Еще один день в "Ишуали"

Найюр неистово протирал барную стойку. Работу он любил, Келлхуса не любил, а в сегодняшнюю смену его поставили как раз с Келлхусом. — Привет, — поздоровался Келлхус, мягко улыбаясь, как сошедший с иконы пресвятой кто-то, нахуй, с нимбом. Найюр знал, что под располагающей внешностью скрывался ветхозаветный сука ангел, и на улыбки не велся. — Нахуй иди, — буркнул он, с еще большим остервенением елозя тряпкой по стойке. — Нахуй! Нахуй! — закаркала ворона с головой младенца из клетки, что висела над стойкой. — Бесишь, — рявкнул Найюр и кинул в клетку тряпкой. Эту роковую ошибку он повторял каждый раз. Каждый. Ебаный. Раз. Дверца клетки распахнулась и Синтез радостно рванул на свободу с криками: — Инхорррои! РРрраса любовников! Найюр схватил метлу, ловко перемахнул через стойку, профессионально не уронив ничего, и погнался за ним с диким воплем “Птица! Демон!”, сшибая на своем пути столы и стулья. Синтез издевательски махал крылышками, весело летал туда-сюда и срал на столы. Серве вошла как раз в тот момент, когда Найюр наконец-то загнал Синтеза обратно в клетку. Обвела взглядом перевернутые стулья и обосранные столы, ласково улыбнулась Келлхусу. Найюру не улыбнулась, только ядовито спросила: — Че, опять беззащитную птичку гонял, педик плаксивый? — Я бисексуал! — взревел в ответ Найюр. И заржали втроем. Мем про плаксивого педика родился благодаря Келлхусу. Он и Найюр представляли собой классический тандем хорошего и плохого полицейского — Келлхус всегда с улыбкой болтал с посетителями, советовал что-то, объяснял, украшал коктейли всякими ягодками-хуягодками, а Найюр с мрачным ебалом ставил стакан перед несчастным клиентом, расплескав половину. Келлхуса, по понятным причинам, любили больше. Келлхус также вел страницы бара в соцсетях и отвечал за онлайн-общение с клиентами, поэтому и в онлайне все его знали и любили (а Найюр лишь изредка врывался в комменты под ником Неистовейший, чтобы кого-нибудь обосрать). Так вот, в один прекрасный день поклонницы решили поздравить Келлхуса хуй знает с чем и подарили ему фартук. Хороший такой, качественный, в каком-то лахери ателье униформы для барменов заказали. С кастомной надписью. Найюр, когда увидел, что вместо ника Келлхуса Warrior Prophet на фартуке огромными буквами красовалось Warrior Profit, ржал до слез и не мог перестать. С тех пор, собственно, Серве его и подъебывала. У Найюра, впрочем, тоже были поклонники. Поклонник. Великие возвышенные отношения начались с того самого дня, когда Конфас посетил их невзрачное (с точки зрения Конфаса) заведение в первый раз. Он сидел за барной стойкой прямо напротив Найюра со сложными пафосными щами и сверлил его взглядом. Найюр был занят тем, что сверлил взглядом Келлхуса, и Конфаса в упор не замечал. Поэтому, когда Конфас отвернулся, высматривая своего помощника, который вот-вот должен был подойти, Найюр рассеянно обо что-то зацепился рукой и вылил ему на спину белый русский. Конфас обернулся к нему, задыхаясь от возмущения, но именно в этот момент его помощник (Мартем, как позже узнал Найюр) подошел сзади и удивленно сказал: — Конфас, у тебя спина белая! В общем, за инцидент Найюру начальство пиздов почему-то не отвесило (зассали), а Конфас с тех пор стал постоянным клиентом. Сидел за стойкой напротив Найюра. Молчали, напряженно пырились друг на друга. Тихо гыгыкали в кулак. Найюр еще иногда ему коктейль за счет заведения наливал. Белый русский. Сегодня синоптики как раз предсказали приход Конфаса, поэтому Найюр погрозил кулаком Синтезу и вернулся к неистовому натиранию барной стойки. Келлхус, напевая себе под нос какие-то церковные, блядь, песнопения, переставлял бутылки в идеально выверенную инсталляцию. Серве, тихо хуесося Найюра с Синтезом себе под нос, неспешно оттирала со столов птичье говно. После пары столов положила хуй, подошла к барной стойке, и все трое начали привычно ржать и шутить шутки-хуютки. До открытия оставалось 15 минут. Пройас, администратор бара, заглянул в зал и увидел мебельное побоище из перевернутых стульев и засранных Синтезом столов. Интерьер дополняли два бармена и официантка, занятые хуйней. Рявкнув на веселое, блядь, собрание, он поморщился от головной боли и устало прикрыл глаза, потирая виски. Начинался еще один день. Смена прошла как обычно — весело и трэшово. Снова пришел Сарцелл. Сел в аккурат под клеткой Синтеза, с порога наебенился в дрова и начал ему затирать про жизнь свою нелегкую. — Больно мне, больно, — заплетающимся языком бормотал он. — Пиздец больно, Древний Отец. Синтез сочувственно чистил перышки и кекал. Потом, конечно, случилось предсказуемое — Сарцелл открыл клетку, Синтез рванул на свободу и начал скакать по головам посетителей. Кому-то срал на темечко, кому-то усаживался на голову и впивался когтями. — Пиздец больно, Древний Отец, — орали клиенты хором. Ловить ебучего Синтеза пришлось Пройасу — Найюр бы опять перевернул весь мир, от Серве толку было мало, Келлхус куда-то слился. Птица, демон, была водружена на свое законное блядь место за решеткой, Сарцелл был тихо утащен в уголок, чтобы опять от большой любви птичку на свободу не выпустил. Сегодня до кучи был вечер живой музыки — пришел Акка (Друз Ахкеймион, бывший муж Эсменет) и два часа играл заунывные песни под гитару. Один из постоянных посетителей (Ураньянка, кажется) тихо подошел к барной стойке и от лица всех собравшихся шепотом попросил Найюра и Келлхуса снова выпустить, блядь, птичку. Тоскливую атмосферу разрядить. Потом пришел Конфас. Как положено, сел перед Найюром, заказал свою голубую лагуну и начал любоваться. Но вечер изначально был веселый и решил таковым и оставаться, поэтому до кучи пришел Саубон. Найюр в душе не ебал, в чем суть конфликта, но Конфас и Саубон друг друга не любили пиздец и постоянно срались. Ближайший час остальные клиенты наблюдали увлекательное противостояние — Конфас стоял у стойки возле Найюра, Саубон — рядом с Келлхусом, они орали друг на друга, а Найюр и Келлхус тихонько делали им новые коктейльчики и незаметно подсовывали под руку в качестве топлива. Между ними было вклинился Пройас, пытаясь сгладить конфликт. Помогало не очень — только сам начал орать на обоих и голова еще сильнее разболелась. Закончилось тем, что оба бойца незаметно для себя накидались в дрова и отчалили. Конфаса забрал Мартем, Саубона сдали на руки племяннику. В конце смены трое работников месяца привели все в порядок без дополнительных подсрачников и разошлись по домам. Пройас, как обычно, уходил последним. Подошел к клетке с Синтезом, сунул ему между прутьев специально припасенную греночку с сыром. Синтез взял ее лапкой, зажмурился и довольно заворковал. — Пока, — помахал ему Пройас и попиздовал на метро. Завтра его ждала следующая смена и новые испытания. Великая, блядь, Ордалия.