***
Belle — A Million Miles Away
Это началось зимой. Или, быть может, все же поздней осенью. Спроси Аль-Хайтама о точной дате, он не назовет, но скажет, что на улице было холодно и еще, кажется, шел снег. Такой же белый, как его браслет из кварца, что сейчас покоился на чужой руке. Странный. Инородный. Звенит звонок на урок, и Миссис Сорайя хлопает в ладоши, привлекая внимание всего класса, ожидая, пока учащиеся перестанут копошиться, доставать тетради и учебники из рюкзаков и наконец займут свои места. — Дети, внимание! — предпринимает очередную попытку сосредоточить их взгляды на себе. — Сайно, ради бога, убери ноги с парты! Кандакия, прекрати пинать Тигнари! Тишина в классе 3В это что-то вроде недостижимого идеала, и учитель Гуйли в итоге просто смиряется, оберегая свои голосовые связки и нервные клетки. Спустя пять минут после начала урока в помещении все же становится потише, но еще слышны перешептывания и смешки, звучащие то тут, то там. — С этого дня у вас будет новый одноклассник, — объявляет наконец учитель важную новость. — Кшахревар Кавех, — с этими словами Миссис Сорайя отодвигает в сторону дверь класса, делая приглашающий жест рукой. — Надеюсь, вы будете добры к Кавеху и поможете ему освоиться. После этих слов в кабинет заходит…нечто. Длинные белые волосы распущены, лишь челка и несколько передних прядок собраны в две неряшливые косички, которые скреплены сзади непропорционально огромной заколкой в виде цветка. Традиционный гакуран тоже претерпел значительные изменения и вместо стандартных иссиня черных брюк, такого же пиджака с гербом школы и белой рубашки превратился в плод труда нерадивого дизайнера. Штаны были укорочены настолько, что открывали вид на щиколотки, на шее болтался ярко красный галстук на слабом узле, а лацкан пиджака справа был полностью украшен пинами, маленькими значками и декоративными булавками с цепями и шипами. Завершали же этот восхитительный хаос длинные носки желтого цвета с рисунками разрезанных напополам авокадо. Ну полная фэшн катастрофа. Глядя на представшее перед ним безобразное великолепие, Аль-Хайтам делает глубокий вдох, чуть задерживает дыхание, затем выдыхает, и так три раза. Он уже предвидит непростой разговор с новеньким по поводу школьной формы, ведь это именно его — председателя школьного совета — долг объяснить, что в стенах их учебного заведения такой вид просто непозволителен. Надеется, что этот Кавех окажется понятливым малым и уже на следующий день придет так, как положено по уставу. — Кавех перевелся к нам из Амурты, — вырывает Хайтама из мыслей голос Миссис Сорайи, — Из-за переезда и поступления в новую школу он очень нервничает, но я верю, что вы поможете ему освоиться! После этих слов Кавех достает из рюкзака большую кислотно зеленую тетрадь на кольцах и что-то очень быстро в ней пишет, а затем поворачивает лист к классу. «Приятно познакомиться! Позаботьтесь обо мне!» — гласит написанное и слегка повергает всех в шок. Почему бы просто не сказать? К чему этот цирк? Миссис Сорайя указывает Кавеху на предпоследнюю парту в первом ряду у окна, предлагает ему сесть туда. — А, и самое главное, Кавех не говорит, — добавляет учитель, как бы между прочим, словно это совсем незначительная деталь наподобие любви к яблочному пирогу или ненависти к луку. По классу тут же проносятся очередные шепотки, и откуда-то из угла отчетливо слышится «фрик» и «инвалид». — Однако, — стальным тоном отрезает учитель, — Хоть он и не говорит, но прекрасно вас слышит, поэтому, молодые люди, будьте сдержаннее в своих высказываниях. Миссис Сорайя недовольно поджимает губы, окидывая взглядом весь класс и оценивая обстановку. Тяжело придется мальчишке: уйти из одной школы из-за издевательств и нарваться на то же самое в другой — не самая приятная ситуация, но ничего не поделать, дети жестоки. Кавех тем временем полностью игнорирует тот фурор, который он произвел своим появлением, и направляется к указанной парте, рассматривая новых одноклассников по пути. Кто-то отводит взгляд, а кто-то, наоборот, пялится на него, как на диковинную зверюшку в зоопарке. Кавеху такое внимание не чуждо и совершенно точно приятно, он любит собирать реакции окружающих: как положительные, так и отрицательные. Наконец подходит к своей парте, отодвигает стул и садится, доставая из рюкзака отвратительный блокнот, который незамедлительно кладет на парту и открывает на чистой странице, готовый к…разговору. Следом за ним на столешнице появляются тетрадь и пара ручек с карандашом. Хайтам старается сильно не смотреть на нового одноклассника, но не получается. Он словно лампочка, что привлекает