебе понравится,» он чуть опустился, и его ухмылка только стала шире после реакции; Генри сипло выдохнул, напрягаясь всем телом.       Он рефлекторно схватился за бёдра Афтона, едва тот стал плавно опускаться, и мелко-мелко задрожал. Он ощутил, как в нижней части живота словно бы туго затянулся узел, и глухо простонал.       Уильям упёрся в него.       «Теперь просто получай удовольствие. Я всё сделаю… только смотри мне в глаза.»       Он едва качнулся, и Генри вгрызся в собственную губу, только бы не издать очередной постыдный звук. Он чуть сощурил один глаз, но, как Уильям и приказал, смотрел. Смотрел неотрывно.       Тусклое серебро его глаз тревожаще мерцало в свете ночника.       Он старался не опускать взор ниже, хотя безумно хотел. Какое-то нездоровое, мрачное любопытство влекло его, просило вновь взглянуть на шрамы, образующие уродливо складный симметричный узор по обе стороны тела. Как пугающие татуировки или ритуальные раны, они словно бы пытались донести какой-то смысл, и то, что Генри увидел лишь мельком, он воспринимал как знак стойкости. Может быть, Уильям и тронулся слегка головой, но ведь в итоге выстоял, несмотря на боль, которую, возможно, он до сих пор переживает… По крайней мере, он проявляет достаточно сострадания и беспокойства о том, что происходит вокруг, чтобы не сойти за полного безумца.       Так ведь?       «Генри,» голос выдернул его из мыслей. «Генри, не отвлекайся. Я вижу. Смотри на меня.»       Эмили с трудом заставил себя сфокусироваться на лице напротив. И правда, он вновь забыл обо всём, в том числе и о том, что его друг продолжал двигаться всё это время.       Друг ли уже? Стоит ли ему считать теперь, что Афтон — его любовник? От этой мысли захотелось сиюминутно подняться и принять долгий, холодный душ. Какое право он имеет…       …нет, не сейчас. Только не снова. Нужно собраться с мыслями, вернуться к чувствам. Но те как будто покинули его тело, а возвращаться не собирались. Словно это происходило не с ним, и он наблюдал чужими глазами.       Уильям же, похоже, был вовлечён куда сильнее. Генри видел эту ухмылку, видел то, как он прикусывал губу чуть ли не до крови, видел хитрый прищур и почти что задорный блеск в его обычно холодных и пустых глазах.       Оставалось совсем немного.       Это начинало наскучивать.       Генри наблюдал за тем, как Афтон покачивается вверх-вниз, чувствуя лишь одно — как наливаются свинцом его веки. Усталость вдруг накрыла его с головой, и ему захотелось просто здесь же провалиться в тревожаще пустой сон, только бы всё закончилось…       Он закрыл глаза ровно в тот момент, когда Уильям наконец выгнулся с наслаждённым полустоном. Видимо, своего он всё-таки добился…       И чёрт бы с ним.

***

      Едва луч солнца, пробившийся сквозь тяжёлые шторы, достиг его лица, Генри тут же открыл глаз. Затем второй.       В чужой спальне он был в полном одиночестве.       Он сел в постели, растерянно оглянулся по сторонам, но так и не нашёл Уильяма. Откинул одеяло, посмотрел вниз, на себя — одет.       Эмили охватило какое-то мерзкое чувство; он поёжился, вспоминая ночь. Всё, что он слышал, что чувствовал, начало обретать иной смысл… И чем больше Генри думал об этом, тем меньше ему это нравилось.       Всё это начало казаться не более, чем грязной игрой Афтона, и всё лишь чтобы запутать, сбить Генри с толку. Но ради какой цели?       Он поднялся, прошёлся по спальне. В очередной убеждаясь, что он один, Генри обернулся на прикроватную тумбочку.       На душе мерзко заскребло.       У него была сейчас возможность, наверное, даже одна-единственная, узнать, что не так с его другом. Может, он и вправду что-то найдёт? Дневники, фотографии, что угодно… Что-то, что наконец дало бы понять, почему Уильям ведёт себя столь странно. Он не боялся, что может найти то, что не должен был; у всех есть свои секреты, которые миру и правда лучше не видеть.       Но он не хотел мучиться совестью. К тому же, разве заслужил его друг подобных подозрений? Он всегда поддерживал Генри, был рядом. В отличие от жены, он не отвернулся, когда Генри пережил потерю, сломавшую его на корню. Даже сейчас он пытается помочь со всем, что происходит в их заведении. Честно говоря, останься Эмили один, он едва бы выдержал.       «Где б я был без тебя, Уилл,» вздохнул он себе под нос.       Генри ещё даже не решился, но уже отказался от идеи копаться в чужих вещах. Он вздохнул и кое-как заправил постель, прежде чем наконец выйти за порог комнаты.       В стерильно пустом коридоре, когда-то давно увешанном фоторамками, было свежо и чуть прохладно, а с кухни на первом этаже доносился негромкий стук посуды.