Кремово-2

Юнги грызёт кожу вокруг мизинца, даже не замечая, что делает это, пока Сокджин не шлёпает его по руке. — Вкусно? — Нет. — Я отведу тебя в маникюрный салон, чтобы ногти покрыли гель-лаком. — Думаешь, его невозможно отковырять? — Думаю, что надену на тебя варежки и наручники, сковав руки за спиной. — Я смогу просунуть большой палец к остальным. — Скотчем перемотаю. Строительным. — А на пианино мне как играть? — Носом. Намджун советует ромашковый чай. Штатный психолог — седативные колёса с накопительным эффектом. Хосок нарезает апельсин — кружочками, добавляя в американо, потому что запах цитрусовых пробуждает аппетит и хорошее настроение. Юнги больше нравятся мандарины — их проще чистить и быстрее есть. Визажист освежает макияж между дублями и жаль, что нельзя в пару движений освежиться и самому. Юнги бы поспать часов двести. Разложить по сосудам органы, вынуть и мозг, обмотаться бинтами и лечь в саркофаг. В пирамиду, в пустыне, защищённый хитроумными ловушками в лабиринте — и проклятьями. — Иногда, я мечтаю умереть, — признаётся он, стоя на четвереньках под сценой. — Иногда? — удивляется Тэхён, вытирая полотенцем пот со лба. Входя в студию — Юнги отключает личный телефон и ставит на беззвучный режим рабочий. Ему необходимо отречься от всех, отрешиться, чтобы подумать — о них же. Если случится что-то экстраординарное — к нему явятся. Пока что, в чатах макнэ-лайн не зная, чем заполнить эфир — а если будет тишина, то это страшно и непривычно — просто ноют, жалуясь на всё подряд. Эта черта раздражает. То, с чем они могут справиться самостоятельно, выносится на общее обозрение. И, вроде бы, верно поступают, не держа в себе и проговаривая, но и придавая вес незначительному, выделяя, утяжеляя, взваливая на остальных. «Потянул мышцу» — иди к врачу. «Устал» — отдохни. «Хочу сладкого!» — съешь апельсин, у Хоби их нескончаемые запасы. Да, всем тяжело, да, все переживают по-разному, да, делиться — целительно, доверительно, да — да заебало. Информация, которой кормят буквами — горькая, солёная, кислая. Младшие напоминают кучку сопливых детсадовцев. Чтобы не раздражаться, не огрызаться на них, Юнги лишь изредка открывает чат, пролистывая, когда нужно убить время и не заснуть. У Чонгука хватает энергии, чтобы каждую минуту записывать уровень тревожности, оценивая по шкале от одного до ста. Он выполняет это упражнение, когда всего становится слишком для психики. Чимин — не вытаскивает сразу пробку из бутылки вина, а делает дырку штопором и вставляет туда острое основание для свечки, празднуя выходной спустя две недели. Тэхён сидит с миской фруктов перед телевизором, включив старые диснеевские короткометражки. Клубничный сок стекает по пальцам к запястью и капает на пол. Хореограф говорит, что спина болит в том числе из-за того, что люди сидят неправильно — закинув ногу на ногу. Не распределяют вес равномерно, стоя криво, выпячивая вперёд бедро. Врач — рекомендует расслабляться в туалете, позволить всему произойти естественно, не торопясь. — В перспективе, в будущем, лишнее напряжение грозит неприятностями. Косметолог цокает языком, вкалывая ботокс в лоб, в «носогубки», в «марионетки», парализуя мимические мышцы. Подвижность лица сохраняется, но полноценно не нахмуриться, не скривиться — становишься разглаженным, раскукоженным. Стоматолог отбеливает зубы. Мастер по маникюру едва не плачет, глядя на повреждённые ногти Юнги. — Я забыл, зачем я сюда пришёл. Мин останавливается посреди гостиной, где чтобы что-то найти — проще кого-то спросить. Пространства маловато для семерых, недостаточно, жизнь в общаге похожа на головоломку-игру в 15. В квадратной коробке с одним лишь свободным полем нужно расположить в правильном порядке циферки. Бывает и картинка, но смысл такой же — собрать идеал. Юнги, чтобы достать необходимую хрень, приходится передвинуть кучу прочих вещей. Но что он хотел? Чего искал? — Первый признак истощения — проблемы с кратковременной памятью, хён. — Ты сам-то зачем здесь, Мон? Вместо стаканов с кофе — подсовывают тонизирующие соки и чай. Кофейные конфетки от Kopiko в блистере — дополнительной альтернативой. — Поводов для радости почти нет. Сначала учишься относиться к тому, что всем всё равно — не унывать от не признанности, а свободно творить. Потом перестраиваешься, адаптируешься к тому, что всегда держат руку на пульсе и ты