***
— Когда вообще всё это началось? — Спросил у меня Осаму, отвернув взгляд от окна ко мне, когда я всё ещё вёл машину в сторону загорода. Я молчал, крепко сжав руль в своих руках, которые немного дрожали от напряжения. Молчал, потому что понимал, если хоть рот открою, то точно заплачу. Всё что произошло буквально несколько мгновений назад, крепким канатом тревоги держало меня замкнутым, как и беспричиное чувство вины.***
Резкий и очень громкий звук и грохот. Это если говорить в крации от чего я проснулся. Я очень испугался тогда. Была паника, крики с улицы… Я чувствовал как дом шатается и как здания на улице начинают обрушаться. Подняв глаза — штукатурка сыпалась с потолка белой пылью. Медленно, но с каждой минутой более густо. Помню как отчаянно я метался по квартире, стараясь собрать действительно всё необходимое. Однако выбранное валилось из рук и падало, соответственно тихо собраться у меня не вышло. От сильного шума и моей суетливости проснулся и Дазай. Он подошёл к окну и его карие глаза от шока расширились: на улице была давка; люди падали, спотыкались и бежали; некоторые оказывались под завалами и их пытались вытащить другие, но вскоре те тоже попадали под упавшие сооружения. Я помню как встал рядом с ним и тут же, схватив его за руку, отвёл от окна, сказав чтобы он собирал только нужные вещи. Всё было очень смутно в моих воспоминаниях связанных с сегодняшним утром… Однако я чётко чувствовал, пока мы шли, не шли, а бежали к машине, задыхаясь от запаха гари и амиака — что это утро могло стать последним и для меня, и для моего напарника.***
Оставшееся время я пытался позвонить каждому из коллег, но никто не брал трубку. Бесконечные гудки звонков без ответа всё ещё звучали в моей голове, пока я пытался выехать на резервную трассу в обратном направлении от города. Я старался смотреть на дорогу, но мои пальцы на руле дрожали, как и нога на педали. Всё чего мне хотелось это верить, что это все сон. Если бы это действительно был просто самый тревожный и худший кошмар, то я бы хотел быстрее от него проснуться… Ах да… Пока мы ехали ещё по чудом свободному городскому шоссе, через каждые три или десять преодоленных метров — я видел трупы, совершенно невинных людей. У многих из них были сильные ожоги, химические, понятное дело… Настолько сильные, что даже у человека как я, который должно быть видел за свою практику многое, всё сжималось и было чувство тошноты от столь пугающих, пускай и мимолётных тел.***
В сознание у меня была каша и чувство тревоги не спадало всё время, что я даже говорить не мог. Однако Осаму пытался выяснить что произошло, задавая вопросы. Даже не смотря на эту ситуацию, чрезвычайную причём, я старался не потерять контроль над эмоциями, чтобы мы смогли хотябы безопасно доехать. И уже давно в дали от города я не видел жути, которая была в центре и начале трассы. Однако эти кровавые, истерзанные и разорванные тела, а эти лица с измученным выражением и с запечатлённой болью на них — это всё мелькало какой-то полупрозрачностью у меня перед глазами. И я почувствовал что уже не могу ехать без перерыва. Включив поворотник, завернув в бок, я остановил машину у обочины и заглушил. Откинувшись спиной на водительское кресла я глубоко вздохнул, закрыв лицо руками, даже не сняв очки. Дазай глянул на меня и вопросительно склонил голову. Он молчал как и я. Мой напарник дотронулся до моего плеча, чуть наклонившись вперёд. Я не поднимал взгляд на него, в глазах стоят слёзы. Возможно плакать хотелось из-за стресса и смешанных чувств, которые копились в горле. Но я даже