Украду тебя до понедельника

— Эй! Чонгук пытается вырваться из цепких рук Дилана. Но безуспешно. Парень, схвативший его за локоть мёртвой хваткой, продолжает тащить Чонгука к выходу из пекарни. — Дилан! Да чёрт бы! Что ты… Поток то и дело начинающейся ругани прерывается постоянными попытками высвободиться, но, на удивление Чонгука, парень оказывается не в меру силён. Он бы ни за что не подумал, что этот дохлик может вот так запросто тащить его, не прикладывая особых усилий, едва ли не за шкирку. Останавливаются они только тогда, когда Чонгука доводят до двери заведения и выталкивают за порог, сразу же после кидая в него его же куртку. Тепло пекарни, из которой его и вытолкнули, сменяется холодом неприветливой, промозглой морозной улицы Нью-Йорка. В нос и лицо тут же ударяет холодный, колкий декабрьский воздух. Опешив от подобной наглости со стороны Дилана, он еле успевает схватить свой большой синий пуховик, чтобы тот не рухнул на грязный асфальт, и после таращится на друга, уже наверное бывшего, во все глаза. — Что ты себе позволяешь?! Мне работать надо! — Когда у тебя последний раз был нормальный выходной, Чонгук? Ты в курсе, какой сегодня день? — Конечно, в курсе! Да какая разница? — Чонгук делает попытку отодвинуть парня от входа и прорваться назад в пекарню, но, ожидаемо, терпит неудачу. — Ты чего какой сильный-то вдруг?! На замесе теста такие мышцы накачал? — Иди отдыхай, Гук, — Дилан загораживает проход, стоя прямо в дверях заведения и скрестив на груди руки. За ними изнутри с интересом наблюдает несколько покупателей, ставших свидетелями сего действа. Пекарня эта одновременно является и магазинчиком и совсем крошечной кофейней, где они продают продукцию собственного производства: булочки, пирожные, хлеб и тортики. Вот и посчастливилось нескольким клиентам греть глаза и уши, наблюдая за сценкой выдворения Чонгука с собственной работы. — Я сам решу, когда мне отдыхать, — фырчит Чонгук, насупившись. Изо рта валит пар, а щёки с каждой секундой всё сильнее краснеют и уже не только от злости и волнения, но и от противного декабрьского мороза. — Это — моя пекарня, — он злобно щурится, пытаясь в который раз разыграть свой главный козырь. Это и правда карта, которую нечем крыть, ведь и пекарня, и магазинчик при ней принадлежат Чонгуку. Он тут и директор, и пекарь, и часто кассир — на все руки мастер. С работы почти не выходит. — Э, — Дилан крутит головой, улыбаясь, — нет. Сегодня не получится. Завтра или нет, погоди, — он задумывается, показательно дотрагиваясь указательным пальцем до губ и поглядывая в небо, откуда неровен час начнёт сыпать новая порция снега, — завтра у нас выходной. И послезавтра тоже. Эй, Джуди, — оборачивается он к девочке-кассиру, — сколько у нас там дней выходных? — До понедельника, — тут же резво, улыбаясь до румяных ямочек на щеках, чеканит девушка. — Во-о-о-от. Слышал, босс? У нас выходные до понедельника. Вот в понедельник можешь меня уволить за, как его? Своеволие? Нарушение рабочего протокола и субординации? Как там по-умному вашему? — Чонгук не отвечает, стоит, надувшись, и хмурится. — А сегодня не выйдет. Чонгук прикрывает глаза, делая медленный вдох. Холодный воздух неприятно обжигает ноздри и после лёгкие, но Чонгук не спешит, а потому неприятные ощущения постепенно сходят на «нет». Так же медленно выдыхает назад клубочки пара. — Дил… — Всё, — парень делает шаг внутрь заведения, — ничего не хочу слышать. Сегодня — Новый год. Мы закрываемся через три часа, но тебя тут я видеть не хочу уже сейчас. Ты со скольки на ногах? — Дил… — Нет, — он мотает головой, начиная прикрывать дверь. Чонгук заламывает брови, в попытке надавить на жалость. — Люди придут за десертами. — Ну так мы их им продадим. Ты уже испёк всё, что нужно и, не удивлюсь, если больше. Я серьёзно, Чонгук, — он хмурится, — встреть Новый год хоть раз по-человечески. Мы не дадим тебе и эту ночь провести одному за прилавком. — Дилан! — С наступающим, босс, — салютует пекарь уже из-за стекла с обратной стороны двери. Чонгук хмурится, глядя в слегка запотевшее стекло в двери и то, как спокойно удаляется назад в подсобное помещение Дилан. Знает, что Чонгук не пойдёт уже внутрь. Как бы ни рвался до этого. И Чонгук это знает. Его выставили и, наверное, правильно только вот… Нужно ли ему это? Он грузно вздыхает, поджимая губы. Морозный ветер забирается под его футболку, отчего он тут же ёжится. Пока препирался с Диланом, что работает у него пекарем, как-то не до холода было. Вроде бы эмоции и какое-никакое, а движение всё же грели, а вот теперь, стоя посреди припорошенного, местами обледенелого тротуара, он явственно ощущает, как всё сильнее замерзает. Зубы начинают стучать в тот момент, когда Чонгук набрасывает на себя пуховик, влезая в рукава и ковыряясь с молнией. Та, как назло, не поддаётся — пальцы замёрзли намного раньше, чем он успел это заметить, и теперь не хотят слушаться. — Строг он с тобой, — слева раздаётся знакомый низкий голос. Чонгук тут же поднимает глаза, прекращая попытки застегнуться, и сталкивается взглядом с Тэхёном. Не сдерживает лёгкой улыбки в ответ на улыбку парня. Тэхён подходит к нему, стряхивая пепел с кончика сигареты и выкидывает ту в сторону проезжей части. Не найдя, что