своим сиянием мотыльков, а Аль-Хайтаму же не повезло оказаться среди этих насекомых и также слепо полететь на свет. Кавех тем временем сосредотачивает свое внимание на доске, где Миссис Сорайя записывает число и тему урока. Аккуратно копирует все то же самое в другую тетрадь, не ту, которую использует для коммуникации, и вдруг оглядывается в поисках чего-то. Хайтам ловит небольшую рассеянность на его лице, но та быстро пропадает, когда он поднимает руку, привлекая внимание учителя. — Да, Кавех, что случилось? — тут же реагирует преподаватель. Кавех же медленно показывает рукой на учебник, который лежит на парте у Аль-Хайтама, затем указывает большим пальцем на себя и отрицательно качает головой, разводя руками. — У тебя нет книги? Ты еще не успел получить учебники? — предполагает Миссис Сорайя после этой небольшой пантомимы. Кавех утвердительно кивает и улыбается. — Думаю, сегодня ты можешь сесть с кем-нибудь и попросить поделиться учебником. Парень еще раз кивает, продолжая улыбаться, и оглядывается в поисках будущего соседа по парте. Ловит взгляд Аль-Хайтама и кивком головы указывает на учебник, который тот держит в руках, параллельно поднимая на уровень груди сжатые кулаки и прокручивая их вперед, проговаривает что-то одними губами. Но тут же одергивает себя, осознавая, что одноклассник, скорее всего, не знает язык жестов и хватается за карандаш, принимаясь писать свою просьбу в блокноте. — Эй, стой, — тихо говорит Аль-Хайтам, боясь перебить учителя, — Я понял тебя, да, ты можешь сегодня сесть со мной и воспользоваться моими учебниками. Кавех отрывается от блокнота, очевидно не дописав вопрос, переводит взгляд на парня, что кивает в подтверждение своих слов и, собрав принадлежности, быстро двигается к парте нового знакомого. Получив доступ к учебнику и поняв, что происходит на уроке, Кавех довольно быстро вливается в учебный процесс, совершенно не досаждая соседу по парте. Аль-Хайтам же наоборот из хода урока местами выпадает, так как не привык к копошению по соседству. Тем более есть в этом новеньком что-то раздражающее. Он весь раздражающий. Сейчас, сидя рядом и бросая взгляды на Кавеха, Хайтам замечает множество деталей, которые дополняют его образ городского сумасшедшего. Например в волосах видит красные заколки, которые выполняют чисто декоративную функцию, учитывая, что тот держит мешающую челку рукой каждый раз, когда наклоняется что-либо записать. А еще у него несколько проколов в ушах, в одном только правом Хайтам насчитал пять сережек: три украшения в мочке, индастриал и трагус. На руках же, издавая противный звук при малейшем движении, болтаются браслеты из каких-то минералов и фенечки, полностью перекрывающие запястья. Клоун. Цирковой клоун, делает вывод Аль-Хайтам, но взгляд не отводит. Какой-то изощренный вид мазохизма. После звонка на перемену в классе происходит настоящий хаос, а желающие поговорить и познакомиться с новеньким формируют плотное кольцо вокруг парты Хайтама, что совершенно не устраивает его интроверту и необщительную душу. Как тебе наша школа? Где ты взял этот значок? Какое твое любимое аниме? Десятки вопросов в секунду сыпались на несчастного Кавеха, который уже исписал три листа в своем блокноте, пытаясь ответить каждому. Иногда он порывался показать что-то руками, но тут же одергивал себя, так как язык жестов не знал никто. А ты совсем не говоришь или все же звуки издаешь? А ты с детства глухой? А как ты слышишь? Вот оно. Чувство такта приходит с возрастом и с опытом, у школьников не оказывается ни первого, ни второго. Кавех же совершенно привык к таким вопросам и просто молча на них отвечает, мол, да, звуки издаю, но говорить не умею; да, не слышу с детства; сейчас спасает аппарат. На последнем ответе он аккуратно зачесывает пальцами волосы вверх, открывая полный обзор на уши, к которым прикреплены какие-то устройства. Со стороны это похоже на необычное подобие беспроводных наушников, если бы не прозрачная трубка с круглой накладкой, прикрепленная к голове с одной стороны. Это было…интересно и странно. Людям всегда не совсем понятно, как реагировать на человека, который чем-то отличается от тебя. Детям, а порой и взрослым кажется, что если ты другой, то не можешь находиться в группе. Кавех же отличался кардинально, от этого все было еще сложнее. Вдруг кто-то тыкает его в голову, чуть повыше датчика, совершенно не стесняясь своего поступка, и спрашивает, чувствует ли он что-нибудь. Парень же лишь мягко улыбается и пишет, что аппараты у него уже более трех лет, и он их совершенно не чувствует, а иногда даже забывает, что глухой. Поток вопросов