и слова вымолвить не мог. Наконец Осаму заговорил: — Я знаю что тебе больно. — Начал он. — Но ты просто пойми, что ты никогда не сможешь спасти всех и сразу. Как бы ты не старался и не пытался. Всему приходит конец. Это было весьма приятное время, пока мы работали с коллегами. Но это сейчас не вернётся и это осознание надо пережить. Поплачь если хочешь, не прячь. Успокоишься и поедем дальше, Доппо… Он убрал руку с от меня и откинулся обратно в уголок пассажирского сиденья. Но я все ещё ощущал его карие бездоные глаза на себе. Голос его в тот момент был сдержан и серьёзен. Видимо он сам чувствовал себя не важно, но понимал что мне самому сейчас не легче. От этого то Осаму и не проявлял эмоций. Однако с какой-то стороны мне было стыдно за себя. Ну, за свою слабость точно. Но я молчал, всё ещё закрыв лицо руками. Чуствуя как ненавистные и собственные слёзы катятся из глаз на стекло линз моих очков. Я видел перед собой только темноту, а слышал только тихое дыхание напарника. А чувства превратились в узел, который был туже морского и только крепчал, в какие бы стороны я его не тянул. Судорожно вздохнув, я уже понимал что не могу прятать свои слезы. Я знал что мне Дазай не даст утешения, хотя помогло ли бы мне это? Он просто молча смотрел как я ломаюсь под своими же грудами тревог и подавленных искренностей. Но я старался не всхлипывать, однако даже это не получилось. Я склонил голову, кладя локти на колени, всё ещё закрывая лицо руками. Хотелось вылить все свои слезы до последней капли, чтобы вместе с ними вышла вся вина, боль и разочарование. Которое в первую очередь было в себе.***
Остальное время мы ехали молча. Мои глаза были немного красные от слёз и ресницы слились, становясь похожими на паучие лапки. Мне стало немного легче, однако переживания всё ещё жгли и кололи где-то глубоко в сердце. Я вёл машину и немного приоткрыл окна, впуская свежий воздух, который значительно отличался от того, который был в городе. Мягкий и лёгкий ветерок проникал в салон машины и обдувал моё и Осаму лица. Пряди волос Дазая слегка поднимались снизу от небольшого порыва, пока его выражение лица оставалось бесстрастным. Он молча глядел в окно, наблюдая как мелькает дорога и столбы. Мы уже были почти на окраине Йокогамы, где домов было меньше и электричества тоже. — Я кажется понял… — Нарушил тишину мой напарник, глядя в пустоту. Его голос имел монотонный окрас. — Тот взрыв в лаборатории… Помнишь в газете писали пару месяцев назад о том, что в подвале того помещения сделали цокольный этаж, который крупнее чем остальные кабинеты в лаборатории? Так я думаю, что там могло произойти замыкание, так как стены не были защищены от влаги… Бонус и то, что там взырово опасные вещества изготавливали, так что… Поэтому из-за их недочёта все это произошло. Погибли не только они наверняка, но и их сотрудники и большое количество жителей… Я лишь промолчал, продолжая смотреть на дорогу. Однако думая про себя, не мог не согласиться с Дазаем на счёт лаборатории. Но всё-таки из-за какой-то мелочи всё это случилось… Было не то что обидно только. Было такое чувство, но вместе с ним и непонятная злость на тех, кто дал согласие на проектирование и застройку цокального этажа. Это же незаконно и опасно! Цокальный этаж был окружен повышенной влагой, рядом с которой было всё: и электричество, и оборудование, которые было под напряжением таковым. — Более того, — Дазай глянул на меня — Куда мы едем конкретно говоришь? Я краем глаза посмотрел на него, прежде чем ответить, при этом вновь переводя взгляд на дорогу. — К