***
— Мне кажется, Крэй знают, — сглотнула девушка. — Конечно, ты пересказала Лоре почти все, что знала. С такими зацепками им не составит труда свернуть меня. А если они порешат меня? — разнервничался парень, потирая шею. — Нет, этого не будет. Я не позволю. — Как ты можешь волноваться за меня? — послышалась усмешка, но за ней прятался страх. — Потому что, Генри, ты моя семья. Мой брат. — И даже после того, что я сделал? — отреченно пробормотал он. — Я не буду скрывать — мне понравилось душить их. Убивать тех, кто тебя породил, неописуемо. И ты все еще дорожишь мной после этого? — Особенно после этого. Ты ведь знаешь, за что. Они запрещали мне быть с Джо и недолюбливали тебя. Повисло молчание, оба они задумались о своем, хотя свое у них было одно и то же — одна единственная роковая ночь, что понесла колоссальные перемены в жизни Лилии и Генри Хэнксов На небе мерцали звезды, фонарный столб раскинул длинную жуткую тень тощего парня, топтавшегося на месте, который не решался постучаться в отчий дом. Ладони блестят от пота, пальцы подрагивают, а сам взгляд затуманен темной пеленой безумия. Затея, что он таит в себе, казалась ему предсказуемой и примитивной, что стоит ему войти домой, как его сразу раскусят и сшибут с ног. Взмахнув рукой на уровне головы, точно развеяв возможные угрызения совести, Генри храбро постучался в дверь. Выглянула горничная, встретившись со взглядом парня, она чуть зажалась, но, не подавая виду, сказала заученное: — Ваш отец просил не пускать вас, мистер Генри. — Брось, Салли, выслушай меня, — взмолился он, увидев ее намерение захлопнуть дверь. — Я пришёл попросить прощения у отца, передай ему, что я не уйду до тех пор, пока он не впустит меня. Кротко кивнув от удивления, молодая девушка прикрыла дверь. Послышались неспешные шаги, которые, уловив Генри, злобно усмехнулся. Еще чуть-чуть — и он заживет самой роскошной жизнью, вот только бы подавить буйный нрав, только бы все получилось… Щелчок двери — и Генри вновь нацепил маску раскаяния, Салли приглашающе кивнула ему. — Мистер Хэнкс ожидает вас в спальне, он надеется, что это стоит того, чтобы отвлекаться ото сна. Генри, сияя радостью, но не от милости отца, а от предвкушения вечера, прошел по коридорам. — Настолько стоит того, что это пошатнет его жизнь, — пробормотал себе под нос Генри, постучавшись в спальню, и, услышав зов, уверенно вошел. Окинув ленивым взглядом комнату, Генри узрел пожилого старика с нескрываемой сединой, укутанного в халат, который, потирая серебряный перстень, сидел на шелковых простынях, грозно смотря на сына. Стэнфорд Хэнкс был сыт по горло выходками единственного чада, приносившего одни проблемы, затраты и пустую трату нервов. Вышвырнув в злосчастный день его из дома, Стэн не лицезрел ожидаемого страха, а лишь холодную жажду мести, но сейчас вглядываясь в худого парня, и приняв факт потных ладошек за нервозность и волнение, лицо старика смягчилось. — Ну, зачем ты явился? Выждав секунду, Генри опустился на колени и подполз к отцу, который опешил от неожиданности. — Я пришел раскаяться, чтобы попросить прощения. Отец, я признаю свою вспыльчивость и своевольность. — Он схватился вспотевшими руками крепко-накрепко за ногу отца, глядя тому прямя в глаза. — Я бродил, голодал и исхудал — это послужило мне уроком. Прошу, скажи, что прощаешь, я… Вдруг, не постучавшись, выглянула Салли и, заприметив хозяйского сына на полу, опешила и промямлила: — Я хотела лишь уведомить вас, Стэнфорд, что уже десять часов. Генри глянул на настенные часы, нервно сглотнул, игнорируя раздражающую горничную. — Да, можешь идти, Салли, не забудь оставить ключи в прихожке. Дверь тихо прикрыли. Стэн легонько оттолкнул Генри и призвал того подняться, ибо негоже его родному, хоть и бунтовскому сыну мешкаться на коленях. Он приглашающе похлопал по постели возле себя, размышляя о том, что, быть может, и не стоило прогонять Генри, быть может он еще может пропитать почву парня добросовестностью, благоразумием и