обрывается со звонком на следующий урок, и Аль-Хайтам спокойно выдыхает, когда толпа, окружающая его парту, начинает рассасываться. — Тебе надо быть жестче с ними, тогда перестанут доставать, — шепчет он, чуть наклонившись к своему соседу, пытаясь придать голосу максимально незаинтересованный тон. Кавех резко дергается, поворачивается к нему и слабо улыбается. В его глазах видна тоска и безысходность. Невозможно делать вид, что все в порядке, когда каждый день приходится сталкиваться с таким повышенным вниманием от нормальных людей. Но подождите. Кавех ведь тоже нормальный, он такой же человек, как и все остальные, просто с небольшой особенностью. — Мой тебе совет, о котором ты безусловно не просил, — продолжает Хайтам, глядя на него со смесью переживания и возмущения, — Научись отстаивать свои границы и не бойся высказывать недовольство. Пригодится. Кавех на секунду замирает, теряет свою улыбку и поражено глядит на нового знакомого, а затем быстро собирается, возвращает на лицо привычную маску и показывает на себя указательными пальцами, а потом складывает их в знак «окей» и слегка трясет руками в воздухе. — О, ну да, конечно, ты в полном порядке, — ехидничает Хайтам, глядя на эту сцену, но потом резко становится серьезным. — И чтобы завтра же пришел в адекватной школьной форме, а не как пугало огородное.***
Звонко хлопает дверь квартиры, оповещая ее обитателей о чьем-то возвращении. Кавех стягивает с ног белые конверсы, неаккуратно бросает обувь у входа; потом уберет, сейчас нет ни сил, ни желания. Сегодняшний день, кажется, вытащил из него всю душу, оставив лишь тоску. Прям дементор какой-то, жаль лишь, что шоколад не поможет вылечиться. Новая школа, новый коллектив, а вопросы и неприязнь старые. Надо же, он почти скучал. — Кави, солнышко, как дела в школе? — выглядывает из кухни мама, активно натирая какую-то стеклянную салатницу. Вопрос этот совершенно дежурный, стандартный, не показывающий и толики заинтересованности матери в родном ребенке. Ничего, он привык. Не поднимая взгляд, Кавех показывает стандартный набор жестов, означающих «все в порядке», и двигается к своей комнате. Отточенные движения, которые выучили уже абсолютно все обитатели этой квартиры. Даже кошка на картине в коридоре, казалось, может ожить и показать это приевшееся «окей». Мама Кавеха подвоха не замечает, либо же умело делает вид, что с ее сыном ничего не происходит, и возвращается на кухню. — Еда на плите, если что! — напоследок кричит она, а Кавех даже не пытается что-то ответить. Все равно не сможет. Заходит в свою комнату, кидает рюкзак на кресло-мешок, стоящее в углу, туда же отправляет школьный пиджак. Стягивает через голову галстук и аккуратно снимает ушные мониторы в мгновение лишая себя всех звуков, что до этого давили на голову. Как же он устал сегодня. Включает лава-лампу и падает на кровать, наблюдая за движением парафина в этой стеклянной колбе. Еще раз прогоняет в мыслях сегодняшний день, похожий на десятки других таких же. Те же взгляды, те же вопросы, те же прикосновения. Одно и то же. Внезапно в вихре воспоминаний проскальзывает лицо Аль-Хайтама — сегодняшнего соседа по парте и, кажется, единственного адекватного человека во всем этом заведении. Чем-то он Кавеха зацепил. Было бы классно подружиться с ним и иметь хотя бы одного друга, думает парень, постепенно проваливаясь в сон без сновидений. Ему давно не снятся сны, он даже не помнит каких-либо цветных картинок, лишь бесконечная и непроглядная чернота.***
James Arthur — Train Wreck
Вибрация будильника, бьющий в глаза свет, очередное утро. Просыпаться нет ни сил, ни желания, но надо. Встает с кровати, не разлепляя глаз, плетется в ванную и наконец смотрит в зеркало. Убожество. Умывается ледяной водой, прогоняя сонливость и надеясь уменьшить припухлость под глазами. Обуза. Чистит зубы мятной зубной пастой, нарочно сильнее проезжаясь по деснам. Вытирает лицо полотенцем и выходит из ванной комнаты, чуть не врезаясь в маму. Ну конечно он не слышал и не мог услышать ее шаги. Мама торопливо двигает руками, и из ее жестов Кавех улавливает слова «работа», «бежать», «срочно». Безэмоционально показывает ей «окей» и закрывается в своей комнате. Смотрит на ушные мониторы. Жалкий инвалид. — Эй, белобрысый, — кричит какой-то мальчик на игровой площадке, — Ты че, глухой? Кто-то грубо хватает ничего не понимающего Кавеха за плечо, рывком разворачивая к себе. Перед ним стоят три мальчика, что-то говорят, и, судя по выражению их лиц, слова там явно не самые приятные. Тот, что повыше, очевидно предводитель этой компании, еще раз толкает его в плечо. Больно. Кавех