Clairvoyance

      — У меня появился парень, — говорит радостно он другу, озорно накручивая светлую прядь на указательный палец.       В Тринадцать день сияет тремя солнцами и звучит ленивым жужжанием цикад. Теплые лучи бликуют на окнах в кованых узорчатых решетках, а в воздухе неимоверно душно из-за нагрянувшей жары. В рукава приятно задувает теплый ветерок, препятствуя их прилипанию к влажной коже.       — М-м, познакомишь? — ехидно отзывается собеседник в темной форме Академии. — Франческо, а ты ведь говорил, что тебе никто не нужен и бла-бла-бла.       — Он у меня стеснительный, но я подумаю, — Сан-Фран хихикает, когда они заходят за угол очередного переулка, и игриво машет рукой на прощание. — Ладно, я пойду. А то он заждался меня небось!       Его знакомый лишь ухмыляется и направляется дальше по уютной улочке, насвистывая местную мелодию.       Ладонь спешно нажимает на ручку двери; Сан-Фран юркает в помещение и колдует над железной защелкой пару долгих секунд, а потом оборачивается на человека за спиной, расплываясь в улыбке.       Нежные руки обвивают шею, нос щекочет привычный запах его тела, подбородок ложится на жесткое плечо с ощутимой косточкой под черной рубашкой, и Сан-Фран от этих теплых ощущений будто бы мурлычет, потому что даже в своих редких снах он и вообразить себе не мог, что когда-то в его жизни появится идеальный партнер. Идеальный во всем, по всем принципам золотого сечения: его мягкие щеки, большие глаза с бушующим океаном в радужках и чуть шершавые губы. Он дополняет одинокий пазл его души, а еще готов был выслушать абсолютно всегда, со всей внимательностью. И это для Франа очень ценно.       — Погулял? — шепчет юноша прямо около острого уха, пока его руки игриво ползут к груди. Он просто открыто заигрывает и немного дразнит. Всегда так делает, когда тот возвращается домой.       — Да… — на выдохе произносит Фран, мечтательно прикрывая глаза.       Его жизнь до встречи с ним — сплошное одиночество, день сурка, до краев заполненный работой бокал на хрупкой ножке.       Его жизнь до встречи с ним — обычная, ничем не примечательная, и хоть Франческо нельзя назвать необщительным и замкнутым, однако... Все это было не то. Все те души, мелькающие мимо него в Тринадцать, совсем не привлекали его внимание. Он думал о пареньке в стильном шарфике слишком часто, а его размытый образ никак не выходил из головы, вызывая пульсирующую боль в затылке. И Франу уже казалось, что он его выдумал. Поэтому постепенно сходит с ума.       В его голове из раза в раз разыгрывались различные сценарии их встречи. Что он почувствует? Что почувствует тот мироходец? Знал ли он, думал ли он о нем?       Воспоминания о том, как они встретились снова по-настоящему, покрыты дымкой легкого забвения: кажется, что Ло — так ласково он сокращал его имя — был рядом всегда, появился в его жизни… С некой леди Окетрой, вроде бы, в самый темный период яркой лазурной вспышкой на небе и не гас с тех пор, освещая путь.       «Сириус», — мягко произносит Фран, отстраняясь и завороженно смотря ему в глаза. Потому что его радужки отсвечивают ярко-голубым, и сам он — самая яркая звезда на небосводе, которую Фран только может себе вообразить.       Пальцы сплетаются между собой как корни растущих совсем рядом деревьев, подушечки касаются костяшек и гладят бережно, с особенной нежностью, от которой у обоих по телу разливается слишком приятное тепло.       Франу светло рядом с ним. О любви к Ло хочется кричать во все горло, сорвав голос к чертям, рассказать об этом каждому прохожему, но он этого не делает. Потому что Ло — стеснительный парень. Ему будет неловко. А Сан-Фран не хочет, чтобы возлюбленному было некомфортно.       Когда Фран ложится спать, он любит прижимать к себе этого теплого человечка, ласково поглаживать большим пальцем мочку его уха, изгиб пушистой брови и скулу, блуждая во вселенной, поместившейся чудесным образом в расширенных зрачках напротив. А Ло молча смотрит на него в ответ и тепло улыбается, жмется ближе и тоже ведет подушечками пальцев по его подбородку вниз, к острым ключицам и плечам, любовно трогает родинки на его молочной коже и собирает каждую губами, трепетно целуя. Они засыпают, укрывшись одеялом нежности и укутавшись в него с головой.       Франу до безумия нравится проводить с Ло время. Он может проспать работу, наконец забыть о смертях близких ему людей не-мироходцев, имена которых постепенно размываются в сознании и превращаются в густой непроглядный туман. Память… Память существа, сердце которого бьется намного дольше, чем у остальных, удивительно вместительна. И мозг его сам решает, какие воспоминания ценны, а какие должны кануть в небытие.       Поэтому Фран был уверен, что он не просто так помнит того человека спустя сотню лет. Он обязательно вернется. Фран чувствовал его важность для себя, но не мог понять, с чем это связано.       Лицо Ло определенно поцеловано солнцем: на нем мельтешат мягкие веснушки, а легкий загар подсвечивает кожу. Фран порой вспоминает роковую кражу солнца из его мира и облегченно выдыхает, когда в голове всплывает фраза: «Мир Тринадцать был отмщен». Тот день, когда он впервые осознал себя мироходцем, заел старой поскрипывающей пластинкой в его бездонной памяти. Потому что там был он — парень среднего роста с вьющимся причудливым гнездом на голове. И в клетчатом шарфике.       Лололошка берет его руку и тянет вглубь комнаты, толкает на кровать, садится сверху, хитро облизывая губы и ведя подушечками пальцев по впалому животу под задранной угольно-черной рубашкой.       — Тебе не жарко в темных вещах под палящими солнцами разгуливать? — легкая усмешка касается губ; Лололошка тихо и по-невинному смеется, ерзая на его бедрах, пока Фран растерянно улыбается, завороженно смотря на него снизу вверх и разглядывая гладкий точеный подбородок.       — Это же форма Академии, у меня не особо есть выбор, — оправдывается Фран. Его яркой личности, наверное, действительно тесно в черной скорлупе; он чувствует, как плавится, тает прямо на месте. Далеко не от знойной жары, а от горячих прикосновений к своему телу. — Хотя, я бы с радостью сменил ее на нечто посветлее.       — Почему-то я уверен, что тебе бы пошел белый цвет, — пальцы ловко расстегивают мелкие пуговицы одну за другой, пока Сан-Фран нервно сглатывает и не может пошевелиться. Кажется, что Лололошка преисполнился в магии и наложил на него заклинание, сковывающее все движения, но нет.       Приоткрытые губы прислоняются к влажной коже на груди, оставляя несколько мелких поцелуев, ведут ниже, уделяя внимание мерцающей голубым светом Искре, от прикосновения к которой Фран шумно выдыхает и прикусывает губу. Лололошка ухмыляется: он знает, как сделать ему приятно. Пальцы касаются кончиков заостренных ушей, оглаживая порозовевшую кожу; Лололошка приподнимается, чтобы дотянуться до ушной раковины зубами, и слегка прикусывает, проходится по ней языком ласково, по-кошачьи. Эльф жмурится от его действий и от истомы, что разливается по всему телу разноцветными огнями, улыбается где-то в глубине души, мечущейся из стороны в сторону внутри. Юноша ненадолго отстраняется, и Фран завлекает его в поцелуй, вцепившись пальцами в ткань его несуразной одежды и притягивая к себе близко-близко.       Солнечные полуденные лучи заглядывают в комнату, ложатся теплым светом на два блестящих от пота тела. Сан-Фран целует настойчиво, а Лололошка сопротивляться не смеет, прогибается в пояснице и задирает голову вверх, жадно глотая ускользающий горячий кислород. Длинные пальцы с овальными ногтями стискивают влажную кожу на бедрах, ритмично приподнимая и опуская дрожащее тело. Шрамы на нем — неповторимые узоры, словно наскальные рисунки далеких предков. Шрамы на нем — картинки некогда тяжелых увечий и страшных битв, о которых помнить не может ни один, ни второй.       Фран смотрит на него с вожделением, влюбленно, чувствуя каждый миг единения энергий их душ. А клетчатый шарфик, узелок на котором развязать труднее, чем расстегнуть женский бюстгальтер в порыве страсти, все еще обвивает изящную шею, прилипая к груди и быстро вздымаясь.       Сан-Фран не верит в происходящее. Они встречаются больше двух месяцев, но его не покидает ощущение, что это какой-то сон. Не может быть все так идеально.       Когда тело Лололошки крупно дрожит от эйфории, он обмякает и кладет голову Франу на грудь, прислоняется к ней раскаленной пунцовой щекой и прерывисто дышит, приоткрыв влажные пухлые губы. А эльф гладит его по волосам любовно, прикрывает глаза и дремлет несколько минут в объятиях нежности.

* * *

      — Ло, а где… — Фран щурится от яркого света, трет руками заспанные глаза и сонно зевает, параллельно роясь в воспоминаниях, выискивая там нужное имя. — Где леди Окетра? Вы же вроде бы с ней появились… Или нет?       Лололошка тепло улыбается, оборачиваясь на вошедшего в кухню возлюбленного, и бережно кладет нож на стол.       — Кто? Окетра? — он задумчиво вскидывает бровь и стучит указательным пальцем по подбородку. — Не помню такую. Садись, я приготовил завтрак!       Мурашки бегут по позвоночнику вниз электрическими разрядами и заземляются. Сан-Фран хмурится и тихо злится на свою память, которая в очередной раз рисует несуществующие воспоминания; он машет головой рассеянно и опускается на стул, расфокусированно смотря на тарелку перед собой. Лололошка садится рядом тоже, придвигается, невесомо касаясь губами его щеки, а затем принимается орудовать вилкой, ребром разрезая яичницу. Косой взгляд черных глаз мельком бросается на непринужденно улыбающееся чужое лицо.       — Пойдешь сегодня со мной в Академию? — нарушает Фран тишину серьезно, с толикой надежды на положительный ответ в голосе.       — Зачем? — Лололошка хихикает, накалывая кусок на вилку. — Я буду ждать тебя здесь, как обычно.       — Я хочу познакомить тебя со всеми.       — Фран, — юноша поворачивает голову в его сторону, кладя яичницу в рот и тихо чавкая. — Я буду здесь. И никуда не уйду.       Эльф хмурится, раздосадованно смотря в голубое небо его глаз. Ему хочется похвастаться ими, хочется, чтоб все увидели, какой у него замечательный парень живет под боком и кто является причиной его опозданий в последнее время. Сан-Фран обиженно прикусывает губу, но ничего не говорит.       Ему почему-то кажется, что Лололошка на самом деле совсем не такой: он любит ввязываться в неприятности, вечно сует нос не в свое дело и обожает изучать неизведанные места и миры. У Франа в голове не стыкуются два этих образа, но в глубине души он понимает, что это, в какой-то степени, наоборот хорошо — так Лололошка точно не нарвется на какие-либо проблемы, и он не будет переживать о сохранности его жизни. Он больше не позволит себе потерять его. Никогда.       Бренчание столовых приборов об тарелки дополняет гробовую тишину и сливается с ней в единый звук. Вообще, Фран всегда любит почесать языком за трапезой, вот только сейчас делать это ему мешают собственные странные мысли.       Он встает из-за стола, скрипя деревянным стулом, быстро целует Лололошку в щеку и, одевшись в привычную выглаженную форму, выходит из дома. Несмотря на поглощенную им только что пищу, желудок тихо ворчит от голода, на что Фран внимания не обращает, спешным шагом направляясь в сторону Академии.       