побережью. Там где залив. — Ты имеешь ввиду к старой бухте? Я молча кивнул, продолжая смотреть в даль на дорогу, включая поворотник и заворачивая в объезд порта, чтобы не проезжать через шлагбаум. Даже в такой не близкой стороне от моря было ощутимо, что ветер усилился. Это место и крайний уголок давал мне утешение внутри. — Я вижу ты хорошо тут ориентируешься… Я бы не догадался что тут есть объезд. — Сказал Дазай, отвернувшись к окну, смотря на расстелающийся образ старой бухты, что казался мне знакомой и не зря. — Да, есть такое… — Тихо в ответ пробормотал я продолжая ехать, снизив скорость, так как дорога уже не была очень уж ровной. Дороге в старой, условно, сельской бухте были из песка и камней. Асфальт был только на трассе, которую построили значительно позже. Мне наверное тогда было… девятнадцать, что ли… — Что? — Осаму оглянулся на меня. Его выражение лица не было таким мрачным как изначально, даже наоборот, немного мягче. — Ничего. — Я молча продолжил вести машину, по возможности объязжая глубокие и небольшие ямки на дороге. По бокам от песчано-каменного пути расположились пустые участки с дикой травой и прочей растительностью кустового типа. Полевые сорняки, которые служили для этого забытого места цветами, нежно колыхались от проезжающей легковой машины. Чем ближе я подъезжал к старому, но крепко стоявшему небольшому дому, тем громче звучал шёпот волн и мои тёплые воспоминания, связанные с детством или временем, когда всё было легко и просто… Или не совсем?..***
— А тут хорошо! — Дазай слегка выдохнул, когда вышел из машины, захлопнув дверь. Из-за того что мы ехали в объезд то мы оказались на утёсе, с которого было видно дикий берег песчаного пляжа. Волны ударялись об берег, что снова отплыть и разбиться. Тут было достаточно влажно, от чего мои, ещё со вчерашнего дня расчёсанные волосы, пока что ещё не завились. Однако они могли бы, если бы мы с ним были бы тут дольше. Осаму оглянулся на меня, смотря мне в глаза своими карими. — Ты видишь тот дом? Как думаешь, там ещё есть кто-то? Эта бухта выглядит нелюдимой и нетронутой. — Там нет никого. — Я подошёл, вставая рядом с ним и смотря в сторону дома, отвечая после того как немного помолчал. — И я думаю, что сегодня нам стоит переночевать там. Однако надо убраться сначала… — А… А откуда ты знаешь что там никого нет? Ты был тут? — Дазай всё ещё смотрел на меня. Мы стояли рука об руку и даже будучи в рубашке, я чувствовал ткань его свитшота на своём плече. — Было дело… — Вздохнув я отошёл от него, чтобы открыть заднюю дверь машины, доставая рюкзаки с вещами. — Забирай. — Я протянул напарнику его сумку со всем необходимым. — Ага, спасибо… — Он закинул рюкзак, который был не особо тяжёлый, к себе на плечо и развернувшись в сторону дома, Дазай повернул голову ко мне. — Ну что? Идём? — Спросил он у меня, дожидаясь ответа. — Да, пошли. — Я слегка кивнул, подходя к нему, закрыв дверь машины и, соответственно, закрыв и саму машину, мы с ним направились к дому. Отперев дверь, она заскрипела когда мы стояли в дверном проёме. Это было неудивительно что петли тут заржавели. Ведь последний раз я тут был и отец был… Нет, отец тут был года два назад, и то он ослаб и ему было тяжело. Однако в город он не хотел переезжать. Может мне стоило его заставить тогда? Хотя, сейчас это не то… — На счёт уборки ты был прав. А сколько лет этому дому, не знаешь? Мне кажется точно лет десять… — Осаму зашёл внутрь. Пол под его ногами на удивление не скрипел сильно, так, на очень тихий звук это ощущалось. — Больше десяти, Дазай… — Ответил я заходя