делает полшага назад, поднимает руки, медленно показывает на себя указательным пальцем, затем проводит ладонью от лица в сторону, постукивает себя под ухом и улыбается виновато, словно ему безумно стыдно за свой недуг. Дети смотрят на него сначала с непониманием, а затем, осознав, что перед ними действительно глухой, что-то для себя решают. — Так ты правда глухой и убогий, — снова говорит мальчик и нехорошо усмехается. — Раз глухой, значит и немой, да? Орать не будешь. Удивительно, но самым жестоким и свирепым животным является не тигр или медведь, а обычный ребенок. Это давно доказанный и общеизвестный факт. С другой стороны, люди всегда боятся того, что они не в силах понять, и здесь уже срабатывает заложенный от животных инстинкт: бей или беги. Почему-то насилие побеждает. Кавех плохо помнил, что происходило дальше. Было больно и страшно. Никого не оказалось рядом, он даже не мог позвать на помощь. За что? Почему именно он? Что он сделал? Не обязательно что-то делать, чтобы стать жертвой, иногда достаточно просто появиться не в то время и не в том месте. Очнулся он от того, что вокруг много взрослых и два человека в медицинских костюмах пытаются аккуратно переложить избитого ребенка на носилки, чтобы отвезти в больницу. А дальше обследования, рентген, выявление перелома руки, сотрясение мозга и опросы от полицейских. Допросы, кстати, были чистой формальностью: никто даже не собирался искать или наказывать виновников. Ну подрались мальчишки из-за машинки, с кем не бывает. Ну чуть-чуть не рассчитали силу. Давайте не будем писать заявление, Миссис Кшахревар. Зачем портить мальчишкам детство. Это был первый раз, когда Кавех искренне возненавидел свою мать. Возможно, будь она чуть жестче, люби она своего сына сильнее, имей она больше воли, то обязательно довела бы дело до суда и добилась наказания за нанесение тяжких телесных. Но та просто не хотела проблем. Кавеху семь и он разочаровался в людях. Затем началась школьная пора, и пришли еще большие проблемы. В школе возле дома — Спантамад — не было класса для слабослышащих детей, поэтому его отправили в другой конец города, в Хараватат. Класс убогих, как их окрестили местные дети, всегда был мишенью для насмешек, издевательств и оскорблений. Ему часто подкладывали мертвых крыс и лягушек в шкафчик для обуви, ломали зонтик, выкидывали книги и заливали портфель водой. Так продолжалось шесть лет. Каждый день был для Кавеха настоящей пыткой, и он не раз просил, практически умолял маму перевести его в другую школу. — Ну у тебя же тут есть друзья, — говорила она, дублируя свои слова на жестовом языке, — Тебе будет тяжело адаптироваться в новом коллективе. Кавех лишь складывал руки в умоляющем жесте и практически плакал всякий раз, когда речь заходила о переводе в другую школу. — Просто не обращай на них внимание, сынок, — раз за разом повторяла его мать, — Со временем они потеряют к тебе интерес. Но это самое время шло, а издевательства становились все изощреннее. Синяки и разбитый нос давно и прочно стали частью него самого. К тринадцати годам Кавех, наконец, осознал, что у него нет никого и проблемы надо решать самостоятельно. Так на первом году средней школы он впервые побил своего обидчика. Тот мальчик же оказался сыном попечителя школьного совета, и Кавеха исключили, не дав ему даже малейшей возможности рассказать свою версию событий. Глухим положено молчать. Слуховой аппарат ему, конечно, тоже никто не компенсировал, и мать Кавеха влезла в долг, чтобы ее сын снова мог слышать. Кавеху тринадцать и он разочаровался в себе. Перевод в Амурту дался ему относительно легко. Красивая школа, смешанные классы, нет четкого разделения на обычных детей и слабослышащих. Два года пролетели незаметно. Но главной радостью для Кавеха стал его новый одноклассник — Хейдзо. Первый, на его памяти, кто попытался познакомиться, подружиться, а не обидеть. С Хейдзо было легко и приятно, с его друзьями тоже. К нему относились так, словно он важен, и глухота не являлась препятствием. Долгие прогулки, приглашение на вечеринку по случаю дня рождения Хейдзо, алкоголь и первый поцелуй со вкусом дешевого вина на балконе. Вау, его любят и у него есть парень, думал Кавех, испытывая безграничную радость от осознания этих фактов. Год пролетел неожиданно быстро, на улице было лето и Кавеху исполнилось шестнадцать. Он ощущал себя самым счастливым человеком на всей земле, а может и во всей вселенной: друзья, любимый парень и никаких проблем. — Мы с тобой вместе уже больше года, но до сих пор не переспали, — в один день неожиданно заявляет Хейдзо, сидя на своей кровати, пока его