Темнота всегда сопровождала его. В четырехмерном пространстве его временному фактору соответствовало то, что он называл управляемым хаосом. Темнейшие часы человечества были его постоянными спутниками. Та тьма, что гложила его изнутри, порой набирала такую мощь, что ему начинало казаться, что он весь состоит из нее. Что его душа, словно на карусели, мчалась по всем девяти кругам ада.
После событий, который повлек за собой ураган, находясь в темноте физической, одна и та же мысль терновым венцом впивалась в его голову: что Лекс, подобно Вергилию, был сторонним наблюдателем его мучений; но, в отличие от поэта, он явно получал от этого удовольствие.
Лайонел отдавал себе отчет в том, что не претендовал на звание лучшего отца. Сперва его угнетало, что жизнь, на которую обрек его сын, – это даже не жизнь. Это жалкое существование. Лутор опасался, что не сможет сохранить свои позиции сильного игрока. Многие воспользуются его слабостью, не говоря уже о том, как он сам будет относиться к себе. Зависеть от кого бы то ни было? От врачей, обращающихся с ним, как с ребенком или немощным стариком? От сына, ненавидящего его всем сердцем? От сына, который был в шаге от того, чтобы оставить Лайонела там, под завалинами? Уж лучше бы он это сделал.
Лишившись зрения, начинаешь видеть все в ином свете. Его жизненное кредо всегда соотносилось с теорией государства – чтобы выжить, нужно быть сильнее, поглощать все на своем пути, забирать ресурсы и знания, ни перед кем не становиться на колени и ни с кем ни о чем не договариваться. Но погружение во тьму удивительно ясно показало: чтобы не позволить отнять у него то, что он многие годы строил непосильным трудом: его компанию, его авторитет, его статус, то придется смягчать стратегию. В конце концов, изворотливая дипломатичность не раз помогла ему добиваться своего.
Его переезд в поместье решал сразу несколько задач: быть в курсе всего, что происходит в компании под юношески бунтарским руководством сына, пройти реабилитацию, не выпав из информационного поля, и не упустить возможность побесить Лекса, – Лайонел даже в таких обстоятельствах не мог лишить себя толики гедонизма. Лучшим способом, кроме своего навязчивого присутствия, стало делегирование Лексу поиска личного помощника.
Тот, словно и сам желая продлить их игру разума, подыскивал идиотов как на подбор. Либо нянек, абсолютно не разбирающихся в повестке, либо подхалимов, лицемерно пытающихся провести – и кого? – его, Лайонела Лутора, серого кардинала всех времен!
Утро началось с уже набивших оскомину обвинений в том, что он отказывает очередному кандидату назло Лексу. Последний соискатель был не так уж плох, но все еще не идеален, ввиду чего Лайонелу доставило немалое удовольствие сообщить сыну о его увольнении.
– Найди человека, который отвечает моим требованиям.
– Даже я к ним не подхожу.
– Это очевидно. Но никто не совершенен.
Милые развлечения и словесные баталии подстегивали, сохраняя присутствие духа и азарта в Лайонеле, но чем дольше он оставался без толкового ассистента, тем непродуктивнее протекало время – а это был его ценнейший ресурс.
После стычки с сыном он вышел в сад. Нахождение наедине с собой на свежем воздухе помогало выветрить скопившееся раздражение и избежать неловкости, которую он все еще ощущал при чтении с использованием голосового помощника. Новинка от ЛуторКорп, подававшая в начале надежду, на поверку оказалась дефективной, не способной даже без ошибок считать написанный текст. Он то коверкал слова, то заменял их на имеющиеся в базе, усложняя и без того проблематичный процесс. В такие минуты Лайонел чувствовал себя абсолютно беспомощным, распластанным в кровопролитной битве, Голиафом, поверженным пращой ловкого Давида.
Вот и сейчас, с каждым новым бессмысленным предложением в груди все закипало и клокотало, он готов был разорвать в клочья газету и перемолоть в муку голосовой помощник.
– Я бы тоже не смогла это выдержать.