следом, вдыхая запах дерева и старости. Мебель сохранилась и была нетронутой, как и всё в этом доме… В доме были лампы не электрические, а керосиновые, что собственно говоря я предусмотрел. Иначе бы мы остались без света, что ещё говорить. — Апхчи! Боже ж ты мой! — Пока я был в раздумьях, Дазай уже поднялся на второй этаж дома, оставив сумки около лестницы. — Что такое? — Я поправил очки, поднявшись на второй этаж. Однако остановившись по середине коридора, увидел как Дазай стоит в дверном проёме спальной комнаты, глядя на широкую, деревянную, как и весь дом, кровать. — Что-то не так? — Спросил я, приподнял одну бровь. — Нам на одной кровати спать придётся. — Так тут же..- Но потом я вспомнил, что в своей комнате в этом доме я кровать пустил на дрова, когда съежал от отца. — Блин… Ладно. Я развернулся, направляясь в кладовку, чтобы найти веник или хотябы тряпку. Дверь скрипнула и мне пришлось искать на ощупь, но понял что это бесполезно я решил спуститься за фонариком, что лежал у меня в рюкзаке. И когда я собирался спуститься на ступень ниже, то Осаму перехватил моё запястье. — Ты что-то искал в кладовке? — Да. Там должно быть хотябы что-то, с чем нам облегчиться уборка… Ну, и керосиновые лампы вместо светильников не помешали бы. — Я отвёл глаза, оглядываясь на сумки с вещами, лежащие возле первой ступеньки внизу. — Я нашёл их. — Чутка перебил меня Осаму, поднимая другую руку, в которой держал четыре штуки старых ламп за ручки. — Ах, славно… А где они лежали? — Я выдохнул и снова перевёл взгляд на Дазая. — В комнате. Ну, я имею ввиду. — Он оглянулся и взглядом указал. — Которая слева по коридору, в самом конце… Он был в моей комнате, получается… — О, ясно… Ладно, я тогда за фонариком и.- Я собирался уже спускаться, но остановился снова оглянувшись на Осаму. — Керосин взять? Дазай оглянулся на меня, направляясь в спальню. — Да, возьми, пожалуйста. — Ага, понял..! — Ответил я, пока спускался вниз, слыша как ступеньки тихо скрипит под моими ногами.***
— Мф! Да ёбаный в рот! — Дазай пытался оттереть от пола пятно, нахмурив брови, пока он мыл второй этаж. — Без мата, пожалуйста, в моём доме. — Подметил я, пока смахивал пыль со шкафа бежевой перьевой метелкой, которую нашёл в кладовке, как и ту тряпку, которой Осаму не мог оттереть грязь от пола. Хотя, мне было его даже немного жаль. Спросите почему? Потому что я бы тоже много чего наговорил, если бы мыл пол на коленях руками. Однако было глупо то, что это было ни какая не грязь, а пятно, которое изначально было, когда дерева пилили на доски. — А с рояля он твой? Мы так то тут живём пока! Не ты один! — Дазай поднял на меня взгляд. Он не был раздражён, но и не обижен. — Давай уже пол домывай до конца! Не мучайся ты уже с этим пятном, оно тут было изначально! — Я снова продолжил сметать пыль вздохнув. — Тц, а что ты раньше не сказал? — Ты бы сам догодался. — Ну ты и..! — Дазай крепко сжал тряпку и хотел что-то добавить, так как его рот оставался приоткрытым. Видимо обозвать меня, но не в серьёз, естественно… — Ну? Что рот открыл? Я тебе сказал — домывай пол, рыбка, и пойдём ужин готовить! — Закончив свою часть уборки и выходя из комнаты, я легко, нисколько неболезненно стукнул Осаму по его тёмной макушке перьевой метелкой, которой я сметал пыль. Конечно, даже такому человеку как мне, иногда свойственно стебаться. Учитывая то, сколь я знаю Дазая, то мне и ему это простительно. Так тем более… Мы наедине и никто не услышит и не увидит. Да и… Мне хотелось хоть чем-то разбавить своё состояние. Лишь бы не вспоминать сегодняшнее утро и то, что было в этом округе и доме раньше…***