ответить на чужое замечание, Чонгук мычит что-то наподобие: «Да, он та ещё заноза». Хотя, объективно, Дилан и правда заботится о нём. Тэхён в ответ на это тоже улыбается одним уголком губ, а сразу после шокирует Чонгука, подходя к нему почти вплотную и начав самостоятельно разбираться с собачкой на его пуховике. Не спрашивает разрешения, не ставит перед фактом. Просто застёгивает куртку Гука в два счёта. — Привет. И вновь улыбается, но на этот раз намного шире, так и продолжая стоять напротив. Ну совсем близко. Так близко, что Чонгук без труда различает аромат его парфюма, геля для бритья и даже, кажется, того самого крема для рук, пахнущего персиками, что Тэхён почти всегда таскает с собой. — Привет, — неловко выдаёт Чонгук, краснея. Хорошо, что никто не возьмётся стопроцентно утверждать, что румянец на его больших, кругленьких щеках — это влияние Ким Тэхёна, а не ледяного воздуха. Тэхёну двадцать семь. Младше Чонгука на год, а ведёт себя так, будто много старше. Да и выглядит рядом с ним Чонгук так, будто это он моложе. И не на год, а лет на пять, минимум. Тэхён выше его на целую голову, шире в плечах, несмотря на то, что и Чонгук не маленький. У Тэхёна к концу вечера на подбородке уже проклёвывается щетина, даже если он брился утром, в то время, как у Чонгука волосы можно найти только в самых интимных местах. О… О-о-о-о он уверен, что у Тэхёна в интимных местах волос намного больше. Но лучше думать об этом поменьше и не находясь возле самого Тэхёна. Потому что Чонгука это откровенно заводит. Но к чему это? К тому, что Чонгук, в сравнении с ним, кажется очень нежным. И даже каким-то маленьким. Пусть и старше, и спортом занимается. А Тэхён? Тэхён тоже занимается. Только танцами. На самом деле, Чонгук не в курсе, может, он и в качалку ходит, но живут они не рядом и общаются не слишком часто, так что… Тэхён переехал в их район год назад и стал преподавать латинские танцы в одной из танцевальных школ, расположенных недалеко от пекарни Чонгука. Познакомились они, когда Тэхён забежал к нему однажды вечером перед занятиями. Заприметив магазинчик выпечки, не смог отказать себе в удовольствии купить что-то сладкое. Сладкое было его слабостью. Чонгук в тот момент как раз стоял за кассой, подменяя Джуди, ушедшую на перерыв. С тех пор Тэхён периодически забегал к ним за выпечкой. Иногда садился за один из трёх маленьких круглых столиков на одного, расположенных внутри пекарни, и наблюдал через небольшую видимую часть кухни за тем, как Чонгук замешивает тесто. Или лепит очередные шедевры. Чонгук в эти моменты выглядел спокойным и счастливым. Порой задумчивым. Порой на его губах играла милая, немного глупая улыбка. Тэхёну в эти моменты очень хотелось узнать, о чём он думает. Иногда они сталкивались на улице после закрытия пекарни, а иногда в то время, как Тэхён возвращался со своей работы. Получалось так от того, что заканчивали они примерно в одно время. Кажется… Чонгук точно не уверен. Он обычно засиживался допоздна, не подгадывая время для встреч. Они случались будто бы сами собой. Хоть и нечасто. Не так часто, как ему, вероятно, хотелось бы. В такие дни они вместе шли к ближайшей станции метро. А иной раз лишь бегло обменивались парой слов, стоя у пекарни Чонгука. Они не слишком-то и много общались за этот год. Скорее, даже мало. Чонгуку хотелось бы больше. Да… Совершенно точно хотелось бы большего… Тэхён ему нравится. Очень нравится. Но проблема Чонгука в том, что он даже себе боится в этом признаться. Не то что Тэхёну. Возможно, что себе-то и больше всего. Боится дать волю чувствам и желаниям. Сдвинуться с той мёртвой точки, на которой стоит уже третий год. Точно. Третий год, как он один. Четвёртый год, как перебрался в Нью-Йорк, оставив отца с матерью в небольшом городке в штате Иллинойс. — Так что? Из потока сумбурных мыслей и воспоминаний вырывает всё тот же голос. — М? Если ты за булочками, то… Чонгук мямлит, сам не понимая что и о чём. Тэхён ему что-то сказал, пока он витал в облаках? Да? Нет? Тэхён обычно покупает булочки, а сегодня Новый год, может, конечно, он решил что-то другое… — Я говорю, если у тебя нет никаких планов, кроме того, чтобы караулить свою пекарню под запертой дверью, то, может, хочешь со мной пойти? — Куда? — он не понимающе выпячивает глаза. Тэхён в ответ на забавное выражение его лица, хмыкает себе под нос. Понимает, что Чонгук его совсем не слушал. — В студию нашу. У нас сегодня вечеринка новогодняя. Ну знаешь, — он немного медлит, после начиная перечислять, — люди, танцы, алкоголь там всякий немного. Плечом ведёт, неловко улыбаясь. У них такое нечасто практикуется, но уж по случаю новогодней ночи можно и пригубить. — Приглашаешь меня? — Чонгука всё не отпускает удивление. — Ну, уже, получается, третий раз пытаюсь тебе об этом сказать. Да. Или, — он изучает румяное лицо Чонгука взглядом, неловко пряча ладони в карманах собственной молочной куртки, — у тебя всё же есть какие-то планы? — Нету. Я, — Чонгук смотрит на вывеску своего заведения, после видит Джуди, которая внезапно показывает ему два больших пальца вверх, отчего он тут же испытывает желание провалиться под землю, — кажется, до понедельника я совершенно свободен… — Договорились, — ещё ярче улыбается ему