***
— Моя королева, вы думали, я не замечу, как вы проснулись? — спросил Роджер, лаская безволосую грудь мужчины. Фредди ехидно улыбнулся и повернулся к Роджеру, встречаясь с его красивыми голубыми глазами, в которых играли чёртики. — А может, я хотела проверить вас. — На что? — На наличие совести! — улыбка резко пропала, и Фредди пихнул его в голову, отодвигая от себя, — Как вы смеете трогать королеву в её же кровати? — шуточно промолвил парс, верхняя губа пыталась скрыть улыбку на лице, но не вышло.***
Роджер помнил всё. И эти воспоминания губили его. Было трудно сохранять спокойствие. Прогнать страх и горе. И сейчас он пытался разглядеть в небе звёзды, стоя на крыше своего дома. Но, конечно же, даже если бы небо не было затянуто напыщенными тучами, возомнившими, наверное, что они теперь правят городом… В Лондоне звёзд было не увидеть из-за светового загрязнения. «Даже странно думать, что были времена, когда их было видно везде…» Он помнил, как смотрел на небо, лёжа на траве рядом с Фредди, Брайаном и Джоном. Думал обо всём, чего мог достичь. Роджер сложил руки, почувствовав собственные мурашки.***
— Нам ничего не остаётся - будем ждать и надеяться, что нас согласятся подвезти, — сказал Джон, нервно потирая затылок и глядя на красивую окружающую их природу. — Ну, это в любом случае лучше, чем ехать с тем, кто ни черта не умеет водить, — высказался Брайан, переводя взгляд на разбитый капот машины. Джон кивнул. Воцарилась неловкая тишина. Зелёное поле, казалось, не заканчивалось. Фредди присел на забор. Точнее, думал, что присел: доски были слишком тонкими, и он, не сумев удержать баланс, с визгом повалился назад. К нему тут же подбежали ребята. — Ты в порядке? Не ушибся? — поинтересовался Роджер. Тогда они ещё не знали, что нравятся друг другу. Не знали, что в дальнейшем у них будут отношения. Счастливые отношения, в которых они, к сожалению, пробудут не так много времени. — Ау, моя… Спина. Ушиб он получил скорее чуть ниже, но решил не посвящать друзей в подробности. Брайан, Джон и Роджер протянули руки, чтобы помочь ему встать. Фредди в растерянности глядел на них, лёжа на земле. Он протянул было руку к Роджеру, чья ладонь выглядела такой заманчивой, но вдруг… Заметил небо. И лёг обратно на спину. — С тобой… всё в порядке? — настороженно спросил Джон. Фредди медленно кивнул, неожиданно для самого себя абсолютно очарованный. — Ложитесь тоже. Друзья переглянулись. — Может, он головой ударился?.. — усмехнулся Роджер. — Нам ещё минимум три часа тут торчать, пока машина не приедет. Ложитесь, говорю! Вы должны это увидеть. Ребята усмехнулись, но повиновались и легли по разные стороны от Фредди, создавая "солнышко". Вокалист облизнул губы и сказал: — Смотрите. Небо казалось… точнее, было таким огромным. Медленно плыли пушистые облака, то закрывая, то открывая солнце. Такая глубина, необъятность, величественность… Непостижимость. — Мы такие… маленькие, да? — Фредди поднял руку вверх, будто в попытке дотянуться, ухватить одно из облачков за хвост, — Я постоянно забываю, что у нас над головами вот это. — Угу. Наверное, на нас смотрят сверху и думают, какие мы дурачки, — высказал свою точку зрения Роджер, парс перевёл на него взгляд и встретился с его глазами. — Кто смотрит? — Не знаю. Кто-то же должен наблюдать. Не думал, что тебе нравится смотреть на облака. Фредди пожал плечами, щёки накрыли длинные ресницы. — Это помогает очистить мозг. Они погрузились в комфортное молчание. Травинки щекотали щёки. Пахло землёй и солнцем, воздух понемногу прогревался. Впереди стелилась неизвестность. Роджер лежал и понимал, что, похоже, он находится там, где и должен. Рядом с друзьями. Рядом с Фредди. В нём шевельнулось что-то сокровенное, недоступное, пока он смотрел на небо. Его бескрайность и отсутствие каких бы то ни было границ вызывали благовейный страх и в то же время воодушевляли. Вторым дыханием открылось осознание, что он столько всего может сделать… Столько всего рассказать. Внутри загорелась погасшая было свеча и появилось желание двигаться вперёд. Тяга творить теперь ощущалась сильнее прежнего. Роджер краем глаза посмотрел на вокалиста, лежащего рядом и рассматривающим небо. Кудри его чёрных волос теребили траву, а тонкие волоски плавно перекатывались по лёгкому ветру. В его глазах он прочитал что-то по-типу: „Ждите меня там”. Сами мысли вызвали странную дрожь. Из размышлений вытянуло громкое урчание живота. Живота Брайана. Ребята оторвались от разглядывания облаков и посмотрели на него. — Извините. Я сегодня не ел.***