парень выбирает фильм на вечер. — Когда я позвал тебя смотреть кино, то думал, ты поймешь намек. Кавех в ступоре и замешательстве. Он был уверен, что поцелуев и совместной дрочки более чем достаточно, тем более он пока не готов зайти настолько далеко. Он оставляет ноутбук в сторону, садится напротив Хейдзо и скребет по своей ладони чуть согнутыми указательным и средним пальцами. — Боишься, ну конечно, — усмехается Хейдзо, чуть сокращая дистанцию между ними, — А не боишься, что я не сдержусь? Кавех лишь непонимающе хмурится и пытается осознать смысл услышанной фразы, наблюдая, как его парень постепенно придвигается к нему. Поднимает вверх указательный палец правой руки, задерживает на секунду и затем разводит в стороны руки. — Ничего не случилось, малыш, просто я немного устал ждать, — выдыхает Хейдзо в самые губы, а затем целует, но не так как обычно — грубее, напористее. Кавеха валят на кровать, прижимая сверху относительно тяжелым телом и не оставляют ни малейшего шанса вырваться. Бессовестно трогают, щипают, сжимают, не доставляя ни капли удовольствия. Кавеху шестнадцать, и он ненавидит людей. Однако себя он ненавидит куда больше. Утром оба делают вид, словно ничего не произошло. Хейдзо быстро целует своего бойфренда в лоб, накрывает одеялом и уходит собираться на тренировку. Кавех же не понимает, чем он так разгневал господа бога, и за чьи грехи вынужден расплачиваться. Наступают каникулы и он игнорирует всех: одноклассников, друзей и, конечно же, Хейдзо. Тот пару раз приходит к ним домой, но мама Кавеха говорит, что ее сына нет дома, а затем устраивает очную ставку своему ребенку. — Почему расстались? — спрашивает она после очередного визита Хейдзо в их квартиру. Кавех машет рукой в жесте «уходи» и продолжает гипнотизировать взглядом потолок, лежа на своей кровати в позе звезды. Рассказывать маме что-либо нет ни малейшего желания: не примет и не поймет. — Ну уж нет, молодой человек, — уперевшись руками в бока, говорит она, — Либо мне все рассказываешь ты, либо я спрашиваю Хейдзо. — проходит в комнату и садится на кровать рядом с сыном. Кавех нехотя встает, пару минут смотрит на мать практически не моргая и наконец сжимает руки в кулаки, выставив указательные пальцы, подносит их друг к другу, касаясь костяшками и вращает запястьями. Ему не стыдно за эту ложь. Она не губительна, а наоборот необходима. Ложь во благо, так сказать. — Да как он вообще посмел изменить тебе? — тут же возмущается его мама, моментально обнимая сына за плечи и, придвигая к себе, начинает гладить по голове. — Проблема не в тебе, малыш, ты у меня самый лучший. — целует в макушку, продолжая прижимать к груди. Кавех слегка дергается, пытаясь освободиться от такого близкого физического контакта, который доставляет сплошной дискомфорт. Надо было раньше, мам, намного раньше, думает он, сдерживая слезы. — Через две недели мы с тобой переезжаем, — наконец говорит миссис Кшахревар. — Мне предложили новую работу в соседнем городке. Думаю, смена обстановки пойдет тебе на пользу. Кавеху не нужда смена обстановки, ему нужно понимание и принятие. Но он лишь слегка дергает уголками губ, выставляет большой палец и снова падает на кровать, как только мама закрывает дверь. Из размышлений о прошлом его выдергивает вибрация лежащего на столе телефона. В беседе класса активно обсуждают предстоящий новый год и дискотеку, которую 3В вызвались организовать. Быстро пролистывает поток смс и выхватывает свое имя в списке тех, кому выпала честь украшать спортивный зал. Блеск. Часы показывают половину восьмого утра — время одеваться и выходить в школу.***
— Кавех, ровнее держи эту чертову ленту, иначе я заверну в нее тебя, — кричит Нилу, в третий раз пытаясь прикрепить к стене белую ткань, которая, по задумке местных дизайнеров, должна имитировать снежные узоры. — Сайно, держи лестницу, в случае чего Кавех упадет на тебя и пострадаешь только ты! — снова подает голос Нилу. — Держу на пределе своих возможностей, — бодро отзывается Сайно, — Я как картхолдер, вы можете доверить мне свои банковские карты и жизнь. — в спортивном зале резко наступает тишина. — Ну поняли? Картхолдер хранит карты, а я вас? — Сайно перестань шутить, от твоих каламбуров у нас сейчас елка завянет, — доносится из подсобного помещения голос Тигнари, в то время как в спортзале начинают звучать смешки. Кавех решает чуть сбавить чувствительность своих слуховых аппаратов: слишком много звуков, давящих на голову, постепенно вызывают мигрень. И наконец крепит последнюю ленту на стену, спускаясь с лестницы. В этот самый момент в помещение заходит Аль-Хайтам, держа в руках планшет