честью. Сожалел старик о том, что из-за частой работы не уделял долгожданному сыну внимание, ведь его любимый мальчик сейчас сам пришел к нему. Сам попросил прощение и сам дорос до зрелых решений. Все-таки Стэн сам раскаивался в своем поступке, но меры все-таки были приняты не зря. Тем временем Генри аккуратно похлопал по спине отца правой рукой, а левую положил подбодряюще на плечо. Руки его задержались, и долгая тишина накрыла их уши пеленой, а разум погрузился в работу, воспроизводя в унисон трогательные моменты отца с сыном. Пульс участился у младшего из мужчин. — Я рад, что ты пришел, сын. Я, признаться, и не ожидал такого шага от тебя. Что уж говорить, я прощаю тебя. Рука на спине, постепенно обойдя старческий горб, легонько приблизилась к затылку отца и легонько сомкнулась на шее. Стэн, немного сконфуженный действием сына, посмотрел на него и в этот момент он с ужасом для себя узнал в его глазах знакомые искорки безумия вкупе с широкой улыбкой. Секунда — и обе ладони вцепились в шею старика, намереваясь выдавить из него всю жизнь. Зрачки Стэна расширились, казалось, вот-вот выпадут из черепушки. Пользуясь замешательством отца, Генри надавил сильнее на кадык. Хрипя и кряхтя, Стэн попытался отпихнуть от себя руки сына, но тот, мертвой хваткой держась, возвысился над ним. Все вокруг покрылось мрачной тенью, взгляды картин с позолоченными рамами уставились на преступника, словно загипнотизированные зрелищем. Старик жутко раскрыл рот в немом крике, предательство, совершаемое сыном, больно врезалось в сердце. Сын, которого он ждал пятнадцать лет, юный парнишка, что вырос жестоким социопатом, превратился в его глазах в настоящее чудовище, сорвав с себя маску, голыми руками решая его судьбу. Его маленький мальчик, любимый им всем сердцем, тот, кого он не успел воспитать должным образом, обрек его на смерть. И казалось Стэну, что губит его тот самый маленький Генри своими тощими детскими пальцами, царапая кожу. Сожаление, а точнее слова, что могли выразить жалость к сыну крутились на кончике языка, не имея возможности вылететь из побелевших губ. И вот — закатились зрачки несчастного мученика, ослабла его хватка на запястье сына, испустил душу бедный Стэнфорд Хэнкс в своем роскошном особняке с пышным садом, утонченными картинами и зарубежными полотнами. Судорожно выдохнув с удовлетворением, Генри отцепил руки от покрасневшей шеи и толкнул в грудь мертвеца, уложив его на постель. — Генри!.. Резко повернувшись, он увидел мать, прислонившуюся о дверной косяк, в страхе прикрывая рот ладонью. Медленно приближаясь к ней, Генри понял, что она не в силах пошевелиться и с легкостью сомкнул на ее шее хватку. Через пару минут он с легкостью покончил с ней, насытившись послевкусием мести сполна. Молодой юноша и представить себе не мог, какое удовольствие ему могла принести месть, это чувство упоения, напоминающее металлический привкус во рту, ощущение освобождения от невидимой ноши, которую ты разбил о глыбы. Теперь Генри видит мир в других оттенках, более неописуемых. Простая ночь покажется загадкой, а человек в ней — лишь куклой, что старается жить, зная, что умрет. Быстрым ходом уложив мать возле бездыханного отца, преступник в ночи удумал ринуться в бегство. Генри уже был у дверей, выискивая ключи, когда услышал шорох со спины. — Лилия, не говори, что это ты… — не поворачиваясь, устало спросил он. — Поверить не могу, что это ты, — дрожащим голосом еле произнесла сестра. — Что ж, полагаю, ты не рада меня видеть.She knows She knows And I know she knows And I know she knows
Генри знает, что Лилия видела, как брат запросто и жестоко расправился с родителями, но он не знает, чтò думает об этом она. — Напротив, — девушка, подбежав, прижалась к спине брата объятиями. — Ты не представляешь, как я тебя ждала…Bad things happen to the people you know And you find yourself Praying up to heaven above But honestly I have never had much sympathy Cause those bad things I always saw Are coming for me...