Тэхён, и Чонгук на мгновение зависает на его тёплой, такой притягательной улыбке. — Значит, украду тебя до понедельника. Тэхён подмигивает ему и, не спрашивая, берёт за руку, ведя в направлении своей танцевальной студии. Чонгук, совершенно не ожидавший подобного рвения и активности, плетётся следом. Ладони своей, правда, из чужой не вырывает. Им идти-то не так далеко, а уж в таком темпе, который задал Тэхён, будто боясь, что Чонгук внезапно передумает, они вообще доберутся за считанные минуты. Можно и за руки подержаться, чего уж тут. Тэхён ведя его, сияет едва ли не ярче новогодней ёлки. Радостный такой. Чонгук его часто видел довольным, но чтобы настолько, наверное, никогда. И ладонь его ещё так крепко держит. Правильно даже как-то. Ладони у Тэхёна, кстати, большие и немного тёплые. Отогрелись, пока прятал в карманах куртки. Теперь вот, греет Чонгука, сам того не зная. Греет не только его ладонь, но и немного душу. Чонгуку неловко. Не по себе немного, но он так часто думал о похожем моменте, что не хочет рушить его. Пусть уж, раз сегодня такой вечер, будет немножечко волшебства. Будто они с Тэхёном — парочка. Пусть это вовсе и не так. Идут они молча. Дорога оказывается намного дольше, чем Чонгук себе представлял. Он правда никогда не был у Тэхёна на работе. Да и не помнит, чтобы часто ходил в этом направлении, поэтому мог и спутать расстояние. Мимо них проходят совсем редкие прохожие. Настолько редкие, что улица, можно сказать, что пустая. Через пару-тройку кварталов от них — центр города, но здесь неожиданно тихо. Редкие витрины украшены новогодней мишурой и огоньками. Спустя несколько минут улыбка пропадает с лица Тэхёна, и он едва заметно хмурится. Будто думает о чём-то. Чонгук с расспросами не лезет. У них, вроде бы, не настолько и близкие отношения, чтобы вот так интересоваться, что терзает. Или? Он поджимает пару раз губы, всё же борясь с внутренним порывом спросить Тэхёна о том, что его, возможно, гложет. По дороге до студии Чонгук из-за своих не совсем подходящих погоде кед, пару раз поскальзывается на обледенелой части тротуара; в эти моменты Тэхён крепче сжимает его ладонь. Не до боли, конечно. Но так, словно контролирует каждое движение с выверенной точностью. Словно показывает Чонгуку, что тот может на него положиться, а Тэхён будет держать его. Крепко. Чонгук радуется тому, что людей с каждым пройденным метром становится всё меньше. И он может позволить себе не волноваться о том, что подумают окружающие, глядя на их сцепленные ладони. Останавливаются они спустя минут тридцать возле одного из входов в старое промышленное здание. Здесь когда-то была печатная фабрика, поэтому дом большой, высокий и занимает приличное пространство. Однако сейчас большая часть помещений арендована мелким бизнесом. Кто-то открыл галерею, кто-то кофейни. Кто-то — студию танцев, где преподаёт Тэхён. — Не возражаешь? Тэхён отпускает ладонь Чонгука, выуживая из кармана пуховика пачку сигарет. Ладонь свою Чонгук тут же прячет в карман, словно неосознанно пытаясь сохранить чужое тепло. Спрятать себе на память. Чонгук не возражает. Показывает взглядом, что Тэхён может спокойно курить. Ему это даже нравится, если честно. То, как парень затягивается, обхватывая пересохшими губами фильтр. Как сгорает бумага на кончике, и как Тэхён выдыхает дым, тут же облизывая губы. Они у него обветриваются, наверное, от такого. Вопрос об обветривающихся губах отпадает, когда Тэхён следом за спрятанной обратно пачкой, достаёт из заднего кармана джинсов маленький тюбик бальзама для губ, играясь с ним в ладони. Будто ему необходимо занять чем-то руки. Между ними повисает неловкое молчание. Чонгуку хочется спросить, почему Тэхён позвал его с собой. Как долго он тут будет? И нет ли того, с кем Тэхён будет встречать двенадцать часов? Хотя до нулей осталось всего-ничего. Вдруг кто-то всё же ждёт Тэхёна внутри? И всё вот это: и приглашение, и его большая, тёплая ладонь, и то, как он аккуратно приобнял Чонгука за поясницу после того, как тот поскользнулся в третий раз — всё это ничего не значит. Просто Тэхёну стало его жаль. А Чонгук, он мог бы и отказаться пойти, так ведь? Ему же не навязывались. В свои двадцать восемь Чонгук чувствует себя самым настоящим несмышлёным подростком, стоя вот так возле парня, который ему нравится, и, будучи не в состоянии сказать ни слова. Признаться. За целый год не в состоянии. Тэхён тоже выглядит так, будто хочет что-то сказать ему. Мнётся как-то непривычно, глядя то на тротуар, то на красный нос Чонгука. Затяжки делает через раз. Скорее, просто держит в руке сигарету, а та сама тлеет на ветру. В тот момент, когда оба открывают рты, решившись, наконец, на что-то, из-за угла налетает порыв ветра, и Тэхён инстинктивно закрывает Чонгука собой, вставая на пути стихии и притягивает его к себе за условную талию на огромном пуховике. Чонгук жмурится и прикусывает губы. За секунду до того, как Тэхён прижимает его к себе, успевает порадоваться тому, что перестал носить очки, сменив их на линзы. Вот было бы неудобно сейчас. В вечно-запотевших или заледенелых стёклах. Открыл бы глаза и не понял бы, что лицо Тэхёна так близко к его собственному. А теперь вот открывает и видит. А дальше в голове — пустота. Чувствует