Домашние кошки плохо знают дворовых котов

      Тлеющая сигарета, зажатая между трясущимися от холода тонкими бледными, как у мертвеца, пальцами, обжигала. Серый пепел мелкими хлопьями падал на них, оставляя на обмороженной коже фаланг своё клеймо. Сигарета вскоре сгорела до фильтра — Серафима так и не сделала ни одной затяжки. Мутно-зелёные глаза, практически серые с редкими изумрудными вкраплениями, бездумно смотрели вдаль, куда-то далеко-далеко за багровую от заходящего весеннего солнца линию горизонта.       Короткие обломанные ногти так и тянулись к тем местам, где буквально пару часов назад снова находились его руки. Бёдра, талия, рёбра, шея — в этих местах своего тела Серафима желала содрать кожу, а потом залить её ошметки бензином и бросить в них зажженную спичку. Перед глазами заплясало яркое пламя, а в нос ударил едкий запах палёной плоти — девушка так и не поняла, было ли это игрой её воображения или первыми признаками начала действия очередных таблеток, которыми она закинулась несколько минут назад.       В такие моменты, Серафима желала лишь одного — сдохнуть в какой-нибудь подворотне от передоза и наконец-таки освободиться от всего того, что происходило в её жизни, но каждый раз Фортуна почему-то была к ней чересчур благосклонна, из-за чего ни одна из попыток так и не увенчалась успехом: то какой-нибудь умник додумается вызвать скорую, и она проснётся в окружении белых стен, которых боялась больше смерти, и запаха медикаментов, что вызывали в ней лишь рвотный рефлекс; то мать, как будто бы специально, вернётся домой раньше времени и застанет её лежащую по горло в уже остывшей воде, окрашенной в ярко-красный цвет. Видеть слёзы мамы, когда та перевязывала распоротые лезвием бритвы запястья, из которых продолжала сочится густая алая кровь, было для Серафимы невыносимо. Она всегда переводила замутненный пеленой наркотиков взгляд куда-то на стену, по которым в бешеном танце скакали разноцветные кружочки, лишь бы только не видеть того, как самый дорогой и любимый человек в её жизни плачет. Плачет из-за неё. Девушка ненавидела себя за то, что из раза в раз становилась причиной её слёз, но не могла сказать истинную причину своих действий. Это бы сломало мать окончательно, стало бы тем последним контрольным выстрелом, после которого уже не оправляются никогда.       Шум волн, разбивающихся о песчаный берег, заглушал её мысли, сливаясь с оглушающей музыкой, играющей в наушниках. Порыв холодного весеннего ветра растрепал неаккуратную светлую косу, перекинутую через правое плечо, принёс с собой запах морского солёного бриза, приближающейся грозы, тухлых водорослей, разбросанными по поверхности водной глади, и протухшей рыбой. Не самое приятное сочетание ароматов, но для жителей небольшого приморского городка, в числе которых была и Серафима, этот запах уже стал родным, приелся и не вызывал желания вывернуть содержимое желудка на песок.       Солнечный диск практически скрылся за горизонтом, отбрасывая своими последними лучами красноватые блики на тёмную толщу воды. Закутав покрасневший от холода нос в чёрно-белый клетчатый шарф, девушка выпустила из пальцев догоревший окурок сигареты. Тот приземлился подле серого, заросшего тиной, валуна, на котором она сидела. Обхватив себя руками за плечи, Серафима через ткань куртки растёрла озябшие плечи.       Скоро окончательно стемнеет, надо было возвращаться домой, ведь телефон точно начнёт разрываться от многочисленных звонков и смс, если её не будет дома после десяти, но девушка тянула, нерешительно поглядывая на главный экран мобильного, где высвечивалось время. Прийти в квартиру, значило снова столкнуться с ним, услышать его приторно ласковый голос, который он использовал только в присутствии матери и который Серафима ненавидела и боялась больше всего на свете. Девушка знала, что как только мама покинет пределы квартиры, из него в момент улетучится вся показная любовь, уступив место лишь ярости, желчи и похоти. Она ненавидела его за то, что он делал с ней, как только ключ два раза проворачивался в замочной скважине и они оставались наедине. В чёрных зрачках горел адский огонь, в середине которого стоял сам Дьявол и ухмылялся, и эта ухмылка всегда оказывалась на его губах.       