– Кто это? – Этот голос он слышал крайне редко, гораздо реже, чем хотелось бы. Нотки искреннего сочувствия в нем вызвали у Лутора неконтролируемое учащение сердцебиения.
– Марта Кент. Я вам не помешала?
– Нет, нет, – он чуть выпрямился, стараясь придать себе более внушительный вид. – Мне даже приятно.
– Я приехала за чеком от Лекса, обычно он оставляет его для меня.
– Боюсь, мое присутствие здесь превратило размеренную жизнь Лекса в небольшой хаос.
– Уверена, он очень рад, что вы здесь, хоть и не может сказать вам об этом.
Он помотал головой: никаких иллюзий на счет сыновьей любви он не питал, но попытка Марты сгладить ситуацию, ее извиняющийся тон могли бы ненадолго отвлечь его от горьких размышлений.
– Вы весьма великодушны.
Повисла неловкая пауза. Не отними шторм у него зрение, Лайонел бы сейчас с удовольствием и легким нахальством рассматривал свою гостью. Мозг рисовал ее образ: брюки-клеш, вельветовый пиджак, грубые башмаки. Лазурно-ясный и твердый взгляд, искры солнечных лучей в огненных локонах… Как бы ему хотелось протянуть руку, дотронуться до шелковистых волос! Вместо этого между пальцев шелестела газетная бумага.
Лайонел услышал приближающиеся шаги. Легкое дуновение ветра донесло ее запах: она не использовала духи, зато от нее исходил аромат розового мыла, выпечки и жасминового масла. Марта села рядом, и он почувствовал, как каждую клеточку тела буквально пронзило электрическим разрядом, когда ее пальцы соприкоснулись с его, чтобы забрать газету.
Ее голос звучал спокойно и беспристрастно, как будто на пол тона ниже обычного. Он был готов раствориться в этих мягких сладостных звуках. Она была рядом, и ему казалось, будто он видит какое-то неясное, приглушенное свечение, исходящее от нее. Марта источала призрачный, хрустально-чистый свет.
Когда же по завершении чтения она все же дала оценку его манипуляциям с инвесторами, Лутор еще раз убедился, что Марта Кент занимает совсем не подходящее для нее место. Ее аналитический склад ума, трезвость и непредвзятость, с которой она расценивает ситуацию, возвысили бы ее до невообразимого уровня. Не будь она столь привязана к Смолвилю…
– Я и не знал, что у Марты Кент такое деловое чутье. Зачем вы тратите свой талант на продукты земледелия?
– Сочту это за комплимент. – Лайонел усмехнулся: какой тонкий и деликатный уход от ответа. Марта могла бы преподавать курсы по дипломатичным способам послать к черту.
– Это он и есть. А что вы скажете, если я предложу вам отвлечься от увлекательной фермерской рутины и поработать со мной?
Не нужно было обладать зрением, чтобы понять, что он ее обескуражил, застал врасплох.
– Мистер Лутор, мне правда приятна ваша оценка моих способностей…
– Бросьте, Марта! Сотрудник вашей квалификации будет мне крайне полезен. Вы разбираетесь в финансах, ответственны, выносливы, прямолинейны и одновременно тактичны, чтобы соблюсти политесс и при этом иметь собственное мнение, отличное от моего. Мне нужен такой помощник, как вы. Вы нужны мне, Марта.
– Это неожиданное предложение, мистер Лутор. Но боюсь, что я нужна мужу на ферме больше, чем вам в Метрополисе.
– Разве ферме не принесет пользы дополнительный доход? Насколько мне известно, дела у вас идут не так хорошо, как хотелось бы.
– Вы пытаетесь шантажировать меня? – она попыталась придать голосу сердитый тон, но мизерная нотка сомнения выдавала ее желание согласиться.
– Я пытаюсь соблазнить вас поддаться духу приключений и направить ваши знания в более нужное русло. Тем более что работа в ЛуторКорп станет для них благодатной почвой, выражаясь ставшим привычным вам сельскохозяйственным языком.
Марта молчала, и повисшее в воздухе смятение можно было резать ножом.