— Куникида… — Тихо позвал меня Осаму, пока я стоял около котелка, готовя суп из сухих порошков, которые успел схватить с кухни с утра. — Да, Дазай? — Оглянулся на него. Мой голос уже целый день был мягче, заметил я. Может из-за того, что я и он наедине? А может из-за того, что Осаму не сделал ничего такого, чтобы я был суров с ним? Обычно такое было только по вечерам. Когда мы с ним были в квартире после работы. И то не всегда я мог отойти после работы и был уставшим и раздражённо отзывался на всё что мне не скажут… — Ты как после сегодняшнего утра? Я молчал, глядя обратно на суп, варившийся в котелке над ирори — Я… — Во мне что-то переклинило и я снова замолк. Между нами повисла тишина и только тихое и гулкое бурение супа в котелке, вместе с шумом волн, которые были слышимы из-за открытого мною окна. Мне было не очень приятно что Дазай мне напомнил об том, что случилось с утра. Я, честно, не очень это и хотел вспоминать. — Скажи мне, Куникида… Ты выглядишь таким тревожным, особенно, когда мы только зашли… С чем это было связано? С сегодняшним утром? Или с чем-то другим может? Я не знал что мне ответить на такой вопрос. Нет, знал, но… Я не был уверен, стоит мне об этом говорить или нет.***
Я помню тот день. Мне было лет десять тогда. Я помню как я сидел в своей комнате, потому что отец сказал мне остаться там. Выйдя из комнаты, моё любопытство превело к тому, что я стоял у комнаты его и мамы, прислушиваясь. За закрытой дверью, к которой я прислонился… я слышал как он плачет. Заглядывая в щель между дверью и проёмом я размыто, в силу моей неостро-зоркости, моим детским невинным глаза открывалась картина: мой отец — сильный духом и физически, гордый и ответственный мужчина, стоял на коленях у кровати и плакал, держа мою мать за руку. Я тогда не понимал что происходит. Мне не рассказывали про смерть и я не задумывался о ней никогда. Эта тема никогда не звучала в моей семье и я никогда этого не видел. Я отошёл от двери, возвращаясь в комнату, не понимая: «Почему папа плачет, держа маму за руку? Она же просто спит, как он сказал… Что происходит? Почему он не пытается что-то сделать?» Эти вопросы переберал я, будучи ребёнком, который не подозревал о мысли, что «я всегда буду рядом» от родителей — это вынужденная ложь, чтобы утешить их же сознание. Чтобы им было не больно от мысли, что когда они умрут их детям будет плохо, потому что они им поверили ещё в неосознанном возрасте, в силу своего незнания. Но незнание не отстраняет от ответственности, верно? Только в моем случае это не ответственность, а реальность. И даже за день до похорон, гроб с моей покойной матерью поставили в мою комнату. Я не спал всю ночь. Глаза остекленели и смотрели в потолок в темноте спальни. Я не смел взглянуть на гроб и на тело моей матери, укрытое саваном. Я просто не хотел мириться с действительностью. Если бы я знал что она больна, а не просто кашляет, я бы мог спасти её. Но я не смог. Хотя я мог. Но я не воспользовался этой возможностью. Может, это отец виноват, что он мне не сказал? Но я бы мог сам у неё спросить же. Но опять же — я упустил свою возможность. Я не спас её.***