Серафима знала, что он никогда её не отпустит, что будет при нём в качестве личной игрушки для утех и издевательств сидеть на привязи и ждать своего часа. Сначала она пыталась сопротивляться ему. Билась в истериках, кричала, плакала, угрожала всё рассказать полиции, но тот лишь самоуверенно ухмылялся и говорил, что перед ней открыты все двери — делай что хочешь — но Серафима продолжала молчать, чем вызывала ещё одну ненавистную улыбку на его лице, в которое она время от времени так и порывалась плюнуть. Она смирилась со своим положением и старалась лишь не усугублять его, но постоянные попытки суицида, пьянки, употребление наркотиков, нарушение установленных им правил — всё это делало её положение еще более плачевным, хотя каждый раз казалось, что хуже уже быть не может.       Тяжёлый рок сменился надоедливой трелью телефона. Эта резкая смена звуков вывела Серафиму из оцепенения. Она, с головой погрузившись в свои мысли, даже не заметила, как солнце совсем скрылось с небосвода, уступив место своей луноликой сестре. Первые звёзды загорелись на тёмно-синем полотне над головой, и девушка, сбросив уже второй звонок матери и поставив телефон в «авиа режим», устремила взгляд вверх. Красиво. Слишком красиво, чтобы происходить наяву. Трепетная, как крылья мотылька, улыбка опустилась на её губы, а рука сама собой потянулась ввысь, надеясь хотя бы кончиками пальцев соприкоснуться с прекрасными внеземными творениями Вселенной.       В голове снова проскользнула мысль, что уже не впервой появлялась у Серафимы, когда та приходила в Рыбачью бухту. Тут всегда было спокойно, практически ни души. Лишь изредка сюда заглядывали незваные обдолбанные в хлам гости, которые нарушали это умиротворение, но сегодня здесь не было никого. Тишина, нарушаемая редкими порывами ветра и шумом волн, вдребезги разбивающихся о прибрежные скалы, как никогда способствовала апатичным мыслям девушки, что уже перевела взгляд от неба на чернеющую вдалеке водную гладь. Ей почудилось, что шёпот волн зазывал её к себе, обещая показать лучшую жизнь и несметные сокровища, что хранятся на дне моря под надзором не смыкающей глаз суровой стражи. Он манил, приглашал присоединиться к ней в его удивительном приключении, ожидающим их где-то очень далеко от тех мест, откуда девушка так хотела сбежать. Ноги, действуя как будто отдельно от разума, понесли её к кромке воды и вот, она сама не заметила как оказалась практически по самую грудь в грязном, волнующемся от приближения скорой грозы, море.       Тяжесть намокшей куртки тянула вниз. Зубы практически сразу же стали стучать от холода, что сковал всё тело с ног до головы крепкими, нерушимыми оковами. Серафима опустила взгляд вниз и не увидела там ничего, кроме кромешной и пугающей, но одновременно интригующей и манящей тьмы. К горлу подкатил неприятный ком, а грудную клетку сдавило спазмом, перекрыв доступ кислороду. Паника накрыла её с головой, в которой сразу же закрутились хаотичные мысли о том, что нужно вернуться на берег и переждать эту ночь в какой-нибудь полуразваленной заброшке или проявить высшую степень наглости и пробраться на базу группы парней, что учились с ней в одной параллели. Она знала примерное место их сбора, потому что сама достаточно часто встречалась в тех гаражах со своим дилером, и примерно представляла, что скрывается за чугунным амбарным замком — вариант быть обнаруженной и, возможно, выгнанной взашей на первый взгляд казался куда привлекательнее нежели пойти по стопам Карамзиновской Лизы, но Серафима пересилила страх и сделала новый шаг, а за ним ещё и ещё.       Вода уже у её подбородка. Она заливается в нос, уши и рот, но девушке плевать. Остался всего один незначительный сантиметр, что отделял ту от желанного небытия, но Серафима снова застыла в нерешительности, с огромным трудом удерживая себя на поверхности. Перебороть инстинкт самосохранения ей не удалось даже накачав себя таблетками, поэтому рот с жадностью глотал ночной воздух, а руки бередили толщу воды, пуская по той едва заметную рябь. Периферийным зрением девушка уловила какое-то движение со стороны берега, а залитые водой уши каким-то чудом смогли услышать чей-то удивлённый возглас, за которым последовала череда совершенно нелитературных слов и выражений. Серафима не узнала их обладателя, ведь прекрасно осознавала, что если сейчас обернётся, то уже никогда не совершит задуманное.       Зеленые глаза в последний раз устремились в небо. На губах застыла последняя счастливая улыбка, а затем Серафима сделала шаг и полностью погрузилась в солёную, морскую воду.