с прикрепленными к нему листами, и начинает осмотр спортивного зала, параллельно делая какие-то пометки на бумаге. Спустя пять минут проверки утвердительно хмыкает, подходя к матам, на которых расположилась компания из Кавеха, Сайно, Тигнари и Нилу. — Хорошая работа, все молодцы! — говорит он с абсолютно нечитаемым выражением лица. — На сегодня закончили, все свободны, завтра будем украшать елку. Уставшие, но радостные школьники моментально подскакивают с мест, хватают рюкзаки и практически бегут к выходу. Кавех не является исключением. Он вообще мысленно уже вгрызается в пирожок с капустой, который каждый день покупает в пекарне возле дома, как его выдергивают из мечтаний, схватив за предплечье. Он реагирует моментально, вырывается из хватки и с паникой смотрит на нарушителя личного пространства, коим оказывается Аль-Хайтам. Тот в свою очередь непонимающе хмурится, переводя взгляд со своей руки на Кавеха и обратно, пытаясь осознать причину такой бурной реакции, не рассчитал силу и сильно сжал что ли? Но решает не задумываться и списывает все на глухоту парня из-за которой он вырос слишком пугливым. — Ты можешь меня слышать? — на всяких случай решает уточнить, не хочется как-то со стенкой разговаривать. Кавех жестом просит его подождать и что-то крутит на своих аппаратах, а затем показывает ему «окей». — Во-первых, извини, — начинает Хайтам сухо и быстро, словно ему неприятен этот разговор. — Мне не стоило тебя так хватать. Кавех же лишь улыбается и машет руками, показывая, сначала на свои уши, а потом поднимает большие пальцы вверх. Мол, все хорошо, просто испугался из-за отключенного аппарата. — А во-вторых, — продолжает Аль-Хайтам, убедившись, что с его одноклассником все в порядке, — Что я тебе вчера сказал за внешний вид? Кавех улыбается еще шире, щурит глаза и показывает на себя, а затем на уши и отрицательно мотает головой. — Не делай вид, что резко оглох, — продолжает гнуть свое Хайтам, но тем не менее подхватывает игривый настрой одноклассника. — Ты буквально 10 секунд назад меня прекрасно слышал, что началось то? — придает голосу максимальную строгость и серьезность, только лишь губы невольно складываются в полуулыбку. Кавех же упрямо продолжает доказывать, что он ничего не слышит и вообще не при делах, под конец все же прыснув со смеха. Затем хватает свою тетрадь и что-то быстро пишет. «Что не так с моей формой? Брюки есть, пиджак есть, рубашка тоже.» Хайтам читает записку и у него, кажется, дергается глаз. Понимает, что Кавех прав, в школьном уставе нет запрета на аксессуары, и никак не регламентировано их количество. Просто он слишком яркий, слишком открытый, слишком цепляющий и притягивающий к себе взгляд. Бесит до зуда под кожей. — Лети уже, райская птица, — наконец выдыхает Хайтам, понимая, что ему нечего больше сказать. — Завтра чтоб без опозданий! Кавех подхватывает свой рюкзак, посылает ему воздушный поцелуй и скрывается за дверьми, оставляя после себя запах карамели и много вопросов. Хайтам подумает об этом всем позже, явно после того, как успокоит свое глупое трепещущее сердце.***
Время пролетает быстро. За чередой контрольных, тестов и проверочных Кавех не успевает заметить, как наступает долгожданный праздник. Он безумно любил Новый Год, будучи маленьким, ведь тот неотъемлемо ассоциировался с началом новой жизни и надеждой на то, что завтра будет лучше, чем вчера. Каждый раз он загадывал одно единственное желание, которое, увы, никогда не сбывалось. Со временем Новый Год превратился для него в простой день, когда Земля совершает очередной виток вокруг Солнца. День без чудес, магии и счастья. Кавех сидит на лестничном пролете, покачивая в руках стакан с пуншем. Судя по интересному вкусу, кто-то все же смог протащить алкоголь в обход учителей и старост. В спортивный зал на дискотеку он уже явно не вернется, слишком громкая музыка раздражает и ощущается как маленькие молоточки, что бьют по его нервам. Он думает о новой школе и своих знакомых. Понимает, что с момента перевода к нему не относились плохо: никто не пытался его как-то задеть, оскорбить или тронуть вещи. В этом и была загвоздка. Кавех, не привыкший к такому поведению, неосознанно ожидал подвоха ото всех. Но ничего не происходило, распаляя его паранойю еще сильнее. Погрузившись глубоко в мысли, он пропускает момент, когда оказывается в своем уголке не один. Справа присаживается Хайтам и молча сверлит взглядом, не трогая, не окликая, просто смотрит. Кавех чуть дергается от неожиданности и по-птичьи наклюняет голову к плечу, пытаясь понять, что от него хочет одноклассник. Никто не решается прервать затянувшееся