себя, как в одном из тех сериалов, что иной раз смотрит по телевизору. Кажется, так близко они с Тэхёном ещё не были. Даже дышать страшно. Он отчётливо видит все неровности на его коже. Ту самую щетину, что начинает проклёвываться. Родинку под губой. На ней взгляд задерживается особенно долго. Цвет губ почти сливается с её цветом, но та всё же темнее. Чонгук сглатывает слюну в пересохшем от волнения рту. Сразу чувствует, как после этого движения Тэхён ощутимо сдавил его бока обеими руками. Сигарета давно валялась где-то в стороне от них, выкинутая Тэхёном и унесённая ветром. Так и курить бросит. Решившись, поднял глаза и тут же столкнулся с прямым, изучающим взглядом Тэхёна. Ветер по-прежнему трепал его каштановую чёлку, отчего Чонгуку очень хотелось её поправить. Да так может и оставить пальцы в непослушных кудряшках парня, потрепав его по макушке. Узнать, нравится ли Тэхёну, когда его гладят по голове… Тэхён тоже не остаётся в стороне, разглядывая Чонгука в ответ. Зарождающуюся трепетную идиллию нарушают спешащие на вечеринку ученики и гости студии. Они неловко отходят друг от друга, освобождая проход для нескольких человек. Те успевают взглянуть на «парочку» изучающе и с хитрыми улыбками прошмыгнуть внутрь фойе. — Пойдём? Тэхён открывает Чонгуку дверь, пропуская его вперёд. Компания из двух парней и трёх девушек как раз успела дождаться лифта, и на седьмой этаж они поднимаются все вместе. Чонгук жмётся в самом углу лифта, боясь поднять взгляд и не переставая размышлять о том, что могли подумать о них эти ребята. Один из парней пожал Тэхёну ладонь, как только они подошли к ним, а девушки просто мило улыбались. Значит, знакомые. Наверняка же что-то подумали? Не лишний ли он здесь вообще? На самом-то деле? Что Чонгук забыл на танцевальной вечеринке? Ну и пусть Новый год и должно быть не важно, какая именно вечеринка. Даже и лучше, что танцы. Веселее же, нет? Но это совершенно не его среда, не его компания и вообще всё не… Двери лифта открываются на седьмом этаже. Музыку Чонгук начал слышать ещё где-то на шестом, а теперь, когда они остановились посреди холла, выйдя из лифта, она практически окружила его. …это всё не его… Он неуверенно мнётся посреди холла, вглядываясь в едва освещённый коридор. Двери помещений распахнуты и из комнат доносится латинская музыка. — Идём? Чонгук поднимает взгляд на Тэхёна, что уже расстёгивает пуховик. На этот раз он не берёт Чонгука за руку, а сначала просто предлагает свою. Но Чонгук не даёт ладонь в ответ. Во взгляде, которым он смотрит на Тэхёна, полно сомнений и даже страха. Они же сейчас не на улице. По коридору то и дело проходят люди. За самой ближайшей стеной и вовсе, наверняка, толпа народа. Разве может он сейчас вот так просто взять Тэхёна за руку? Переплести пальцы и пойти? Тэхён считывает эту неуверенность в его взгляде и вновь берёт дело в свои руки. Мягко. Ненапористо отводит Чонгука в сторону от лифта, чтобы не мешать новым гостям, и ловко расстёгивает молнию на его куртке, помогая снять. Тут же просит Чонгука подождать, пока он отнесёт их одежду в раздевалку. За эти несколько минут, что Чонгук проводит один, он успевает получше осмотреться. Глаза привыкают к приятному полумраку, и пространство уже вовсе не кажется таким тёмным, каким казалось как только они вышли из ярко-освещённого лифта. Он рассматривает новогодние украшения, висящие вперемешку с кубинскими флагами. Обращает внимание на фотографии, развешанные на одной из стен, прямо недалеко от вывески с названием самой студии. На некоторых из снимков есть и Тэхён. Они, видимо, сделаны совсем недавно. На фото он запечатлён в момент преподавания. Чонгук никогда не видел его таким. Где-то ярко улыбается, но чаще серьёзный. Не злой, а именно серьёзный. То стоит перед учениками, то в паре с кем-то, видимо, показывая движения. Чонгук засматривается на подкачанные бицепсы — почти везде на Тэхёне надета безрукавка, а волосы забраны назад ободком. Выглядит и мило и сексуально одновременно. — Ты танцуешь? Каждое его появление кажется очень внезапным. — Нет, — Чонгук поворачивается к Тэхёну, оставляя изучение фотографий. — Совсем? — Совсем, — переминается с ноги на ногу. Сегодня Тэхён, судя по всему, изменил привычному наряду и вместо серой безрукавки надел простую белую рубашку, подкатав рукава и расстегнув верхние пуговицы на груди. Выглядит просто, стильно и немного по-праздничному. А Чонгука вот вытолкнули из пекарни, не заботясь о том, что парень, который ему нравится, может внезапно возникнуть из ниоткуда и пригласить его с собой на вечеринку. Поэтому он, одетый в простые широкие подраные джинсы и слегка помявшуюся за день чёрную футболку, конечно же, уступает Тэхёну. — Хочешь, научу? — Я… — Чонгук задумывается и нерешительно пожимает плечами. Он, вроде как, парень и значит, в танце вести должен сам, так ведь? Но он, не сказать, чтоб сильно хочет. А танцевать с другим парнем будет… Неправильно? То есть… Тэхён его чему будет учить? Быть партнёром для девушки? Тогда, наверное, не хочет. Ведь не будет же он сам с ним танцевать? — Ты ведь никогда тут не был? — Не был. — Идём. Тэхён вновь без разрешения берёт его ладонь в свою и ведёт по направлению к залам. Чем ближе они подходят, тем