***

      Балкон квартиры был распахнут и в комнату с детской площадки, что зачем-то построили прямо перед окнами, то и дело залетали обрывки рьяных баталий пьяных в стельку соседей, отмечающих событие под названием: «Вечер пятницы, зарплата». Плотно набитый травой косяк спрятан за левым ухом, в котором металлическая сережка-крест от любого порыва ветра приходит в движение, изредка задевая тонкую кожу на линии челюсти. Кудрявые каштановые волосы как обычно лезли в лицо, скрывая большие карие глаза за практически непроницаемой ширмой. В руке парня зажата уже на половину пустая жестяная банка из-под дешевого пива, а сам он сидит на широком подоконнике, полностью вытянув одну ногу, а другую согнув в колене. Свободная верхняя конечность расслаблено свисает вниз, пальцы которой соприкасаются с горячей чугунной батареей. В комнате было невыносимо душно; пахло спёртым воздухом, смешанным с сигаретным дымом и запахом дешевого алкоголя, но девушка, занявшая собой весь его диван, всё равно тряслась от холода и куталась в предложенную ей тёплую мужскую кофту, которая доходила ей до самых коленей.       Ваня никогда не считал, что его жизнь идеальна. Отца нет, мать пашет, как Папа Карло, чтобы прокормить в первую очередь его, а потом уже саму себя, но он все её старания раз за разом смешивает всё с новой порцией дерьма. От детской исправительной колонии и условного срока за распространение наркотиков его отделял лишь пацифизм отца Хенка. Киса не знал в чём причина такой заботы о нём, ведь Хенкину-старшему он никогда не нравился, но парень предпочитал не копаться в голове у больших страшных дяденек в погонах и выжимал из своего положения всё, что то могло ему дать. Жизнь Кисы никогда не имела вкуса жирной бабушкиной сметаны, но он никогда не задумывался и даже не сталкивался с суицидом. До сегодняшнего вечера, разумеется.       Киса был знаком с Серафимой лишь шапачно. Видел её пару раз в школьной столовой с пустым подносом, на котором стоял один лишь стакан воды, примерно столько же в коридоре, сидящую на подоконнике или на полу в наушниках с очередной книгой, которую нужно было знать от корки до корки, чтобы сдать ЕГЭ, знал, что она ходит вместе с Хенком на профильную литературу — Ваню никогда особо не интересовала жизнь обычной девчонки с синдромом отличницы. Она ничем не выделялась, кроме своих безупречных оценок, из толпы всех окружающих его подростков. На тусовках ангел, как однажды в шутку назвал её Боря, делясь с друзьями всем тем кошмаром, что происходил на их совместных уроках, бывала редко, но даже когда заглядывала туда, то сразу же куда-то исчезала, испаряясь, как солнечный свет в пасмурный день. Тихая, неприметная отличница из хорошей, состоятельной семьи — когда Ваня вытащил её тело, что уже успело отправиться на корм рыбам, то первые несколько секунд тупо вглядывался в лицо, пытаясь понять насколько сильно у него поехала крыша. Осознав, что с головой у него, в отличие от девушки, всё в порядке, он принялся вспоминать всё то, что рассказывали об оказании первой помощи на уроках биологии, которые тот бессовестно прогуливал, предпочитая покурить косячок в туалете или же встретиться с пацанами на их тайной базе.       — Дыши, блядь, дыши! — кричал парень, с каким-то лихорадочным усердием нажимая на грудную клетку. У него тряслись руки, а в глазах смешался страх и желание не дать этой девчонке откинуться прямо у него на руках. — Сука! — в приступе паники Ваня озирался по сторонам и даже думал уже звонить в скорую, но ровно в тот момент, когда парень наклонился, чтобы сделать дыхание рот в рот, Серафима закашлялась, выгнувшись в позвоночнике дугой. Молниеносно перевернув её на бок, он отпрянул от выплевывающей воду девушки и провёл руками по лицу, стирая выступивший от напряжения пот.       — Ну и на хера ты меня вытащил? — сплюнув последний сгусток воды и слюней на песок, с нескрываемым раздражением поинтересовалась Серафима, вперив зелёный глаза в скрытое за кучерявой чёлкой лицо своего спасителя. Кислова она разумеется узнала, пусть и не сразу. Ваню невозможно было не знать — такая яркая личность ещё долго будет у всех на слуху даже после того, как он выпустится из старшей школы. Один раз увидишь и не забудешь никогда — эти слова как нельзя хорошо ему подходили.       — Действительно, блядь, на хера? — передразнил её Киса, поднимаясь с песка и отряхивая от того свою расписанную куртку. Серафима внимательно следила за каждым его действием, больше всего опасаясь того, что тот сейчас наберет папаше его дружка Хенка, и вот тогда-то ей и придет трагический медленный конец. — Совсем ебнулась? Топиться она собралась. Нет такой жопы из которой даже через анал пролезть нельзя. Понимаешь ты это, сука? Нет! — он тряхнул головой, и капли холодной воды с кончиков мокрых каштановых волос упали прямо на тонкий замерзший девичий нос. Серафима поёжилась и обхватила руками тонкие плечи, сокрытые под промокшим насквозь бежевым овер-сайз свитером, а потом внезапно чихнула, забавно сморщив нос. Такое неожиданно милое действие выбило Ваню из колеи и загасило тот костёр праведного гнева, что разгорелся, как по щелчку пальца, из-за вспыльчивого и немного неуравновешенного характера. — На-хе-ра, — повторил он себе под нос по слогам, бросая чистую, а главное сухую куртку аккурат на колени девушки. — Надень, хотя один хрен заболеешь, — Серафима молча натянула любезно предложенную вещь; в нос сразу же ударил запах мужского дезодоранта, ментоловых сигарет и, как ни странно, пороха и костра. Куртка смотрелась на ней как бесформенный мешок, но она окутала девушку таким теплом, что Серафима только сейчас по-настоящему поняла как сильно продрогла на самом деле.       — Спасибо, — благодарность, явно сказанная не без усилий и сквозь стучавшие от холода зубы почему-то не взбесила Ваню, а наоборот — рассмешила. Запрокинув голову назад парень истерично рассмеялся, таким несвойственным для него образом избавляясь от накопившегося за последнюю неделю стресса. Два трупа, что забавляют своим обществом рыб на дне бухты, а теперь еще самоубийца-отличница, которая явно не от хорошей жизни решила составить им компанию — Киса понял, что он перестал вывозить ещё труп назад, поэтому ему просто жизненно необходимо напиться до потери сознания, а лучше обкуриться до радужных чертиков перед глазами. Только так он готов не задуматься о том же выходе, что выбрала для себя девушка. — И это я по-твоему ебнулась? — колкий комментарий унес с собой набирающую обороты истерику, и Кислов снова стал самим собой. Метнувшись в сторону Серафимы, он одним рывком поднял ту на ноги, наспех схватил валяющуюся в паре метров от места, где минуту назад лежало безжизненное тело, куртку и всучил сбитой с толку такой резкой сменой настроения девушке, вцепился в её ещё не до конца восстановившееся запястье и потянул в сторону дороги. — Куда ты меня тащишь? — зарывшись подошвами кроссовок в песок, Серафима вырвала руку из его цепкой хватки и застыла на месте столбом, недовольно сложив руки на груди. Куда бы он её не повел — в планы девушки это определенно не входило.       — Мы идём бухать, — просто и лаконично отозвался он, вновь хватая девушку за запястье. В этот раз она уже не сопративлялась, ведь Ваня, сам того не подозревая, спас её уже во второй раз за последние тридцать минут.       Зайдя в ближайший ларёк, где продавали всё и всем, подростки, не совещаясь, пришли к единому выводу: чем больше — тем лучше. Самое дешевое пиво, химозное шампанское и даже бутылка палёного коньяка — два полных пакета с алкоголем оказалось на кухонном столе в пустой квартире Кислова. Мать, так удачно уехавшая к бабкам в глушь, позвонила ему часов в одиннадцать, исключительно для галочки, уточнив, дома он или нет. Ваня, слегка заплетающимся языком, разумеется сказал, что дома (и даже не соврал!) и вовсю наслаждается просмотром «Спокойной ночи малыши». Женщина только устало вздохнула и, наказав не напиваться слишком сильно и ни в коем случае ничего не принимать, пожелала сыну спокойной ночи, а после отключилась. Киса на этот жест заботы лишь равнодушно пожал плечами и залпом осушил оставшуюся половину банки с пивом.       — Зря ты так. Она ведь реально за тебя переживает, — когда Киса откинул телефон в сторону, сказала Серафима, делая очередной глоток палёного алкоголя и ещё сильнее кутаясь в предложенную кофту. Даже после того, как она приняла горячую ванну и под настойчивым и не терпящим возражений взглядом через силу влила себя чуть ли не литр обжигающего язык чёрного чая, её колотило как в первые минуты, что девушка провела на суше после своей неудачной суицидальной попытки.       — Без тебя разберусь как мне общаться со своей матерью, — огрызнулся Ваня, посмотрев на неё раздраженным взглядом из-под тёмных кудрей. Серафима лишь равнодушно пожала плечами и потянулась к пачке сигарет, лежащей на дубовом столе. Трясущимися пальцами ей далеко не с первой попытки удалось поджечь фитиль и затянутся спасительным никотином. Если ещё день назад Кислов бы удивился, увидев её с сигаретой в руках, то после сегодняшнего происшествия был готов к более серьезным финтам, что она скрывала под маской пай-девочки. — Не хочешь объяснить, что за хуйню ты вытворила? — достав из-за уха косяк, он вытянул ладонь, в которой уже через секунду оказалась старая бензиновая зажигалка.       Комнату наполнил терпкий запах трав. Ваня, растянувшись на подоконнике, как кот, закинул свободную руку за голову и посмотрел на девушку, ожидая от той занимательной истории со всеми подробностями. Не то, чтобы ему было прям до безумия интересно, почему она решила пойти и утопиться — совсем нет! Он бы с удовольствием остался в прежнем неведение, но на каком-то подсознательном уровне понимал, что не задать этот вопрос и просто делать вид, что ничего не произошло, у него не получится, как бы не старался.       — Нет, не хочу, — отрезала Серафима и выпустила несколько дымовых колец в потолок.       С улицы донесся очередной пьяный крик, за которым последовала новая череда ругательств и звук битого стекла. Никто из подростков не обратил на это никакого внимания, ведь эти реалии жизни окружали их с самого раннего детства. В какой-то степени они сами стали участниками подобных разборок, только не здесь, не под окнами жилых домов. На отдалённых улицах, в гаражах, и даже в школе — они становились похожими на тех, кого сами до глубины души ненавидели, но изменить ничего не могли, ведь банально не знали как вести себя по другому. Да, у них был дом, семья, но воспитала их улица, а та не могла научить детей другому поведению, ведь в таких маленьких городках она буквально пропитана пьянками, наркоманией, жестокостью и несправедливостью, с которой каждый вынужден бороться самостоятельно.       — Я тебя вообще-то спас, так что ты мне должна, — парировал Киса, затягиваясь очередной порцией травы. Его зрачки уже немного расширились, на тело опустилась долгожданная расслабляющая нега, а речь стала развязнее и неразборчивей. Серафима на его аргумент недовольно хмыкнула и поднялась с дивана, пряча руки в рукавах мужской кофты практически до самых пальцев, и подошла к парню, склонившись над ним и нагло выхватив у того косяк.       — А я тебя, вообще-то, не просила, — передразнив его, девушка вдохнула в свои легкие порцию наркотиков и опустилась на пол, прижавшись спиной к батарее. — Ты мог спокойно пройти мимо и заниматься своим делом, а не совать нос в чужую жизнь. Я, к слову, отлично плаваю — это на тот случай, если ты в следующий раз подумаешь, что я решила искупаться и пошла ко дну, — Ваня тихо рассмеялся, закрыв глаза рукой. В его голове не складывалась картинка, и виной всему даже не замутнившая разум трава. Ну не мог он понять, какое дерьмо могло твориться в её жизни, что надо было идти топиться.       В школе Серафиму часто ставили в пример. Мол, посмотрите на Белову, какая умница, идёт на золотую медаль, да и, к слову, красавица — одним словом авторитет! И семья у неё была положительная. Мать состояла в родительском комитете и занимала какую-то важную должность под крылом Бабича, а отчим был состоятельным предпринимателем, державшим сеть закусочных — на первый взгляд идеальная семья, с хорошим достатком и отсутствием каких-то скелетов в шкафу. Кислов, как и все остальные, верил в эту прекрасную картинку, и сейчас, смотря на то, как часть этого шедевра сидела в его обшарпанной квартире, пила дешевое пойло и курила с ним один косяк на двоих, начал задумываться о том, сколько скрывается за этим привлекательным фантиком. В том, что подобные люди прячут в себе куда больше грязи, чем тот же самый дядя Саша, он убедился после того, как узнал о любовнике Кудинова-старшего.       — А будет следующий раз? — вопрос повис в воздухе, так и оставшись без ответа. Хоть Серафима и решила отмолчаться, но Ваня прекрасно понял, что ответ был положительным, но не стал ничего говорить, растворившись в эйфории, в которую его погрузили наркотики.       В такой угнетающей тишине они провели около часа. Опустел один из двух пакетов с алкоголем — четыре банки пива пролетели слишком быстро. Киса предложил открыть коньяк. Девушка поддержала его идею молчаливым кивком и первая пристрастилась к горлышку бутылки. Ловко выхватив её из девичьих пальцев, парень тоже сделал несколько глотков, совсем не морщась от крепкого алкоголя.       Так прошло ещё полчаса. Серафима всё так же сидела, прислонившись спиной к батарее, а Ваня лежал на подоконнике, закинув ноги на балконный откос. В какой-то момент его расслабленно свисающая ладонь случайно задела край кофты, что скрывала под собой худое девичье тело. Та немного сползла вниз, оголяя совсем маленький участок кожи, обтянувшие выпирающие ключицы, но и этого вполне хватило, чтобы перед карими глазами предстал огромный тёмно-фиолетовый засос, который больше смахивал на свежую гематому, чем на последствие плотских утех. Схватив теплую ткань, парень потянул её вниз, открывая своему взору ещё несколько подобных пятен, сразу же бросающихся в глаза на фоне бледной, практически серой кожи, в районе плеч и спины. Серафима не противилась, лишь уставилась вмиг остекленевшим взглядом в противоположную стену, но Ваня почувствовал, как она вздрагивала от каждого его прикосновения. Резко отдернув руку, Киса в момент протрезвел, а в его груди заклокотала бешеная, животная ярость. Спрыгнув со своего насиженного места, он опустился подле девушки и грубо развернул её к себе, сжимая в ладонях трясущиеся пальцы, вцепившиеся в рукава его кофты.       — Кто? — выдавил он сквозь зубы. Серафима молча оторвала взгляд от деревянного пола и посмотрела прямо на него своими зелёными глазами, в которых застыли слёзы. Парень в миг растерял всю свою злость и, поддавшись неизвестному порыву, притянул девушку в свои объятья. Она, к его собственному удивлению, даже не сделала попытку оттолкнуть его — лишь уткнулась носом в ямку ключиц и пару раз тихо всхлипнула. Её трясло, как при лихорадке, но Серафима не плакала, и Ваню это поразило, ведь он был уверен, что девчонка расплачется, и был готов героически вытерпеть всё её слезы и сопли. Только вот парень даже не догадывался, что через такое она уже проходила далеко не впервые, поэтому лить пустые слёзы, которые ничем не помогут, не собиралась. Да, при любом упоминание случившегося, влага сама собой скапливалась в уголках глаз, но девушка не позволила бы ей стечь по своим щекам. Серафима смирилась с тем, что уже ничего не сможет её спасти, поэтому и плакать уже давно перестала.       — Даже если я скажу, то ничего не изменится, — спустя минуту как-то слишком меланхолично отозвалась девушка и легонько толкнула Кису в грудь, давая понять, что его объятья ей больше не нужны. Ваня покорно убрал руки с её спины, неловко поправляя кофту на хрупких девичьих плечах, скрывая за тканью тайну, о которой не должен был узнать.       Серафима осталась в квартире Кислова до самого утра. Не то, чтобы у неё был выбор, куда пойти, но даже если бы он у неё был, девушка всё равно бы никуда не ушла. Ей почему-то было слишком тепло и уютно засыпать в объятьях обкуренного и пьяного в стельку Кислова. Девушка не просила его это делать, ведь совсем не нуждалась в поддержке. Со всеми своими проблемами она уже давно научилась справляться сама, но когда руки Кисы нерешительно опустились на её талию и прижали к своей груди, Серафима не стала сопротивляться. Она знала, что на следующий день они оба сделают вид, что ничего не случилось и что они даже не знакомы, но этой ночью была безмерно благодарна парню. Не за то, что он вытащил её из воды — за это она его как раз ненавидела, а за то, что просто был рядом, поделился с ней косяком и обнимал так крепко, будто бы Серафима могла в любую секунду раствориться. Ещё никто и никогда не обнимал её так, даже мать, от которой только-только проснувшаяся девушка получила целых тридцать пропущенных звонков и в два раза больше смс. Ни на одно из них она так и не ответила, предпочтя вновь отключить телефон.       