неловкое молчание первым. — Ты странный, — наконец заговаривает Аль-Хайтам. — Я правда пытался игнорировать, прятать, не хотел обременять тебя своими дурацкими чувствами. — в сторону Кавеха совсем не смотрит, складывая руки в замок на коленях, очевидно нервничая. — Ты вызываешь у меня смешанные эмоции, и я пойму, если ты оттолкнешь или осудишь, просто… ты кажется мне нравишься, совсем не как друг. — практически скороговоркой выдает Хайтам, поднимая наконец взгляд на Кавеха, что от шока даже чуть приоткрыл рот, не понимая, как реагировать. В любой другой ситуации Хайтам бы тысячу раз подумал, спросил бы согласие, удержал себя в руках от поступка, о котором потом будет долго жалеть. В любой другой ситуации, но не сейчас. В эту самую минуту он под давлением эмоций, пубертата и алкоголя, поэтому резко придвигается к шокированному однокласснику, берет его лицо в руки и целует. Отчаянно, оттягивая зубами нижнюю губу, надеясь, что его чувства примут и ответят на поцелуй. У Кавеха же от этих действий выключается разум. Он не чувствует себя в безопасности, а руки, что держат лицо ощущаются мерзкими путами, не дающими ни шанса на освобождение. Перед глазами проносятся картины из прошлого, которые ощущались почти так же. Поэтому на стрессе он начинает вырываться, боясь, что его снова обидят, опять причинят боль и растопчут. Хайтам понимает, что что-то не так, и моментально отстраняется, глядя на перепуганного парня, которого бьет крупная дрожь. Он начинает задыхаться и словно рыба, выкинутая на берег открывает рот, чтобы вдохнуть побольше кислорода, который сейчас покинул легкие.. — Эй, — шепчет Хайтам, протягивая руки к однокласснику, но боясь прикоснуться, — Эй, ты слышишь меня? Прости, я не знал, не хотел. — аккуратно берет ледяные ладони Кавеха в свои, постепенно растирая, разгоняя кровь. — Повторяй за мной, окей? Давай вместе — вдох, — шепчет Хайтам, вдыхая полной грудью, наблюдая за реакцией Кавеха, — Хорошо, молодец, теперь выдох. Давай, дышим. — а сам его руки не отпускает, хочет загладить вину, успокоить истерику, вызванную этим идиотским поцелуем. Даже не догадывается, что его вины тут совершенно нет, и встреться они при других обстоятельствах или в другой вселенной, все могло бы получиться, сложиться совершенно иначе. Кавех постепенно успокаивается, перестает дрожать, но руки из теплых ладоней не убирает, наслаждается лаской и заботой, которую ему подарили впервые за долгое время. Хайтам начинает растирать руки до запястий, сдвигая в сторону это бесконечное количество фенечек, браслетов из каких-то кристаллов и бисера, и замирает, останавливаясь кончиками пальцев над тем, что все это время было так близко, но надежно спрятано. Ровные белые, а кое-где совсем свежие розовые полосы покрывали оба запястья. Кавех же, осознав, что его раскрыли, узнали, казалось, самую страшную тайну в жизни, резко дергается, но Хайтам держит крепко, смотрит прям в глаза, пытаясь понять и принять. Он никогда не сталкивался с людьми, которые переносят душевную боль в физическую и совершенно не знает, как себя вести, что сказать. Молчат долго, тяжело. Первым опоминается Хайтам, снова смотрит на запястье, которое крепко, но в то же время аккуратно сжимает, и проводит большим пальцем по узору из шрамов. — Ты хочешь поговорить? — наконец спрашивает он, все еще глядя на руку. Кавех аккуратно вырывается из хватки, возвращает свои браслеты на место, хватает тетрадь и начинает что-то очень быстро писать, затем вырывает лист, отдает Хайтаму и быстро сбегает вниз по ступеням, растворяясь в темноте коридора. «Со мной все в порядке, ты ни в чем не виноват, и я тоже что-то чувствую к тебе, просто мне нужно чуть больше времени, прости» Хайтам сжимает ни в чем не повинную записку в кулаке и много думает о том, что же прошло в жизни Кавеха и привело к таким последствиям и реакциям на обычный поцелуй. Мысли, как пчелы в улье, роятся и перебивают друг друга, подкидывая самые разнообразные картинки. Он старается не размышлять о страшном, но понимает, что его первая мысль, скорее всего, самая правильная. И если это так, то каким образом такое солнышко как вечно улыбчивый и мягкий Кавех смог выдержать столько боли? И почему никто не пришел, не откликнулся, когда он звал, кричал о помощи; всем своим видом показывал, что он не в порядке.***
BTS — Spring Day
