Часть 1
26 октября 2023 г. в 21:00
– У тебя кровь на руках, – заметил Локвуд.
И кровь, конечно же, была; кожа потрескалась и начала облазить, будто старая штукатурка, усеянная алыми каплями. Квилл выдернул ладони из чужой хватки.
– Зима на улице, – резко ответил он.
Локвуд вскинул аккуратную бровь.
– Слышал когда-нибудь о перчатках? Или креме? Хотя ты такой сальный, сомневаюсь, что он тебе понадобится.
Квилл не ответил. Вместо этого он посмотрел на Локвуда и его идиотски красивые руки. На ладонях у него были мозоли, как и у всех агентов, но в остальном кожа казалась идеально гладкой и мягкой, как шелк. Он до сих пор чувствовал призрак прикосновения этих рук, и на секунду отстраненно задумался, каково было бы держать их – но сразу перестал, стоило Локвуду одарить его сияющей саркастичной улыбкой.
Квилл нахмурился.
– У меня нет на это времени. Я агент.
– Ты супервизор, – просто сказал Локвуд. Его слова повисли в воздухе спектральным холодком. Больше ему и не нужно было ничего говорить, они оба знали, и у Квилла не осталось сил огрызнуться. Он уставился на собственные дрожащие кулаки, глядя, как расползается кожа и кровь выступает в тонких, ломаных трещинках, будто чернила на старом пергаменте.
Он подумал о боли, о том, что он мог бы сделать с локвудовой физиономией, если бы у него были силы поднять клинок. Он не думал о Неде, о своем последнем деле и бледных лицах товарищей, о Черной Зиме и о том, каким чертом вообще собирается дожить до весны, если ему едва хватает воли, чтобы подняться с постели утром. А потом он задумался, всего на мгновение, об универмаге Эйкмеров, о полтергейсте, о том, как Локвуд с сияющими глазами и в развевающемся пальто без малейшей тени сомнения нырнул в бездну, и произнес:
– Да и у тебя дела не очень, да?
– У «Локвуда и компании» все прекрасно, спасибо, – ровно ответил Локвуд. – Уверен, даже ты читал в газетах и о наших последних делах, и о награде за «Лучшее агентство месяца»…
– Я сейчас не о твоем агентстве, а о тебе, – сказал Квилл и уставился на него, разглядывая брызги эктоплазмы на пальто, залегшие под глазами тени, потрепанность там, где раньше были чистые ровные грани. – Просто глянь на себя. Ожоги от плазмы, мешки под глазами – едва дотягиваешь до своих обычных стандартов, разве нет?
– Черная Зима тяжело дается каждому агентству, – произнес Локвуд, – уверен, тебе и самому прекрасно об этом известно.
Квилл не удостоил его ответом.
– Люси Карлайл – твоя Слухач. Слышал, она ушла. Из-за чего?
Эффект был мгновенный. Локвуд замер, в его глазах что-то проскользнуло – но тут же исчезло, когда он заговорил тем самым голосом, который приберегал для особенно трудных клиентов:
– Дела моих агентов тебя не касаются, Киппс. У нее были свои причины. И все.
Квилл прищурился.
– И ты не нашел ей замену? Видал я эти ваши дела. И видел, как вы беретесь за страшнейших лондонских призраков всего лишь втроем, и это в разгар самого смертельного сезона, что мы когда-либо видели.
– Если ты тут для того, чтобы учить меня, Киппс, то предлагаю тебе уйти, – сказал Локвуд, и в его голосе зазвенела сталь. Рука метнулась к рапире у пояса. Квилл его проигнорировал.
– Ты медленно себя убиваешь, Локвуд, и команду свою с собой утащишь, если не будешь осторожен. Надеюсь, хоть это ты понимаешь.
Локвуд не ответил. На мгновение Квилл задумался, не слишком ли далеко зашел – но, взглянув в его лицо, решил промолчать. И тогда –
– Может, и понимаю.
Это было сказано так тихо, что даже в ночной тишине Квилл едва сумел разобрать слова. А Локвуд просто стоял на месте, глядя в темноту. Он долго не двигался, и Киппс почему-то тоже не мог заставить себя уйти. На несколько десятков ударов сердца остались только они одни – да шорох одежды в ночной пустоте. Никто из них не повернулся, чтобы взглянуть на другого.