отчётливее и громче слышна музыка и тем жарче становится. Промозглость и холод улицы сменяются духотой и теплом помещений танцевальной студии. Чонгуку и без того уже давно жарко, находясь рядом с Тэхёном. Волнение тут, конечно, играет подавляющую роль. Но теперь так и вовсе кажется, что нечем дышать. Это помещение непохоже на те клубы, в которых он когда-то давно бывал. А вот на то, что он иной раз видел в фильмах — очень даже. В главном зале их встречает лёгкая светомузыка, приглушённый свет и куча веселящейся молодёжи. Совершенно непохоже, что за стенами стоят декабрьские морозы. Здесь внутри всё пышет жаром, весельем и страстью. Зажигательные мелодии пронизывают воздух, создавая неповторимую атмосферу радости и отбивая этот особенный ритм даже где-то в сердце Чонгука. Он не знает, как залы студии выглядят в обычное время, но сейчас место похоже на самый настоящий кубинский ночной клуб, расположенный в самом сердце Гаваны. И единственное, что напоминает о том, что сегодня новогодняя ночь — это небольшая ёлочка на столе администратора, что едва виднеется за собравшейся толпой, и всё те же украшения, развешанные вдоль стен. На их пути к столам с напитками с Тэхёном здоровается чуть ли не каждый из присутствующих. Кто-то жмёт руку, кто-то по-дружески хлопает по плечу. Пару человек Тэхён даже обнял. Он без конца всем кивал, улыбался и, что очень смущало, представлял Чонгука. — Это Чонгук. — О, тот самый? Тэхён кивал, пряча улыбку и смущённый взгляд. Тот самый? Это что значит? Вопросы возникали в голове один за другим, но Чонгук не успевал за потоком мыслей, который разбавляли всё новые впечатления. И вот этого: «Это Чонгук», было так же бесконечно много, как и собравшегося народа. И все они так же, как и Тэхёну, жали Чонгуку руку, будто давно знакомы. Улыбались ярко и доброжелательно и даже обнимали. — Выпьешь что-то? Наконец, пройдя толпу насквозь, они оказываются возле столов с напитками. — Я в общем-то… Он сводит брови, оглядывая предложенные варианты. Сок, шампанское, пиво, вино, даже пунш. Кажется взгляд выцепляет бутылку рома. Тэхён как раз её и выхватывает из общей массы бутылок и наливает им с Чонгуком импровизированный ром с колой. — Я шампанское не люблю. А на пиво что-то не тянет, — он протягивает пластиковый стаканчик Чонгуку. — Ты ведь пьёшь? Чонгук кивает и тут же делает небольшой глоток. Прохладный коктейль сладостью и толикой терпкости ложится в горле, оставляя после себя горячий след. Хорошо, что они догадались поставить бутылки в вёдра с ледяными пакетами, иначе пойло вышло бы отвратительным. А так — вполне себе. Выпить Чонгуку и правда не помешает. Нужно как-то расслабляться. Он, кажется, слишком много думает и волнуется о пустяках. Может, Дилан и был прав в том, что ему пора встретить Новый год по-человечески, а не закрывшись от всего мира и включив какое-то старое кино на телевизоре. Может, и в отпуск можно уйти. Даже до понедельника. После ещё пары глотков Чонгук немного расслабляется. Тэхён молча стоит рядом, не дёргает его, давая осмотреться. А Чонгук как раз этим и занимается. Одна быстрая, заводная мелодия сменяет другую. Он даже узнаёт знакомые мотивы — вроде бы слышал эту песню в каком-то фильме. Люди на импровизированном танцполе, который и есть всё пространство зала, танцуют, полностью отдаваясь мелодии и ритму. Чонгук что-то подобное и правда видел только в кино и сейчас, наблюдая вживую, не может оторвать глаз. Столько пластики, владения телом, столько чувственности. Где-то просто веселья, где-то страсти и секса. Каждая пара, что танцует, выглядит по-особенному. Движения, кажущиеся по началу хаотичными, с каждой новой секундой вырисовываются для Чонгука в схемы, что становятся настоящей импровизацией, которая, тем не менее, предстаёт роскошным танцем. Спустя несколько песен быстрая мелодия сменяется на медленную, плавную и тягучую. Хотя он совершенно чётко слышит всё тот же отбивающий ритм инструмент, но на этот раз музыка намного спокойнее. Чонгук успевает сделать ещё один глоток пьянящего напитка перед тем, как увидеть среди танцующих пару парней. Партнёр выводит другого едва ли не на середину зала, приглашая на танец. У Чонгука даже сердце на мгновение замирает. Вот так просто? Без страха быть осужденными? Они выглядят совершенно обычными и расслабленными. Даже довольными. Одетые в самые обычные джинсы и рубашки с такими же закатанными рукавами, как и у Тэхёна. На спине уже правда отпечаталась дорожка от пота из-за здешней духоты, но, кажется, это не тревожит вообще никого в этом зале. Один из партнёров обнимает другого за талию и подаёт руку, прижимает второго к себе ближе, начиная медленно вести его в танце. Парочек вокруг них меньше не становится. Одни лишь сменили других. Кто-то пошёл отдыхать, кто-то не танцует медленные танцы, кто-то, наоборот, только рад им. Как вот эти двое. — Этот танец называется — сон, — бархатный шёпот Тэхёна обжигает ухо Чонгука. Парень оказывается практически за его спиной, склонившись так близко, что по затылку Чонгука ползут сладкие мурашки предвкушения. Он тихо рассказывает ему пару слов о танце, не сводя взгляда с приоткрытых губ Чонгука и горящих от волнения щёк. Незаметно вдыхает сладковатый аромат парфюма, что Чонгук