Ясное светло-голубое небо, чириканье птиц и редкие разговоры местных жителей. Сан-Фран проходит мимо них с ровной осанкой, ему вслед кричат «доброе утро», «привет» и «здравствуйте», и он отвечает им периодически, однако мысли все еще туманят реальность и перетягивают одеяло внимания на себя. Нежно-желтые, еще не горячие лучи слепят глаза, отражаясь от окон повсюду. Глубокий вдох и медленный выдох. Пахнет пыльцой, сырой от утренней росы почвой и мокрой дорогой из-за недавнего полива клумб.       — Франчес-… Сан-Фран, вы, кажется, совсем совесть потеряли? — раздраженно цедит Фарагонда, подбоченившись. — Пятнадцать минут! Вы опоздали на целых пятнадцать минут! И это время увеличивается с каждым днем!       Эльф цокает языком и закатывает глаза. Иногда эта старуха просто невыносима.       — Гонда, — акцентируя интонацией ее сокращенное имя начинает Сан-Фран, — у меня есть на это причины, — маг разворачивается к аудитории и натягивает радостную улыбку, раскидывая руки в стороны. — Итак! Сегодня мы изучим новое заклинание!       После окончания занятий Фран бежит домой вприпрыжку, стуча жесткой подошвой черных туфель по деревянной винтовой лестнице. Он чувствует, будто у него за спиной — белоснежные крылья, щекочущие лопатки своими перьями и позволяющие плавно и ловко перепрыгивать через ступени. Но несмотря на окрыленность и приподнятое настроение, у Франа под глазами — огромные синяки бессонницы, хотя спал он обычно весьма неплохо. Тем более, с возлюбленным под боком. На выходе из Академии, прямо возле главных ворот, Сан-Фран, чьи мысли сейчас витают за гранью черепной коробки, врезается в Фарагонду; ее грозный надменный взгляд пронизывает до самых внутренностей и заставляет спуститься с небес на землю, а сложенные на груди руки свидетельствуют о крайней серьезности.       — Франческо.       — Ну прости меня, Гонда, — эльф виновато отводит взгляд, чешет затылок, а после складывает руки в молитвенном жесте и смотрит на нее самим олицетворением жалобности. — Понимаешь, мне очень нужно домой!       — У тебя там медом намазано? — раздраженно цокнув языком цедит она, а затем кладет ладони в белых, идеально чистых перчатках на его плечи и едва сжимает. — Юноша, не скрывай от меня ничего. Пожалуйста.       — Ну-у, — тянет беспокойно. — Там мой… Ну как тебе сказать-то, блин! — Сан-Фран чувствует, как от неловкости краснеет его лицо и как покалывает щеки от жара. Почему-то ему невероятно стыдно, хочется моментально самоуничтожиться, лишь бы не выворачивать перед ней душу… Сейчас. Сейчас будто бы не самое время, Фран пока не готов.       Фарагонда внимательно осматривает его с ног до головы, хмурится пару секунд, а затем с тяжелым вздохом отходит в сторону, позволяя подопечному покинуть стены Академии. Сан-Фран же молча благодарит ее за то, что лишних вопросов насчет пурпурного пятна на его шее, которое он заметил относительно недавно, она задавать не стала. Но женщина, естественно, все понимает, потому что раньше этот эльф всегда дожидался ее в холле, и они шли по домам вместе, а между занятиями и вовсе выходили вдвоем на обед.       Фарагонда слабо улыбается и усмехается сама себе, погружаясь в воспоминания о далекой молодости.       Долгожданный пряный запах дома. Зайдя внутрь, Сан-Фран первым делом осматривается по сторонам и привычно захлопывает чуть скрипящую дверь. Хмыкает про себя, потому что Лололошка не встречает, но затем отмахивается и думает, что тот, наверное, спит. Ему больше негде быть, он определенно дома.       На кухонном столе — одна чистая тарелка; Фран хмурит брови, чувствует, как зловеще урчит его голодный желудок, а потом открывает полки и ящички в поисках завалявшейся булки с ветчиной.       У него дома — подозрительно тихо. Легкий ветерок поднимает светлые шторки вверх, они покачиваются периодически и издают едва слышный шелест, на каждый из которых эльф испуганно оборачивается, спешно пережевывая черствый хлеб.       Фран резко кидает взгляд на стол снова и отшатывается к окну спиной, больно ударяясь о подоконник копчиком, потому что не верит собственным глазам: Лололошка сидит на стуле преспокойно и ковыряет вилкой горячую пасту, от которой исходит пар. Эльф нервно сглатывает, зрачки непонимающе бегают по сгорбленной фигуре напротив, а кровь в жилах все сгущается и сгущается, трепещет прямо под кожей от подступившего к горлу лезвия страха.       — Ло, — осторожно начинает Фран. — А как ты так бесшумно здесь оказался… Я же только что видел, как…       Лололошка поднимает на него теплый взгляд и расплывается в невинной улыбке.       — В смысле? Я всегда тут был, — он издает смешок и поднимается с места. На нем лишь привычные черные штаны, а красивый торс оголен полностью, являя взору черных глаз рубцы, шрамы и приглушенный свет его голубой Искры. — Вот, обед сделал нам.       — А-а… Молодец, Ло, спасибо тебе.       Сан-Фран машет головой и быстро моргает. «Я просто проголодался и очень устал», — думает он, протягивая руки к возлюбленному и крепко его обнимая. Нос утыкается в ключицу, а легкие наполняются пряным запахом чужого тела, от которого у Франа по коже бегут тысячи мурашек. Веки расслабленно опускаются вниз, бледная ладонь ведет вверх по спине, словно пересчитывая позвонок за позвонком, трогает выпирающие лопатки и щупает их легонько.       — Да-а… Точно, — на выдохе произносит эльф, медленно открывая глаза и туманно смотря на пустую, идеально чистую тарелку. — Как я мог забыть?