***
Босые ноги несутся в спешке вверх по лестничной площадке, судорожно переступая перила. Оказавшись на крыше, она оглядывается по сторонам, и ветер щекочет ее уши, развивая на ветру запутанные локоны. В блаженстве она прикрывает глаза, расслабляясь, но вдруг запах дождя иссяк, а на место нему пришел зловонный табак. Знакомые сигареты посыпались с неба ливнем, приземлившись на ее голове, они отлетали к ногам, и девушка прикрыла голову руками. День сменился глубокой ночью, на небе вместо луны блестел рукояткой заряженный кольт, прицелившись в нее, он выстрелил. Пуля проскочила прямо над головой, мысли запутались клубком, не давая шанса спрятаться от ливня сигарет. — Лора, дочь моя, — резко она обернулась и встретилась с отцовскими глазами. Его силуэт мерно покачивался на табачном дыму, не обращая внимание на падающие сигареты. Медленно он протянул кривую руку, а карие глаза встретились со вспоротой глоткой. — Подойди же, дочурка… Этих слов было достаточно, чтобы к горлу подкатил ком и чтобы броситься к краю крыши, он всегда так говорил, всегда одним и тем же способом заманивал ее ласковыми прозвищами и нещадно бил. Оказавшись на краю пропасти, Лора глянула вниз: сумрачный Лондон, стадо людей и машин, это даже неплохо — умереть в расцвете сил под взором десяток людей. — Милая дочурка, куда же ты?! Рваный вдох — и она прыгает в объятия бездны, летит спиной к земле, не боясь ничего, и не думая о том, как будет больно, когда ее ребра треснут, впиваясь в плоть, когда тело шмякнется об асфальт. Ничто не сравнится с жуткими воспоминаниями, породивших травму, отравивших ей все детство, преследующих ее в темноте. Но земли нет. Лора словно парит в воздухе, падает все ниже и ниже, платье ее неистово брыкается, обнажая колени, волосы плывут по сторонам, и она канула в воду. Три мужские тени показались над ее отражением, и все они держали в руках оружие, которые, направив прямо на ее размытый силуэт, выстрелили в унисон. В ужасе Лора поднимается на постели в холодном поту, за резкое и непродуманное движение она наградила себя пульсацией в заживающем плече. Зря она оперлась о руки — рана еще не зажила и каждый раз при нагрузке отдавала болью. Но это все можно запросто послать к черту по сравнению с жутким кошмаром, и чуяла Лора, что судьба затеяла что-то неладное и вот-вот готовится усугубить ее положение. Почему она так решила? А потому что ей никогда не снятся сны, редко — да, но чтобы кровавые кошмары… такое бывает нечасто. Постепенно Лора укуталась в одеяло и встала на шатких ногах. День обещает быть увлекательным. Пройдясь в санузел, девушка заперлась изнутри и залезла в душевую кабинку, раздевшись. Итак, что так сильно смутило и ввело в ужас Лору, настолько, что даже под напором горячей воды холодок на спине не спадал? Медленно присев под струей душа, девушка погрузилась в воспоминания и осознала, что так просто не сможет забыть этот кошмар. Первая странность — табачный дым, необычный дождь из сигарет и окурков, что странно — курит она редко и давно не присутствовала при курящих, благодаря своей затее с расследованием. Почему же благовоние обожаемого дождя сменилось едким запахом табака? Не суть. Вторая бросающая на глаза особенность — это неожиданно наступившая ночь, переменчивая смена дня или настроение? Старомодный кольт и пуля, проскочившая возле нее, не говоря уже о размытых фигурах над водой не предвещали ничего хорошего. Лора смутно припоминала силуэты и могла сказать наверняка, что они были мужскими. Отец. Нет, нет, она не должна бояться. Рефлекторно девушка схватилась за плечи и начала успокаивать дыхание. Даже любимый душ в любимой квартире не способен успокоить ее, не может прогнать ее страхи. Как будто она сама может — Нет! — уже всхлипывая, промычала напуганная девушка, истерика все сильнее подкатывала к горлу. Скатившись на пол, Лора старалась игнорировать беспокойство в душе и поток воды, бурно ливший на нее. Горячий пар в воздухе лишь усугублял ситуацию, и ей казалось. словно что-то невидимое душит, давит на грудь огромной ладонью. Нежная кожа вокруг глаз уже ныла от горячей влаги, раздражаясь, подушечки пальцев скомкались, будто трескаясь из-за долгого купания, а Лора бессчетно старалась прогнать детский страх из головы. Ведь он мертв и более не имеет власти над ее памятью и разумом, судьба распорядилась иначе, и Лора сама по себе, самостоятельна. Ей теперь нестрашно, каждый раз заходя в дом, и нет надобности озираться по сторонам в квартире и бесконечно ожидать маму под подоконником, думать о брате и его предательстве, просто уже все прошло. Отец умер, и значит память о нем скоро будет мертва. — Знал бы ты, отец, как мне паршиво от того факта, что ты мой самый близкий человек, но именно тебя я хочу забыть. Я ненавижу тебя за то, что ты со мной делал, и ненавижу за все, что не сделал, — словно в предсмертной