«Да, хорошие были времена» — думал Роджер, подходя ближе к краю крыши. Сегодня он собирался наконец сделать это. Покончить с вечными страданиями, выпивкой, клубами и наркотиками, которые он стал употреблять после смерти близкого человека. Покончить с собой и вернуться к любимому человеку. Хоть в Бога Роджер и не верил, но зато верил Фредди. Он всегда говорил, что когда-нибудь он должен спуститься на землю из-за ужасного поведения людей по отношению ко всему их окружающему. После этих слов Роджер задумался и подумал: может, всё-таки, Бог существует?…***
Их первый поцелуй произошёл совершенно неожиданно. И, удивительно, не по-пьяни. Тогда они работали в студии над «Богемской Рапсодией», и Роджер жутко бесился из-за того, что Фредди сто раз просил его перепеть Галилео. — Да что ещё за Галилео?! Сколько тебе ещё нужно?! У меня яйца сейчас лопнут! — Фредди просит выше, Роджер — сказал Брайан через микрофон. — Да пошёл он к чёрту, я на отдых! Связки уже болят. Кинув наушники на маленький столик, Роджер быстрым шагом вышел из студии на улицу. Так как это была небольшая ферма, то на улице в основном никогда никого не было. Свежий воздух ударил в ноздри, и он наконец смог выдохнуть. — Галилео, галилео… чёртовы галилео, — всё повторял барабанщик, садясь на землю и оперевшись на стену. Роджер находился наедине с собой и размышлял о том, что он неправильно делает? Вроде же фальцет выходил удачным, а им всё не нравилось! «И так всегда… Родж, это не то. Родж, делай выше. Родж, ты не прав. Родж, да иди ты в задницу!» — Родж? Надо же, он даже не заметил, как к нему подошли. Это оказался Фредди, он нервно теребил пальцами лимонную футболку и то и дело кусал нижнюю губу. Роджер даже не посмотрел на него. — Чего? — Я пришёл спросить, как ты, — подходя к нему, спокойным голосом сказал вокалист. — Превосходно. Можешь идти. Кажется, его не устраивал такой ответ, потому что он никуда не ушёл. В тот момент он смотрел на нервно сжимающиеся пальцы барабанщика и думал, как бы ему извиниться. Фредди сделал шаг вперёд, и Роджер тут же посмотрел на него полными отчаяния глазами. — Фред, пожалуйста, я хочу побыть один. Тот сразу же остановился и почти незаметно сглотнул. Почему он не хочет поговорить? Или он действительно так вымотался? Кулаки сжались, это слегка раздражало, но понимая обстоятельства, и что ему нужно наладить контакт, он мягко ответил: — Я хочу извиниться за то, что не оставлял тебя в покое. Я просто… просто думал, что песня выйдет лучше, если ты будешь… Чёрт. Просто прости меня, Лиззи. Лиззи? Роджер встал. Что ещё за Лиззи? Его не удовлетворяет такой ответ, и обещает себе расспросить об этом Фредди во всех подробностях, без лжи и недомолвок. Но всё становится неважным, когда к нему подбегает Фредди, чуть не роняя на газон. Он нежно обнял его за плечи и уткнулся носом в шею. У Роджера остановилось дыхание, он боялся сделать что-то не так… Боялся, что если сделает что-то не то, момент закончится. В сердце что-то ёкнуло, и Роджер поднял Фредди за подбородок и поцеловал. Парс вздрогнул от неожиданности, хотел было сначала оттолкнуть барабанщика, но в конечном итоге сдался. Губы непроизвольно открылись, и они слились в диком поцелуе с открытым ртом. Пальцы скользнули в густые тёмные локоны Фредди, задев кожу головы, и Роджер прикусил его нижнюю губу. Боги, губы Фреда были созданы для поцелуев… такие мягкие и розовые. Вокалист выгнулся навстречу, тихо застонав в губы. Этот звук отдался в паху Роджера. Чёрт, надо останавливаться! Иначе могут произойти очень плохие действия. Роджер с громким причмокиванием отстранился от губ друга и уже со страхом посмотрел в глаза Фредди. Тот же выглядел так, будто ничего не произошло. — Боже… Прости, я… — взмахнув руками, блондин не смог справиться с нахлынувшими чувствами и зашёл обратно в здание. Фредди остался стоять на улице, немного поражённый поступком друга. Он же не по мальчикам… Но, чёрт возьми, он такой прекрасный! Мужчина мечты. Как же долго он этого ждал, но надежды практические не было.***
Раздался ропот и взмахи крыльев испуганных голубей. Воздух тяжелел от влаги, пахло мокрым асфальтом, но дождь не шёл: наверное, устроил себе короткий перерыв. Ночное небо пересекла стая птиц - он наблюдал за тем, как они свободно пикировали в воздухе. Такие беззаботные. Свободные. Тут до него донеслась чья-то ругань: женский голос посылал куда подальше какого-то Адама в нескольких красочных предложениях. Роджер усмехнулся: говорящая девушка была очень креативна в своих проклятиях. Он посмотрел в небо: серо-чёрные облака супились, где-то вдалеке ударила молния. И тут ещё воспоминания ударили в голову…***