Готовить Серафима не любила и не умела, да и в квартире Кисы не нашла продуктов, из которых мог бы получиться сносный завтрак, но банально пожарить яичницу и заварить растворимый кофе была в состоянии. Положив немного подгоревшее блюдо на тарелку прямо перед носом еще не до конца проснувшегося Вани, девушка села на стул напротив него, ограничившись лишь кружкой крепкого кофе. Девушка никогда не завтракала, потому что с утра её обычно накрывал приступ тошноты, вызванной побочными эффектами от таблеток, которыми она закидывалась на ночь. Желудок отвергал любую пищу, но против кофе не имел ничего против, поэтому первый приём пищи у неё неизменно был именно таким.       — Спасибо, — скомкано поблагодарил её парень, запивая несколько таблеток аспирина стаканом холодной воды. Голова болела нещадно, а во рту всё пересохло, поэтому за такую заботу о его похмелье он был благодарен даже больше, чем за завтрак.       — Надеюсь, что теперь мы в расчете, — Серафима помыла за собой кружку и скрылась за дверью в ванную, оставив Ваню в полном одиночестве.       Парень старался не думать, ну или убеждать себя в том, что теперь все его мысли не были заняты этим ангелом. Хоть она ему вчера ничего так и не сказала, но он не мог оставить всё так, не мог позволить тому ублюдку ещё хоть раз дотронуться до неё пальцем и сделать то, что оставило после себя такие следы. Они же хреновы мушкетёры, защитники справедливости и всё такое. Они должны защищать тех, кто сам не мог этого сделать. И Серафима была именно такой. Киса видел, что она смирилась с тем фактом, что какой-то ублюдок посмел воспользоваться ей, и решила закончить свою жизнь, но Ваня не из таких. Это он должен был пойти топиться, чтобы хоть так смыть со своих рук этот грех, это его труп должен разлагаться на дне моря, это он должен быть мёртв. Этот поганый мудак, но никак не она. Парень поклялся себе, что найдёт его и сделает всё по чести. Глаза в глаза, через дуло пистолета.       В школу подростки пошли вместе. Киса предложил подвести Серафиму на мопеде, но девушка отказалась от такого сомнительного предложения, сославшись на то, что не хочет привлекать лишнего внимания учителей и сверстников их совместным появлением. Ваня был недоволен, но все свои возмущения на этот счёт, к удивлению девушки, всё же решил оставить при себе.       Серафима не стала заходить домой за учебниками, потому что хорошо помнила, что он сегодня целый день дома и что за ночь, проведенную хрен пойми где и хрен пойми с кем обязательно последует наказание. Оно её обязательно настигнет, как бы она не пыталась от него скрыться, но девушка решила хотя бы на несколько часов отсрочить эту пытку, поэтому решила сыграть на доверии учителей и наврать о высокой температуре, которая стала причиной несделанного домашнего задания. Такое было впервые за все десять лет обучения, поэтому в том, что ей поверят, Серафима не сомневалась.       Когда впереди замаячили железные прутья школьного забора, Ваня резко остановился и, развернувшись направо, молча побрел по газону, пиная ногами прошлогоднюю листву. Девушка лишь несколько секунд смотрела ему в след и, увидев, как парень в один прыжок ловко преодолел преграду, хмыкнула себе под нос и, кутаясь в тёплый шарф, пошла дальше по прямой. Она и сама не хотела светиться рядом с Кисловым, тем самым привлекая к себе лишнее внимание. Её вполне устраивала роль серой мыши и одиночки, поэтому Серафима была даже благодарна, что парень поступил именно так, как она хотела.       Ничего не случилось. Эта случайная встреча и череда их последующих поступков ничего не изменит — они оба понимали этот факт, и обоих это более чем устраивало. Серафима никому не расскажет о том, с кем провела эту ночь, потому что ей банально некому, ведь друзей она не заводила сколько себя помнила, а Ваня трепаться не станет — ему от этого никакой пользы не будет. Девушка всё также будет проходить мимо него в школьных коридорах и делать вид, что не знает его, а Киса даже не посмотрит ей в след, потому что ничего интересно в ней нет. Её для него не существует, как и его для неё — и это правильно, ведь так было всегда. Так останется и теперь.