под контролем. Ты под контролем! Ты под контролем… С первой жирной зарплаты Юнги впадает в апатичное: «И чего?». Закрывает долг. Покупает наушники. Часть откладывает на сберегательный счёт, остальное — отправляет родителям. Младшие идут в ресторан, заказывая самые дорогие блюда. Приносят в контейнере лобстеров — твёрдую оболочку и без специальных щипцов можно раздробить орехоколом. Юнги жуёт нежное мясо, задумавшись о том, как стать сильнее. Они же пуленепробиваемые — BTS — а всё заикаются от слёз при вручении премий. Как-то бы понизить чувствительность, не тратиться на переживания — сиюминутные, мешающие, несущественные. На пустяковые разговоры нет времени. И на встречи с людьми вне команды — пусть встанут в очередь. Фильмы и книги выбираются строго и тщательно. Всё только по делу, списком задач, в темпе, в ритме, на ходу. Где любимая толстовка? Где крем для рук — без запаха? Когда в последний раз менялось постельное бельё? Какой сейчас месяц? Вырабатывается стратегия — как можно быстрее и лучше сразу всё порешать, а потом тащиться в кровать. В чьей-то кофте, пахнущий персиками. Не всегда получается. Сам тупишь, тупит коллега — переснять, переснять, переснять. «Извини» и «спасибо» — воспринимаются одинаково никак, нужно закончить. Смонтировать, выложить в сеть. Потерять всякий интерес к дальнейшей судьбе контента-продукта, прикинув, насколько зайдёт и на следующее утро, или через неделю подтвердить догадки вскриком одногруппника: «Минстрадамус был прав!». Супер. Палец вверх. — Больше всех матерятся Хоба и Шуга. Заведём копилку для штрафов? — Иди нахер. Мы кратенько резюмируем. Хосок раскидывает по категориям все формы пиздеца, его мат — отличается вайбом. Когда улыбчивый бро эмоционально поддерживает, соглашаясь — хуёвенько, становится легче дышать. Он шутит над трудностями, и самым ценным становится именно он, тот, кто побуждает громко смеяться. — Витамины принимал сегодня? — Ага, с тобой пообщался. Доводить всё до автоматизма. Мышечная память. Рефлексы. Некоторые песни надоело исполнять до зубовного скрежета — но проще не сопротивляться, а выступить, поставить галочку. Аплодисменты, поклон. Отдушина — в творчестве. Исписать листы, насочинять битов, сохранив. Намджун настоятельно советовал — проявляться. Быть. Заявлять о себе. Высказываться. Юнги пишет в стол, а когда не пишется — слушает тишину в студии. Без музыки на фоне он вырубается, без музыки в голове — не отвлечённый, устраивает археологические раскопки в себе. И, оказывается, почти невозможно писать о любви, о трепете, волнении — когда это не про работу. Влюблённый в сцену, не влюблённый в человека. — Сначала нужно вылечить менталочку. К кому сунешься с тонной заёбов, загонов? Пожалейте потенциального будущего кого бы то ни было, земля ему пухом. — Идеальных людей не существует. Момент икс, когда ты весь из себя просветлённый, осознанный, может и не настать никогда, Юнги-я. Юнги прощает Чимину фамильярность. Нехотя признаёт, что оброс бронёй и снизив уровень восприимчивости ко всему происходящему, чего-то лишился. Неловкости, покрасневших щёк. Сокджин качает головой. Тэхён обнимает Чонгука. Искренние разговоры за соджу заканчиваются обычно чуть ли не коллективным плачем. — Всё равно это не справедливо по отношению к партнёру. Искать его, чтобы было с кем растратить нежность. С кем переспать. Удовлетворять потребность рта с оральной фиксацией. — А что, если он такой же? А что, если он на тебя похож? Что, если ваши потребности совпадают? Вдруг, и у него тысяча и один собственный заёб? Тебе это надо, или ждёшь невинную версию? — Ну, я люблю людей с характером… Было бы здорово, если бы кто-то мог выдержать меня. Я сложный. — Ты котик, — отмахивается Чимин. Из чистого упрямства Юнги пытается доказать обратное. Делится черновиками, показывает неизданное. Даёт послушать — Чимин сидит в кресле, прижав палец к губам, чтобы потом выдохнуть: «Охуеть». Чаще это дистанционные откровения — личный чат, почта. В реальности их посиделки проходят в сопровождении спиртного, еды. — Я понимаю, о чём ты. Чимин трёт глаза, зевает, протягивает руки с: «Теперь обниматься и спать». — И что? У тебя нет желания сбежать? Пофиксить? Спасти? — Твоя боль — это не весь ты. Передо мной молодой человек, что не сдался. Борется, справляется, интересно живёт. Ты прекрасен, хён. Мне всё нравится. Когда