нанёс перед выходом из дома. Чонгук видит, как ведомый кротко улыбается своему партнёру и кладёт голову ему на плечо. До того, как мелодия немного меняет свой ритм и мужчина обходит его, вставая со спины и аккуратно кружит, держа за обе руки. — Это торнио, — объясняет Тэхён. — Зачем? — Он хвастается своей парой. — Хвастается? У Чонгука не совсем укладывается в голове. — Не по-настоящему конечно… Это скорее элемент шоу. Не все используют эту фигуру в танце. — Но у них ведь не шоу, — шепчет Гук. — Нет, Чонгук. У них любовь. «Любовь» из уст Тэхёна заставляет в животе Чонгука что-то скрутиться в предвкушении. А после, партнёр вновь прижимает к себе своего парня. Они то обходят друг друга, то вновь практически вплотную прижимаются. — Они такие… — Какие? Чонгук по-прежнему чувствует горячее дыхание на своей шее. И совершенно точно знает — Тэхён сейчас смотрит вовсе не на танцующих, а только на него. Он буквально ощущает этот тёмный, волнующий взгляд на себе. И отчего-то боится повернуться, чтобы проверить своё предположение. — Свободные, — Чонгук шепчет ещё тише. — Свободные? — а Тэхён едва ли не мурчит у него над ухом. Приходится вцепиться в стаканчик с напитком, так сильно это заставляет тепло разливаться по нижней части живота. Чонгук кивает, продолжая наблюдать за танцующими. — Не боятся, что их… — Осудят? — в ответ Тэхён видит новый слабый кивок. — А почему их должны…? Чонгук, никто не осудит их за чувства. По крайней мере не здесь. Чонгук тяжело вздыхает. Он завидует этим парням. Их свободе и смелости. Их чувствам и способности вот так просто, не думая об окружающих, выражать их. — Ты тоже умеешь танцевать так? — Умею. Но танцую редко. — Почему? — Считаю, что подобные танцы нужно либо танцевать на сцене, исполняя номер. Либо… — Либо? — Либо как Ноа и Джэк, — он кивает в сторону пары и, понижая голос, произносит: «Когда есть только ты и твой любимый человек». Тэхён молчит несколько секунд, словно раздумывая. А после делает шаг, обходя его и загораживает собой танцующих, становясь перед Чонгуком. — Чонгук, я… — Извините, — женский голос раздаётся из-за спины Тэхёна. — Тэхён, можно тебя пригласить? Их прерывает миловидная девушка. Чонгук сразу оценивает её приятную внешность и то, как она скромно улыбается, словно чувствует себя некомфортно, вторгаясь в их разговор. Видит, как смотрит на Тэхёна — заметно, что ей бы очень хотелось, чтобы он ответил согласием. — Эш… — Вы не против, если я украду его у вас? — она обращается к Чонгуку. — Всего один танец, — и одаривает его такой слащавой улыбкой, что ещё немного и его начнёт тошнить. Преимущественно от того, насколько она искренняя. Даже и не разозлишься на неё. В пальцах слегка трещит пластиковый стаканчик, который Чонгук чересчур сильно сжимает. — Почему нет? — он ведёт плечами, бегло кидая взгляд на Тэхёна. Тот выглядит слегка сбитым с толку и словно бы расстроенным. Только чем? Вроде бы девушка симпатичная, и Тэхён с ней знаком. Неужели тем, что их прервали? А может… Может, он ждал, что Чонгук откажет ей? Но мог бы и сам, если не хотел танцевать с ней. Злость на самого себя Чонгук начал чувствовать ещё в тот момент, когда провожал их фигуры взглядом на танцпол. И на себя, и на всю ситуацию в целом. На собственную нерешительность, которая уже год, как не даёт ему сделать ни одного шага к тому, чтобы признаться Тэхёну в симпатии. На девушку и то, насколько она по сравнению с ним красива. На то, как хорошо они смотрятся вместе. Ещё большую злость и зависть начинает ощущать в тот момент, когда вместо ритмичной, быстрой сальсы вновь играет что-то медленное. Он завидует этой Эш. Или как там её полное имя? Завидует тому, что Тэхён трогает её, приобнимает. Тому, как хорошо они смотрятся. Представляет себя на её месте. Кусает губы, думая о словах Тэхёна о том, что тот хочет танцевать что-то подобное только с любимым человеком. Любимым человеком ведь может быть и парень, так? Полупустой стаканчик вновь трещит в его пальцах в тот момент, когда девушка жмётся к Тэхёну сильнее, покачивая при этом бёдрами и, едва ли не проезжаясь по нему всеми округлостями, делая что-то наподобие волны. Чонгук не выдерживает, отворачивается к столу, щедро наливая себе новую порцию рома с колой. Рома оказывается больше, конечно же. Сразу после он тихо сбегает, улучив момент, когда Тэхёна отгораживают от него другие пары. Поначалу, выйдя из зала, он думал вовсе покинуть праздник и отправиться домой. Там он бы как обычно встретил Новый год в совершенном одиночестве и лёг спать. Правда, на этот раз раздавленный грузом осознания того, что оставил Тэхёна с той девушкой. Да и вообще пониманием, что в который раз упустил свой шанс признаться в чувствах. Но домой он так и не ушёл. Пройдя несколько метров, он заприметил вход в ещё один зал. Здесь было намного тише по сравнению с главным. Так же едва горел свет, но вместо светомузыки по периметру комнаты были развешаны мелкие новогодние гирлянды, освещающие комнату тёплым светом. У Чонгука и самого есть такие. Он иногда даже украшает ими часть квартиры, если появляется настроение. Здесь играла совсем спокойная музыка и танцевало всего четыре пары. Судя по всему, это место специально выделили отдельно для тех, кто хотел больше