* * *

      — Ло, — Фран берет его руки в свои и нежно поглаживает пальцами. — Давай погуляем. Посидим на поляне под деревом, я научу тебя плести венки из цвето-…       Он осекается, когда поднимает взгляд на его лицо. Лололошка смотрит как-то отрешенно и грустно.       — Я хочу быть здесь, — еле шевеля губами произносит наконец юноша, сведя брови к переносице.       — Ну ты же не птица в клетке, а свободный человек! — эльф повышает голос и кладет ладони на его плечи, слабо сжимает, а после добавляет отчаянно: — Пожалуйста. Ты — самостоятельная личность. Не преступник, не уродливый монстр. Ты — человек.       — Я знаю, Фран, — Лололошка смахивает его руки и отворачивается, садится на кровать бесшумно и обнимает колени, утыкаясь в них носом. — Я просто переживаю за тебя.       Сан-Фран непонимающе вскидывает бровь и быстро присаживается рядом, кладет голову на его плечо и тихо вздыхает.       — Почему?       Лололошка не отвечает. Они сидят молча пару минут; на стене отчетливо тикают часы, секундная стрелка бежит по циферблату с бешеной скоростью, наматывает один круг, два, три, девять.       А после Фран снова подает голос. Тихо-тихо, почти обиженно бормоча под нос:       — У меня же сегодня выходной.       Лололошка поджимает губы, ногтем ковыряя торчащую нитку на штанах, а потом слабо кивает, резво обхватывает лицо эльфа ладонями и заглядывает в глаза, стискивает щеки так, что губы забавно складываются в трубочку. И улыбается. Глаза Сан-Франа округляются от удивления и этого неожиданного выпада; юноша усмехается и быстро целует его в кончик носа.       Нежный ветер дует в лицо, играется в прядях белоснежных волос и чуть спутывает их между собой, словно норовя заплести небрежную косу. Сан-Фран блаженно прикрывает глаза, со вздохом откидываясь на высокую сочную траву и подкладывая под затылок руки, согнутые в локтях, пока Лололошка стоит рядом и затравленно озирается по сторонам.       — Ло, — тихо зовет Фран, закидывая ногу на ногу и болтая ей в воздухе. — Ложись!       А юноша все переминается, топчется, явно чего-то опасается, но потом наконец аккуратно опускается на траву, не издавая ни единого звука. Иногда он ведет себя настолько бесшумно, что эльфу и вовсе кажется, будто его тут нет.       — Когда сюда заявилась леди Окет-… — начинает снова Сан-Фран, а затем одергивает себя и хмурится: ее образ постепенно ускользает из воспоминаний и размывается, как потревоженное касанием отражение на водной глади. — Кхм, Окетра, да. Мы с Гондой привели ее сюда, — молчит пару секунд, после чего поясняет: — Тренировать Искру. Помогали ей вернуться к тебе, в Миср.       Фран вытаскивает руки из-под головы и медленно проводит ладонями по траве. Она приятно щекочет кожу, ласково гладит, а тело мгновенно расслабляется.       — Не помню такого, — пожимает плечами Лололошка, запуская пальцы в ярко-зеленый ворсистый ковер и с глухим треском вырывая травинки целыми пучками. От скуки, наверное.       — Ну как же?.. О нас… Обо мне она разве не рассказывала? — Сан-Фран разочарованно выдыхает, а потом, когда наконец нащупывает стебель цветка, тут же аккуратно срывает его. Он приподнимается на локтях и подносит лепестки поближе к лицу, неохотно разлепляет веки и рассматривает детально крохотную желтую сердцевину. — Это незабудки, Ло. Знаешь?       — Угу.       Сан-Фран мило улыбается и крутит цветок за стебель перед собой, наклоняется влево, поближе к юноше, и шутливо дотрагивается лепестками до кончика его носа. Лололошка инстинктивно вздрагивает и морщится, чихает от мелкой пыльцы, а после фокусирует заинтересованный взгляд на незабудке.       — Они всегда напоминали мне тебя. Как-то смутно, отдаленно… После слов леди Окетры о тебе я места себе не находил. Сидел здесь целыми днями и медитировал, представлял тебя… Да и ночами тоже представлял, — с губ срывается тихий вымученный вздох. — Признайся, ты жил в моей голове? Иначе как объяснить эту несносную боль, которая мучила меня каждый раз, когда я думал о тебе.       — Конечно, — Лололошка еле заметно улыбается, ловко вытаскивает стебелек из чужих рук и аккуратно погружает его в свою копну растрепанных от ветра волос.       — Так странно, что ты тоже меня вспомнил. Это же какая-то судьба, получается! — светлая макушка ложится на нагретые солнцем колени в черных брюках, а юноша осторожно кладет ладонь на его щеку, гладит скулу бережно и перебирает жемчужные пряди. — Понимаешь, никакой временной парадокс, черт бы его побрал, не способен разлучить души. Я это точно знаю.       — Конечно, — вновь говорит парень, едва касаясь подушечками заостренного кончика его уха, отчего Сан-Франа моментально передергивает, а по спине пробегают мурашки.