– Предварительно я даю вам согласие, – неуверенно сказала она наконец. – Но я должна обсудить это с Джонатаном.
– Разумеется. Я ни в коем случае не хочу создать впечатление, что я давлю на вас.
– До свиданья, мистер Лутор.
– До скорого, Марта.
***
Прошел день, но вестей от Марты Кент не было. Весь предыдущий вечер и пол ночи он пытался утихомирить проснувшийся в нем азарт. Ее внешние колебания, прикрывающие очевидное внутреннее желание снова пойти работать, раззадоривали его. Ему хотелось пустить в ход все доступные манипуляции, лишь бы склонить чашу весов сомнений Марты в его сторону. В то же время Лайонелу до безумия хотелось, чтобы решение исходило от нее – не вымученное, не вынужденное, а добровольное. Странно, присутствие Марты рядом как будто бы побуждало его стать чуточку лучше, чище, достойнее прикоснуться к ее свету.
Пальцы касались клавиш рояля, извлекая нежность и романтизм, особенно Лутору не присущие. Но именно эта музыка была словно олицетворением его нового изысканного рыжеволосого увлечения.
– Шопен? Ты говорил, он слишком сентиментален.
– Нет, Лекс, я говорил, что ему не хватает утонченности. Иногда. Но по твоему голосу я слышу, что ты опять мной недоволен. Что я снова сделал не так?
Голос Лекса вибрировал от раздражения:
– Я потратил весь день на собеседования, а ты взял на работу миссис Кент. Чего ты добиваешься?
– Добиваюсь? Марта Кент очень… – он улыбнулся, смакуя ее имя на губах. Ее образ, ее запах вновь окутали его, и на языке разлилась сладость. – Способная женщина. Такую исключительную честность нечасто встретишь.
– И к тому же одна из тех немногих, кто мог бы помочь отверженному магнату втереться в доверие к жителям Смолвиля.
– Я об этом не думал, – сказал он и впервые практически не солгал. Разумеется, благодетельная Марта в качестве помощницы привлечет на его сторону ограниченных и недалеких фермеров, к сожалению, многое решающих в Смолвиле. Их голоса в нужный момент придутся как нельзя кстати. – Что ж, полагаю, это еще один плюс.
– Не знаю, чем объясняется твой интерес к Кентам, только не смей их трогать. Они мне дороги.
– Интересно, как они отнесутся к тому, что ты вмешиваешься в их дела? Думаешь, они полюбят тебя и примут в семью?
– Ну… это будет шаг вперед.
Лайонел язвительно усмехнулся. Он всегда воспитывал в Лексе сына, который будет внутренне сильнее и могущественнее, чем он сам. Но все чаще Лутора посещала мысль, что Лекс слишком слаб, чтобы выдержать предлагаемую им школу жизни. Он так яростно сопротивлялся Лайонелу, стараясь показать себя более благородным и высокоморальным, что и сам начинал верить в это. Но в нем текла кровь Луторов, и Лайонелу хотелось встряхнуть сына, заставить его перестать заниматься самообманом.
– Знаешь, Лекс, у Зевса был сын, – приемный сын, который хотел найти приют среди смертных. Ты знаешь, что случилось с Прометеем?
– Его приковали к скале, и стервятники клевали его печень. К чему ты спрашиваешь?
– Прометей был бессмертным, Лекс, как бы он ни хотел бежать из своего мира, мира богов, но он не мог, это было невозможно.
Лекс молчал, и Лайонел знал, что попал в цель. Да, возможно, его слова ранили, но зато были правдой. Пусть его сын не хотел ее принимать, но, рано или поздно, простая истина дойдет до него: ему никогда не стать таким же, как его друзья Кенты. Никогда не стать частью этого милого розового мира со звонким смехом за обеденным столом в кругу семьи, теплом камина и запахом выпечки…
– Если я узнаю, что ты хочешь навредить Кентам, наши «чудесные» родственные отношения закончатся.