Казалось, прошла вечность, прежде чем Локвуд заговорил.
– Ты еще тут? – сказал он, не оборачиваясь. Квилл прочистил горло.
– Должен же я был проследить, чтобы на тебя не набросилась какая-нибудь Тень, пока ты тут дуешься.
Локвуд засмеялся. Звук был чистый, будто колокольчик зазвенел. Он мог бы быть красивым, если бы не то, что за ним последовало.
– Не думаю, что от тебя было бы много толку.
Чары разбились; воздух вокруг похолодел. Квилл посмотрел на свои руки, красные, грубые и окровавленные, правая сжата в кулак вокруг рукояти его рапиры. У него не было сил вытащить ее. Не то чтобы у него сейчас вообще были на что-то силы. Боже – он звучал как старик.
С тем же успехом он мог бы и быть стариком. В конце концов, для агента неважно, двадцать два тебе или сотня; ты все равно бесполезен. Он уже отдал свое детство, и его мечты давно потерялись в переполненной дождем сточной канаве – сейчас они лежали на дне Темзы вместе с другими старыми призраками. Что еще он мог отдать? У него осталось немногое – ноющие суставы, скрипящее тело, каждый нерв разорван на лоскуты. Перед лицом смерти он был слеп и беспомощен, как младенец – наверное, даже хуже, ведь дети могли видеть призраков. Его команда в нем не нуждалась. Единственной вещью, что сейчас помогала ему двигаться дальше, была злость – и здоровая доза смертельного ужаса. Ведь он –
Его ладони были влажными. Не от крови, – он обнаружил это, глянув вниз, – но потому, что сейчас Киппс опирался о мокрую от дождя стену. Он скользил вниз, к земле – подкосились ноги; но Локвуд был у его плеча, подхватил одной рукой и держал ладонь Квилла в своей. Киппсу потребовалось мгновение, чтобы выпустить его пальцы.
– Ты разваливаешься, – тихо сказал ему пустой мальчик. Квилл фыркнул и выпрямился.
– Будто ты нет.
– Я как-то справляюсь, – прошептал Локвуд. На его лице плясал призрак улыбки.
Повисла тишина; они замерли, глядя друг другу в глаза – на секунду, а может, на целую вечность. Квилл хотел бы сказать миллион вещей – Спасибо, что не дал мне умереть, как минимум – пусть и неохотно – и, пожалуйста, не умри сам. И не дай умереть своим. А может, говорить было нечего, и ему просто хотелось еще ненадолго остаться здесь – где только они вдвоем да звезды над головами, сияющие, будто кончики рапир. Двое людей, у которых, он знал точно, кровь теплая и сердца еще бьются – по крайней мере, пока. Он подумал было открыть рот, сказать что-нибудь; Может, я могу… Может что?
Что он мог сделать?
Что-то поднялось у него груди; жгучая, горькая волна. Злость, понял он смутно, – а может, что-то еще. Какое дело ему до Локвуда? Какое вообще ему дело до всего этого? Локвуд не изменился, остался все тем же надменным, безрассудным мальчишкой, что уколол Квилла пониже спины на турнире, постоянной занозой в его заднице, с чересчур яркой улыбкой и склонностью к сарказму. Завтра в это же время они вновь будут сталкиваться плечами в подворотнях, таскать цепи по подземельям, швыряться, будто ножами, ядовитыми подколками. Завтра в это же время один из них может быть уже мертв.
– Иди поспи, Тони, – сказал Квилл хрипло. Слова прозвучали как-то неправильно, но это было все, что он мог сказать. У него снова подкосились ноги, и он выбросил вперед руку, чтобы удержаться прямо. В этот раз Киппс не собирался опираться на Локвуда. – Выглядишь паршиво. И, бога ради, позаботься о себе. И о своем агентстве тоже.
Локвуд моргнул. Что-то шевельнулось в его зрачках. Он дернул рукой, будто желая протянуть ее к Киппсу, но уронил обратно. Затем невнятные извинения, тихое прощание, шорох пальто – и Энтони Локвуд исчез, оставив Квилла Киппса одного в ночной тишине.