* * *

      До начала их отношений у Франа были явные проблемы со сном. Он обошел все лавки в Тринадцать, где торговали нужными зельями и снадобьями, тратил много трюков, вот только ничего из представленного торговцами ассортимента не помогало ему побороть бессонницу, потому что возникала она по большей части из-за резкой головной боли, концентрирующейся в затылке. Каждый раз перед сном образ мироходца в шарфике маячил перед глазами, и Фран скулил, утыкался носом в подушку и глухо всхлипывал от неимоверной боли. Ему казалось, что его череп сзади дырявят дрелью с несколькими заточенными сверлами, медленно пробираются к мозгу и задевают лишь кору. Было чувство, что кто-то копошится там, в подкорке, перебирает вручную нити воспоминаний и острыми ногтями царапает непреднамеренно, стремясь распутать клубок.       А сейчас ему больше не больно. Он видит рядом с собой его умиротворенное лицо — Лололошка мило сопит и бубнит что-то во сне, устроившись на его плече, пока Фран любуется им при тусклом свете луны, что серебряными лучами ложится на его веки, скулы и приоткрытые губы, делая его кожу мертвенно-бледной. Фарфоровой. Сан-Фран прикрывает глаза на миг и тут же проваливается в сон без сновидений.       А когда открывает их вновь посреди ночи — отскакивает к изголовью кровати и часто дышит. Черные зрачки испуганно бегают по тьме вокруг, на лбу выступает пот, а брови взметаются в ввысь.       Сан-Фран медленно косит взгляд влево — туда, где до этого лежал Лололошка, вот только теперь там никого нет; кладет ладонь на подушку и осторожно трогает ее пальцами, все еще сонно моргая и пытаясь привыкнуть к темноте. «Холодная», — замечает он мысленно, и по спине рефлекторно бежит тот же холодок. Эльф снова поднимает глаза и только сильнее вжимается в железные прутья на изголовье.       Напротив него стоит черный силуэт, напоминающий Лололошку своими смазанными очертаниями. Вот только ни лица, ни одежды совсем не видно — лишь кривую, зловещую улыбку и пристальный взгляд голубых глаз. Оно не моргает, следит за Франом безмолвно и не двигается совершенно.       Он хочет крикнуть, но боится: липкий страх стискивает глотку и препятствует изречению даже глупых междометий. Он хочет пошевелиться, но боится: ледяной мертвый взгляд, направленный на него, пронизывает до костей и словно фиксирует мышцы, удерживает цепями из прочного льда.       Сердце противно и прерывисто сжимается с каждым громким ударом. Нижняя губа трясется от животного страха, пока мозг тщательно пытается осознать происходящее. Казалось бы… Сан-Фран — довольно сильный маг, а волшебная палочка всегда лежит в первом ящике его прикроватной тумбочки, вот только пальцы его занемели и будто покрылись инеем, а из головы выветрелись все известные заклинания.       Сан-Франу страшно. И он даже не может понять, что происходит: этот кошмар, кажется, длится дольше десяти минут и все никак не отпускает его. В кромешной тьме и полной тишине слышатся нервный скрежет его зубов и шумное дыхание через нос. Он закрывает глаза, моргает несколько раз с разной периодичностью, пытаясь прогнать этот пугающий образ, но он никуда не исчезает. Ужас дрожью обвивает тело, движется с кончиков пальцев и постепенно накрывает своей волной все тело. Фран жмурится сильно, плотно сжимая губы.       Беззаботное пение птиц за окном и шорох вздымающихся от ветра плотных штор заставляют веки неохотно разомкнуться. Фран щурится от яркого света, слепящего глаза. Он трет их костяшками пальцев и облизывает пересохшие губы.       «Уснул-таки», — думает он и широко зевает, принимая сидячее положение. Взгляд черных глаз постепенно фокусируется; Фран смотрит на соседнюю подушку, а потом вздрагивает, когда понимает, что она даже не смята. Ни единой складочки, ровная. Пустая.       Эльф вскакивает с кровати и начинает бегать по комнате. Он зовет Ло, ищет его, но не находит, вцепляется пальцами в волосы и сильно сжимает их у корней. Время на часах постепенно близится к тому, что нужно торопиться в Академию, но как, черт возьми, можно уйти, когда пропал Лололошка, который обещал никогда не уходить. Он ведь говорил, клялся, что никогда его не бросит.       Нервно кусая губы, Фран наворачивает круги на кухне. Из его рук валятся ножи и вилки, с грохотом он роняет стакан, что разбивается вдребезги об белую плитку, и Фран инстинктивно морщится от резкого звука, замирает на миг и прислушивается.       Тихо. Мертвенно тихо, будто и часы в его доме остановились. Эльф встает на цыпочки и аккуратно подбирает склянку за склянкой, царапая руки до крови и тут же цокая языком от неприятной боли. Сан-Фран понимает, что за очередное опоздание Фарагонда снимет с него три шкуры. Но он же не может оставить это просто так!       Позавтракав первым, что только попалось под руку, Фран выходит из дома. В Тринадцать сегодня все так же, как и обычно — ясный трехсолнечный день, во дворе сладко пахнет цветами с клумб, а люди, ответственные за их полив, снуют из стороны в сторону, стремясь поскорее закончить свою работу.       Сан-Фран идет быстро, но приземисто, на полусогнутых ногах и ссутулившись. В его голове — спутанные провода тяжелых и страшных мыслей, задохнувшийся от удушья Сатурн, перетянутый собственными кольцами, которые все накручиваются и накручиваются, сжимают его в тиски и нагнетают атмосферу.       