Сидел у могилы юнец одиноко...

Сидел у могилы юнец одиноко. Он плакал так тихо... Беззвучно, едва. Пока на цветные ещё листья Осенний холодный лил дождь неспеша. Шептал он под нос что-то, промокая под каплями. Дрожал, но... От холода ли? От дождя? “Прости меня, мама...” - хрипел он под нос себе, Сорвав голос в крике, что был громче сирен, Чей звук он услышал домой возвращаясь. В родную обитель. В мирок, где всегда всё спокойно, всегда хорошо, Где вкусно накормят, согреют, да чай принесут. В мирок, где мамуля родная от счастья бежит обнимать, Где мама согреет от снежной пурги теплотой своих рук. Он помнил тёплые поцелуи, Которые нежно касались то лба, то щеки. Помнил, как в моменты температуры, Тихонько присев, мама пела ему о любви. “Прости меня, мама...” - повторил он раз сто. Ответа увы не дождался. Иссякло то время, когда за проступок Прощенье услышать он мог бы. Когда помогла бы мамуля родная Ошибку исправить, в объятья свои заключив. Теперь уже нет. Не будет такого, уж точно. Прости уж, но время ведь не резина, оно идёт! Ничто ведь не вечно в этом бескрайнем мире... И ты не удержишь здесь то, что когда-то обрёл.