Вскоре после нескольких недель нашей совместной жизни я узнал, что Фредди очень любил живопись… Он видел разные абстракции на картинах, которые я не мог понять. Некоторые картины были полностью размазаны, но Фредди говорил, что на них изображены люди. Где-то - девушки, где-то - лицо мужчины. Однажды мы были на каком-то мероприятии… я уже не помню на каком точно. Мы тогда остановились возле странной картины. На ней были намазаны краской разные цвета: белый, серый, красный, голубой, светло-зелёный… — Она была написана в блэкмаунтин! — Что за блэкмаунтин? — Это школа искусств. Целое движение в Северной Каролине. Скажи, она прекрасна. Исключительный пейзаж… Такой честный, откровенный и… одновременно искажённый, как будто он узнаваемый. Тебе нравится? — Фредди повернулся тогда ко мне, и я увидел звёздочки в его глазах, он выглядел абсолютно счастливым. — Мне нравится твой восторг.***
— Туда… Указывал Фредди на стены, когда мы купили собственный дом и развешивали картины. Я приставил её к стене напротив дивана в зале. Мы стали жить активной счастливой жизнью. Фредди покачал головой. — Нет… Туда. Он указал на место под лестницей. Я проследовал туда и сделал то же самое. Он вновь не одобрил и вдруг его осенило, он указал на место над тумбой в холле. — Туда-а! Первое, что видит гость, когда заходит! Когда мы всё сделали, Фредди запрыгнул на меня и крепко обнял, счастливо улыбаясь и глядя на картины. Мне было радостно, когда он выглядел абсолютно счастливым человеком. Но вскоре я начал замечать его грустные взгляды на детей, когда мы гуляли. До меня вдруг дошло: он хотел ребёнка, но не мог его иметь, потому что был с мужчиной. И потом я понял ещё одну вещь - он скучал по Мэри, потому что до сих пор к ней неровно дышал. Мне становилось печально от того, что я не мог её заменить. Хоть я и пытался сделать его счастливым каждый день: дарил подарки, цветы, писал секретные письма перед уходом, устраивал нам приключения и путешествия в разные города и страны, но ничего из этого не делало меня близко к той цели, чтобы я смог заменить ему Мэри. Через два года нашей с ним жизни он скончался. Попал под машину. Я не мог контролировать свои эмоции в то время, не мог не рыдать на похоронах, а когда приходил домой… я видел не дом, я видел только его. Картины, которые мы с Фредди накопили, служили лишь напоминанием о том, что я потерял. И я их убрал. В дверь постучали. — Чем могу помочь? Передо мной стояла девушка лет тридцати с чем-то. — Меня зовут Агата Уильямс. Думаю, вы знали моего мужа… Бруса Уильямс. Он умер рано утром перед лекцией прямо в аудитории. Аневризма мозга. Это было… четыре года назад. — Мне очень жаль.. это слышать. — Спасибо. — Он был… преподавателем? — Профессором, — улыбнулась она, — Физики и астрономии в университетском колледже Лондона. — Астрономии… — Я вернулась в штаты пару лет назад. Когда я прочла некролог о вашем друге, я решила принести вам это, — она протянула мне картину, замотанную в бумагу, я взял её и странно посмотрел на женщину, — Брус очень дорожил этим… Ещё раз посмотрев на Агату, я разорвал бумагу и увидел маленький край рисунка. Неужели… Я полностью раскрыл подарок. На нём был нарисован Фредди. Наверное, в молодости. Я его таким не видел: волосы чуть выше плеч, кудрявый, нежная улыбка и те самые глаза, которые я так любил. Рисунок был нарисован карандашом, серо-чёрные оттенки подчёркивали его интересную внешность. Я перевернул картину. С другой стороны было написано маленькими буквами: „Мой лучший друг Фредди Меркьюри. Он сказал, что я могу стать тем, кем захочу, когда вырасту”. Я повесил эту картину в зале. Для меня было не счастье в том, чтобы собирать коллекцию, а в том, с кем я её собирал. С моим любимым Фредди. Эти картины доставляли ему безграничную радость, и я считал за большую честь разделять эту радость. Мы праздновали, добивались, терпели, жертвовали, но самое главное - мы любили. Настоящее искусство - это наша с Фредди дальняя дорога. То, что мы называем жизнью… Любую из этих картин я без раздумий обменял бы на то, чтобы услышать его голос. Увидеть его улыбку… ещё один раз. Портрет Фредди, возможно, не самая дорогая картина в моей коллекции, но мне она была дороже всех, ведь она напоминала мне о моём любимом Фредди.