В Академии Фран решается наконец расспросить знакомых. Кто знает, может… Они видели Лололошку ночью или утром? А вдруг Лололошке тоже снился страшный кошмар? Настолько страшный, что он сумел активировать его Искру?       — А вы не видели парня в белом… — Фран долго не может подобрать нужного слова, потому что не знает, как именно обозвать его странный для этих мест элемент одежды, — …в белой кофте? У него еще шарфик в бирюзово-черную клетку!       — Не, — безынтересно отзываются ему хором с набитыми едой щеками. — А что?       У Сан-Франа тут же встает ком в горле, он стискивает зубы и с силой сжимает кулаки, но сдаваться не собирается, поэтому ничего не отвечает и решительно идет дальше по коридору. Деревянные половицы издают скрип от каждого шага, а противно-желтые стены будто бы не заканчиваются. За это время он опросил почти каждого встречного, но толку от этого не прибавилось. Словно… Лололошку и правда никто никогда не видел. Хотя, оно и понятно: он ведь практически не выходил из дома.       Тревога бежит по венам и стучит под кожей, и Франу уже ничего не остается, кроме как вернуться домой. В надежде, что Лололошка ждет его там преспокойно. Эльф грустно следит взглядом за пролетающими низко птицами, разрезающими небеса своими крыльями, за искрящимися счастьем лицами людей, что идут ему навстречу, и с отчаянным вздохом пинает ногой округлый камушек, который отлетает куда-то в сторону. Все вокруг — желтое. Позолотой бликуют крыши домов, рассудок медленно плавится от жары, а под окном колышутся от ветра распустившиеся подсолнухи.       «Неужели опять его Искра сработала в неподходящий момент?» — думает Сан-Фран, когда переступает порог своего дома и привычно закрывает дверь ловким движением пальцев.       — Ло? — осторожно спрашивает он, проходя вглубь помещения; проверяет сначала кухню, потом гостиную, оттуда спускается в мрачный подвал, а потом возвращается, чтобы заглянуть в спальню. И замирает в проходе.       Тень. Та самая тень, стоявшая возле левого угла кровати, появляется снова, скалится злобно, но не издает ни звука. Она размытая, иссиня-черная, своей аурой, кажется, искажающая пространство вокруг и опускающая температуру воздуха в комнате на пару градусов, из-за чего тело моментально съеживается. Сан-Фран хватается за волшебную палочку дрожащими пальцами, направляет искрящийся голубым свечением кончик прямо на это нечто и трясется всем телом. У него кровь стынет в жилах, а зрачки от страха расширяются до размера черных дыр.       Сан-Фран не сводит с нее глаз. Даже не моргает. Пытается дышать тише, приближается аккуратно, на цыпочках, но потом раздается громкий скрип половицы, и эльф тут же замирает, задерживая дыхание. Но тень не реагирует. Она тупо глядит перед собой, а вокруг нее мельтешат черные частицы, похожие на пепел.       Взмах рукой, и голубая вспышка летит в цель, но проходит сквозь нее, поразив стоящий позади шкаф, что тут же крошится в щепки. Фран хмурится. Подступает еще ближе, обходит ее со стороны и рассматривает детали: силуэт определенно мужской, телосложение худое, как у… По позвоночнику пробегают мурашки, и эльф резко вздрагивает.       А на небо за окном будто пролили баночку розовой акварели. Солнца выглядывают из-за перистых облаков и медленно опускаются за горизонт, и их лучи становятся приторно-мягкими, наивными, а весь пейзаж в целом — совершенно не соотносящимся с тем, что творится у Франа в голове.       Сердце бьется в агонии, как подстреленная лань. Сжимается, прыгает на скакалке и свербит. Сан-Франу ничего не остается, кроме как лечь в постель смирно, сложив руки на груди так, будто в гроб собирается прямо сейчас. Он натягивает одеяло до ушей, старается смотреть строго в светлый потолок, игнорировать эту зловещую тень под носом и думать… Думать о Лололошке. Представлять его пальцы на своей щеке, губы на ключице и щекочущие кожу ресницы. Его речь, голос. А как раньше звучало в голове то, как он говорит? В тот день в кабинете Фарагонды этот мироходец ведь ни слова не вымолвил.       Сан-Фран чуть хмурит брови от своих же мыслей, смаргивает их, предаваясь воспоминаниям и рисуя образы. Ему так спокойнее.       Он не замечает, как проваливается в сон. Фран не привык засыпать так рано, однако события этого дня легли тяжелой ношей и давили на плечи, легкие и веки, вынуждая их скорее сомкнуться.       Утром его будят ласковые прикосновения. Они везде. Бережно покрывают каждый сантиметр тела; Фран поерзывает на кровати, поджимает пальцы и улыбается по-кошачьи, практически урчит. Неохотно открывает глаза, видит нависнувшее над ним веснушчатое лицо и подается вперед, жадно целует, словно делая глоток воздуха. Потому что Лололошка, пожалуй, будто стал его персональным кислородом, а Фран себя ощущал самым больным астматиком.       — Куда ты пропадал? — горячо шепчет эльф, с трудом отрываясь от зацелованных коралловых губ.       — Гулял, — отрешенно отвечает ему Лололошка, усаживаясь на его бедра сверху и поглаживая подушечками пальцев ребра, сотрясающиеся от быстрого биения сердца.       — Я очень переживал за тебя, — Фран глотает воздух и заводит руки за юношескую поясницу, трогает копчик, ведет ниже, к ложбинке, нервно кусая губы. — Боялся, что с тобой что-то случилось. Кажется, у меня даже был сонный паралич. Бр-р… Мне так жутко было!       