Таверна "Нотти-Россе"

"Да, я распутник и признаюсь в этом, я постиг всё, что можно было постичь в этой области, но я, конечно, не сделал всего того, что постиг, и, конечно, не сделаю никогда. Я распутник, но не преступник и не убийца... Ты хочешь, чтобы вся вселенная была добродетельной, и не чувствуешь, что всё бы моментально погибло, если бы на земле существовала одна лишь добродетель…" Маркиз де Сад, "Великий распутник"

      Пробуждение было тяжёлым и болезненным. Словно тело выплывало откуда-то из глубины чёрных мутных вод: вначале нахлынула пульсация в висках, затем пришло бордовое и возрастающее, будто внутри черепа разлилась постепенно накатывающая головная боль, как похмелье после очень сильного алкогольного захода. И только потом проступила явственная сухость и приторная горечь на едва-заворочавшемся во рту языке, а в нос ударил запах влажной древесины и книжной пыли старой печати. Последним ко мне вернулось пусть размытое, но зрение. Силясь проморгаться, я ощутила, что лежу на чём-то шёлковом и мягком, и лишь когда мне удалось впервые рассмотреть потолок комнаты, где я лежала, я резко распахнула глаза и попыталась сесть. Получилось у меня лишь с третьей попытки — неповоротливое непослушное тело-вата отчаянно двигаться не хотело.       Я оказалась на широкой удобной постели в незнакомой комнате, окутанной полумраком. Напротив кровати у стены стояли два платяных шкафа из тёмного дерева, с врезанными в дверцы странными узорами, подле них был широкий комод с лампой с старомодным абажуром. Красные алые лучи солнца, низко зависшего над горизонтом — будто голова висельника на гильотине — проникая сквозь решётчатое окно, словно оставляли кровавые пятна на потолке комнаты и тех частях стен и мебели, до которых в состоянии, были дотянуться. Возле окна стояло на четырёх лапах жутковатого вида трюмо, и именно отражение в его тройных зеркалах привлекло моё внимание.       Бледная стройная девушка с испуганным взглядом тёмно-синих глаз сидела на кровати в белой ночной рубашке: тёмно-русые волосы, вьющие некрупными локонами, спадали на её плечи, а пухлые карминовые губы были приоткрыты в каком-то измученном несчастном вздохе. Я с ужасом вглядывалась в её лицо.       Потому что в зеркале отражалось не моё лицо.       Однако ничего сделать и даже полноценно испугаться я не успела, потому что в это мгновение дверь с тихим скрипом отворилась и в комнату вошёл высокий худощавый мужчина.       Он был облачён в чёрную сутану, застёгнутую на все пуговицы, что сразу указывало на принадлежность к церковнослужителям: белый воротничок, едва заметный из-за темноты, лишь подтверждал его положение. С пояса, подчёркивающего узкую ладную талию, свисало на длинной цепи примерно до коленей тускло-мерцавшее серебряное распятие. В одной руке он держал канделябр с пятью горящими свечами, во второй — сатурно — круглая шляпа с широкими полями и полусферической тульёй, носимая католическим духовенством.).       Заметив, что я очнулась, он прикрыл дверь, поднял канделябр чуть выше и бесшумно прошёл к моей постели по ковру.       Когда он поставил на трюмо канделябр и повернулся ко мне полностью, я сумела наконец разглядеть всю его мрачную безмолвную фигуру в алых лучах угасающего солнца.       Чёрные недлинные волосы пышной копной прикрывали его высокий лоб, едва достигая плечей: косой пробор шёл почти над левым ухом. Его лицо было бледным и равнодушным, словно было лицом не человека, но скульптуры неведомого гения-каменщика, возжелавшего изобразить кого-то не от мира сего. Заострённый нос и пухлые губы так и манили коснуться их, как и абсолютно гладкая кожа щёк, скул и подбородка, без единого намёка на щетину. Он казался бы совсем молодым, если бы не его глаза — чёрные, узкие, взирающие свысока с какой-то нечеловеческой проницательностью и ровно таким же хладнокровием: именно из-за них и его взгляда можно было понять, что он много старше. Но более всего на меня произвело зловещее впечатление того, как закатные лучи кораллово-красными отсветами легли на левую половину его лица — казалось, точно всё оно было измазано пятнами багряной свежей крови.       — Ты наконец очнулась. — произнёс священник, и уже от первого звука его голоса — вкрадчивого, недружелюбного, обманчиво спокойного и мягкого, по спине моей прошлась ледяная дрожь. — Я уже начал было беспокоиться.       Мужчина присел на край кровати, вынуждая меня слегка отодвинуться и повернулся к окну глядя на то, как вечереющий сумрак полз от кромки ближнего леса по раскинувшемуся полю. Я напряглась в тревожном ожидании от чего-то и с тяжело забившимся сердцем всматривалась в изящный профиль священника, не рискуя заговорить первой.       — Так вот… — задумчиво протянул он спустя пару мгновений, не глядя на меня и явно размышляя о чём-то важном. — Говоря о трупах тех трёх циркачей, которые останавливались у нас около недели назад…       В этот миг сердце в моей груди застучало совсем отчаянно, я застыла в гротескном затопившем всю меня ужасе, отказываясь верить, что окружающий меня мир — реальность, а не ночной кошмар, — и выпученными глазами уставилась на хладнокровно-скучающе вещающего мужчину.       — Их не получится пустить в оборот: мясо слишком сильно прогнило и, даже если предположить, что Сан сможет их приготовить — от пирогов будет исходить скорее вонь, чем мало-мальски терпимый запах. — от его равнодушного тона и того, что он говорил и с какой интонацией мне с каждым его словом делалось всё хуже. — Чесноком такое уже не заглушить. Я думаю приказать Юнхо сварить расчленённые части тел и отвести похлёбку на корм свиньям на соседнюю ферму. Кости сожжём и сложим в подпол, как обычно.       На этом моменте тошнота подступила прямо к горлу, а голове запульсировала лишь одна мысль: "Беги-беги-беги!". Моё сердце казалось забралось в каждую часть моего тела и превратилось в колотушку, забившись с утроенной силой. Однако я всё равно сидела на месте, не в силах ни пошевелиться, ни нарушить своего безмолвия от ужаса, накрывшего меня.       — Кратко резюмируя — и денег заработаем, и проблем не возникнет. — заканчивая свою речь, проговорил наконец священник, поворачиваясь ко мне и мягко улыбнувшись, повернулся ко мне, впервые обращаясь: — Что думаешь?       И едва наши взгляды пересеклись, как улыбка сползла с его лица, как сползает с картин застарелая краска из-за сырости, и на лице его… словно бы не осталось никаких эмоций вообще. Лишь и без того узкие глаза блеснули диковатым недобрым огоньком и сузились ещё больше, когда он сощурился.       Всё внутри меня забило тревогу от этого его жеста — точно маленький колокольчик задребезжал.       Осторожно-осторожно-осторожно.       — Простите… — едва сумела выдавить я из себя, стискивая покрывало до боли в побелевших костяшках. — Я…       — У тебя всё хорошо, Ирэн? — вдруг спокойно и почти миролюбиво спросил священник.       И я уцепилась за эту возможность, прикрывая глаза на миг и горестно выдыхая от волны облегчения.       — Кажется, мне плохо. — призналась я, вновь глаза в его лицо и пытаясь прочитать его реакцию.       Нужно просто проснуться, просто проснуться, это сон, это всё — один дурной сон, это — не реальность, проснись, немедленно проснись…       — Вот как… — чуть отодвинувшись задумчиво протянул священник, и что-то в его тоне подсказало мне, что он мне не поверил, но всё равно поднялся, кивнув мне. — Что ж, ты всё-таки упала с лестницы. Я позову Минги — он осмотрит тебя.       Он двинулся бесшумным грациозным шагом, точно хищник, к двери, и в полумраке я увидела, как уже взявшись за ручку он мягко попросил с совершенно неуместным горящим огнём взглядом:       — Подожди… здесь.       Едва дверь закрылась и щёлкнул замок, как я полностью осознала, что произошло.       Пастор пошёл ещё за кем-то, потому что он начал меня подозревать, и если они догадаются, что я — это не та "Ирэн", которую они знают и которая знает их, то…       От меня просто избавятся.       Первым делом я крепко зажмурилась и попыталась пощипать себя и похлопать по щекам: до отчаяния, первых всхлипов и тихих слёз. Мир вокруг не растворялся и не стремился исчезнуть в туманной дали, а боль от щипков и пощёчин была настоящей — колющей, пульсирующей, рассыпающейся на коже крохотными кусачими уколами. Мне пришлось, глотая судорожно воздух очень скоро смириться, что мир вокруг был реальным и не собирался меня выкидывать меня из себя.       Посмотрев в зеркало на отражение всхлипывавшей тяжело-дышащей девушки с заплаканными, влажными, большими глазами, всклокоченными волосами и красными щеками, я поняла, силясь опустить и расслабить трясущиеся плечи, что теперь это моё отражение. Следом пришло понимание, что мне нужно выбираться из этого кошмара.       Мне нужно понять, почему я переместилась из своего мира в этот ад, и почему меня закинуло именно в это тело.       Собравшись с духом, я резко отбросила покрывало рукой, неуклюже поворачиваясь и пытаясь спустить ноги с постели: мышцы гудели и слушались с большим трудом, как если бы тело, которым я пыталась управлять давно не двигалось. Общее недомогание и скованность проходили с мурашками, словно бегущими внутри мышц крохотными искорками: сбросить оцепенение было проще чем внезапную неподвижность и ломоту, но я приложила максимум усилий, касаясь кончиками пальцев ног ворса мягкого огромного ковра и опираясь ладонями на постель даже встала. Ноги тут же попытались подкоситься, но я удержалась через силу, стиснув зубы и изо всех сил напрягаясь. Я сделала шаг, один-другой, глядя на дрожащие огоньки свечей в канделябре и наконец смогла схватиться за край трюмо. Я тут же принялась дёргать за ручки каждого попадавшегося мне в нём ящика: мне нужно было оружие. Однако среди пыльных кисточек, расчёсок, баночек румян, белил, пудрениц и помад, не было ничего мало-мальски походящего на нож. Поняв, что ещё несколько ящиков заперты, я отбросила эту бессмысленную затею и в то же мгновение мой взгляд упал на деревянный подоконник, озарённый последними багровыми лучами заходящего солнца.       