Пальцы продолжили играть. Нежность музыки уносила вдаль накрывшую Лайонела тоску по тому, чего он никогда не получит, но чего в глубине души жаждет так страстно: любви сына и любви женщины, которую не может сделать своей.
***
События последних двух дней без конца роились в голове. Он даже не мог понять, связано ли это с согласием Марты стать его помощником, или же наоборот: это он обрек ее на бесконечный риск?
С того момента, как она пришла в поместье и объявила о своем решении, впервые обхватила своими маленькими пальчиками его руку, помогая встать, Лайонел будто потерял бдительность. Вот она, великая трагедия удовольствий: к ним слишком быстро привыкаешь. С самого первого прикосновения он возжелал, чтобы она никогда не отпускала его.
Этот день был объявлен ее первым рабочим – и дабы закрепить эффект, Лайонел собрался отправиться с ней в Метрополис. Намечалась встреча с инвесторами, не слишком уж и важная – Лутор частенько пропускал их без особого вреда бизнесу, ведь финальное принятие решений всегда оставалось за ним. Но возможность провести день с Мартой была слишком заманчивой, чтобы отказаться. Он вызвал вертолет; конечно, можно было поехать и на автомобиле, проведя таким образом пару тройку-часов вместе, но желание произвести на нее впечатление перевесило.
Марта вела себя заботливо и внимательно, но не перегибала. Казалось, она действительно переживает за него, а не делает это из вежливости или жалости. Ее отношение импонировало ему, ведь, крутясь столько лет среди подхалимов, втайне желающих уничтожить тебя, ее простая честность было словно ослепительно-яркой вспышкой во тьме.
Их поездка однако сложилась более чем неудачно: взявшийся из ниоткуда псих чуть не лишил его не только вертолета, но и жизни. Лутора до сих пор передергивало при воспоминании о грубых, невероятно сильных руках, вытащивших его из кабины вертолета и подбросивших в воздух, словно пушинку. Если бы не Кларк Кент, империя ЛуторКорп могла бы лишиться своего основателя в тот день. Все-таки странным был этот парень. Кенты явно что-то скрывали о своем сыне, и Лайонелу не терпелось выяснить, что именно. Когда он спросил Марту о том, что же конкретно произошло, она ушла от ответа, пробудив в нем еще большее любопытство: подобное поведение было не в ее стиле.
Его мысли, как он ни старался утихомириться, неизбежно возвращались к ней. Вот она садится в соседнее кресло, и он чувствует, как ее бедро касается его, но в тот же миг отстраняется. Близость Марты одновременно возбуждала и успокаивала – ему хочется быть с ней постоянно, этот коктейль эмоций пробуждает в нем что-то, давно забытое. Вот она пристегивает его, и по голосу он слышит, как ей неловко прикасаться к нему.
– Вы впервые в вертолете, Марта?
– Не думала, что в первый рабочий день полечу в Метрополис.
Вот он, лежа на земле, пытаясь оправиться от удара, ощущает, как она накрывает его собой, обхватывая его за пояс одной рукой и цепляясь за голень другой: словно волчица, рыком и когтями защищающая свое чадо. Он слышит, как Кент увещевает нападающего безумца, потом – звуки борьбы и падений, истошный крик Марты, зовущей своего сына, – и все же остающейся рядом. Она тяжело дышит, и его накрывает мощной волной безмерное уважение к ней за то, каких усилий ей стоит не броситься на помощь.
Когда все заканчивается, она проводит его до гостиной, удостоверяется, что слуги вызвали врача.
– Вы не сильно пострадали?
– Благодарю за вашу заботу, думаю, отделался легким ушибом.
– Вы всегда так делаете?
– Делаю что?
– Скрываетесь за сарказмом, боясь выглядеть слабым. – В ее голосе сквозила легкая улыбка. Даже в такой ситуации она нежна и деликатна – и чертовски проницательна. В следующее мгновение место, где она только что сидела, вмиг охладевает, но все еще сохраняет жемчужное свечение. Стук ее удаляющихся каблуков эхом отражается в гостиной.
Марта Кент спасла его, поразительным образом нанеся еще один удар в сердце.