уединения и спокойных, неторопливых танцев. На Чонгука внимания особо никто не обратил — все так и продолжили танцевать, отдавая всё своё внимание партнёру. Чонгук же приземлился на один из нескольких матов, заваленных подушками, что были разложены возле одной из стен, и молча наблюдал за неспешными, даже порой сексуальными движениями в парах. Не то чтобы Чонгук хотел спрятаться здесь ото всех, но… Но и оставаться наблюдать там за танцем Тэхёна с девушкой тоже не было никакого желания. — Вот ты где. Тэхён находит его очень скоро. Кажется, что и семи минут не прошло. Тут же садится возле и осматривает. Выглядит Тэхён взволнованным. Очень непривычное для него состояние. Чонгук привык видеть весёлого, уверенного в себе парня, а сейчас… Это из-за него Тэхён так волнуется? — Я подумал, что ты ушёл. — А я вот здесь, — немного грустно выдаёт Чонгук, отпивая новый глоток из стакана. — Почему ты ушёл, Чонгук? Тэхён не отводит от него пытливого взгляда. А Чонгук… Он уже достаточно выпил для того, чтобы осмелеть и повернуться к нему, посмотрев в ответ. Он уже было и рот открывает, чтобы начать говорить, но, делая короткий вдох, как-то резко передумывает, отворачиваясь к танцующим парам. Внезапно всё внутри сковывает нерешительностью и страхом. — Я… Чонгук морщит нос, будто пытаясь прогнать непрошенные слёзы. И неясно, на что он обижается. На Тэхёна, на ситуацию или на самого себя. — Почему ты проводишь Новый год один? — Я его вообще не встречаю. — Почему? Чонгук нервно жмёт плечами. Размышляет ещё пару минут, а потом отчего-то вспоминает ту парочку из соседнего зала. И чувства, что они вызывали в нём. И решается. Он рассказывает Тэхёну едва ли не обо всём. О том, как родители не приняли его ориентацию. Да. Это было первое, с чего Чонгук начал свой рассказ. Он наконец признался Тэхёну в своей ориентации. Не смотрел на него в этот момент, поэтому даже не берётся сказать, как именно отреагировал парень. Тэхён просто молча слушал его рассказ, изредка кивая. — Они никогда не выглядели такими, знаешь… — он хмурится и выглядит так, будто вспоминать эти вещи болезненно для него. — Мы ведь живём в современном мире. Кому какое дело, да? — Чонгук боковым зрением видит, как Тэхён кивает. — Никогда не слышал от них ничего плохого в адрес однополых пар. А потом… — он на долю секунды прикрывает глаза. — А потом мы с ним решили жить вместе. Сюда переехать… Ну и я им рассказал. — Чонгук горько усмехается. — Они до сих пор не общаются со мной. Считают позором семьи. Единственный сын не оправдал надежд. Тэхён, слушая Чонгука, сжимает до побелевших костяшек кулаки. Чонгук рассказал, что с тогдашним парнем они и так собирались переезжать, но в той ситуации ему в любом случае не было бы смысла оставаться в родном городе. — Городок у нас маленький, так что не удивлюсь, если обо мне шепчутся на каждой улице. А потом они расстались. Спустя три месяца после переезда, его уже бывший парень объявил, что разлюбил. Да и вообще всё это было несерьёзно, юношеская влюблённость, не более. Чонгуку, который из-за этой «юношеской и не более» потерял многое в своей жизни, тогда словно часть души ампутировали. Сейчас, спустя три года, он конечно восстановился и знает, что с душой у него всё в порядке. Что ничего тот придурок с собой не забрал, и в памяти остался только неприятный осадок. Но тогда… Новый год встречать ему не с кем. Близкого человека, с которым нужно делить этот семейный праздник, у него нет. А он убеждён, что Новый год и Рождество нужно встречать со своим любимым или семьёй. Друзья лишь ввергают в уныние, приходя на праздники со своими вторыми половинками. Нет, он конечно очень рад за них, но… — Понимаешь? Тэхён понимает. Проблемы с родителями никуда не делись, хотя Чонгук скорее рад, что сказал им. Не приходится жить, скрываясь. Хотя… Хотя он не может не признать, что не даёт себе права и на полную открытость. Кажется, он до сих пор боится, что люди воспримут его так же, как восприняли родители. А парни… — Почему ты отпустил меня? С ней. Чонгук смотрит на дно давно допитого стакана, что он несколько минут как отставил подальше от себя на пол. Почему он отпустил его? — Не должен был? — Я бы тебя не отпустил. Тихий голос Тэхёна звучит в этом камерном помещении неожиданно громко. Громко для Чонгука. Парочки так и продолжают неспешно танцевать. Музыка сменяет одна другую. В какой-то момент её ритм перестал быть мягким, и Чонгук стеклянным взглядом наблюдает, как партнёр жадно вжимает бёдра девушки в свои и довольно непристойно крутит ими, попутно ведя ладонями по её округлым формам. Девушке, кажется, очень нравится. Я бы тебя не отпустил. Сердце Чонгука бьётся намного быстрее, чем ритм, отбиваемый барабанами для танцующих. Добирается где-то до середины горла и так там и остаётся, перекрыв путь воздуху и словам. — Я бы хотел научить тебя танцевать, Чонгук… — Тэ… Голос Гука ломается от волнения. Со стороны большого студийного зала внезапно слышится громкий гомон и крики толпы. Все улюлюкают, хлопают в ладоши и что-то кричат. — Ребята, шар опускается! Новый год! — слышится со стороны входа в их маленький уютный мирок. Тэхён кидает быстрый взгляд на часы, висящие на противоположной стене помещения и подрывается с места, хватая