Там лежал нож для вскрытия писем.       Я схватила его одним движением, невольно глядя сквозь чистые стёкла в ромбических ячейках на луг и сельскую землистую дорогу, по которой ехала карета…       "Где я, чёрт возьми? И самое главное — когда?" возникло на миг в моей голове жуткое предположение.       Услышав шаги двух пар ног и скрежет ключа в замке, я едва успела прыгнуть обратно в постель, поспешно накрывая ноги одеялом, как дверь открылась и на пороге возник молодой врач. Как и священник он тоже был азиатом, но волосы у него были значительно светлее: практически полностью тёмно-русые, за исключением одной пряди у самого лица — она была пепельно-белой.       "Ранняя седина?" пронеслось у меня в голове, пока прикрывал за собой дверь и оставив сумку на комоде, неспешно прошёл к моей постели.       — Доброго вечера, Ирэн. — его дружелюбная улыбка никак не сочеталась с взглядом графитово-серых ледяных глаз, выглядя на его лице точно кровавая рана. — Сонхва сообщил мне, что ты пришла в себя. Очень рад — в конце концов ты была без сознания последние три дня после падения. — у меня в груди всё ёкнуло от его негромкого совсем неуместного хихиканья. — Прости, я чертовски неучтив: ты, наверное, ужасно голодна? Хочешь воды?       Он протянул мне высокий гранёный стакан с водой — или чем-то, что напоминало воду. Я покорно взяла его, но не сделала ни глотка, глядя на него единовременно со страшным предчувствием и смутной надеждой.       Доктор присел, поправляя рукава рубашки цвета слоновой кости: из кармана его дорогой синей жилетки тянулась медная цепочка, явно от часов. Идеально отглаженные брюки, пенсе, зацепленное за воротник рубашки, металлические цепочки в обхват плеча, указывали аккуратность и частую работу с чернилами — всё в нём буквально кричало о добропорядочности и призывало довериться.       Заметив мой практически умоляющий взгляд в его глаза, доктор, которого пастор называл "Минги" чуть испуганно-удивлённо вскинул брови, учтиво наклоняясь ко мне.       — Что такое? — поинтересовался он с изрядной долей неподдельного волнения. — Сонхва сказал, что у тебя болит голова?       — Вы — доктор? — слабым ломающимся голосом уточнила я, едва шевеля губами.       — Да, разумеется. — кивнул он. — Сон Минги.       — Где я? — стараясь не выглядеть совсем уж мучительно-болезненной, выдохнула я.       Доктор Минги с ещё большим недоумением распахнул глаза, но всё же осторожно проговорил:       — В Нотти-Россе, своей таверне… — и потом он чуть-чуть нахмурился. — Отчего такие странные вопросы, Ирэн?       Он звал её по имени, и я надеялась, что в голове возникнет хоть что-то — хотя бы маленькая крупица-воспоминание о добром докторе. Они ведь друг друга знали с этой девушкой? Эта интонация, взгляд и тон… Эта мягкость не была ложной. В отличие от пастора он и впрямь беспокоился о ней. Но я ничего не могла узнать.       В голове по-прежнему была звенящая оглушительная пустота.       — Я… не помню. — обречённым голосом призналась я, опуская голову и стискивая покрывало в пальцах, и едва сдерживая горькие слёзы.       Минги всполошился, касаясь моего плеча и привлекая моё внимание.       — Не помнишь события последней недели или..? — попытался мягко уточнить он, но я судорожно вдохнув перебила его.       — Я ничего не помню. — прерывистым тихим голосом пробормотала я, а потом вскинула голову повышая тон: — Я — не я! Это какая-то чудовищная ошибка!       — Подожди-подожди… — Минги поспешно обхватил оба моих плеча, осторожно удерживая на месте и силясь успокоить. — Давай ты сейчас успокоишься и восстановишь дыхание. И мы обязательно… решим любую проблему, Ирэн. — запнувшись он всё-таки закончил, глядя на меня с блеском надежды в сизых глазах.       — Вы должны мне помочь. — замирая на месте, умоляюще прошептала я, облизывая искусанные губы.       Минги покорно кивнул, убирая свои руки, но сел увереннее, готовясь слушать.       — Успокойся и расскажи мне всё. — попросил он обстоятельным тоном.       Я судорожно вдохнула и, проморгавшись, всё же спросила:       — Что вы знаете о пасторе?       — О Паке Сонхва? — Минги в недоумении вскинул брови, чуть задумчиво хмурясь. — Что ж, он — святой отец, приехал из Марселя три года назад: кажется, прислали его из собора Сент-Мари-Мажор. По воскресеньям ведёт проповеди в местной церкви, читает притчи и порой вступает в богословские дискуссии по вечерам в четверг. — Минги пожал плечами и покачал головой заканчивая: — В основном он отпевает погибших, принимает исповеди и благословляет новорождённых. Это всё, пожалуй.       — А что вы знаете о том, что он делает в моей таверне? — спросила я уже тише.       — Эмм… — Минги на мгновение обескураженно замолчал; вздёрнувшиеся брови выдали его смятение. — Живёт.       — Я не про это. — огорчённо пролепетала я, скользнув взглядом к двери и надеясь, что страшный пастор не подслушивал нас в том миг, а потом вновь посмотрела в глаза доктора. — А про… убийства.       Через силу я всё-таки сказала это, ощущая, как сердце зачастило в груди. Минги нахмурился непонимающе и, тоже тихо, переспросил:       — Убийства?       — Да. — закусив губу шепнула я. — Когда я очнулась он начал говорить мне про… какие-то трупы циркачей, от которых надо избавиться.       Выражение лица Минги стало скептичным, он чуть дёрнул бровью и вздохнув лоб ладонью.       — Ирэн, послушай… — вздохнув начал он с опаской. — Может, ты что-то перепутала? — он взволнованно оглядывал моё лицо, пока говорил. — У тебя было сотрясение, ты сильно ударилась головой… — выдержав короткую паузу, Минги задал самый главный вопрос: — Ты уверена, что тебе не померещилось?       — Я… — в голове странно загудело, но в глубине сознания я точно знала, что мне ничего не привиделось. — Да, уверена. Он говорил со мной об этом так, словно я должна была это знать, быть в курсе того, что он собирался сделать.       Несколько секунд мы сидели в полумраке этой странной старомодной спальни и смотрели друг другу в глаза, словно пытаясь выяснить, кто из нас двоих был прав, но затем, словно увидев что-то в моём взгляде, Минги тяжело вздохнул, моргая и отворачиваясь.       — Вот как… — протянул он глухо, потирая своё лицо ладонями. — Ирэн, это… — мне вновь почудилось хихиканье, но я списала это на нервы и слуховую галлюцинацию, потому что лицо повернувшегося ко мне доктора было серьёзным. — … ужасно. И… обвинение против священника — это очень весомо, ты должна понимать. — он выразительно посмотрел на меня.       Я кивнула больше на автомате и вновь с опаской покосившись на дверь, тихо спросила, придвигаясь к мужчине.       — Вы верите мне?       Минги моргнул и тоже покосился на дверь, а потом робко кивнул.       — Да. — подтвердил он. — Да, конечно… — а затем он поднялся, вновь хватаясь за голову. — Вот что, давай я сейчас схожу вниз в свою комнату, буквально на минуту, мне нужен мой саквояж с лекарством от головной боли и затем мы сразу направимся в ближайшее полицейское управление. — предлагая он открыто посмотрел мне в глаза и мягко коснулся плеча. —Хорошо?       — Да, хорошо. — выдавила я из себя с трудом и после испуганно забормотала: — Только поторопитесь, пожалуйста, доктор Сон. Мне кажется, он уже начал догадываться, что что-то не так…       Минги кивнул с такой же дружелюбной улыбкой направившись к двери.       — Не беспокойся. — уже шагнув за порог обронил он. — Я мигом управлюсь.       Стоило двери затвориться, как я вскочила, и так быстро как могла направилась к шкафу. Распахнув его дверцы, я обнаружила кучу висевших внутри платьев. Выискав первое попавшееся котарди с карманом, которое оказалось тёмного вишнёвого цвета, я надела его прямо поверх своей ночной рубашки. Внизу шкафа я также нашла и вытащила гольфы и полуботинки, которые также надела. Теперь мне не грозило замёрзнуть, потому что несмотря на то, что в комнате было относительно тепло из-за недавно топленного камина, прохладный сквознячок гулял. Сунув нож внутрь кармана, я заметила, что дверь в комнату осталась приоткрытой. Шагнув к ней, я занервничала: мне следовало подождать доктора, но с каждой минутой тревога моя грозилась возрасти, разгрызая последний здравый смысл изнутри на пути к животной панике. Забегав взглядом по комнате в попытках хоть чуть-чуть успокоить себя, я застыла, услышав размеренную точно похоронный звон, поступь: некто прошёл мимо моей комнаты в дальний конец коридора. И в это мгновение взор мой, будто бы сам собой, упал на комод, стоявший у двери, и все органы внутри моего тела, словно бы облили ледяной колодезной водой.       Саквояж доктора остался лежать на тумбе.       Осознав какую чудовищную ошибку я допустила, я спешно и тихо приблизилась к двери, слегка приоткрывая и без того небольшую щель и почти сразу же увидела в полумраке узкого коридора в конце два мужских силуэта. Я испугавшись вжала голову в плечи, но потом любопытство перебороло страх и я чуть высунула голову стремясь не только разглядеть их, но и услышать о чём они говорили.       — Боюсь, у нас большие проблемы. — это был нервный голос доктора Минги.       Мне и впрямь не показалось: периодически он неуместно хихикал — точно переживал крохотный припадок.       — Проблемы? — ледяной вкрадчивый голос пастора с пугающими колющими точно ножи вкраплениями, от которого неизменно вдоль позвоночника ползёт дрожь-змея. — О чём ты?       — У неё, кажется, случилась амнезия из-за сотрясения мозга. — пробормотал глухим тоном Минги.       — Ты хочешь сказать..? — медленно начал, наклоняя голову и вскидывая тёмную бровь Сонхва.       — Да. — поддакивая закивал заискивающе Минги. — Она ведёт себя так, словно совершенно не помнит ничего о наших делах в Нотти-Россе. А ещё она сейчас обвинила тебя. — внезапно он точно осмелел — мышь перед коброй — и уже выпрямившись серьёзно спросил: — Что ты ей сказал?       Даже отсюда я видела в тусклом свете горящих свечей настенного канделябра, как Сонхва поморщился, потирая переносицу длинными изящными пальцами. В это мгновение я заметила, что стояли они достаточно далеко и вряд ли бы заметили, если бы я… дальше по коридору была распахнута дверь.       Я, внимательно наблюдая за фигурами мужчин ещё чуть-чуть приоткрыла дверь, и, — выждав мучительный миг, — затаив дыхание протиснулась, мечтая слиться своим багряным котарди с обоями на стене. Застыв на страшнейшие два мгновения в своей жизни, я поняла, что они продолжили тихо переругиваться, совершенно не замечая моего дикого побега. И только поэтому я плавно и медленно двинулась к приоткрытой двери, не рискуя лишний раз моргнуть и постоянно держа их в поле своего зрения.       — Я решил урегулировать вопрос с трупами — от них надо было избавиться сегодня же, иначе постояльцы начали бы задавать вопросы о подозрительных запах внизу. — произнёс он буднично и раздражённо; голос его становился тише, по мере моего удаления от них. — Так ты хочешь сказать, что я рассказал об этом будто совершенно ничего не знающей женщине?       — Она даже подсознательно ничего не ощутила. — Минги хихикнул и вновь стал пугающе-серьёзным; его поведение переменялось моментально, словно игра света и тени в расколотом зеркале. — Я точно на чистый холст смотрел…       Я шагнула за дверь, прячась за нею и бесшумно выдыхая: до края этажа и тёмной лестницы оставалось всего ничего…       — Дьявол возьми. — мрачно проскрежетал Сонхва, и голос его стал низким, гудящим как рой разозлённых пчёл. — Только этого нам сейчас не хватало. Она в своей комнате?       Сердце у меня в груди ёкнуло, обращаясь в судорожно-забившийся барабан.       — Да. — ответствовал услужливо Минги.       Я услышала шаг, и тут же вдоль стены зашевелила своими ногами, стремясь скрыться за поворотом до того, как мужчины дойдут до моей комнаты.       — Хорошо. — мрачным океаном довольства и предвкушения разлился по коридору голос пастора Сонхва. — Ступай предупреди Ёсана и Хонджуна, чтоб в курсе были.       У меня в ушах загудело от тревоги и страха.       — Сонхва… — пискнул совсем тихо Минги.       Хвала богу, он, кажется, направлялся в другую сторону.       — Не переусердствуй там, прошу. — попросил он совсем едва слышно. — Без крайних мер.       И в этот миг в коридоре раздался мягкий бархатистый смех — он точно страшный хищник когтями впился мне в затылок, едва не приморозив к месту.       — Какие крайние меры, доктор Сон? — иллюзорно нежно донеслось мне вслед. — В худшем случае я самолично отпилю ей голову.       Клянусь. Если бы я не знала над чем смеялся пастор Сонхва, — я бы посчитала его смех самым прекрасным звуком на земле.       Однако я уже знала и времени размышлять у меня не было, так что едва услышав негромкие шаги по коридору к моей комнате, я юркнула на лестницу и, только заслышав скрип двери, бросилась вниз.       От грохота стучавшего в висках сердца и бурлящей вскипающей лавой крови в моих жилах, а, — в первую очередь, — от оглушительного солоноватого на кончике языка желания жить, я мчалась по коридору нижнего этажа, едва разбирая дорогу. Перед глазами вспыхивали янтарные огоньки свечей многочисленных канделябров, попеременно с полумраком проходов, а красные стены мутили сознание и сдавливали со всех сторон однотипным рисунком, будто сжимающаяся вкруг утроба. Я бежала по коридору, судорожно замирая и цепляясь за каждую ручку двери, выискивая хоть одну не закрытую, и каждый миг мне чудилось, что вот-вот на лестнице раздастся грохот неспешных шагов и судьба в виде жуткого, неправдоподобного, но истинно настоящего пастора Пака Сонхва объявит мне конец, и думать какой ад ждал бы меня на дне беспросветно-чёрных глаз я отчаянно не хотела…       Я настолько была не в себе, что когда очередная дверь под моими молотящими ударами и попытками дёрнуть ручку распахнулась, я с громким ужасным вскриком врезалась в молодого юношу напугав его едва ли не больше чем себя.       — Уоу-уоу-уоу! — с испанским акцентом завосклицал он, деликатно обхватывая меня за плечи. — Стойте, мэм, вы поранитесь..!       Только сморгнув солёную влагу с ресниц, я сумела сфокусироваться взглядом на бирюзовой тёмного оттенка форме и металлическом ордене, закреплённом на его груди.       — Вы… — едва отодвигаясь прошептала я с облегчением. — Вы констебль? — я с надеждой посмотрела на него.       Юноша кивнул, чуть отступая, но продолжая удерживать меня на месте.       — Так точно, мэм. — с лёгкой улыбкой заговорил он, жемчужно улыбаясь. — Меня зовут Ван Хосе. Могу я узнать, как мне к вам обращаться?       Его учтивость и мягкая открытость на миг сбили меня с толку, как и загорелая кожа и живые круглые зелёные глаза.       — Ирэн… — я сглотнула, силясь успокоиться. — Фамилию я не помню. Я недавно упала и…       — У вас было сотрясение, мэм? — с живым беспокойством подхватил Хосе, чуть нахмурившись, и во взгляде его вспыхнуло беспокойство за меня. — Тогда мне стоит проводить вас к доктору… — он убрал было руки, но я сама тут же вцепилась в рукава его формы, в ужасе вскрикнув:       — Нет! — и только заметив ошарашенный взгляд констебля я постаралась вести себя пристойно, а не как сумасшедшая, и объяснить причину своего дикого испуга: — Нет, постойте… Вы должны мне помочь. Здесь в здании убийцы…       Услышав это шокированный Хосе моментально напрягся сурово нахмурившись.       — Вы знаете, кого они убили и в какой конкретно комнате? — тут же спросил он, уже всерьёз глядя на меня.       — Нет. Нет… — пробормотала я и заламывая пальцы уточнила: — Только, что тела находятся в подвале.       — Кошмар!.. — Хосе немедля отреагировал и тут же развернулся к своему чемоданчику, щёлкая замками. — Вам срочно нужно поговорить с моим начальником: он — главный констебль, и поможет вам. — произнёс он, размещая старомодный большой пистолет в кобуру и вытаскивая дополнительные патроны из коробочки в специальную поясную сумку. — Меня как прислали сюда для помощи в проверке: многие сообщали, что в городе пропадали люди…       Я закивала больше на автомате и с благодарностью взялась за предложенный локоть: Хосе нахмурился, опуская вторую руку на пистолет, и мы направились к двери. Перед тем как выйти в длинный коридор, Хосе выглянул, осматривая пространство, и только затем мы шагнули в пустующий проход, направляясь прочь от лестницы, видимо к комнате главного констебля. У нужной двери мы остановились, и Хосе учтиво постучался, дожидаясь разрешения войти. Хосе послал мне мягкую улыбку и распахнул приглашающе дверь, позволяя пройти мне первой.       — Месьё.       Хосе уважительно обратился к мужчине в такой же форме, что и он, который мыл бритву в раковине, видимо после водных процедур — на плече его висело полотенце.       — Эта молодая прекрасная мадемуазель искала вас — ей нужна ваша помощь.       Мужчина обернулся, рассматривая меня пытливым взглядом узких раскосых глаз. Он был невысокого роста, но хорошо и крепко сложен, и улыбка, которая появилась на его узких бескровных губах была одновременно обворожительной и утончённой. Как и Хосе он располагал к себе именно блестящим открытым взором: а второй крупный знак возле ордена служителя правопорядка, указывал на более высокое положение.       — О! Это хорошо, что ты здесь, Хосе. — с радостью встретил главный констебль нас, жестом указывая Хосе запереть дверь, и мелодичный бодрый голос его вселил в меня надежду, что шанс поймать убийц в Нотти-Россе у нас был. — Добрый вечер, мэм. — он в два шага приблизился ко мне, склоняясь и учтиво — предельно деликатно — поцеловал тыльную сторону моей ладони. — Для меня будет великой честью помочь столь обворожительной даме. Не объясните ли мне, что произошло?       Он жестом пригласил меня присесть: Хосе тут же придвинул стул, позволяя мне разместиться с комфортом и отошёл к двери, с волнением прислушиваясь. Едва я заметила книжечку с перьевой ручкой и открывшуюся чернильницу, я заговорила:       — Убийства.       Главный констебль встревоженно замер, вскидывая на сей раз пугающе суровый взгляд в моё лицо.       — Вы стали свидетелем убийств? — переспросил он строжайшим тоном.       — Не… не совсем. — запнувшись призналась я, но после поспешила исправить ситуацию перед мужчиной. — Один из участников убийств сказал мне, что сделает с мёртвыми телами в подполе.       Главный констебль выпрямился, вскидывая бровь, а затем, поставил кончики пальцев на столешницу перед собой и переспросил не то со скепсисом, не с ужасом:       — Вы хотите сказать, что сейчас в подземном помещении Нотти-Россе находятся трупы?       Я сглотнула, стискивая ткань своего котарди.       — Да. — утвердительно кивнула я.       На миг на лице мужчины проступила задумчивость: он забегал глаза по комнате, видимо взвешивая каждую теорию в поисках оптимальной линии действий, что нам следовало предпринять, но, наконец, он вновь воззрился на меня с предельной суровостью.       — Это ужасные сведения, но если всё что вы говорите — правда… — начал было он, размышляя, и я поспешила его убедить:       — Чистая правда, месьё. — я кротко поклонилась под его взглядом, закусывая губу. — Клянусь вам.       — Что ж… — вздохнул он тяжко, почёсывая шею под воротником, но после убирая и бумаги, и чернильницу. — Тогда мы обязаны будем принять это как факт. Мне необходимо будет увезти вас в полицейское оформление немедля, дабы вы подписали и подали заявление. Хосе! — окликнул он подручного, который тут же, с готовностью, отдал честь. — Выдвигаемся немедля!       — Но… — робко возразила было я, испуганно наблюдая, как мужчина, складывал собственные принадлежности в саквояж с методичной расчётливостью. — Месьё, у тех убийц, про которых я говорила могут быть сообщники и что если подкарауливают нас внизу?       — Мы проведём вас и защитим. — от уверенного голоса и нежной заботливой улыбки лучезарного Хосе мне стало буквально физически легче дышать.       — Речь о вашей безопасности, мэм, — я не могу позволить рисковать вашей жизнью. — добавил сурово главный констебль, ворчливо подзывая юного помощника взять его саквояж. — И уж тем более оставить в этом рассаднике греха. — и пока Хосе мучился с замком, мужчина протянул мне руку, чуть наклоняя голову вбок, из-за чего нелепая крохотная косичка выползла из-за его плеча, будто крыса из норы, безустанно ищущая еду. — К слову, могу я узнать, как мне к вам обращаться?       — Ирэн. — ответила я любезно, протягивая руку в ответ.       — Очень приятно, госпожа Ирэн. — впервые широко улыбнулся мне главный констебль, показывая разом десяток кривых зубов, и крепко пожимая мою ладонь своей. — А меня зовут Ким Хонджун.       Вмиг, всё в жилах заледенело у меня, когда сквозь хищный оскал я узнала ещё одного монстра, а он, перехватив мой взгляд, кажется, тоже осознал свою оплошность.       — Так вы с ними заодно..? — прошептала я в непередаваемом ужасе.       В жуткой немой сцене Хонджун страшно распахнул свои узкие глаза, моментально потемневшие, а потом также сощурил, резко глядя вбок, куда-то за спину.       И сколь быстро я отпрянула от него, вырывая свою руку из медвежьего капкана и бросаясь к двери, столь же быстро он развернулся, вцепляясь руками в выбранную жертву.       — Нет!!!       Это было единственным, что я успела вскрикнуть, прежде чем стальная бритва жадной акулой впилась в горло Хосе, распарывая его до алого-алого жгучего фонтана хлынувшей вовне крови.       — Хосе… — прошептала я на автомате, пока бездыханное тело юноши, ещё судорожно дёргавшее, рухнуло на пол, заливая всё кругом.       — Не надо, Ирэн, — замогильным голосом, похожим на скрежет костей, пробасил Хонджун, жадной гончей искривляясь над чужим умирающим телом.       Один за другим его ботинки окунулись с хлюпаньем в свежую разливающуюся по полу кровь, когда он переступил через мертвеца.       — Я могу поймать тебя безболезненно, — прохрипел он, вновь оскаливаясь частоколом явно подпиленных уродливых зубов. — Но, с удовольствием поймаю и больно. Мне нравится так даже больше.       Я даже не успела вскрикнуть — Хонджун бросился на меня, я зажмурилась и без раздумий ударила наугад — пнула ногой. И в следующий миг, распахнув глаза, увидела скрючившееся на полу тело мужчины.       — Грязная сука… Паскуда… — взревел он нечеловеческим голосом, и его полыхающий взгляд упёрся мне в переносицу. — Я доберусь до тебя и спущу твою шкуру с тела в виде цельного скальпа, а из твоей дырки я устрою чан для углей!..       Судорожно, дрожащими пальцами, я всё-таки открыла дверь и под нечеловеческие вопли и рёв бросилась дальше по этажу, остановившись только в конце: и то — лишь для того, чтобы обнаружить потайную дверь за гобеленом и ворвавшись за неё во тьму, захлопнуть и закрыть на засов.       И только тогда у меня появилось несколько минут, чтобы перевести дыхание и хоть чуть-чуть — едва ли — попытаться привести себя в подобие порядка. Я обхватила голову руками, едва ли не зарыдав и стараясь заглушить свои всхлипы.       Единственное объяснение всему происходящему — я попала в Ад.       По-другому это и не назвать? На каждом шагу здесь монстры в обличье людей, на моих глазах только что без малейшего колебания убили человека и…       Это просто сон! Это — сон! Это — кошмар! Это — не реальность! Это не может быть реально…       Я рвано выдохнула, крепче стискивая голову в ладонях и чуть ли не плача. Надо было выбираться отсюда — куда угодно, но нужно было бежать. Нельзя кричать, нельзя. Нельзя отчаиваться, мне нужно выбраться. Я понимаю, я осознаю и…       Лёгкий порыв ветра с тошнотворным мясным прелым душком чуть не заставил меня рухнуть на колени и опорожнить желудок. По счастью, видимо слова Минги были правдой и последние три дня я ничего не ела, так что, обошлось.       Уже предчувствуя нечто куда более ужасное я двинулась вглубь коридора, замечая, что с каждым моим слабым шагом вокруг становится всё светлее. В скором времени я уткнулась в полотно, в ужасе отпрянула и уткнулась в другое.       В проходе были развешаны мокрые ткани: осознав это, я начала загребать руками перед собой двигаясь по наитию. Это было похоже на то, как если бы я шла через коридор, увешанный занавесками. С трудом приоткрывая глаза я наконец выбралась в совсем тускло освещённую комнату и тут же пожалела, что в ней вообще был свет.       Это была кухня. Или пыточная. Или и то, и другое.       