***
С того дня как старый и жестокий хозяин леса был свергнут прошло четыре года. Духи детей в масках стали принадлежать сами себе. Наконец стали медленно, но взрослеть. Понимать и изучать то что творится вокруг них. Они остались друзьями, но разошлись по своим дорогам. Кто-то стал присмотривать за лесам как Совушка. Она хорошо следит за всем тем что происходит в Тайге. Мидвежутка ушел в долгую спячку. Однако, как он заверил своих товарищей, проснется как только они вновь захотят встретимся или им нужна будет его помощь. А Лисица стала скрытно жить среди людей, наблюдая за их бытом и жизнями. Взяла себе имя что дал ей Заяц и уехала в города что рядом с лесами располагаются. Сказала что других зверей да духов искать будет. А что же Волчек и Зайчик? А Волк долеко от сути своей не отходил. Зверем мохнатым бегает по полям бескрайним. Хищникам добычу ловит, да к людям близко не подходит. Только с детьми маленькими играет. С теми что не боятся его лица-маски. А то приобрело мимику, стало живее и роднее. И если раньше маска давила, сжирала и отнимала волю, то теперь придавала сил и стала настоящим лицом. И сейчас это лицо обдувается ветром. Холодным и вязким, что заставляет щурить глаза. Дыхание прерывистое, ведь он бежит. Гонится за запахом дыма и тепла. На двух не удобно но если на четырех то это вызывает слишком много упрёков по типу: «А если бы тебе заметили? А вдруг решат что волки в поселок наведываются? А вдруг родители увидят как ты превращается». Конечно, увидеть надутые щёчки зайчика хотелось. Но чувство от того, как Петров умеет пристыдить даже за пустяк, по мнению Волчика, очень не приятное. Намного лучше когда Зайчик хвалит. Когда своими бледными и безумно горячими руками треплет за щеки и ухи прямо как домашнего пса. Как по детски нахваливают, и как нежно смотрит. И все внутри тает. Лужицей растирается сердце в клетке из ребер. И хочется вилять хвостом и радостно скулить. И в знак доверия лечь на спину и выставить брюхо, самое уязвимое место под его руки. И вот, наконец виднеется тот самый дом. Место, в котором живёт единственный человек которому Волк доверяет на столько что бы снять свое настоящее литцо хотя бы на пару минут и одеть человечий лик. Проходит за калитку. Спешит, чуть ли не спатыкается. А в руках держат гостинец. Тушку зайца беляка. Крупного, сразу видно лучшего выбрал. Но пред порогом останавливается, затоив дыхание. Опять нервы. А ведь он прекрасно знает о том что дома сейчас только Антон. Сам ведь из кустов видел как его родители и сестра уехали на железной коробке, машине. Но все равно выпрямляется. Ещё раз осматривает подарок, что уже раз двадцать был обтерт снегом и столько же рассмотрен со всех сторон. Обнюхивает на наличие неприятных носу запахов. — «Вроде все в порядке.» — мелькает в голове. Отряхивает ноги от снега, и поправляет мужскую дублёнку что выкрал, кстати, у местного охотника что бы выглядеть презентабельнее, старше. Волчик впринципе подтянулся. Стал под сто восемьдесят, пока Тоша ели дотягивает до ста семидесяти. Начал носить берцы вместо валенок. Взятые примерно тем же способом. Гуляет по ночному поселку больше. Читать научился. С помощью Петрова, как иначе. Хотя писать и считать ему было в падлу. Даже как-то попытался начать курить, прямо как те гоповатые парни с которыми общается Антон. Крайне завидовал тому как Тоша смотрит на того высокого шатена в кожанке. Но курить ему не понравилось. Особенно когда получил по губам от Зайца. Ну прям как с мамой. И хоть Волк даже не уверен что она у него та когда то была, он точно знает что хотел бы что бы она была как Тоша. Добрая но строгая. Нежной. И у которой всегда есть что небудь вкусненького для голодного волка. И что бы каждый раз он слышал за столом злую, но добродушную и полную любви фразу: — Как с голодного края, ну честное слово. И тихие смешки, и поглаживания, и полотенце что стирает крошки с неряшливой морды. Вот только ещё он знает что не любил бы все это если бы это был кто-то кроме Зайчика. Кто-то кроме Тоши. Мнет руки с ободранными костяшками, чешет себя за ухам, как бы успокаивая. И наконец собравшись с духом, стучит. Всегда пару секунд, а Волк успел оглянутся по сторонам. А ведь он только что видел как солнце только-только начало опускаться к закату. А уже ночь. Сколько же он тут стоял? Но мысли прерываются треском щеколды входной двери. Оранжевый свет по ту сторону дверного проема очерчивает силуэт очкастого парня. Его белые, приятные волосы будто сияют. — О! Привет Волчик. Ты не предупреждал что зайдешь сегодня. — Антон улыбается мягко, тепло. Хочется ответить «Привет, зайчонок». И уткнуться, слегка боднуть макушкой грудь. Но вместо этого: — Здор-рова Тошка! — Волчья маска скалится в дружелюбной улыбке. Хвост сзади чуть повиливает под четким надзором своего владельца. Дай ему волю и он будет биться от дверной косяк как вентилятор. Было бы немного неловко, согласитесь. Из дома, да и от самого Антона пахнет мукой, маслом и молоком. Аромат приятный, домашний. — Проходи давай. — осматривая Волчика говорит парень. Его брови удивлённо лезут вверх. — Опять