Очередной поцелуй. Разгоряченное дыхание, влажная кожа и тихие вздохи. Болезненное шипение, успокаивающее прикосновение к скуле, ногти, впивающиеся в мягкие ткани. У Франа глаза блестят от возбуждения и любви к мироходцу на нем, он шепчет его имя как мантру и выдыхает куда-то в ключицу, обнимая губами каждую косточку, пока Лололошка цепляется за его плечи, обхватывает шею руками и с упоением трется плотью о плоть, покрываясь мурашками, слезным шепотом умоляет возлюбленного не останавливаться, а после экстазно содрогается, тонко вскрикнув.       «Ло-ло-лош-ка». Это имя высечено кинжалом на подкорке его сознания, зашрамировано там, чтоб сохранилось навеки.       Фран им одержим. Одержим этим именем, этим телом и этой бесконечной любовью, что теплится в душе. Он сплетает их пальцы, целует лоб и повторяет все снова и снова: «Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя».       — Ты знаешь, как звучит фраза «я тебя люблю» на эльфийском? — спрашивает Сан-Фран, перемешивая в большой деревянной миске салат из свежих овощей.       — Откуда ж мне знать? — жмет плечами Ло, расслабленно ему отвечая из другой комнаты. Он возвращается на кухню с бутербродом в зубах и плюхается на стул. — Я фэ мифофодеф.       — И то верно, — хмыкает. — Ги мэлин, Ло.       — М-м?       — Мне иногда жаль, что я мироходец. Мозг даже не осознает, как звучит родной язык, — Фран вздыхает, откладывая ложку в сторону. — Мой отец родился без Искры, он знал эльфийский, — он жмурится и чуть потряхивает головой от смутных воспоминаний, а потом резко приободряется и, схватившись за тарелку, усаживается за стол напротив Лололошки. — Ну и ладно! Зато эта Искра осветила час нашей встречи.       Юноша тепло улыбается, подцепляет пальцами помидор из миски и спешно кладет его в рот.       — Я тофэ тебя любью.       Кажется, что все снова встало на свои места, и Вселенная действительно стремится к порядку, укрощая хаос вокруг. Фран ест. Поглядывает на мирно жующего Лололошку украдкой, умиляется про себя и наслаждается сочными овощами.       — Ло, не пропадай так больше, прошу. Я ведь всю Академию на уши поставил, весь дом перевернул! — резко нарушает он тишину, промакивая рот салфеткой.       — Я просто расстроился, что ты вытащил меня на улицу.       — Но ты ведь… Ты ведь не такой. Я знаю, что ты любишь приключения и все в этом роде, а еще…       — Фран, ты сам этого хотел.       — Чего?       Лололошка усмехается и встает из-за стола, вздыхает, загадочно улыбаясь. Но не отвечает на вопрос, лишь покидает кухню, вильнув бедрами, на что эльф вопросительно приподнимает бровь и продолжает жевать.

* * *

      Та тень, что стояла подле кровати пару дней назад, более не навещает Франа. И он больше не вспоминает о ней, старается запрятать тот жуткий образ в недрах своей памяти, запихивает в шкаф напротив мысленно и заколачивает. Чтоб не мешалась.       Но перед этим он делится своим кошмаром с Лололошкой перед сном, сжимая его тело в бережных объятиях и плотно обвивая всеми конечностями. Юноша на это заявление лишь тихо посмеивается, а Сан-Фран обиженно хмурится, ведь для него это не было чем-то смешным. А если Лололошка пропадет снова, вернется ли тот мрачный силуэт, замрет ли он, будет ли стоять над трепещущей от страха душой? Но юноша клянется вновь, что не уйдет никогда, будет рядом, пока бьется эльфийское сердце и пока он живет в его голове. Этот ответ Франа устраивает, он тепло улыбается, кончиком носа потираясь об чужое плечо, а потом снова заводит старый диалог:       — Ло, пожалуйста, сходи со мной в Академию, — шепчет.       — Зачем? — произносит еще тише.       За окном поют сверчки и квакают лягушки в озерце неподалеку, а свет от фонарей мягко ложится на шторы и подоконник.       — Я устал оттуда сбегать, мне ведь нравится то, чем я занимаюсь, но желание увидеть тебя всегда побеждает.       — И как меня туда пустят?       — Я поговорю с Гондой. Будешь типа… Новичком, — Фран резко замирает от озвученного только что слова, практически забывает, как дышать.       Голоса обоих подрагивают; они словно говорят о чем-то запретном и сокровенном, тайном, будто желая, чтоб их не могли подслушать даже боги.       Тихий вздох.       — Тебе не кажется, что твоя любовь похожа на одержимость?       — Разве у тебя не то же самое? — немного нервно отвечает Сан-Фран, приподнимаясь на локтях и заглядывая Лололошке в глаза. Они — темно-синие, как теплый бурлящий океан, как ночное небо и как самый чистый сапфир.       — Давай спать, — юноша поворачивается набок, подкладывая под щеку ладонь, и эльф лишь грустно зевает, откидывается на подушку и обнимает его со спины. Привычно.       «Ло-ло-лош-ка». Это имя отражается от стен и колокольчиками переливается, звенит в ушах, как мартовская капель.       Под птичью трель они выходят из дома, держась за руки. Фран светится от счастья, его волосы бликуют на солнце, а улыбка украшает светлое лицо, пока Лололошка идет рядом немного неуверенно, разглядывая фасады молочных зданий и ухоженные мощеные дороги.       Фран сегодня в белом. В белой рубашке и в бежевых брюках, лишь только туфли его остались черными. Лололошка ведь сказал, что ему бы пошел этот цвет. И плевать на правила.       Ладонь к ладони, шаг в шаг. Сан-Фран будто и не замечает проходящих мимо людей, ведет Лололошку к дверям Академии с гордо поднятой головой и искренне радуется.       — Ну, чего встал, Ло? Идем, — эльф тянет его за руку, а юноша замирает на месте возле главных ворот, с грустью обводит их взглядом и опускает голову.       — Тебе ничего не кажется странным?       — В смысле? — Фран озадаченно выгибает бровь.       — У меня было ощущение, что все вокруг — нереально. Дома, улицы, люди, ты… И я. Будто меня не существует.       — Ты живой! Как и я. Вот, слушай, — он берет его ладонь и прижимает к своему запястью, а сам кладет руку на прикрытую воротником толстовки шею, в районе сонной артерии. Чувствует ритмичную, живую пульсацию, бьющуюся об подушечки пальцев. — Ну?       — Быстро бьется, — юноша слабо улыбается уголками губ. — Я подожду тебя здесь, Фран.       — Уверен? — отстранившись, эльф проводит ладонью по копне каштановых волос, обожженных солнечным теплом.       Лололошка кивает. Он отходит к ажурной скамейке и забирается на нее с ногами. Вокруг из-за стоящих рядом клумб с пестрыми цветами порхают голубые и пятнистые бабочки, слышится журчание фонтана и дует легкий ветерок, поднимая вверх запах пыльцы. А светлый хвост исчезает в высоких дверях.       Это был последний день, когда Фран видел его, потому что когда он вышел на улицу после занятий — скамейка была пуста.       Темнота. Она лезет изо всех щелей и преследует повсеместно, дурманит разум и ехидно скребется когтями. У Франа просто нет сил: он снова ходит по улицам Тринадцать поздним вечером, заглядывает под каждый кустик, осматривает каждый переулок и выходит к поляне, где сидели они когда-то. Горько улыбается и тащится домой, еле волоча ноги от усталости. Надежда на то, что Ло никуда не пропал опять, все еще живет. Вот только когда Фран снова видит ту самую тень — надежда умирает.       Ему не хочется думать, куда Ло пропал снова и в чем причина его детского поведения. На тень тоже не смотрит. Думает, что это галлюцинация, обусловленная утомленностью его нервной системы, поэтому заваливается на постель лицом в подушку и отключается моментально.       Каждый новый день — день сурка. Утро, тень, Академия. Дорога домой, тень, сон. Так продолжается около недели, и все это время эльф старательно игнорирует факт того, что Лололошки нет. Вернется же. Разобидится, вернется.       Но Лололошки нет и на седьмые сутки, и на восьмые, и на девятые.       «Где же ты?» — вопрос, заданный в ясную синеву, слетает с уст Сан-Франа, когда он в очередной раз ложится спиной на сочно-зеленую траву. Он спрашивает это у неба, у солнц и у посеревших стен, составляет из трещинок в потолке черты горячо любимого им лица. Но в ответ ему шелестят кроны деревьев, тикают часы, а на лице танцуют солнечные зайчики.       «Ло-ло-лош-ка». Это имя топит в мутном омуте, схватившись за горло, заставляет захлебываться в болотной тине и собственных слезах. Оно прорастает в легких и вызывает сухой кашель до боли в грудной клетке, после которого хочется сплюнуть скопившуюся во рту багряную вязкую кровь.       Сан-Фран уже думает, что хочет убить себя, вырезать из груди свою мерцающую холодным звездным светом Искру вместе с обезумевшим сердцем, чтоб не болело и не жгло нестерпимо. И испепелить наконец это свербящее имя из своей памяти.       Но Лололошка живет в его голове.       Сжавшись в позе эмбриона, эльф судорожно считает до десяти и жмурит веки. Раз, два, три, четыре, пять… Приоткрывает один глаз, смотрит им на тень в углу и тут же накрывается одеялом с головой, скуля в смятую ткань. Шесть, семь, восемь, девять…       Девять кругов Ада, кажется, прошел Фран за все те двадцать семь дней, что эта тень маячит перед глазами. Вот только на «девятом» он задумался: разве это он предал? Разве он обманул того, кто доверился?       Иногда он пропускает занятия в Академии, потому что не высыпается, а сомкнуть глаза ночью, когда на тебя смотрят непрерывно — страшно. У Франа пульсируют виски и дрожит все тело, ледяные пальцы стискивают рукоять ножа, поблескивающего в лунном свете. Он замахивается, вскрикивает и метает нож в неподвижное нечто, что продолжает давить неестественную улыбку. Металл проходит насквозь и сталкивается с овальным, замыленным из-за слоя пыли зеркалом на починенном недавно шкафу. Слышится треск стекла, и его осколки рассыпаются с громким звоном, крошатся в сияющую звездную пыль, падая на пол.       Сан-Фран неверяще машет головой, когда смотрит на свое треснутое отражение сквозь черную дымку; он закрывает лицо ладонями и впивается пальцами в кожу до щиплющей боли, слезно выпытывая у самого себя: «Это реальность? Это реальность? Это реальность?»

* * *

      — У м-меня появился парень, — бормочет Фран, пока мокрые от пота пальцы судорожно мнут ткань белых брюк. — И он…       Эльф затравленно поднимает свой взор на обеспокоенное лицо Фарагонды, за спиной которой сгущаются тени, срастающиеся в единое целое жуткими расплывчатыми очертаниями. Старинные деревянные часы тихо и медленно тикают, вокруг — лишь белые стены с сероватыми плесневыми разводами. В окно привычно заглядывают желтые солнечные лучи: они горячими языками проходятся по нежной коже и слепят глаза.       У Франа предательски дрожат коленки и стучат зубы. Он видит ту самую жуткую улыбку от уха до уха в углу комнаты, вжимается в стул, впивается ногтями в подлокотники до противного скрежета и давится воздухом, наконец озвучивая конец предложения:       — …моя тульпа.