Просторное помещение всё целиком было залито кровью: запёкшимися ручьями она стекала по стенам, вокруг на балках под потолком висели вперемешку свиные туши и части человеческих тел, с которых капала с тихим забавным стуком алая свежая кровь, на большом прилавке — мясницком столе стояла гигантская мясорубка, из которой рекой текла багровая кровь, а в клетках капканах пищали крупные чёрные крысы, безуспешно пытаясь выбраться из ловушек, в которые они попали. Фантасмагорично смотрелся жутковатый жировой факел у дальней стены в странном устройстве, в которое была воткнута чья-то крупная голень — жир из неё явно подпитывал чадящий желтоватый огонь, освещавший эту ужасную картину.       Только обернувшись, я поняла, что всё это время брела не сквозь занавески, а сквозь пласты кожи, развешенные точно занавески.       Человеческой кожи.       Приступ тошноты вновь накрыл меня, однако я не успела осмыслить липкие грязные следы на своих ладонях, когда услышала жуткий треск и хруст. В этот миг шелохнулась занавесь и открылся второй тёмный проход — пахнуло солёным и металлическим, и за столом появился высокий крепкий мясник в кожаном коричневом фартуке поверх голого, измазанного кровью и сукровицей рельефного тела. Он с силой разжал огромные клещи и в банку на столе со звоном упали два белых осколка.       Банка с человеческими зубами.       Заметив меня, амбал застыл, впериваясь раскосыми глазами и мучительно щурясь, точно не мог узнать. Наконец, он распахнул рот, выпрямляясь.       — Хозяйка... — пророкотал низкий голос, точно медвежий рёв. — Мясо…       И в ту же секунду за моей спиной раздался топот множества ног.       Я не отводя взгляд от громилы-мясника, ринулась по чавкающему чудовищным покрытием полу, к чёрному проходу, виднеющемуся у факела.       — Лови её, Сан! — в этот же миг раздался вопль. — Лови её, чёрт возьми!.       Я тут же резко развернулась, наблюдая, как мясник медленно, явно не уверенный выходит из-за прилавка, глядя на меня. Он точно туго соображал и пока он был здесь один, у меня был шанс…       Однако в этот же миг в комнате, мерзко хлопая кожаными выделками оказались разом четверо — Минги, Хонджун и ещё двое незнакомых мне парней.       Сознавая, что я в патовой ситуации, я резко выхватила из кармана последний свой шанс — нож для вскрытия писем.       — Не подходите! Не подходите ко мне!       Я кричала дико и отчаянно, как сумасшедшая, и как нелепо выглядела попытка выставить перед собой крохотный ножичек против пятерых здоровых мужчин. Они переглянулись, понимая это, кажется, раньше меня. И, клянусь. Я никогда не думала о чём-то подобном. Я даже не уверена была, что у меня хватило бы духу. Но в тот миг я сделала то единственное, что могло бы отпугнуть их.       Я повернула нож, прижимая лезвие к собственному горлу.       И это внезапно действительно способствовало: смыкающие кольцо и приближавшиеся ко мне убийцы всей сворой замерли. Они поглядывали друга, но никто больше не решался сделать выпад или приблизиться на опасное расстояние. Лишь только шепотки их — безумные, жуткие, от которых волосы становились дыбом — зазвучали громким гомоном полускрытых желаний.       — Он сошла с ума? — зашептал один из них, вращая глазами и заговариваясь. — Она-она-она-она…       — Она хочет умереть… — вторил другой и тут же кивал сам себе. — Она умрёт… Мы убьём её… Мы должны убить её…       — Я порву её на части, клянусь, а потом сожру каждый кусок её тела, который мне приглянётся..! — шипел озлобленно Хонджун, оскаливаясь и не сводя с меня взгляда. — Зажравшаяся тварь!..       — Ирэн, тебе нужно успокоиться и извиниться перед нами, ты слишком нервная и мы тоже начинаем нервничать… — облизывая губы взывал Минги, вскинув ладони в позе сдающегося. — Прекрати, пожалуйста, Ирэн… — но он тут же вновь начинал хихикать, показывая истинное своё нутро, корчась и извиваясь. — Позволь нам сделать всё, что мы хотим…       Я неумолимо отступала, спиной приближаясь к тёмной арке и теряя своё пространство.       — Прочь! — выкрикивала я, теснее прижимая прохладную спасительную сталь к коже шее, и маньяки неохотно, но отступали на шаг в такие моменты, неприязненно морщась. — Прочь!!!       Они шипели меж собой, будто змеи или гиены, переглядываясь и в тоже время словно не спуская с меня взглядов, и ждали, кто же первым рискнёт приблизиться. Они одновременно боялись и желали быть первым — они завидовали друг другу, но готовы были помогать. Точно скорпионы в банке ненавидят и готовы уничтожить друг друга, но только бы выбраться из банки…       — Не вздумайте или я сделаю! — кричала я, всё отступая и отступая, и спиной я уже чувствовала её — эфемерный призрак свободы, вырванной у зверья когтями и клыками. — Я смогу! Только дёрнитесь! Прочь!!!       И только когда мои лопатки всё-таки упёрлись в чью-то грудь, я на секунду застыла, желая, как никогда проснуться и не оборачиваться. И когда этого не произошло, я судорожно обернулась.       — Вот ты где.       Я увидела бледное точно восковое лицо Сонхва с широко-распахнутыми, горящими бесовским адовым пламенем глазами и сардонической ухмылкой. А в следующий миг сильный удар в голову лишил меня сознания.