Мы сидели молча за столом, смотря каждый в свою небольшую глубокую тарелку. Не смотря на то, что суп был порошковым, а не из настоящих и натуральных продуктов, он был достаточно сытным. Дазай ел не спеша, словно он думал о чём-то и мысли его отвлекали от еды. Однако я не решился спросить у Осаму что не так, и молча набирал в ложку суп и ел в своём темпе, стараясь отдать мысли еде, а не чему-то другому. Я встал из-за стола и взял тарелку, чтобы пойти и помыть её. На удивление водопровод в этом доме ещё работал. Возможно потому что отец его отключил, прежде чем отправиться в море и не вернуться оттуда. Я включил кран и стал мыть за собой. Только шум воды не напрягал это молчание между нами. Мне казалось, что Осаму хочет что-то сказать, но не решался. Может это были лишь мои мысли… Но стоило мне об этом подумать, как Дазай заговорил: — Может… мы после ужина подойдём к морю? Развеемся хотябы. Да и мне стоит осмотреться.. — Он поднял на меня свои карие глаза, явно ожидая что я соглашусь на это. Это, конечно, не было в моих планах. Но отказаться я не хотел. Так как мне не свойственно было отказывать Осаму. Но почему? Я сам не знал и в тот момент задал себе этот вопрос… — Хорошо. Я не против. Только… — Я оглянулся на него, закручивая ручку крана, так как закончил мыть посуду за собой. — Доешь, пожалуйста. Просто на завтра нам негде оставлять еду, да и чтобы не на ветер вся еды оставалась. Посуду я сам помою, ты всё равно забудешь. — Говорил я, пока протирал глубокую и небольшую тарелку вместе с ложкой. Дазай лишь молча кивнул, набирая ложкой суп из своей тарелки и продолжал молча есть. Я краем глаза переодически смотрел на Осаму, но делая это так, чтобы не встретиться с ним взглядом. Иначе бы он снова вопросительно глянул на меня, как бы задавая немой вопрос: «Почему ты смотришь на меня?» И это бы поставило меня в неловкое, честно говоря, положение. — А можно я спрошу.. — Дазай поднял на меня глаза, когда ел суп. — Ты меня рыбкой назвал, когда мы убирались, в качестве ласкового прозвища? — Нет. Потому что ты тогда с приоткрытым ртом был и на рыбу был похож. Ну… — Ставил я посуду обратно в шкаф и ящики кухонного гарнитура, который мой отец сам пилил, покрывал лаком, а я маленький, смотрел как он это делал. И помню как он дал, четырёх летнему мне широкую малярную кисть и помогал мне её держать, давая мне немного покрасить лаком мебель… — …Ещё ты рыбка, потому что часто забываешь то, что я тебя попрошу сделать… — Ну последнее это понятно… — Дазай продолжал есть, параллельно говоря. — Просто было интересно, почему я рыбка то… Обычно ты меня так на работе наедине называешь! — Так, рыбка не рыбка, ты давай прекращай с набитым ртом есть! — Я обернулся на Осаму, кладя руку на кухонный стол. — Подавиться можешь же! — Да я..! — И, что требовалось доказать, он действительно начал давиться супом в тот момент, кашляя прекрывая рот рукой, которой держал ложку, но сейчас она упала с лязгом на пол. — Тебя вообще есть учили или нет..?! Да что ж ты будешь делать то… — Я вздохнул с лёгким недугом и раздражением, но подошёл к Дазаю, чтобы хлопнуть того по спине. — Руки подними и через нос дыши. Но он видимо меня не послушал и просто продолжал склоняться над столом, давясь и кашляя. И тем самым он рукой надавил на тарелку, которая и на него и на стол пролилась. — Да ты! Тц, зараза! — Говорил я и хлопнул брюнета по спине. — Я тебе сказал выпрямиться и руки поднять! А что ты делаешь то! Я начал поднимать его за плечи со стола, не взирая на то, что Дазай был весь чумазый в супе от рта до ремня штанов. Он давился и смеялся. Последнее скорее с моей реакции и раздражения. Но вскоре он успокоился и перестал кашлять, но вот то, в каком состоянии была его одежда и стол — это уже другая история. — Тц, дура, блин… — Я хлопнул его ладонью по затылку, а тот хмыкнул, когда я отошёл. — Иди переоденься, и пойдём. Я тебя внизу подожду. Надеюсь у тебя там опять какая-то белиберда не случится… — Вздохнув, я посмотрел на него, с лёгкой раздражённостью, но при этом смешанной с какой-то мягкостью, прежде чем сложить руки в карманы своих бледно серых брюк и направиться к входной двери, слыша как Дазай тихо и тепло усмехается с моих слов…***