притащил. Ну не надоели ли? — Указывая на зайца впускает гостя внутрь. — Кушать надо больше! Ты бледный и худой. — снимает берцы, и вешает дублёнку на крючок вешалки. Оборачивается на хозяина дома и, как бы подтверждая свои слова, проводит свободной рукой по талии. — Мясо тебе надо. Мяса и картошки, с огурцами! И молоком. — Не замысловатым образом намекает на то что бы сел на сегодняшний ужин. Петровы щеки чуть румянятся пока он закрывает дверь. Своей рукой он убирает холодную, от улицы, руку Волчика. Тот не сопротивляется. Зайчик одет по домашнему. Серая футболка с чуть более темными домашними штанами. Поверх постельно-красный фартук, в полоску. Сам же волк одет в джинсовые штаны, а поверх темно малиновая водолазка. Хотя такие называют ещё «макароны». Пройдя на кухню Волчик усаживается за стол. Не первый раз все-таки. Осматриваясь видит как на скаваротке жарится блин, а рядом на плите стоит ещё одна сковородка. Зажаристая картошка пахнет ну просто волшебно. А если она ещё и со шкварками! — Ну и куда это ты сел? А руки мыть? — Петров шуточно ставит руки по бокам и, прежде чем волк начнет свои возмущения, добавляет. — Иди заодно в подвал сбегай. За огурцами. — Понял! Щас будет! — Волчика и след простыл. Видимо фортуна ему улыбается. Это же надо так удачно попасть! Может сегодня все и получится.***
Приятное послевкусие после плотного ужина размеренно грело тело и душу. Хвост зверя то и дело вилял под звон довольного урчания своего хозяина. Со стола уже убрана посуда и остались только кружки с горячим чаем. Петров только начал мыть посуду. — Давай помогу? — Бесшумно подкравшись к Зайчику спрашивает Волк. Мощное тело упирается сзади грудью. Волчья морда склоняется к плечу обнюхивая и наслаждаясь родным ароматом. — Да я сам могу, не стоит. — Отвечает Тоша приглушённо. Щеки того вновь покраснели. Стесняется но все равно ложет сухую руку на морду того. Гладит и переводит ладонь на подбородок. А Волчик млеет под ласками. Себя не контролирует, обнимает за талию ближе прижимая. И хвост бьет по ногам, но это толком никого не волнует. Волк ластится под руку, щекочет своей шерстью открытые участки шеи. Внезапно желанные ласки прерывается шутливым тычком, совсем не больным, в нос. — Ну все. Дай мне убраться. — Посмеивается Антон на забавное вырождение морды зверя. Волчик наигранно фыркает и, последний раз потеревшись лбом об спину Петрова, идет к столу. Вскоре Зайчик присоединяется к «чаепитию». Разговор не о чем баюкает сознание, покрывая дымкой безделья разум. Истории льются как парное молоко и, чтобы совсем не уснуть, парни решают пойти посмотреть кассеты. Как раз недавно отец привез новый фильм который Петров ещё не видел, а соответственно и Волчик. Перетащив телек из Олькиной комнаты, в комнату Антона, ребята устроились на кровати. Темноту комнаты освещает сине-белый свет телевизора то и дело мелькает, рябит, но продолжает изливать из себя диалоги фильма скучный сюжет которого клонит в сон ещё больше чем разговоры. Но не смотря на это парни продолжают сидеть в обнимку. Ну а точнее Волчик сидит к стене, уложив голову на макушку Петрова. Зайчик тем временем сидит меж его ног иногда зевая. Внезапно на экране засветилась сцена поцелуя что быстро перерастала в нечто более пекантное. Тоша раскрытыми от растерянности и смещения глазами смотрел на то как женщина усаживается на бедра мужчины, жадно хватая ртом воздух после поцелуя. Приятная дрож по телу вызывает удивлённое мычание. Горячие руки Волчика теперь уже были на его бедрах. Нежно поглаживая и сминая кожу тот начал дышать ем упрямо в шею. В холку. — Тоша. — М? — Лишь промычал тот в ответ. — Я люблю тебя. Петров не знает что и ответить. Он как будто погрузился в прострацию из собственных мыслей. И пока та обволакивала его разум, Волк не терял времени. Разворачивает Зайчика за подбородок и целует в мягкие губы. Влажный язык толкается между губ, проникая легко, даже скользяще. Руки с побитыми костяшками оглаживают щеки, медленно, не спеша ожидая хоть каких-то действий от партнера. Антон не сопротивляется. Даже наоборот. Почувствовав своеобразный кайф и удовольствие тот разворачивается и прижимается к Волку ближе. Отвечает и без спроса толкается языком в пасть. Проходится им по небам и острым как лезвие клыкам. Игриво языки сцепляет вызывая этими незамысловатыми ласками дрож в коленях. И Волчик млеет от любви, стискивает в ладонях бедра переходит на упругую задницу, усаживает Петрова прямо как в фильме. Знатно нализавшись, парни отстраняется из-за нехватки воздуха. Тонкая ниточка слюны быстро рвется. Антон наконец замечает что уши волка чуть согнуты пока хвост с силой Бет по матрасу с соответствующим звукам, а брови на морде ели заметно сложились домиком. То, как зверь загнанно дышит, как гортанно порыкивает одобряя его действия. Как руки на его спине пляшут а в темноте глаз читается пелена нежности, заботы и любви. Причем такая что Тоша готов взвыть. — Я тоже тебя люблю. — Улыбается во все зубы тот прежде чем почувствовать вес навалившегося парня и щекотку от бешеного порыва Волчика вылизать своего любимого.