агонии затараторила Лора, обхватив колени руками. Сердце бешено стучит, напоминая о том, что еще немного — и можно будет раствориться в этой тишине под проточной водой, дышать становится невыносимо в этой душной кабинке, тем не менее Лору это напротив побуждало на душевные терзания. — И я так же люблю тебя. Люблю те воспоминания, в которых ты трезв и водишь меня в парк, где ты обнимаешь меня и когда ты еще боролся за свое счастье. — Она уже рыдала в голос и не скрывала истерики. — Я ждала! Да, я ждала тот день, когда ты извинишься, просто попросишь прощения, и я бы наверное не стала такой черствой, но ты продолжал губить себя, одновременно убивая меня, брата, сестру и маму! Я ненавижу тебя! Жгучие слезы текли по щекам, плавно переходя с шеи к ключицам, одна капелька попала на губу и, облизнувшись, Лора неизбежно почувствовала соленый привкус. Боу даже уже не чувствовала боли в плече, откровенно говоря — она наконец-то признала то, что скорбела по отцу. Скорбела — слишком громко сказано, просто все по-своему грустят по человеку. Кто-то день и ночь неспокойно лежит, словно бревно, прожигая потолок, пытаясь принять смерть близкого; кто-то старается избегать тему потери; другие рвут в клочья фотоальбомы, прощаясь с памятью о бедном мертвеце; а некоторые предпочитают игнорирование, убеждая себя в незначимости, пустяке происшествия, что приводит в конечном итоге лишь к отчаянию. — Я тебя ненавижу… — вытерев слезы, поднялась Лора. Глаза опухли от веселого купания, девушка приложила все усилия, чтобы скрыть мешки под ними. Случайно припомнила, какой сегодня день недели. Вторник — срок выходного, упомянутого в записке, и, следовательно, ей нужно вернуться в строй. Признаться, она безумно скучала по Полли и остальным ребятам, особенно по Реджи. Да, ей действительно симпатичен этот гангстер, но причинить своими руками себе же новую порцию боли Лора не хочет. Любовь с преступной личностью ничем хорошим не закончится — она в этом твердо убеждена. Это как мимолетный дождь, орошающий землю долгожданной влагой, который всего через пару мгновений оставит после себя лишь болезненные воспоминания, а земля в жажде иссохнет, покорно ожидая новый ливень.***
Включенное на среднюю громкость радио помогало водителю машины отвлечься от тревожных мыслей, хоть сейчас на пассажирском сидении не сидел его босс, легче от этого не становилось, оно и ясно — предыдущего парня на его месте просто взяли и застрелили без угрызений совести. Знание этой информации порой приводило Била в настороженность. Картинка за стеклом сменялась одна за другой, голос ведущего по радио начинал раздражать понемногу. Не сдержавшись, он бегло глянул на внутрисалонное зеркало — кареглазая девушка с миниатюрной укладкой, наряженная в зеленую рубаху с серебряными запонками и черной юбкой, была такой неожиданно простой для той, к кому Реджинальд, вероятно, пристрастился. Она неподвижно сидела, рассматривая пейзажи вокруг, а лицо ее было непроницаемым, так что сложно было определить о чем эта особа думает. Лора Боу, сидя в салоне крэйской машины, старательно размышляла о том, как ее жизнь изменилась за последние месяцы, и дело не в свободе, деньгах и возможностях — дело в том, что ее душонка неизбежно влюбилась в харизматичного гангстера. Очень комично: даже недавно она отрицала чувства, отказывалась признавать, что хочет ответную любовь, а сейчас… В кафельном помещении с белыми дверями, где нижняя часть стен была покрашена в синюю краску, за каждым столиком велась беседа, оно и верно — долгожданный час, когда можно было поговорить с заключенными. Родители, чьи лица изнеможены от беспокойства, взволнованно разговаривали с заключенным сыном, молодая девушка за столиком в углу туманными глазами разглядывала лицо парня, совсем еще юного, которого обстоятельства пуститься во все тяжкие, говорил отрывисто и быстро, стараясь выговориться любимой. Если посидеть тут один долгий часок, то можно увидеть всяких посетителей и страшных, омерзительных, и миловидных, привлекательных преступников в беседе, которых связывают дружба, любовь, родство, деньги, либо что-то иное и каждый из них по своему будет встречать друг друга. «А к какой же группе отношусь я?» — задумалась Лора, и в этот злосчастный момент появился в поле зрения Реджинальд Крэй, провожаемый смотрителем. Одет он был в простую тюремную форму, что очень мозолило глаза, ибо девушка привыкла видеть его в дорогущих костюмах, но это был сущий пустяк по сравнению с лицом, а точнее то, во что оно превратилось: разбитая верхняя губа, опухший синяк под левым глазом, зашитая черными нитями кожа возле левого виска и в краю лба — никак не могли прижиться в уме Лоры, скорее она находила это комичным. Забавно увидеть у некогда грозного человека, который сам разбивал другим морды, вмятины на лице. — Ну здравствуй, Реджинальд, ты хотел меня видеть?