Мы дошли до моря вместе, идя рядом друг с другом. Я лишь слушал как Дазай мне что-то активно рассказывает, пока мы идём вдвоём. Лёгкий вечерний ветер дул нам на встречу, а солнце догорало медленно за горизонтом розовым светом и небо стало едва темнее, приятного для моих глаз оттенка… За всё время пока мы были в этой бухте мои волосы успели завиться, хотя я надеялся что это будет только на концах чуть-чуть, но не по всей длине… Однако расстраиваться мне было не долго. Так как во время того как мы шли, во время того как мы спускались к дикому побережью с Осаму — я смотрел на него. Его тёмные волосы тоже были вьющимися, но он не выпрямлял их, так как просто не воспринимал их так трепетно и близко как я. Может потому что они ему нравились? Или он их принимал? Хотя, если говорить про меня, то я не любил свои вьющиеся волосы и не хотел никогда их иметь. Однако понимание что я не выделяюсь и Дазай ничего не говорит об этом, меня по своему утешало… Спустившись к берегу я уже нёс строгие тёмно-коричневые туфли в руках, так как по песку в них было неудобно идти. Дазай уже был впереди меня и параллельно с этим что-то говорил. Его голос звучал гармонично с шумом волн, которые вновь и вновь ударялись о берег и отплывали, бесконечно возвращаясь, оглаживая берег. Заметив, что я смотрю на море, Осаму замолчал и устремил свои тёмные глаза в даль, наблюдая вместе со мной. Мы стояли не близко, но иногда я позволял себе краем глаза посмотреть на него. Мне было спокойно, но где глубоко внутри что-то сжималось. — Ты скучаешь по ней? — Внезапно разорвал тишину Дазай, садясь на песок, притягивая колени к груди, обняв их руками и повернув голову на меня. Его вопрос кольнул в моё уязвимое место в памяти и я немного потупив взгляд опустил голову чуть-чуть вниз. — Ты про мать? — Да. — А ты как думаешь? — На выдохе произнёс я, тоже сев рядом с ним и оперевшись руками об песок, который продавливался у меня ладонями. — Перестань, Доппо. — Слегка схмурился Осаму. — Я знаю что ты скучаешь по ней. Я же знаю что тебе больно от этого, я же знаю что ты все ещё винишь себя за это… — Его тон был спокоен и едва монотонен в тот момент, что выводило меня на эмоции с каждым мгновением. — Признайся, Доппо. Признайся… Я молчал, не в силах ответить. Но это какое-то время. — Вечно ты так. — Сказал я нахмурив брови, чуть поджав губы. — Ты всегда спрашиваешь то, что я не хочу обсуждать и что для меня болезненно! Скажи, ты специально так делаешь? — Я повернулся к нему, всё ещё сидя рядом с ним. Мне пришлось повысить голос слегка. — Я никогда! Слышишь? Никогда не напоминаю тебе о том, что причиняет тебе боль! Что я такого сделал тебе, чтобы ты так поступал? — Тебе необязательно что-то делать, чтобы я у тебя это спрашивал, — Дазай откинулся на песок и повернул голову вперёд, смотря на смеркающиеся небо. — Ты всегда пытаешься спрятать свои эмоции под профессионализмом и безэмоциональностью. Ты подстраиваешься под свои стандарты, чтобы быть тем кто действительно превосходит тебя… Но это ведь не настоящее твоё «я», не так ли? Ты живёшь в постоянном стрессе и поэтому у тебя и срывы, что ты не подходишь под свои же мерки… — Замолчи! — Прервал я его, срываясь на крик. — Ты не понимаешь! И никогда не поймёшь! Ты хоть знаешь насколько сильно я сожалею о всём, что я не смог сделать? Ты