заканчиваются тексты о травмах, переживаниях, настаёт черёд постыдного, страстного, грязного. То, что способно оттолкнуть — телесные откровения, физиология без прикрас. Чимин реагирует положительно, не обсуждая в деталях, постанывая: «Господи, как горячо!». — Никому не показывай тот текст. — Не покажу. И хранит тайны, не разбалтывая даже Тэхёну. Юнги проникается уважением, чувствует уверенность в себе — и в нём. — Наверное… Наверное. — Что? Намджун поливает деревцо в горшке. Юнги нарезает круги, нервно расхаживая по комнате. — Как распознать подкат? Как понять, что вечно и со всеми флиртующий индивид флиртует именно со мной особенным образом, а? — Чимин? — Я просто так спросил. Гипотетически. — У нас тут все со всеми невероятно близки, и щупая, и шутя. — Вот именно. В этом-то и проблема. Как стать ещё ближе, чтобы сблизиться так, что ближе некуда? — Ты вот вообще о чём? Используй больше слов, где твоё красноречие? — Напишу трек. — Напиши. Получается не то чтобы серенада, но… Не пошло и про чувства. Юнги редактировал, вытаскивая из себя честное, бесчисленное количество раз. Волновался. Вытирал влажные ладони о штаны. Потом написал ещё. И ещё версию. Стопку листов почти выбросил в урну, и в последний момент — закинул Чимину под подушку. Под ушко. — Ебать. Хён, спасибо, я себе такой секс устроил, прочитав. Всё-таки не зря говорят, что оргазм у нас в голове. Все извилины перевозбудились. У тебя талант отправлять в Гонконг даже так. Чимин падает на диван, запускает пальцы в волосы, зачёсывая их назад. Выглядит и правда заёбанным. Довольным. Счастливым. Выжатый как лимон Юнги мямлит: «А мне?». — М? — Да зашибись. Работаю, и ни кокаина, ни проституток, никаких нелегальных удовольствий. Даже те, что легальны — запретны для меня. По истечении контракта отношения можно будет заводить. Сейчас что? У Пак Чимина случился сеанс мастурбации благодаря мне. — И не один. — Не за что. — Я так ярко давно не кончал. — Угу. — Думал в процессе о тебе. — В каком смысле? — О твоих пальцах. — Мои ногти… — Ты уже давно их не грызёшь. Охуенные пальцы, эстетика и длинна. Ты ими достанешь до всех нужных мест. — Конечно. — Серьёзно. — То есть… Ты бы этого хотел? — Да. — Это типа подкат? — Буду рад заняться сексом с тобой. Я не шучу. Тебе на каком языке ещё объясниться? — На языке любви, блять. — О, великий, твой сияющий ум… — Пошёл вон. Чимин демонстрирует себя. Встаёт рядом, пахнущий смесью чего-то приятного, ассоциируемого только с ним. Оголяется, выходя из душа в нижнем белье. Поёт, глядя в глаза. Касается. Сводит все разговоры к томным вздохам с: «Ох, хён». Захваливает, спрашивает, как настроение, какие планы, прилипая хвостом. — Хочешь, пришлю видео того, как мне хорошо от твоих слов? — Упаси Господь. — Не боишься, что я тебя просто зажму в углу? — Не зажмёшь. — А я могу. — Рискни. У Чимина сложности с тем, чтобы долго поддерживать с кем-то контакт. Он общается попеременно то с одним, то с другим, в фокусе постоянного внимания обычно никого нет. От остальных не скрыть изменение в поведении, начинаются шушуканья, ближний круг строит теории, что согревает эго. Юнги ощущает себя востребованным, желанным, и не прекращает игру в «Попробуй, добейся доверия и дождись, пока я переборю страх». Иногда он сомневается в себе. Иногда — в Чимине. Иногда ему тошно от мысли, что он центр чьей-то вселенной, иногда — до безумия жаждет быть нужным навсегда. Чимин не гарантирует «Долго и счастливо», уважает, но ставит в приоритет себя, карьеру, группу. Семью. — Всё затянулось и стало слишком сложным. Чимин лежит на кровати и откладывает телефон, когда входит Юнги. — Секс это просто, на самом деле. Приятный досуг. — Твоё хобби? — Юнги ложится к нему, почти касаясь согнутым коленом бедра. — Веришь слухам о моей шлюховатости? — Кажется, что у тебя он… Есть. — Бывало, ага. Как и у большинства населения. Это не какое-то мудрёное священнодействие. — Мне не нравится обыденно, секс ради секса, от этого веет использованностью потом. — Я повторю опять — ты особенный для меня. — Почему? — Потому что ты — это ты. И мои чувства к тебе настолько сильны, что мне хочется их выразить как-то ещё. Взять за руку. Поцеловать. Хочу тебя всего сожрать, извини. Юнги закрывает глаза. — Опять ничего не ответишь, хён? — Представь что тут мигающий зелёный свет. — Можно? Я обниму? — Обнимай. — И… — Тшшш. Делай.