Чонгука за руку и таща за собой. В главном зале свет сделали ярче, а люди перестали танцевать. Всё внимание обращено на включённую плазму, висящую на одной из стен, где в прямом эфире показывают, как на Таймс-Сквер медленно опускается огромный светящийся шар. Собравшийся в зале народ активно поддерживает традиционное событие, отсчитывая последние секунды до наступления Нового года. Тэхён протискивается с Чонгуком едва ли не в центр помещения, найдя место, где будет хорошо видно экран. Ладонь Чонгука он так и не отпускает, наоборот, встаёт к нему как можно ближе. У многих в руках бокалы с напитками, которыми они будут чокаться, как только пробьёт полночь, но у Тэхёна в руках нечто намного более ценное. Парень, в которого он влюбился с первого взгляда. Парень, чья кожа такая нежная, что он боится касаться её, хотя ладони каждый раз едва ли не жжёт от нетерпения. Самый прекрасный Чонгук. От которого постоянно пахнет сладкими цветами, булочками и свежим тестом. А это — слабость Тэхёна. Булочки. И Чонгук. Чонгук, к которому он и сам боялся подступиться, не до конца веря в то, что интуиция его не подводит. Боялся отказа. Боялся, что эти добрые карие, по-детски ясные глаза никогда не посмотрят на него так, как обычно, после признания. Вместе с тем боялся в один момент упустить свой шанс. Вдруг такого прекрасного Чонгука кто-то решит забрать себе? — Три! — Два! Чонгук от волнения сжимает пальцы Тэхёна своими, задерживая дыхание перед последним счётом и вместе со всеми выкрикивает: — Один!!! Зал разряжается аплодисментами. Вверх взмывают конфетти, мишура, чьи-то новогодние колпаки. Вокруг Чонгука с Тэхёном парочки начинают целоваться — очередная традиция. Тэхён привык в своей жизни нарушать многие традиции и правила, но только не эту и точно не сегодня. — С Новым годом, Чонгук, — единственное, что успевает услышать парень перед тем, как Тэхён разворачивает его к себе и целует. Общий гомон вокруг них как-то сразу стихает. Словно бы у Чонгука вмиг заложило уши. Тэхён вновь не спрашивает, потому что, кажется, уже давно знает ответ. Он притягивает Чонгука в свои объятия, окольцовывая одной рукой талию, вторую укладывает на его горящую щёку. Целует медленно, но настойчиво. Показывает, что разрешение ему не нужно. Что согласие Чонгука, произнесённое вслух, ему тоже не нужно. Он всё знает. Ловит в плен чужие дрожащие губы своими. А Чонгук поддаётся. Позволяет языку Тэхёна мягко скользнуть между губ в свой рот. Та самая щетина совсем немного царапает его нежную кожу, но чёрт возьми, как ему это нравится. Как долго он этого ждал. Вокруг них всё не смолкают аплодисменты и чужие голоса. Кто-то присвистывает — это друзья Тэхёна, которым он все уши прожужжал про самого милого и прекрасного пекаря на свете, в которого он влюбился с первого взгляда. Они уже даже планировали устроить вечеринку на День всех влюблённых и свести, наконец, этих двоих вместе. Но судьба руками смелого пекаря из магазинчика Чонгука свела их немного раньше. Дрожь проходит по всему телу, и жар обволакивает Чонгука всё сильнее с каждым новым касанием губ и языка. Тэхён не перестаёт целовать его ни на секунду. Отрываясь от губ, опаляет собственные о горящие щёки, подбородок и нос Гука, покрывая те мелкими поцелуями. Лишь для того, чтобы, дав Чонгуку отдышаться, увидев его поплывший взгляд и кроткую улыбку, вновь накрыть его губы своими, утянув в очередной сладкий, глубокий поцелуй со вкусом рома, колы и того самого бальзама для губ. Кажется, он со вкусом черешни. Радостные возгласы окружающих постепенно стихают и в зале вновь приглушают свет, включая музыку. Чонгук никогда не умел танцевать, но Тэхён качает и очень неспешно ведёт его в самом центре зала так умело, что он даже не думает о смущении. Он вообще ни о чём не думает. Он верит. И Тэхёну, и тому, что «за чувства не осуждают». Особенно здесь. Он кусает губы, пытаясь сдержать совершенно глупую, влюблённую улыбку, при взгляде на, кажется теперь своего парня. Так ведь? А Тэхён в ответ целует его ладонь, кладя её после себе на плечо и утыкается лбом в лоб Гука. — Научишь меня танцевать? — Обязательно. Этот вопрос. Такой простой и, казалось бы, самый обычный, значит для них двоих намного больше, нежели окружающие их люди смогут понять. — Я передумал насчёт понедельника. — Что? — Чонгук распахивает глаза, на мгновение замирая. — Мне мало до понедельника. Хочу украсть тебя навсегда. Щёки Чонгука вновь трогает милый румянец, а сам он кивает, пряча глаза за пушистыми ресницами. Тэхён украл его уже год назад, но он ему об этом как-нибудь потом расскажет. — Надо же… Только загадал желания, а они так быстро сбылись. — Прям уж и загадывал? — Конечно. Я знаешь, как нервничал? Точно потом. Чонгук останавливается посреди зала, заставляя Тэхёна остановится вслед за ним. Он смелеет и расслабляется настолько, что сам тянется губами к его губам, оставляя на них лёгкий поцелуй. — С Новым годом, Тэхён. На потолке ровно над их головами свисает маленький нежный кустик омелы. Чонгуку вовсе необязательно знать, что Тэхён волновался настолько сильно, что притащил его ровно под этот куст. Хорошо, что теперь он совершенно точно может целовать его и без всяких примет. Что и делает весь остаток вечера вновь и вновь.