хоть знаешь насколько сильное у меня это чувство вины? Ты думаешь я зачем стараюсь вести себя спокойно? Да потому что я не могу нормально мыслить, если мои мысли будут зацикливаться на них всех! Никто там не выжил из наших, никто, понимаешь? Никто! Только мы с тобой остались! И… Я уже не мог говорить под конец и просто закрыл глаза и опустил голову, не в силах уже сдерживать свои слёзы. Я чувствовал себя размознёй и тряпкой окончательно. Всё триггерило и выводило из себя сегодня с самого утра. Дазай молчал, глядя на то, как я окончательно сломлен и не в состоянии даже говорить. Я не видел его выражение лица. Но через пару минут услышал и ощутил, как Осаму наклонился ближе ко мне, кладя руки по бокам моего тела. — Я хочу, чтобы ты признал, что ты не можешь быть идеальным и у тебя есть чувства и ты в полном праве их применять даже когда дело касается чего-то ответственного. Я судорожно и тихо дышал, открывая свои, едва заплаканные глаза, чуствуя, как его тело почти соприкасается с моим. — Почему тебя вообще это волнует? — Мой голос немного дрожал и я дышал усиленно и от тревоги, и от того, как он был близко ко мне. — Потому что я люблю, Доппо. — Что..? Меня словно парализовало на секунду и я отвёл взгляд, но потом вновь посмотрел на Дазая. Что-то ёкнуло в груди. — Я говорю — Я люблю тебя. — Повторил Осаму, не разрывая зрительного контакта со мной. — Будь мне всё равно на тебя, я бы не стал всё время с тобой сотрудничать и работать, я бы не позволял себе вести себя как дурак рядом с тобой, потому что мне комфортно. Ничего бы этого не было. Других нет, их очень жаль, они не рядом. Но у нас с тобой есть мы. Мы всегда будем вместе, отныне сейчас и до того момента пока кто-то из нас жив. Мы — механизм, к которому нет запчастей. Верь мне, Куникида… Пожалуйста, я серьёзно… Верь мне, мой волнистый мальчик… Я почувствовал как его рука гладит нежно меня по волосам, которые завились от влаги, и то как пальцы Дазая расплетают мои волосы, убирая с них резинку. Мне было тепло. Не от ветра, не от погоды. Мне было тепло от него, от его слов, от его прикосновений. Он не шутил это точно. Осаму говорил всё это серьёзно. Больше меня смягчило не то, что он не врал, а то, что я не один был, кто испытывал эти чувства. Я чувствовал как расстояние между нами сокращается и как его пальцы крутят мои волнистые натуральные блондинистые пряди. Я опёрся на локти, позволяя Дазаю быть надо мной. Мои глаза смотрели на его черты, на его вьющиеся густые тёмные волосы, на его губы, которые почти касались моих. — Пожалуйста… — Тихо шептал брюнет. Я не знал куда он смотрел, но мой взгляд был на его губах. Решаясь, я всё-таки снова сел прямо. Мои руки плавно скользнули к его телу, оглаживая его бёдра и спину, но останавливаясь на талии. Я поднял взгляд с плеч Осаму на его губы и наклонился чуть ближе. Ощущение его кожи на своей было то, чего и я, и он действительно хотели. Всё было так туманно, но приятное чувство растекалось по венам и заставляло сердце стучать так быстро, что было ощущение, словно время ускоряется до наносекунд. И все-таки самое приятное с того вечера было, то что мы с ним целовались у побережья. Что я держал его близко к себе, давая ему пропитаться всей нежностью, которая подавлялась во мне все годы. Чувствуя дрожь его тела под собой и его пальцы, вцепившиеся в мою спину… Его вздохи и тихие стоны… Весь мой идеал был создан, чтобы я перестал думать о том, к кому меня влечёт. Но я сделал свой выбор. И это было правильно… Как говорил Дазай ранее.? Ах, да… «Мы — механизм, к которому нет запчастей.»