На январских праздниках, которые Кавех планировал провести как постельный клоп, передвигаясь лишь по маршруту комната—кухня—туалет—комната, ему неожиданно прилетает смс от одноклассников с приглашением потусить. Он придумал примерно тридцать отмазок и уже готов был их использовать, пока не увидел среди участников беседы «Пати у Сайно на хате» имя Хайтама. И сразу все тридцать заготовленных отговорок капитулировали под гнетом желания увидеться с одноклассником и в идеале поговорить…попереписываться, если быть точнее. Кавех пишет краткое «Я буду», отправляет вдобавок стикер с бегущим попугаем и ползет собираться. Долго стоит перед шкафом, анализируя творящийся там хаос и наконец вытягивает из кучи одежды более менее приличные, а главное — теплые джинсы и толстовку с принтом мультяшного тигра. Волосы впервые за долгое время полностью распускает, надежно скрывая слуховые аппараты. В коридоре сталкивается с мамой, делает пару движений руками, говоря, что идет к друзьям. Женщина на это радостно улыбается, довольная, что сын наконец-то возвращается в социум, показывает большой палец, а затем желает ему хорошего вечера. Сайно с родителями жил в большом частном доме, который из-за отъезда последних в командировку превратился в место новогодней тусовки их класса. Кавех поначалу пугается, а стоя у забора и ожидая, пока откроют, даже хочет развернуться и убежать, заползти в свою комнату и больше никогда не выходить на улицу. Но его размышления и панику прерывают отъезжающие в сторону ворота, и цепкие руки Сайно практически втягивают его во двор. — Мы ждали тебя, друг! — говорит Сайно, аккуратно подталкивая Кавеха ко входу. Друг… В какой момент люди становятся друзьями, и для чего они вообще нужны? В чем измеряется дружба и почему Кавех удостоился такой чести? Дружба не подвластна логике, её нельзя выразить никакими словами. Может все это время ему действительно не хватало именно друзей? Настоящих, принимающих все минусы и проблемы. Из мыслей его выдергивает Аль-Хайтам, стоящий в коридоре, конечно же с типичным, каменным лицом и серьезным взглядом. Он почти механически поднимает правую руку на уровень груди ладонью вниз, а левой гладит себя по тыльной стороне два раза, а затем делает движение, словно переставляет что-то с одного места на другое. Глаза Кавеха распахиваются, ведь в этих еще неловких и не совсем умелых движениях узнает «Добро пожаловать!». Глаза намокают сами собой, но он быстро смахивает слезы и ведет кулаком от лба к челюсти. «Спасибо». Сайно понятливый малый и прекрасно умеет ловить момент, поэтому оставляет их в коридоре одних, вталкивая любопытного Тигнари обратно в зал, прикрывает дверь. Но Кавех этого не видит, весь его мир сейчас сжался до микроскопического размера и сконцентрировался в зеленых глазах напротив. Чертовских красивых зеленых глазах. Хайтам же не знает, куда себя деть, что сказать и как лучше поступить, в то время как Кавех сам делает шаг вперед и обнимает одноклассника. Робко, неуверенно, прислушиваясь к своим ощущениям. Страха нет, подступающего к горлу кома тоже, паника не появляется даже после того, как он чувствует руки Хайтама на талии. Обниматься с Аль-Хайтамом оказывается непозволительно приятно, словно его руки были созданы для того, чтобы аккуратно сжимать Кавеха, даря тому тепло и спокойствие. Спустя пару минут они наконец отстраняются и Хайтам снова пытается что-то сказать. Он подносит раскрытую ладонь сначала к своим губам, потом к сердцу и указывает на Кавеха. Мир замирает. «Я тоже чертовски люблю тебя!», — печатает Кавех и передает телефон с открытыми заметками однокласснику. Хайтам берет гаджет, и что-то набирает в ответ, возвращая телефон хозяину. «Ты будешь моим парнем?» Кавех читает написанное и слегка хмурится, поднимая взгляд на Хайтама, смотря на того, как на самого последнего идиота, и принимается очень агрессивно стучать по экрану. «После всего этого ты обязан на мне жениться вообще-то!» — Обязательно женюсь, — усмехается Хайтам, подхватывая своего парня под локоть, притягивая к себе. — Можно? — спрашивает он, кидая быстрый взгляд на губы Кавеха, внимательно следя за каждой эмоцией на лице. Парень утвердительно кивает и даже, кажется, первый тянется за поцелуем. Теперь уже точно взаимным и от того невероятно сладким. Кавех даже на вкус как карамель, но не приторный, а в меру сахаристый, идеальный. У него безумно мягкие и влажные губы, от которых не хочется отрываться ни на секунду. Им не нужен другой мир, никакая другая вселенная не сделает их счастливее, чем они есть здесь и сейчас. А новогоднее желание Кавеха сбылось именно тогда, когда он уже практически отчаялся просить. Сквозь поцелуй слышат, как хлопает дверь в зал, а затем звучит чье-то восторженное «А я же говорил» и отчетливое «Гони бабло, Сайно», судя по всему сказанное голосом Тигнари. «Потом», — думает Хайтам, —«Я определенно убью их всех, но потом».